Die Kante und das Kind

«Пусть так, но это не облегчало задачу.».

Ему нужно было поговорить с тем, кто мог обладать нужной ему информацией. Почему его мама, в тот момент, когда её жизнь начала постепенно идти в гору, решила повеситься?..

…Вдруг, он подумал о ней. Она пришла ему в голову с первым аккордом песни «This is Deutsch» от Eisbrecher. Всё бы ничего, но эта, казалось бы, спасительная мысль, осложнялась тем, что она представляла для Гиганта опасность. Она не говорила ему об этом, но он прекрасно это чувствовал. Он видел, как блестела сталь в её глазах, когда он разговаривал с ней… и тем не менее, выбор у него был невелик…

На часах было почти пять вечера. Мамона зашёл в Telegram и, найдя её контакт, написал, что хочет встретиться.

«…Желательно, как можно быстрее».

Разговаривать через мессенджер было нельзя. Только живые встречи давали ответы на вопросы и Мамона это знал так же хорошо, как и то, что она ответит ему уже спустя две секунды.

7

…Её сейчас раздражало всё. Даже безмятежная однотонность стен, щекотали её терпение ежовыми пальцами. Она нервничала из-за учёбы, хотя с ней всё было более чем хорошо. Семестр заворачивал на финишную прямую. Ещё пару месяцев такой же усердной работы и можно уходить на законный отдых, ещё больше развиться во фрилансе и научиться виртуозно работать с Python и C#. Всё это было вопросом времени и сил… Последнего у неё было чрезвычайно мало. Серия кошмаров и странных провалов в памяти, бесили и не давали сконцентрироваться даже на заваривании чая… Она чувствовала панику, но не поддавалась.

Раздалось короткое жужжание.

Она дёрнулась и схватила телефон с желанием уничтожить его… но чуть ли не с опозданием взяв себя в руки, она разблокировала мобильник и просмотрела уведомления. Помимо оповещений из Facebook и YouTube, на панели виднелось уведомление из Telegram.

«Это был, сука, он.».

Она услышала, как скрипят её зубы. Внезапное желание встретиться, было последним чего она хотела. В принципе, это касалось абсолютно всего. Сейчас она хотела просто рухнуть со стула и пропасть из внешнего мира, хотя бы на три дня…

Она почувствовала, как запульсировали виски.

Она ненавидела чистый кофе, но он был единственным лекарством от тошнотворной пульсации. В то же время он мог расшатать её нервную систему до предела и спровоцировать нервный срыв… а этого она хотела так же сильно, как и всего, чего угодно.

Она отложила телефон и попыталась нормализовать дыхание. Будь у неё хронические заболевания, её бы либо хватил удар, либо настигло бы обморочное состояние. Это было первое, что её успокоило. Отсутствие видимых заболеваний обнадёживали и давали возможность, совершать небольшие безрассудные действия со своим организмом…

Нормализовав дыхание и работу мыслей, она принялась анализировать. Встреча с живым человеком могла пойти ей на пользу, но понимание того, что прямо во время, или после встречи, её начнёт выворачивать или трясти, или всё вместе… удручало. В то же время, он был, пожалуй, единственным человеком, в присутствии которого, она не боялась улыбаться и быть человечной хотя бы внешне…

…Вместе с тошнотой, к горлу подкатило послевкусие воспоминаний.

Она вспомнила свою мать и её желание постоянно быть рядом с дочерью. Гиперопеку, она обрывала моментально и Алину это раздражало. Девочка это замечала, но никак не комментировала. Алина была одной из тех людей, к которым применима поговорка: «Я ей слово, она мне десять».

Отмахиваясь от мыслей о матери, она снова вспомнила о нём… и зашла в Telegram.

– Привет, мы можем встретиться? – отображалось в диалоге.

Она поджала губы и неторопливо начала набирать ответ:

– Привет. Тебе повезло что я сейчас в состоянии приходить на встречи…

Девушка усмехнулась про себя… ведь это была чистейшая неправда.

– Что ж, отлично. Где?

Она сначала не поняла вопрос, но только поднеся пальцы к экрану, увидела следующее сообщение.

– Место не имеет значение, если что.

