Гардемарины

Глаза курсантов дружно уставились на причалы, разыскивая девушек глазами – никто из девушек трусиков не бросал. Все дружно рассмеялись, и командир вместе с гребцами.

– А теперь, братцы, покажите мне ваши руки! – скомандовал уже спокойно командир шлюпки.

Все дружно вытянули свои руки вперед и рассмеялись – у всех на руках были кровавые полопавшиеся мозоли. Только теперь Леша почувствовал боль в ладонях, с которых кожа слезла и виделись пузыри.

Где-то наконец финишировала сборная училища и другие отставшие шлюпки.

– Весла на воду! – скомандовал командир шлюпки.

Шлюпка номер тринадцать не спеша взяла курс на шлюпочную базу.

На берегу командир шлюпки что-то горячо обсуждал с адмиралом Катышевым и командиром шлюпки сборной училища, который почему-то считал, что шлюпка номер тринадцать злостно нарушила правила соревнований.

– Не надо было так близко к нам подходить, Леша! – горячился мичман. – Вы нам сами срезали корму! Я вас даже не видел. Я же сидел спиной к вам! – и помахал рукой своей жене, пришедшей его встречать и поздравлять с очередной победой, – конечно, обидно проигрывать салагам, вот ты и ищешь себе оправдание! А виноват сам!

Адмирал Катышев примиряюще улыбался и хлопал по плечу командира сборной училища.

– Он прав! Вы проиграли!

На торжественном построении их мичману вручили хрустальный переходящий приз за победу на гонках. Приз командир передал сразу на руки командиру роты капитан-лейтенанту Иванову.

– До следующего года вы чемпионы училища!

Адмирал Катышев сказал, что это первый случай, когда в шлюпочных гонках победили курсанты первого курса.

Хотя все гребцы шлюпки номер тринадцать понимали, что это не их победа, а победа их командира и они были очень благодарны ему за учебу.

Мозоли на руках Леши горели и болели.

Медсестрички из санчасти сразу смазывали всем гребцам чем-то руки, и перевязывали их бинтами.

Приз, заработанный за шлюпочные гонки, потом стоял в ротном помещении 21-буки до следующего года, а украшением на груди всех гребцов стал значок 2-ого разряда – честно заработанный в соревнованиях.

Больше в таких соревнованиях Леше участвовать не пришлось, а ротная шлюпка того состава больше никогда на таких соревнованиях не выступала, хотя ежегодные соревнования были. Но на призе, хрустальном кубке с металлической медной пластинкой, впервые в истории училища был выгравирован номер 21-ой буки роты первого курса среди других записей рот старших курсов.

Память о тех соревнованиях осталась в Лешиной памяти надолго, как и любовь к шлюпочным гонкам.

– Побеждают не руки и мускулы, а голова! – вспоминал он потом изречение того мичмана из той победной шлюпки номер тринадцать.

Во время службы уже офицером Леша любил смотреть на шлюпочные соревнования в Севастополе. Ему очень нравилось, когда весь Севастополь собирался посмотреть на красивые и принципиальные гонки команд военно-морских училищ «Голландии» и Нахимова. Команды кораблей в этих соревнованиях всегда оставались где-то позади, а впереди были всегда курсанты.

– И-и-и-и-и-и-и-и – раз! И-и-и-и-и-и-и – раз! – разносилась такая знакомая команда на весь Севастопольский рейд. И Леша с грустью вспоминал тот осенний, победный для него, Петергофский рейд.

Глава 4. Случай на параде …!

На параде, на параде – флот воздушный в небесах, Стало душно тете Наде в длинных байковых трусах!

Игорь Эренбург. На параде к тёте Наде…

Фотография Володи Дмитриева

Парад – торжественное прохождение войск и военной техники, реже – различных коллективов, организаций, движений или партий. Парады проводятся, как правило, в дни официальных праздников, торжеств государственного и военного значения, а также после завершения крупных военных учений, манёвров.

В Советском Союзе, в Москве, на Красной площади военные парады проводились дважды в год – на первое мая и на седьмое ноября – в дни самых значимых государственных праздников. В то время на параде моряков представляли курсанты (по выбору руководства) одного из высших военно-морских училищ и нахимовцы.

