Гардемарины

Их встретил низенький и плотный старшина 2 статьи Николаенко, который стоял перед башней, широко расставив плотные ноги.

Перед ним уже стояли два слушателя из военно-медицинской академии и среди них Николай и Алексей узнали знакомого Игоря Муратова. Второй слушатель был очень высокого роста. На голову выше Алексея и Николая и, наверное, на две Игоря.

Старшина 2 статьи рассказывал правила поведения в башне.

– Это хорошо, что вы будущие врачи и связисты попали ко мне. Я сумею вам объяснить тяжелый труд артиллериста. Объект вашей приборки – бак. Здесь работают все наши и башенные, подбашенные и погребные. Палубу драить будем щетками до бела, чтобы блестела как у кота причинные места. Здесь бывает командир корабля, и мы находимся под непосредственным взором вахтенного офицера в ходовой рубке! – он показал глазами на ходовую рубку, – поэтому обманывать и плохо работать я вам не позволю. Теперь по проворачиванию. Если вы опоздали, то лучше не приходите. Башня вращается при проворачивании и если вас защемит, то это может до смерти. У нас здесь погиб уже не один матрос! – кивнул он головой в сторону башни.

Курсанты и слушатели с испугом посмотрел в сторону башни.

– Будете слушать меня и выполнять мои команды и все будет хорошо. А сейчас все в башню! Я вам покажу ваши места и поставлю задачи!

Курсанты побежали вокруг башни. Там были специальные створки и вход в башню.

Башня встретила их стерильной чистотой. Внутри горели светильники. Были видны замки всех трех орудий, и шли какие-то трапы вниз. У каждого замка орудия сидели матросы. Старшина, залезший в башню за ними, приказал:

– За мной! – и ловко заскользил по поручням вниз.

За ним стали спускаться Алексей, Николай, Игорь и последним спускался высокий курсант, которого, как узнали, зовут Петр Сопруненко.

Спустились практически до самого дна через много промежуточных площадок.

– Там ниже погреб и хранятся снаряды и заряды. Оттуда их подают нам сюда, и мы должны подать их к орудиям. Есть система автоматической подачи снарядов наверх. Но она может в бою отказать и придется снаряды подавать вручную. Это сложно и тяжело. Снаряд весит почти сто килограмм и ручек, за которые его можно взять, у снаряда нет. Уронить нельзя. Уроните на ноги – вы калеки. Берегите ноги и руки. Уроните на палубу – снаряд может взорваться. Заряды подавать легче. Но это тоже труд. Слушай мою команду! Сейчас мы отработаем подачу одного холостого снаряда-болванки.

Он повернул к себе специальную переговорную трубу и прокричал:

– Вася, подавая болванку!

Из специального отверстия в башне показалась здоровенная болванка, которая лежала в специальном креплении.

– Далее у нас есть специальная система подачи, – продолжал старшина, – но условно сегодня она не работает. И вы вчетвером должны подать ее наверх к орудиям. У нас здесь три системы подачи к каждому орудию. Но считаем, что ничего сегодня не работает. – Он достал секундомер. – Вы должны уложиться! – он назвал цифру.

Николай снял голландку и берет. Все последовали его примеру и остались в тельняшках.

– Пошли! – скомандовал старшина и ловко по трапам стал подниматься наверх.

– Вы двое наверх! – скомандовал Алексею и Игорю Николай. – Мы с Петром подаем вам снаряд, а вы его подаете выше. Пошли! – скомандовал он.

Алексей и Игорь ловко поднялись выше, а Николай и Петр, подняв снаряд из его ложа, стали поднимать вверх. Сверху Алексей и Игорь принимали его. Когда он оказался на площадку выше, то Николай и Петр поднялись выше и снаряд стали передавать им Алексей и Игорь. И так они подняли снаряд до орудия и положили его в специальное ложе.

– Теперь давайте заряд! – скомандовал старшина.

Вспотевшие после трудной работы курсанты опять скользнули вниз до погреба. В погребе на каждой площадке было довольно много матросов, которые кто со злорадством смотрели на курсантов и слушателей, кто с сочувствием.

Заряд оказался длинным брезентовым цилиндром, в котором был порох. Он был легче снаряда и его было проще подавать. Но система Николая снова сработала и когда к орудию был подан заряд и улегся в специальном ложе, старшина щелкнул секундомером.