Она напряглась, не понимая, что её насторожило в этом сообщении, и почему странный страх, полминуты считал её рёбра…

Придя в себя, она быстро написала, трижды исправляя ошибки в словах:

– Давай у тебя, если можно.

…Она хлопнула себя по лбу. «Сказано же, что место не важно!..».

Она выругалась про себя, но увидев ответ, успокоилась.

– OK, тогда давай во… во сколько?

– Завтра в шесть вечера. – быстро написала она.

– OK. Надеюсь я тебя не оторвал от дел.

«Вообще-то да, но я конечно же тебе об этом не скажу… но возможно, следовало бы… а потом я бы отрубила тебе голову, уёбок…».

– Нет, всё нормально. До завтра.

– До завтра :*

Она закрыла мессенджер и раздражённо фыркнула. Она ненавидела себя за мягкотелость… хотя, работала над этим даже усерднее, чем над предметами для диплома.

Девушка встала из-за стола и плюхнулась на кровать. Мягкость и свежесть постельного белья, тут же вернули её к жизни.

«Может вздремнуть?..» – напрашивалась мысль.

Она взглянула на часы. Уже как три минуты, пять вечера.

«Если я посплю пять часов, то проснусь в десять и не собью режим, да и доделать мне нужно только социо-экономику… которой, конечно нет. Значит, спать нужно в любом случае… Сейчас. Прямо сейчас.».

Сдержанно улыбнувшись, она быстро сняла с себя одежду и заползла под одеяло. Почувствовав, как постельное бельё соприкасается с кожей, девочка выдохнула и легла на спину… Уснула она, уже через пару минут.

8

Она чувствовала себя опустевшей тучей.

Кофеиновая поставка неслась по организму уже третьей кружкой, но девочка по-прежнему чувствовала себя сонной. Даже не смотря на уже как восемь часов бодрствования и обильное питание… Последнее удивляло больше всего.

Сейчас, она была чем-то средним между подтянутой и худощавой. Во времена подросткового хаоса, через который проходит каждый ребёнок, она отличалась от практически всех ровесников тем, что восхищалась своим телом. Несмотря на прогрессирующее акне, которое преследовало её ещё с шести лет, не обращая также внимания на сухие с виду волосы. Она никогда не переживала из-за внешнего вида. Акне она поборола спустя несколько месяцев приёма препаратов, выписанных ей дерматологом, а вопрос с волосами был вовсе проигнорирован и спустя время, они сами, начали приобретать более живой вид…

…но вот проблемы ментального характера были для неё настоящей напастью. Она панически боялась психиатров или психотерапевтов и лишь однажды, после уговоров Алины, собралась с силами и перешагнула порог Ольсбергской психиатрической клиники. Пожалуй, единственным плюсом стационарного лечения, было то, что девочка лишилась страха перед врачами и даже ненадолго расстроилась, когда услышала от персонального врача, новость о скорой выписке…

Вроде как.

Она оказалась ментально здорова. Такой вердикт успокоил её, но озадачил мать. Алина всеми силами хотела продлить пребывание в стационаре, но врач каждый раз говорил, что в этом нет необходимости. Спустя время, девочка задумывалась, а не хотела ли её собственная мать, упечь её в психушку насовсем?.. Возможно, это подозревали и сами врачи, когда слышали недовольные возгласы Алины, которые очень контрастировали с её примерным поведением в повседневной жизни.

В конце концов, дочь закончила на том, что мать стала помешанной…

Девочка подошла к зеркалу. Почти белоснежная кожа не грозила покрыться высыпаниями, а синяки под глазами ещё не обрели чётких очертаний… полностью лысая голова покроется ёжиком, только через три месяца, а затем, будет обрастать в геометрической прогрессии… Пока что, о внешности тела, думать было не к месту.

Она надела чёрную водолазку и того же цвета джинсы. Несмотря на выпирающие из-под водолазки соски, девочка не хотела надевать лифчик. Она вообще избегала носить нижнее бельё, чем иногда привлекала некоторых прохожих, так как любила носить в меру – или не совсем, – обтягивающую одежду…

Она посмотрела на часы. Время приближалось к назначенному… Ей резко захотелось отменить встречу.

Она ожидала от себя подобного, но до последнего надеялась, что нервы выдержат…

Лучшим решением, было выйти из дома… что она и сделала.