В отличие от других войск академий, училищ и войск Московского гарнизона моряки-курсанты ВВМУ проходили не с автоматами и не с кортиками, а с карабинами СКС (самозарядный карабин Симонова). Неподготовленному в военном деле человеку и не посвященному в тонкости военной строевой подготовки невозможно понять, в чем здесь сложность. Но посвященный в военное дело человек сразу скажет, что с карабинами в положении «На плечо» на параде идти гораздо сложнее, нежели с автоматами в положении «На груди». Так как при прохождении с автоматами шеренги смыкаются, и каждый участник чувствует поддержку плеча товарища и получается, что проще выравниваться в шеренгах, что значительно упрощает прохождение и равнение. С карабином же в положении «На плечо» идти и самое главное держать равнение гораздо сложнее, чем с автоматом, так как плечо товарища не чувствуешь, а постоянно идет отмашка правой рукой, а на левой руке, сжатой в локте, постоянно чувствуется тяжесть карабина – весом почти в четыре с лишним килограмма. То есть каждый идет сам по себе и равняется не по плечу товарища, а на глазок на соседей только справа. А так как равнение должно быть не только в шеренгах, но и по диагоналям, и в рядах, то от положения каждого зависит равнение всего строя и всего морского полка.

В Москве, когда на прохождение смотрит высшее руководство страны и армии – это является, пожалуй, самым важным элементом парада.

* * *

В 1967 году курсантов первого курса ВВМУРЭ имени Попова привезли в начале марта в Москву готовиться к первомайскому параду. К этому времени курсанты уже считали себя более или менее подготовленными «парадниками», так как отрабатывали прохождение с момента поступления в училище. Отрабатывалась каждая шеренга, отдельно отрабатывался каждый курсант в шеренге, отрабатывались общие строи батальонов. Наиболее неспособные и низкорослые курсанты были сразу забракованы еще в ходе подготовки и переведены в так называемый «обоз», то есть не участвующих в параде.

В Москву поехали два батальона – одиннадцать шеренг первого батальона и одиннадцать шеренг второго батальона по двадцати одному человеку в шеренге. Одиннадцатые шеренги и двадцать первые курсанты в шеренгах – запасные. Пройдет две коробки, каждая десять на двадцать. В первый батальон, руководимый начальником второго факультета капитаном первого ранга Шульцем, вошли курсанты трех рот факультета радиосвязи и одной роты вычислительного факультета, а во второй батальон, возглавляемый начальником первого факультета, вошли курсанты четырех рот радиотехнического факультета.

Алексей Морозов попал в четвертую шеренгу в первую роту первого батальона. Командирами отделений считались самые высокорослые курсанты из первой шеренги, которым сразу нашили нашивки старшин 2 статьи и повесили на грудь боцманские дудки. Командиром отделения у Морозова был Толик Синьков из их роты.

В Москве курсантов разместили в казармах флотского экипажа, на бульваре Свободы. Оттуда их возили машинами к Речному вокзалу, где на площади перед вокзалом и проходили все тренировки, с начала марта по конец апреля. Причем, занятия были каждый день без суббот и воскресений.

Командиром морского полка курсантов ВВМУРЭ имени Попова был начальник училища контр-адмирал Медведев, его заместитель по строевой части полковник Гулидзе был главным готовившим полк к прохождению на параде. Начальники факультетов были командирами батальонов, а командиры рот маршировали за начальником факультета.

Каждый день на Речном вокзале в Москве командиры батальонов, командиры рот и просто сопровождавшие курсантов офицеры, бегали между марширующими шеренгами и пытались создать из курсантов подобие настоящего строя, обеспечить равнение шеренг.

– Заходи, заходи, заходи! Не заваливай, равнение белых перчаток, равнение бескозырок! – то и дело раздавались крики нашего руководства, вытаскивающих из строя и отчитывающих наиболее нерадивых курсантов.

Проверкой готовности морского полка перед парадом проверялось высшим руководством Вооруженных сил.

Была ночная репетиция парада на Красной площади за несколько дней до парада.

Ночью курсантов построили, весь парадный расчет. Окончательную готовность к параду и полную репетицию всех собранных на Красной площади подразделений осуществлял лично командующий Московским гарнизоном генерал-полковник Колесников.