– Уложились! – с каким-то сожалением произнес он, – молодцы! Так держать!

После этого матросы стали отрабатывать подачу ко всем орудиям уже с работающими системами подачи.

Курсанты и слушатели спустились вниз на самую нижнюю площадку и сели. Больше им команд не поступало, и они просто разговаривали, сидя с друг другом, рассказывали об учебе о себе. Рядом шумели механизмы, подавались наверх и спускались вниз снаряды и заряды. Матросы отрабатывали боевые приемы.

Когда закончилось проворачивание, старшина скомандовал:

– От мест отойти!

Надев голландки и синие береты, курсанты и слушатели полезли наверх.

Первое проворачивание закончилось. Теперь по всем тревогам и проворачиванием оружия и технических средств курсанты и слушатели прибегали на указанные им места в башне. И каждое их прибытие заканчивалось ручной подачей снаряда и заряда наверх. А потом они просто спали, сидя на полу, что делали, кстати, и другие матросы в башне.

В субботу и воскресение курсанты с Альбертом Романовичем Ивановым посещали музеи Кронштадта, минную школу, где преподавал Александр Степанович Попов – изобретатель радио – имя которого носило ВВМУРЭ имени Попова. Поразила якорная площадь Кронштадта и памятник Степану Осиповичу Макарову, о котором много курсанты читали в романе Степанова «Порт-Артур». Интересным было кладбище, где были памятники лейтенанту Домашенко, ценой своей жизни спасшего жизнь матросу, упавшему за борт с корабля, и памятник погибшему где-то в Индийском океане клиперу «Опричник». Впервые на этой могиле курсанты увидели, какой красивый Андреевский флаг – флаг военно-морского флота, который поднимали боевые корабли России до Октябрьской революции.

В остальное время с курсантами проводились занятия в прокладочных классах по различным предметам, ходили на шлюпках по рейдам Кронштадта и махали флажками, изучая флажный семафор под командованием мичмана по прозвищу «Како» (такое прозвище курсанты дали мичману Перевознику за его постоянную команду, с которой начиналось любое занятие, «Делай Како» – обозначавший букву К – левая рука вверх влево на 450 правая рука вниз влево на 450).

Лучше всех из курсантов знал у нас флажный семафор Юра Кастырин, закончивший нахимовское училище и имевший, как все нахимовцы, кличку «Питон». Юра был виртуозом во флажном деле и первым помощником мичмана «Како». Занятия по флажному семафору проводились на причалах. Курсанты вставали друг напротив друга через небольшой канальчик и махали флажками. Иногда, когда мичман Како отлучался выпить кружечку пива, то отправлялся в ларек, бывший на торце причала, гонец, который приносил сгущенку, лимонада, сок и горячий пахучий белый хлеб. Спрятавшись за углублениями кронштадтских укреплений и причалов, курсанты жадно уплетали этот хлеб, жирно намазав его сгущенкой, и запивали лимонадом. Это было наслаждением. Но возвращался из города мичман Како, и курсанты уже махали под командованием Питона.

Под командованием офицеров-штурманов и командира роты были интересными походы на шлюпках под парусами. Уходили далеко на внешнем рейде даже на другую сторону Кронштадта, иногда подходили к фортам на островках.

В свободное время у курсантов родилось развлечение. За баковыми столами у курсантов 21 буки роты появилась дурацкая игра, названная «Гоп-Доп». Смысл игры был таков: трое курсантов садились за баковый стол против трех других и по очереди одна сторона прятала пятикопеечную монетку в руках под столом. Водивший, сидевший посредине, клал монетку в одну из шести рук и затем по команде противоположной стороны шесть рук со всех сил грохали по баковому столу, скрывая спрятанную монетку под одной из ладоней. Противоположная сторона должна была, подняв по очереди максимум три руки, обнаружить спрятанную монетку, если это не удавалось, то игра считалась проигранной и за стол садилась следующая тройка. Играли до самозабвения на всех баковых столах, бывших в кубрике. Грохот рук, раздававшийся из кубрика, пугал даже корабельных матросов и офицеров. Неоднократно приходили дежурные офицеры, требовавшие прекратить такое времяпровождение, и только они уходили, снова раздавалось дружное «Гоп-доп – руки на стол» и опять гремели баковые столы под силой обрушившихся на них множества рук на различных столах.