Несмотря на волны беспокойства, раскачивающие из стороны в сторону, она держала себя в руках и не сходя с курса, шла к его дому…

…Подойдя к калитке, девочка увидела хозяина прямо на пороге.

9

Мамона не верил, что проблему можно решить только одним способом. Того же мнения была, и она… но сейчас, оба находились в состоянии, когда нужно наслаждаться моментом удовольствия.

Она сразила его своим видом, стоило их взглядам пересечься. Чёрная водолазка с чёрными джинсами, кроссовками и бледной кожей… Иногда Мамона улавливал в одежде этой женщины, намёки на её состояние.

«Сегодня она была настроена решительно… и в то же время, давала понять, что силы на исходе.».

Секс с ней, был для него обыденной вещью, которую он считал одним из видов времяпрепровождения. Она считала также и к удаче обоих, каждая встреча сопровождалась очень приятными ощущениями в начале предстоящего обсуждения. Особенно экстренных ситуаций ещё не было и не смотря на её стальной взгляд сегодня, Мамона знал, что всё пройдёт по старой схеме…

…теперь, лёжа в обнимку, в одной постели, как двое зародышей в утробе, Он и Она подбирали слова. Это была ещё одна вещь, которая сблизила их, без их непосредственного участия. Они понимали друг друга раньше, чем кто-то успевал произнести первый слог. Он опасался, что влюбился в эту женщину… но она была иного мнения.

Тогда они разговорились, чувствуя друг в друге неуверенность. Она призналась ему в том, что чувствует с ним душевное родство. Когда она это произнесла, прогуливаясь по Übersaphirenstraße, то опасалась, что он неправильно поймёт её слова и сочтёт это признанием в романтических чувствах… но увидев в его глазах дружелюбие, она успокоилась про себя, а позже улыбнулась, узнав, что он разделяет её чувства…

10

После той прогулки, они ни разу не встречались на людях. Они всегда гостили друг у друга, но чаще всего у младшего… а когда старшая, впервые пришла в дом, то тут же открыла рот от удивления.

Поражало не столько колоссальное сходство в планировке с её домом, как обустройство: Прихожая была минимально обставленной, с серыми стенами и тёмно-серым паркетом. В четырёх местах, стена прерывалась дверными проёмами. Дверь, с одноимённой коробкой, была полностью чёрной и в темноте выглядела проходом в бездну.

Все комнаты были плюс-минус в одинаковых тонах, с небольшими оговорками в мебели и элементах декора.

Так, например, в комнате, которую он называл «эстетической обителью», висел флаг нацистской Германии. Её удивил подобный декор, но он без тени в голосе объяснил, что ему просто нравится внешний вид флага. Услышав такой ответ, она тоже стала разглядывать во флаге привлекательные черты.

«Иногда красивые вещи, ассоциируются с плохими людьми.» – сказал он, когда они выходили из комнаты.

Помимо пёстрого флага, в комнате была ещё куча эмблем различных организаций и флагов уже несуществующих стран. Она саркастично спрашивала младшего, почему у него нет флага СССР, но есть флаг нацистов. На это он отвечал, что в том месте, где он брал эти флаги, эмблемы Советского Союза не было. Она догадывалась что он брал всю эту атрибутику из того же места, где она купила нашивку с печатью Бафомета…

11

…Она провела рукой по его щеке и приподнялась. Затем, села, скрестив ноги. Он смотрел на неё и даже спустя шесть месяцев периодических встреч, не мог понять, как можно иметь такую ослепительную – во всех смыслах, – внешность, и это при том, что он сам имел довольно заметный внешний вид.

По большей части, виной тому были сто девяносто шесть сантиметров роста. Уже потом, люди обращали внимание на вытянутое лицо с носом, как у Эдриана Броуди и буро-жёлто-зелёный цвет глаз, который идеально сочетался с чёрными волосами, с проблесками рыжего. По началу, Мамона не жаловал свой внешний вид, но в один прекрасный день, он задался вопросом: «Зачем я должен подгонять себя под что-то нереальное?.. Я уникален тем, каким есть и рад этому.». Да, это оказалось настолько просто, пусть помогло и не сразу… Далеко не сразу.