Прошли один раз, потом второй. Те подразделения, которые получили положительные оценки, были отпущены командованием в казармы. После пятого прохождения на исходном рубеже остался один морской полк.

После общего прохождения все подразделения были отпущены с площади, оставить было приказано лишь один наш морской полк, который, по мнению высшего командования, получил неудовлетворительную оценку за прохождение.

Курсанты прошли в одиночестве один раз, потом второй, третий раз и каждый раз почему-то получалось все хуже и хуже. Когда морской полк в очередной раз выгнали на исходную позицию к историческому музею, с Мавзолея Ленина спустился сам руководитель парада генерал-полковник. Рост его был таков, что он возвышался даже над нашей первой шеренгой.

– Идти надо, как аршин заглотив! – учил он морских курсантов, – понятно говорю?

В ответ молчание. Все устали и обозлились сами на себя и на все командование.

До четвертой шеренги, где стоял Леша Морозов, донесся запах хорошего коньяка, которым, видимо, в перерывах грелся начальник. Морозов вдохнул этот приятный запах, и ему стало слегка смешно. Он, опустив голову, даже улыбнулся. В ночном морозном воздухе запах чувствовался очень хорошо. Сосед Алексея толкнул его карабином и тихо прошептал:

– Эх, отлить бы, а то еле ноги переставляю! Боюсь, описаюсь от усердия!

Морозов тихо вздохнул про себя и почувствовал, что очень устал, что очень хочется спать, но еще больше тоже хочется в туалет.

И он посочувствовал себе и соседу, понимая, что ничто не может спасти от позора описаться. Представил себе мокрые, заледеневшие брюки и даже вздрогнул.

Укоряющими взглядами смотрели на курсантов их начальники, которые тоже, видимо, уже устали и от того, как пройдет следующее прохождение, зависело, когда полк ляжет спать. Но казалось, что при таком подходе придется маршировать до утра.

– Ну, что вам не хватает, моряки, чтобы хоть раз пройти нормально? – спросил внезапно генерал-полковник, вглядываясь в глаза первой шеренги. Видимо, внутренне почувствовал уже какое-то безразличие и фатализм со стороны моряков. Он вдруг понял, что моряки из принципа готовы ходить до утра.

– Что вам не хватает, моряки? – повторил он, – что надо сделать, чтобы вы прошли нормально?

– Товарищ генерал! Писать хочется! – раздался внезапно чей-то голос из задних шеренг.

Все замерли, ожидая шторма.

Генерал нахмурил брови, посмотрел внимательно на начальника училища, тот покраснел и лишь пожал плечами, показывая выражением лица: «Что, мол, с этих придурков возьмешь? Вот и будем мучиться до утра».

Генерал оглядел тоскливо площадь, посмотрел на сопровождавших его офицеров, потом посмотрел в сторону Мавзолея и Кремлевской стены и внезапно скомандовал:

– Быстро, бегом! Кто хочет! К кремлевской стене и назад в строй!

И тут беззвучно морские курсанты с карабинами рванулись к стене.

У передвижных ограждений, огораживающих у стены мемориальное кладбище, стояли несколько милиционеров, ожидавших, видимо, окончания тренировки.

И когда внезапно огромная черная масса из четырехсот человек в черных бушлатах и бескозырках с карабинами в руках с примкнутыми штыками молча рванулась к Кремлевской стене, они, понятное дело, испугались. Возможно, что они вспомнили о революционных матросах, взявших Зимний дворец и поэтому также молча побежали в разные стороны.

Разбросав по пути металлические заграждения, оставшиеся без охраны, курсанты по первой траве подбежали к стене и несколько сотен мощных струй ударили в древнюю Кремлевскую стену. Потоки жидкости стекли вниз, скрываясь в специальных ливнёвках.

Через пять минут полк опять стоял в строю, поправляя бушлаты, бескозырки и ремни.

Генерал-полковник и все офицеры молча наблюдали за происходящим. Было непонятно: осуждают ли решение генерал-полковника офицеры училища, но лица у всех были недовольные.

Когда все встали в строй и привели себя в порядок генерал-полковник глубоко вздохнул, покачал головой и громко сказал:

– Посмотрим, как вы теперь пройдете! – хмыкнул и чему-то улыбнулся он и, развернувшись, молча пошел в сторону Мавзолея. За ним подобострастно побрела его свита, видимо, обескураженная таким решением начальника.