Альберт Романович Иванов, когда увидел, что курсанты маются от безделья, устраивал тренировки по заправке коек. Несколько раз он построил курсантов на баке, а затем, включив секундомер, давал команду «отбой», и курсанты должны были лететь по внутренним коридорам в свой кубрик в корме корабля и быстро разобрать койку, раздеться, сложить аккуратно одежду и лечь под одеяло. Затем приходил командир роты, проверял все ли разделись, правильно сложили форму одежды. И снова звучала команда «Подъем» и «Построение на Баке». И курсанты вскакивали, одевались, убирали койки и летели строиться на бак.

Тем не менее игра «Гоп-Доп – руки на стол» просуществовала до конца практики.

Алексей внезапно для самого себя вдруг понял, что на практике ему нравится. Но ждал, безусловно, выхода в море.

* * *

На флоте «рындой» называют судовой колокол. Скорее всего, что это переделанное английское выражение «ring the bell», что переводится, как «бой судового колокола». На английском флоте били в рынду в полдень, и именно этот бой имел такое название.

Хотя, слово «рында», согласно словарю Даля, было и в русском языке, и обозначало на пензенском и саратовском наречиях – нескладный верзила, сухопарая баба, исхудалая кляча, а на московском наречии – телохранитель, оруженосец.

Однажды Алексей, будучи посланным командиром роты в рубку дежурного, по собственному незнанию злостно нарушил корабельные правила. Он спустился по правому трапу на ют, а правый трап считался командирским трапом и по нему проход на ют для матросов категорически запрещен, кроме боевой тревоги. А еще умудрился дотронулся руками до горевшего медным блеском поручня трапа, что также на кораблях делать не разрешалось. Нельзя на кораблях ВМФ дотрагиваться руками до меди. Получилось сразу два нарушения.

И, как назло, увидел это злостное нарушение корабельных правил сам боцман крейсера мичман Черный.

В темно синем засаленном кителе с расстёгнутыми верхними крючками, ибо туда не влезала красноватая шея, в помятой фуражке с грязноватым чехлом, переломанными пополам погонами с длинным продольным потемневшим о времени широким галуном, казалось, не представлял опасности, и Алексей не придал значения и попытался пролезть к дежурному по кораблю. Мичман же что-то выяснял с дежурным по кораблю, и неожиданно для себя увидел это злостное нарушение корабельных правил курсантом.

Потом Алексей даже подумал, что он ждал этого нарушения и специально ловил нарушителей.

– Иди сюда, чудо в перьях! – приказал он Алексею, пытавшемуся пролезь у рубки дежурного и, крепко взяв за локоть, вытащил Алексея на палубу.

Алексей встал по стойке «смирно», все же мичман, хотя и какой-то помятый и представился:

– Курсант Морозов. Товарищ мичман! Я только к дежурному по приказанию …

Договорить он не успел.

– Эх, Морозова! – сказал, как бы вздохнув, мичман словами из какого-то фильма, – попался ты мне, Морозов! Не знаешь корабельных правил, курсант? Не выучил, наверное? И откуда такие берутся на флоте? Сколько лет?

– Семнадцать! Скоро будет восемнадцать! – доложил Алексей.

– Ну вот, я говорил, что на флот стали сосунков брать! – сказал мичман, ища сочувствия у лейтенанта – дежурного по кораблю.

Тот понимающе кивнул головой.

– Значит так, Морозов! – обветренное на ветрах лицо мичмана стало сразу из понимающего грозным, – доложишь свои начальникам, что ты грубо нарушил корабельные правила: спускался на ют по правому командирскому трапу! – он тяжело вздохнул, как бы показывая Морозову всю тяжесть нарушения, – и дотронулся руками до медных поручней трапа! До какого у вас практика?

– До тридцатого июля! – доложил Алексей.

– Значит, так! До тридцатого июля ты во время всех приборок драишь до блеска поручни правого командирского трапа и, – он немного протянул и потом продолжил, показывая на сверкающий блеском колокол, висевший у рубки дежурного, – и судовой колокол, называемый на флоте Рындой. И сдаешь работу лично мне! Если поручни или рында блестеть не будут, как у кота яйца, то будешь их драить днем и ночью, пока не заблестят, чтобы удовлетворить меня! А меня удовлетворить очень сложно! Понятно я излагаю?

– Так точно, товарищ мичман! Но у меня объект приборки палуба на баке!