Между собой, они лишь краем слога касались внешнего вида друг друга, зато периодически, – зачастую, после секса, – отпускали в сторону друг друга комплименты…

Вот и сейчас, после удачного начала разговора, он смотрел на неё, и она на него… но взгляд каждого из них, имел разный мотив.

– Так о чём ты хотел поговорить? – спросила женщина.

Он мысленно восхитился её низким голосом, который заставлял сердце биться с перерывом.

– У меня возникло пару вопросов к своему прошлому… – начал он, – …и я хотел бы кое-что узнать у тебя.

Она потянулась к пачке Winston Grün, которая, казалось, лежала без дела несколько недель… Она недоумевала, зачем чуточку младший, покупает так много сигарет и курит их на протяжении, наверное, года.

– Выкладывай. – сказала она, кладя пепельницу перед собой и зажигая сигарету.

Он пытался перестать любоваться ею и сосредоточиться на словах. Получалось не очень, но в конце концов он собрался, и спросил:

– Алина знала мою маму?

Он увидел, как в её глазах промелькнула искра недовольства. Он знал, что она всё ещё идёт по пути привыкания к его крайне резкой прямоте в изложении мыслей… и с каждым обсуждением, он старался ускорять этот процесс.

– Ты знаешь ответ. – сухо ответила она, после чего затянулась.

На кухне заиграла «Oh Mama mach Kartoffelsalat» от WBTBWB.

– Верно, просто хотел убедиться. – немного помедлив, он продолжил, – Просто я подозреваю что знакомство наших матерей, может помочь мне с ответом на мой вопрос.

Чуть-чуть старшая продолжала выпускать дым. Зная его интонацию, она терпеливо слушала. Его манера повествования с периодическими паузами, были бальзамом после просмотра новостей… «…хоть что-то хорошее, пусть и такое же ядовитое.».

– Я недавно посещал мамину сестру, Зузанне Окерфельдт. Мне не понравилась её реакция на расспросы о том дне, когда папа погиб в аварии… – он немного приподнялся в кровати, стараясь не перевернуть пепельницу, – Я думаю, она что-то скрывает. – закончил он.

– Хочешь поговорить с моей мамой? – спросила она, туша окурок.

Она едва сдержалась, чтобы не потушить его о глаз собеседника.

– Я почти уверен, что моя мама что-то ей рассказала… мне нужно знать, что.

– А какой у тебя собственно вопрос? – продолжала спрашивать она, ставя пепельницу на тумбочку, подавляя дрожь.

– Почему мама повесилась. – сухо ответил он.

Она встала с кровати и вытянулась, ощущая на коже холодный, солнечный свет.

– Неужели это так волнует тебя?.. – отстранённо спросила девочка.

Он посмотрел на неё так, будто услышал что-то несуразное. Затем, снова уставился на шкаф напротив кровати и выдохнул:

– Если бы этим всё ограничилось…

Она подняла бровь. Увидев это, он тут же захотел обнять её.

– Четыре дня назад, я видел маму около университета. – произнёс он мёртвым голосом.

На последнем слове, голос младшего слабо дрогнул. Старшая заметила это и вместе с крайней степенью недоумения, почувствовала к нему жалость. Она тут же забралась на кровать и обняла его. Пусть внешне он не проявлял никаких признаков эмоциональной нестабильности, лицо его подрагивало.

Она поцеловала его и примерно на полуминуты, они застыли в этом положении. Когда на кухне послышались ноты «Oh No» от BMTH, она медленно отпрянула и произнесла с сочувствием и любопытством в глазах:

– Расскажи мне всё сначала.

12

Лежание на кровати под объятиями друг друга затянулось. Это было непохоже ни на него, ни на неё, но потребность в прикосновениях, поцелуях и взглядах, была невообразимой. Они оба понимали, что это связано с их травмами, которые среди прочего и объединяли их, пробуждая внутри призрачное ощущение родства…

Он стоял в одних трусах, – уткнувшись задницей в столешницу, справа от которой, в стол была вмонтирована духовка, – и неторопливо осушал кружку крепкого кофе, без сахара и молока.