Офицеры морского полка заняли свои места.

– К торжественному маршу, на двух линейных дистанция, первый батальон прямо, остальные напра – во! – раздались который раз с Мавзолея знакомые команды.

Вдоль линии прохождения побежали линейные из числа кремлевского полка, вынужденные вместе с моряками делить тяготы ночных прохождений. Можно было представить, как они этих морских недотеп, неспособных нормально пройти, ненавидели. Возможно, что они тоже хотели в туалет.

Морозов стоял и думал об этом и от этих мыслей ему стало веселей. С получением команды «АРШ» он вместе со всеми ударил ботинками по кремлевской брусчатке с подковами и прибитыми под подошву металлическим ромбами.

Громкий одновременный цокот более восьмисот ног разбудил засыпающую площадь.

«Цок-цок-цок!» – гремели железки и подковы. Казалось, древние башни и стены Кремля, видевшие стрелецкие восстания, всех царей и даже Наполеона, удивляются необычности происходящего.

– И-и-и – раз! – прокричали вторая и третья шеренги, поравнявшись с линейными, и курсанты дружно замаршировали мимо Мавзолея, повернув голову направо и четко фиксируя каждый взмах рукой на одном уровне. Где-то на Мавзолее Алексей увидел генерала, который придирчиво рассматривал наши молодые и разгоряченные лица. Мавзолей уплыл медленно куда-то назад.

Конечно, лица курсантов он не видел, но видел и фиксировал равнение в шеренгах, равнение бескозырок, равнение по диагоналям, равнение взмахивающих рук.

Мавзолей пролетел незаметно и остался позади.

– И-и-и – раз! – раздалась команда второй и третьей шеренг, отменяющая равнение направо, и курсанты замаршировали дальше к храму Василия Блаженного или, как он назывался официально – Храм покрова Пресвятой Богородицы, построенного в честь взятия Казани войсками Ивана Грозного.

Начальник училища и его заместители выбежали из строя вправо и легкой рысцой припустили к Мавзолею, видимо, получать очередной нагоняй от генерал-полковника.

Карабин у плеча Алексея привычно давил слегка вниз. Правая рука сама находила его цевье, делая отмашки.

«А как хорошо и тепло в постели, а мы тут маршируем!» – мелькнула предательская мысль и куда-то сама исчезла.

– Правое плечо вперед! – скомандовал наш начальник факультета и, как бы придерживая нас обеими руками, слегка отведя их в стороны, стал заводить батальон на положенное нам место. Где-то сзади разворачивался так же второй батальон первого факультета.

– К ноге! – звонко щелкнули приклады карабинов о московскую брусчатку, – клац!

Сразу стало легче. Алексей выдохнул.

– Вольно! – правая нога автоматически расслабилась, и мы все выдохнули набранный еще перед прохождением воздух.

Два батальона, стоявшие в три часа ночи у Храма Василия Блаженного, ждали резолюции генерал-полковника.

Наконец он показался в районе Мавзолея и направился к морскому полку. Издалека было видно, как он на ходу о чем-то советуется со своим окружением, курсантскими начальниками, резко размахивая руками. Видимо, он уже принял решение. За ним бежала свита, не попадая в его длинные шаги. Среди серых шинелей черными пятнами выделялись морские начальники.

– Завалили опять! – тихо вздохнул сосед Алексея. Более четырехсот глаз с волнением всматривались в приближающиеся командование. Прожектора ярко освещали всю Красную площадь. И вдруг они погасли и лишь осталась пара прожекторов, направленные в лицо стоявшим у храма курсантам.

Из-за света прожекторов огромные тени начальников выглядели даже не реально.

Начальник 1-го батальона капитан 1-го ранга Шульц, как командир 1-ого батальона скомандовал:

– Равняясь, смирно! Для встречи слева на кра-ул!

Курсанты дружно подняли карабины на уровень груди и стали есть глазами, как положено по уставу, подходившее командование.

Начфак, приложив руку к козырьку и выпятив вперед грудь, направился было докладывать. Генерал-полковник досадливо высоко отмахнулся рукой от него, как от мухи, и остановил его рвение.

– Не надо! Не надо! Вольно, полковник! Вернее, капитан, э-э-э, какого у вас там ранга. Все! Спасибо! – он махнул рукой и добавил еще что-то явно непечатное.