– Передашь старшине Николаенко, что старший боцман тебя наказал и дал свой объект приборки! – голос мичмана стал жестким.

Алексей понял, что попал в нехорошую историю. Он даже забыл зачем бежал в рубку дежурного.

– Здесь у меня этим делом занимался наказанный матрос Ершов с БЧ-5. Найдешь его, получишь пасту ГОИ и все материалы. Знаешь, что это такое?

Алексей отрицательно покачал головой. Если честно, то ему даже захотелось заплакать, так было обидно.

– Паста ГОИ – от названия Государственный Оптический Институт. Это такая зеленая паста, предназначенная для полировки металлов, цветных металлов и даже пластмасс. Такая абразивная паста, которая придает блеск меди. Пастой ГОИ на флоте драятся медные пуговицы, бляха ремня, медные звёздочки на погонах и все медные поверхности.

Алексей вспомнил, что он драил такой пастой бляху ремня, но не знал, что она называется пастой ГОИ.

– Теперь о рынде. Правильное название судовой колокол. Но матросы называют рындой. Почему? Пришло в русский флот название от английского «Ring the bell» – бей в колокол! Это английское созвучие и стало у нас звучать, как рында. Для чего нужна рында на кораблях? На рынде отбиваются в русском флоте каждые полчаса склянки. Что такое склянки? Раньше на флоте не было часов в нашем понимании и на вахтах пользовались песочными часами. Были в едином корпусе трое песочных часов на полчаса, на час и на четыре часа. Их и называли склянками, потому что они были в специальных стеклянных колбах. Как отбиваются склянки? Знаешь? Чудо в перьях? – спросил он у Алексея.

Алексей вздохнул и признался, что не знает.

– Слушай старого боцмана! Он тебя всему научит, сынок!

И, тяжело вздохнув, он начал учить Алексея, подведя к рынде, на которой были выбиты почему-то буквы «Чкалов».

– Уставом корабельной службы предписывается отбивать время для несения вахты. Сутки на кораблях ВМФ разбиты на шесть смен по четыре часа каждая. Начало каждой смены в 00:00 – называется собака – 04:00, 08:00, 12:00, 16:00 и 20:00 часов. Смена вахты обозначается четырьмя двойными ударами рынды! – и старший боцман прямо на рынде показал, что называется сдвоенным ударом. – Первые полчаса смены отбивали одним одинарным ударом, первый час – одним двойным ударом. Каждые последующие полчаса и час добавляли по одному и двойному удару, соответственно. По этим судовым часам раньше строили весь распорядок на корабле. Сейчас, безусловно, другие способы и средства. Есть корабельная трансляция, по которой даются все команды по крейсеру. А отбитие склянок осталось на флоте доброй традицией. Во-вторых, рында используется для подачи туманных сигналов при плавании кораблей в тумане или стоянке на якорях в тумане, чтобы предупредить другие корабли и избежать столкновения. Понял?

– Так точно, понял! – доложил Алексей.

– Запомнил?

– Так точно, запомнил!

– Отбей мне третий час вахты! – приказал мичман.

Алексей ударил три двойных удара.

– Молодец! Соображаешь! – похвалил старший боцман Алексея, – толк выйдет! Но драить медные поручни трапов и рынду будешь! Понял? Повтори!

– Так точно, понял! – отрапортовал Алексей, – найти матроса с БЧ-5 Ершова и взять у него пасту ГОИ и тряпочки. Доложить командиру роты и старшине 2 статьи Николаенко, что я наказан старшим боцманом за нарушение корабельных правил и назначен драить медные поручни трапов и рынду.

– И будешь драить, пока я не поймаю следующего нарушителя! Понятно?

– Так точно! А разрешите вопрос?

– Разрешаю!

– Почему на судовом колоколе-рынде выбито название «Чкалов», а не «Комсомолец»?

Мичман улыбнулся в пышные черные, но уже начавшие седеть усы.

– При постройке наш крейсер был назван «Чкаловым» и ему были приготовлены в заводе медные рында и закладная доска с надписью «Чкалов», впоследствии крейсер был переименован в «Комсомолец». А рында и закладная доска остались от «Чкалова».

– Спасибо, товарищ мичман! – сказал Алексей.

– Ты зачем сюда пришел сынок? – спросил старший боцман.

И Алексей вспомнил, что прибежал выполнять приказание командира роты и так спешил, что нарушил корабельные правила.