Она же стояла полностью голая и он видел в этом что-то превосходное. Смотря на человеческие тела, как на произведения природного искусства, он всё же отдавал предпочтения любованию стройным, женским телам. Он был на 98% уверен, что такое решение было принято им в виду полового влечения именно к противоположному полу. Остальные два процента представляли из себя отвращение, с которым он смотрел на пенис. Он как будто бы казался лишним, на пути плоского тела. Что-то вроде бородавки переростка с виноградным листом в придачу… Разумеется, он рассуждал исключительно в художественном ключе и тешил себя мыслью что «ещё не дорос» до того уровня познания красоты человеческого тела, чтобы его не смущали пенис и мошонка…

…она была идеальна. Он знал, что будет в меньшинстве людей, которые разделят его мнение на счёт внешности этого чуда природы, но ему было плевать. Она не имела атлетичного телосложения и скорее находилась посередине между эктоморфом17 и эндоморфом18. Да, у неё прослеживались мускулы на руках и на ногах, но из-за жира, который выглядел как тот, что необходим любому человеческому организму, женщина выглядела более… настоящей?

Даже сейчас, когда она пила «Кофе Глясе», от неё веяло чем-то инородным. Причиной была даже не её бледнота, из-за которой, тем не менее, не были видны вены или в глазах не пестрил альбинизм… Это было похоже, скорее, на её редкое появление на солнце. Банальное сверхзатворничество… По крайней мере так думал он. Эта мысль его успокаивала, но в то же время, словно что-то недоговаривала.

В Marshall Acton II, стоящем между холодильником и серией полок, играла «Possibilities of an Impossible Existence» группы Whitechapel.

Он допил содержимое кружки и потянулся к пачке Winston Gold. В его доме было как минимум четыре вариации сигарет «Winston», но чаще всего он курил именно «Gold». Скорее из-за названия, чем из-за вкуса.

– А тебе не приходило в голову, что это могла быть какая-нибудь галлюцинация? – резко отрезала женщина.

Он чуть не обжог пальцы. Теперь её низкий голос был пугающим… и пленяющим одновременно.

– Такая мысль приходила мне в голову, – он зажёг сигарету, – и тем не менее я уверен, что мне не показалось.

Она пила кофе маленькими, редкими глотками и несмотря на уже как пять минут готовый напиток и почти пол-литровую кружку, содержимое было почти выпито.

– А если – она поставила кружку на столешницу, – у твоей матери были хронические проблемы с психикой?

Теперь голос звучал скорее, как упрекающий. Будто она издевалась над скудоумием младшего, что он не подумал о подобном.

– И об этом я тоже думал. – он медленно затянулся и лишь затем продолжил, – Как мне кажется, этот вариант самый многообещающий. Именно поэтому мне и нужно увидеться с Алиной и расспросить её. Может, мама страдала каким-нибудь биполярным аффективным расстройством или… да даже тревожным расстройством!

Она слегка поджала губы. Его голос балансировал между дрожью и уверенностью… если ты зарыдаешь, я кончу.

– Алина верующая? – спросил он, выдыхая дым.

– Атеистка. Нет, она не будет против если ты захочешь поговорить об умершем. Моя мать из тех, кто подобные суеверия игнорирует.

– Отлично… – сказал он и аккуратно улыбнулся.

– Ну хватит тебе! – неожиданно ласковым тоном, произнесла она.

Он поднял бровь.

– Нормальная у тебя улыбка, улыбайся во весь рот. – Она подошла к нему и провела рукой по щеке, после, поглаживая висок, – Не надо сдерживаться.

В динамике послышалась «Pračnuŭšysia» от abyiakavasć.

«До чего ж символично.» – подумал он и обхватил её талию свободной рукой.

Они стояли около минуты со сцепившимися губами и будь у кого-то из них хоть немного ускоренное дыхание, всё закончилось бы сексом… но этот поцелуй был финальным штрихом кухонного кофепития.

Она отпрянула и сделав губы «уточкой» улыбнулась и вышла из кухни.

На её месте остался маркер инородности. Мамона буквально видел эту бледно-серую дымку, переливающуюся синим, едва заметным глазу, оттенком.

Докурив сигарету, Гигант встал и, вытягиваясь, побрёл к холодильнику. Достав банку зелёного липтона, он вышел из кухни и краем глаза увидел её, лежащую в спальне и что-то проговаривающую… Как бы он не напрягал слух, он не смог расслышать что она говорила.