Скорее всего, он устал не меньше курсантов.

– Вольно!

– Вольно! – скомандован командир батальона. – К ноге!

Глухо и единым стуком хлопнули карабины о бессловесную брусчатку.

Строй замер в ожидании резолюции.

То, что часть прожекторов уже погасли, настраивало курсантов на хороший лад.

Генерал-полковник прошелся вдоль строя в одну сторону, потом в другую. Видимо, думал, что сказать. Затем вышел к середине нашего строя, снял фуражку и платком вытер околыш ее внутри.

Несмотря на довольно прохладную погоду, всем было жарко. Курсанты молча ждали резолюции. Казалось, что они сделали все, что могли, и лучше пройти уже не смогут. Так же напряженно ждали резолюции высшего командования и офицеры, вглядывавшиеся в темноте внимательно в лицо генерала.

Генерал-полковник нахлобучил одной рукой на голову фуражку-аэродром и улыбнулся, а затем, выждав небольшую паузу, внезапно сказал:

– А что, моряки, вот так бы и надо было сразу! Извините, не знал, что вам надо было просто отлить, а потом лишь маршировать. Непростые вы ребята! Сложно оказалось с вами, не то, что с нашими армейскими!

Лица курсантов стали непроизвольно растягиваться в улыбках. Генерал усмехнулся, а затем сразу посерьезнел, приложил руку к фуражке и громко произнес:

– Благодарю за службу, товарищи моряки!

Курсанты сразу подтянулись и дружно и громко рявкнули:

– Служим Советскому Союзу!

До Алексея опять донеся от генерала запах хорошего коньяка. Видимо, он снова погрелся на Мавзолее.

Какое-то время генерал молчал и просто проходил вдоль строя и рассматривал молодые и довольные лица курсантов, а затем, поравнявшись с краем строя, повернулся к начавшему улыбаться адмиралу и жестко и громко приказал:

– Всех в казарму! Отдыхать! На сегодня – все! Разрешаю всем спать до обеда! Вот так! – добавил он по-простому и потер руки в коричневых кожаных перчатках.

Адмирал скомандовал:

– Смирно! На плечо!

Курсанты дружно вскинули карабины на левую руку.

– Ведите! – скомандовал генерал и, повернувшись, пошел быстрым шагом к мавзолею.

– Шагом! Арш! – донеслась команда.

Громко, цокая металлическими набойками ботинок и подковками по брусчатке, курсанты строем зашагали, отбивая шагами, за Храм Василия Блаженного батальон за батальоном, туда, где ждали машины.

– Левой, левой, левой! – доносились команды командиров батальонов.

Алексей, поворачивая, заметил, как генерал-полковник остановился, как-то посмотрел в сторону уходящего морского полка и внезапно отдал честь. После этого повернулся и направился к ожидавшей его у Мавзолея легковой машине.

За ним, увеличивая шаги, тянулась его свита.

В голову Алексея приходили смешные мысли: «А, может, генерал тоже хотел, так же как курсанты весело подбежать к Кремлевской стене и …»

Отбивая четко шаг своими подковками и ромбами под подошвами, выбивая искры из брусчатки, отчетливо видимые в свежем ночном апрельском воздухе, курсанты почти бегом, ускоряя шаг, неслись по Васильевскому спуску к ожидавшим машинам.

«Вперед в Тушино, на наш бульвар Свободы к нашим теплым койкам, которые уже давно ждут нас!» – мелькнула у Алексея предательская мысль, и только теперь он почувствовал, как устал и как хочется спать.

– Покурить бы! – прошептал мечтательно маршировавший рядом с Алексеем сосед.

За Храмом Василия Блаженного курсантов ждали который час машины, вокруг которых прыгали, видимо, проклинавшие курсантов водители.

А где-то там, в Тушино, на бульваре Свободы, курсантов ждали теплые казармы и койки.

Алексей посмотрел на, подаренные отцом «командирские» часы. Был четвертый час ночи. Где-то там пробивалось уже солнце. Начинался новый день.

«Спать дадут часов до обеда» – мелькнула довольная мысль, и предательски потеплело в груди.