И началась работа по драйке рынды и поручней трапов правого борта. Алексей знал наизусть каждую царапину на рынде. Он ее драил, а боцман, проверяя работу, заставлял драить заново. Хорошо, что наказание закончилось на следующий день, когда боцман поймал очередного нарушителя из Пушкинского ВВМИУ, и Алексей радостно передал ему остатки пасты ГОИ и специальные бархотки для драйки медных поручней и рынды.

Хотя, главный боцман похвалил Алексея и в качестве поощрения пригласил в боцманскую научиться плести маты.

* * *

Первый выход в море всегда для морских курсантов очень волнителен. Закончилась стоянка в Кронштадте. Прозвучало приготовление к бою и походу и корабль, оторвавшись от причала, вышел на фарватер и взял путь на запад. Путь лежал от Кронштадта к Лиепае, а от Лиепаи к Балтийску.

Алексей Морозов доволен. Балтийск – это почти Калининград. Удастся увидеть папу, маму, сестру.

Для курсантов ВВМУРЭ – будущих вахтенных офицеров кораблей и подводных лодок – это прежде всего штурманская практика. Все курсанты трех рот связистов разбиты на смены и по очереди должны в штурманских классах по очереди вести прокладку. Просторные штурманские классы, прокладочные столы, идеально наточенные карандаши, циркули, параллельные линейки и настоящие морские карты. Полновластным хозяином всего этого добра был капитан 1-го ранга Кожухин по кличке «Изыдь». Старшие товарищи рассказывали, как во время экзаменов он приказывал нерадивому курсанту повернуться лицом к двери, затем, нагнув его своей рукой вниз, давал под задницу пинок и при этом говорил: «Изыдь отсюда, бездельник! Три балла!» И обрадованный тройкой курсант с силой, приданной пинком, вылетал молнией из класса с обрадованной от нежданной тройки и изумленной от полученного ускорения физиономией.

«Отбой боевой тревоги», «От мест отойти!» позволили выйти на верхнюю палубу. Мимо бортов крейсера проплывали значительные острова, известные из истории борьбы за Балтийское море Петра Великого и Великой Отечественной войны. Алесей из истории знал, что каждый из этих островов был обильно полит русской кровью. Чтобы получше осмотреть острова, Алексей, Николай со своими новыми друзьями, слушателями Военно-Медицинской академии, направились на сигнальный мостик, откуда обзор, понятно, что лучше. Впервые туда попав, он увидел сигнальщиков, которые выполняли команды вахтенного офицера, поднимали различные флаги при маневрировании и приспускали и приподнимали черные брезентовые «шары» на специальных леерах.

– Это наша будущая специальность – БЧ-4! – с волнением в голосе поведал он своим друзьям.

Они подошли к леерам и стали рассматривать проплывающие мимо острова.

Внезапно раздался хриплый голос:

– Кто это к нам сюда пришел? Посторонним вход на сигнальный мостик запрещен! – внезапно раздался чей-то голос над ухом Алексея.

Все, вздрогнув, повернулись и увидели мичмана со штатом с перекрещенными флажками на стареньком кителе и нескольких усатых старшин, явно заканчивающих службу на корабле.

– Чего это «рогатые» забрались к нам на мостик? – спросил курсантов один из старшин, разглядев на нашитых боевых номерах на робах рядом с дурацким практикантским нулем цифру два, что обозначало боевая часть два – ракетно-артиллерийская боевая часть. – Вы нас к себе в башню не пускаете?

– Мы связисты! – сказал за всех Алексей, – и нам интересно посмотреть, это же БЧ-4, а то расписали нас всех в БЧ-2 и своей будущей профессии не видно!

Мичман скривил лицо.

– Связисты, говорите? А ну, становись туда! – приказал мичман, показав на дальний угол мостика. Когда курсанты встали, он быстро стал передавать своими руками, имитирующими флажки.

– Иллюминатор, флаг, крейсер! – читал громко Николай.

Тогда он показал Алексею на правом борту развевающийся на ветру флаг.

– Какой флаг и что он обозначает?

– Флаг «Покой». Обозначает, что корабль поворачивает вправо. А флаг «Люди» на другом борту обозначает, что крейсер поворачивает влево! – с волнением ответил ему Алексей, понимая, что это экзамен.

Мичман переглянулся со старшинами.