…Присмотревшись, он понял, что она просто шевелит губами, словно что-то повторяя.

13

[ ]/[ ]/[ ]

11:33PM

У Гиганта сохло в горле. Сейчас конечно было полегче, чем после выпускного и сейчас не приходилось всасываться в бутылку до такой степени, что дно той, уже проваливалась в горло… но, необъяснимо сильная жажда была.

Он не знал, что с этим делать. Если его аномалии, связанные с настроением ещё можно было объяснить научным языком, то о причинах жажды стоило только догадываться. Не очень разумно сейчас пить зелёный чай с манго… но воды, просто не хотелось. Мамона был убеждён в том, что от воды его начнёт мутить. Возможно, какой-нибудь врач сказал бы ему, что пить нужно столько-то и тогда-то, но Мамона не ходил к врачам. В этом не было острой необходимости…

…В данный момент, его волновало только одно – ГДЕ СЕЙЧАС ОНА? «Бумажный дом» был интересен, но не настолько чтобы не задаваться вопросами. Возможно если бы он смотрел «Очень странные дела», «Острые козырьки», «Тьма», да даже сраный «Ривердейл», тогда бы у него не возникло бы вопросов…

…Из ванны донёсся звук всплесков.

«Она принимает ванну?.. Что блять?!».

За все разы, когда она приходила к нему, она ни разу не принимала ванну. Возможно в этом нет ничего такого… но сегодня слишком много совпадений.

Отложив бутылку с чаем, он поднялся с дивана. В конце концов она вряд ли будет против если он зайдёт. У них же нет между собой никаких тайн.

Подходя к ванне, Мамона услышал, как Брайан Хью Уорнер поёт из динамика: «But I'd die for your sins, if you don't kill me while I'm trying, baby. Let me show you where it hurts, let me show you where it hurts, let me show you where it hurts, more than one way to make you cry…».

На «…you're as pretty as a swastika», Мамона начал слушать только то, что происходило за дверью в ванной…

Мироразрушающая тишина привела его в бешенство.

…Он коснулся ручки двери и опустив её, легонько потянул на себя. Сначала ему показалось что дверь заперта, но потом он зацепил краем глаза футболку, которая заполняла собой щель между полом и дверью. Мысленно ругаясь, Гигант потянул на себя дверь во всю силу и уставился в открывшийся проём.

Он увидел, что шторка ванной задёрнута… и она, судя по всему, была там.

«Но почему она не издавала никаких звуков? В ванне была великолепная акустика и даже немного учащённое дыхание было бы слышно не хуже проезжающего под окном болида…»

…Только сейчас до Гиганта дошло, что на кухне играет динамик. Сжав губы, он медленно вошёл, делая вид что хочет справить нужду.

Дойдя до унитаза, стоявшего в каких-то полуметрах от ванной, Мамона встал с повёрнутой на сто восемьдесят градусов головой. Мысль о том, что она в ванне, подтвердилась… но что-то было не так.

Разумеется, ему не хотелось отлить и быстро устав от театра одного актёра, он сделал три неполных шага к ванне и отдёрнул штору.

14

Ожидая увидеть недоумённое выражение лица, Мамона первые несколько секунд не понимал, что видит перед собой… Когда до него-таки дошло что она лежит на дне ванной и не дышит, у него засосало под ложечкой.

– Какого хрена… – начал он и тут же понял, что падает.

Хлопнув правой рукой об ободок, Мамона в очередной раз порадовался своему высокому росту и длинным конечностям… но в ту же секунду поднялся и уже занёс руки над водой… как заметил, что поверхность воды гладкая как штиль, а грудь лежащей на дне вздымается с той же – только чуть-чуть помедленнее, – периодичностью что и у него, три минуты назад…

Гиганта переполняли противоречивые эмоции. С одной стороны, его атаковал шквал воплей: «ВЫНИМАЙ ЕЁ ИЗ ВОДЫ, ТУПИЦА!!!» в то время как с другой раздавалось: «ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ КАСАТЬСЯ ЕЁ!!!».

…Затем, между этими двумя шквалами появилась трещина, которая переросла в ущелье, являвшее собой непонимание… Почему он так боится дотронуться до неё?..