На последнем в истории СССР первомайском параде курсанты ВВМУРЭ имени Попова прошли с оценкой «отлично», а каждый курсант получил письменную благодарность от Министра Обороны СССР.

Глава 5. Моряк ребенка не обидит…

Алексей проучился в высшем военно-морском училище радиоэлектроники почти год и потихоньку заметил, что к курсантам первого курса начало меняться отношение. Нет, конечно, бывалым курсантом он не стал, но он не чувствовал себя в училище уже самым молодым. Скоро приедут поступающие и курсанты 1-ого курса (абитуриенты) и первый курс станет как бы на ступеньку выше. Теперь он знал многие нюансы службы в училище. Знал, что можно делать, что нельзя. Знал, где можно сачкануть, а где нельзя. За плечами была уже аж одна сданная сессия, после которой отчислили пять курсантов по неуспеваемости и одного за распитие спиртных напитков.

Даже старшина 2 статьи Бочкарев стал смотреть на курсанта Морозова уже немного по-другому. Не искал, как ранее, к чему бы придраться, а лишь по-отечески наставлял, что и как надо делать. Не старался найти причины отчислить его от училища. Зауважал, наверное, признал его право быть курсантом.

В училище сами курсанты условно делили себя на категории, в зависимости от курса учебы. Первый курс называли «без вины виноватые», второй курс «неподдающиеся», третий курс «веселые ребята», четвертый курс «женихи», пятый курс «лимоны» или «лейтенанты». Сами же курсанты себя называли в шутку «коллективной универсальной рабочей силой, абсолютно не желающей трудиться» – по первым буквам слова КУРСАНТ. Преподаватели иногда называли курсантов гардемаринами (по званиям морских курсантов времен Екатерины Великой, означавшей – морская гвардия).

Подходил к концу первый курс, впереди самый сложный второй, как говорили более старшие курсанты. После второго, говорят, уже не отчисляют и если ты очень хочешь стать морским офицером, то уже обязательно станешь. Хотя, трудились и делали то, что прикажут. Самое сложное было стоять в расходном подразделении и чистить ночью картошку на все училище. Чистили, как правило, до утра. Не высыпались, и чтобы ускорить процесс чистки, картошку чистили квадратиками, то есть в отходы уходила почти половина каждой картофелины.

На первом курсе шли пока общеобразовательные и общекорабельные предметы, а вот на втором курсе уже начинаются специальные предметы по будущей специальности. И валять дурака будет никак нельзя – надо учиться. На втором курсе надо сдать, как говорили опять же более старшие, самый сложный предмет, называющийся ТЭМП (теория электромагнитного поля), который ведет самый вредный преподаватель в училище «профессор Мориарти». Им так напугали всех первокурсников, что низенького, лысоватого капитана 2-го ранга, имевшего это прозвище, все первокурсники старались обходить стороной, чтобы случайно не попасться на глаза. Как говорили, что он чем-то, по сути, напоминает генерала Хлудова из кинофильма «Бег».

«Мимо меня не проскочишь!» – говорил генерал Хлудов, за спиной которого маячили виселицы.

А за спиной «профессора Мориарти» маячили несданные экзамены, так называемая «академия» в летние месяцы (сдача злополучного экзамена вместо заслуженного отпуска).

«Мимо Мориарти не проскочишь!» – в который раз шептал про себя Алексей Морозов и представлял, как он идет на этот экзамен, как кролик в рот удаву. Обойти и проскочить нельзя. А сдавать придется.

Многие курсанты приобретали в училище плохие привычки. Кто-то начал курить, кто-то начал пить, а кто-то напропалую гулял с местными петергофскими девушками.

Вечером после возвращения из увольнения многие курсанты хвастались перед другими своими «подвигами» на любовном фронте.

В темноте кубрика они собирались в уголке и, поедая съестные припасы, принесенные из увольнения от любвеобильных мам и бабушек, делились впечатлениями.

– Мне мама пять пачек «примы» купила! – хвастался один, – теперь хоть обкурись.

– А мы с Федей сегодня бутылку водки в сорокодверке на двоих жахнули (кафе в Петергофском парке) и ни в одном глазу. Мимо дежурного прошли, как штыки – ровненько и красиво. Дежурный по роте тоже ничего не заметил! – хвастался другой, умышленно сильно дыша на всех небольшим перегаром.