– Правильно! Молодцы! Чувствуется школа мичмана «Како»! Знатный был на линкоре «Марат» сигнальщик! – проговорил мичман. – Но любое неправильное действие на корабле предусматривает все же наказание. Вы поднялись туда, куда подниматься вам в море нельзя! Поэтому вот вам паёльные щетки с металлическим ворсом и отдраить добела все струны на всех трапах отсюда и до верхней палубы. Дальше нас не интересует, но надстройка – это заведование сигнальщиков. Отдраите – доложить мне и не вздумайте сбежать – вычислим! Я уже срисовал ваши боевые номера!

– Товарищ мичман, а что такое струны? Извините за невежество! – внезапно спросил вежливый слушатель военно-медицинской академии Игорь Муратов.

Мичман от смеха чуть не сложился пополам.

– Струны – это на кончиках трапов такой металлический рубчик, чтобы ноги не проскальзывали на влажном в море трапе. Забивается грязью! Вот вам и необходимо их отдраить так, чтобы сверкало и никакой грязи не было. Вы вдвоем драите левый борт все трапы до верхней палубы! – приказал мичман Алексею и Николаю, – а вы с этим стропилой коммунизма, – показал он на длинного и худого Петра, – драите правый борт! – приказал он Игорю.

Старшины засмеялись.

Где-то через час работа была закончена и все об исполнении доложили мичману, сидевшему со старшинами в каком-то тесном помещении сигнальной рубки и игравшему в «шеш-беш».

– Ну что ж! Проверим! – сказал курсантам мичман и старшины дружно пошли проверять выполнение работы.

Поверили. Все нормально. Построили курсантов и слушателей на левом крыле сигнального мостика.

Посовещавшись с вернувшимися старшинами, мичман сделал вывод:

– Вы заслужили право бывать на нашем сигнальном мостике! Но у нас пассажиров не бывает, поэтому каждое свое посещение на мостик вы будете получать какую-то работу. А работы у нас всегда хватает. Мостик – это лицо корабля. По мостику о нас судят офицеры штаба, здесь бывают адмиралы. Проходящие корабли видят прежде всего труд сигнальщиков, как мы им салютуем флагами. Так что пять минут на любование берегом и вниз, а то найдем еще вам работу!

Курсанты и слушатели сразу прилипли к бортам.

– Товарищ матрос, а разрешите на этот остров посмотреть в бинокль? – обратился Петя к вахтенному сигнальщику. Тот милостиво снял бинокль с груди, и протянул Пете. – Не урони, смотри! Мичман потом жизни не даст мне и тебе!

По очереди все смотрели в бинокль на проплывающие мимо борта корабля берега.

Внезапно сзади раздалась команда мичмана:

– Смирно!

Откуда-то сверху по трапу спускался руководитель практики ВВМУРЭ и старший на борту контрадмирал Волков.

Увидев курсантов на мостике, он нахмурился, снял фуражку, протер носовым платком лысину, и спросил:

– Какая рота? Что курсанты делают на сигнальном мостике?

– Двадцать первая буки, товарищ адмирал! – ответил Николай, – мы пришли посмотреть на сигнальный мостик. Знакомимся с БЧ-4.

– Это хорошо! Одобряю! Молодцы! Ну, раз уж попались мне, дам ка я вам интересную работку по специальности, чтобы впредь не попадались мне. Будете делать персональную прокладку в боевой рубке для меня. Идите за мной! – приказал он и стал подниматься наверх по трапу. Курсанты и слушатели стали подниматься вслед за ним.

Поднявшись на две палубы вверх, курсанты увидели вход в металлическую рубку, где были узкие прорези вместо иллюминаторов и посредине в рубке стоял большой прокладочный стол. В рубке было несколько диванов и мерно журчали приборы.

– Это боевая рубка корабля. В бою командир корабля и штаб находятся здесь. Сейчас вам принесут карту, и вы будете вести прокладку нашего похода персонально для меня, чтобы я постоянно знал наше место. А заодно вам хорошая тренировка. Пока располагайтесь! – приказал он нам и стал быстро спускаться по трапу вниз.

– Кто этот живчик? – спросил Николая Петя.

А Игорь, похоже, был рад, что адмирал оказался ниже ростом даже его.

– Молодец, правильно нас озадачил! Не фиг гулять по мостикам! Вот были бы в санчасти и никаких адмиралов там не бывает!