Призыв

Дункан ухмыльнулся:

– Я слышал, у вас с его величеством прошлой ночью в лагере вышла небольшая перепалка.

– Я его кое о чем спросила, только и всего.

– Женевьева, похоже, так не считала, – хихикнул он. – Приятно знать, что в кои-то веки она для разнообразия злилась не на меня.

Фиона раздраженно вздохнула. Подняв посох, она закрыла глаза и беззвучно прошептала несколько слов. Дункан ощутил, как струя магической энергии всколыхнула воздух, и тотчас же шарик в навершии посоха засиял. Яркий и теплый свет хлынул во все стороны, немного разгоняя темноту.

Спутники обернулись, с любопытством глядя на магичку.

– Не растрачивай силы, – бросила Женевьева, однако в голосе ее не хватало всегдашней категоричности. Наверное, даже она вздохнула с облегчением, когда тьма отступила.

– Ну вот. – Фиона улыбнулась Дункану, явно довольная собой. – Так легче?

– Ясное дело, что легче, вот только свет слепит глаза.

– А вот это уже ребячество.

Теперь Дункан различил на стенах туннеля, под слоем черной гнили и слизи, какие-то рисунки. Руны, подумал он, гномьи руны, правда, ему нипочем не разобрать, что они означают. Дункан как-то слышал, что гномы поклоняются камню. Быть может, эти знаки, которые они начертали на стенах Глубинных троп, – это слова молитвы? Молитвы, которая ныне осквернена… что ж, некая логика в этом есть.

Теперь Дункан отчетливо чуял порождений тьмы. Женевьева оказалась права. Им просто понадобилось какое-то время, чтобы освоиться. Невидимые в темноте, твари рыскали где-то на самом краю его сознания. Все равно как если бы кто-то маячил у тебя за спиной – его не видно и не слышно, ты просто знаешь, что он там.

Интересно, порождения тьмы тоже могут учуять Серых Стражей? Судя по словам Первого Чародея, ониксовые броши должны укрыть их, но как раз в этом Дункан не был уверен. Его брошь была приколота к кожаной куртке, и юноша повернул ее, чтобы подробнее рассмотреть при свете. В черной глубине броши колыхались, перетекая друг в друга, какие-то радужные пятна. На ощупь она была ледяная – точь-в-точь фонарь, заиндевевший на ледяном ветру. Дункан выпустил брошь и принялся рассеянно растирать онемевшие от холода пальцы.

– И что, Женевьева заставила тебя извиниться? – спросил он вслух.

Фиона одарила его озадаченным взглядом. Мысли ее явно были заняты чем-то другим, однако, сообразив, что он имеет в виду короля, магичка раздраженно закатила глаза. Дункану подумалось, что для эльфа глаза у нее очень даже хороши. У большинства ее соплеменников, которых он знал, были странные глаза – светло-зеленые или лиловые, невероятных оттенков и оттого, наверное, совсем чужие, нечеловеческие. У Фионы глаза были темные, выразительные. Проникновенные, как сказала бы мать Дункана. Она хорошо умела подбирать слова.

– Нет, не заставила, – отрывисто проговорила магичка. – И я не испытываю ни малейшей потребности извиняться.

– Он, между прочим, неплохой парень.

– Тебе-то почем знать? Ты с ним знаком ничуть не больше, чем я.

– Это все эльфийский характер, да? Я в Вал Руайо знавал многих эльфов, и все они так и норовили с кем-нибудь поцапаться. Даже те, кто вырос не в эльфинаже.

Фиона окинула его скептическим взглядом:

– Знаешь, у нас нет особых причин любить людей.

– Ясное дело, знаю. Мы, гнусные людишки, разорили Долы. Один мой знакомый эльф воображал себя долийцем, даже лицо разрисовал, чтобы быть похожим на них. Я уж думал, что он в конце концов сбежал в леса на поиски какого-нибудь там долийского клана, но потом оказалось, что его попросту загребла стража. Как бы то ни было, он все время только и говорил что о Долах.

Фиона резко остановилась и с такой силой стукнула посохом по каменному полу, что сияющий шарик в навершии на миг вспыхнул еще ярче. И слепому было бы видно, как разозлили ее слова Дункана.

– Дело не только в этом! Не только! Ты что, и вправду ничего не знаешь?

– Чего я не знаю? Что твоих сородичей сделали рабами? Это всем известно.

– Когда-то… – глаза Фионы яростно сверкнули, – когда-то эльфы жили вечно. Ты и это знал? Мы говорили на своем языке, возводили по всему Тедасу величественные строения, у нас была своя страна – причем задолго до того, как появились Долы.

– А потом вас сделали рабами.

– Да, магистры империи Тевинтер. Это было лишь одно из множества их преступлений, и притом не самое страшное. – Фиона отвернулась от Дункана, провела тонкой рукой над слоем скверны, покрывавшей стену туннеля. – Они отняли у нас все прекрасное. Они даже вынудили нас позабыть, какими мы были раньше. До того как пророчица Андрасте освободила нас, мы даже и не подозревали, чего лишились.

– Но Андрасте ведь была человеком, верно? Так что люди не такие уж плохие.

– Собственные сородичи сожгли ее на костре.

– Я имел в виду всех остальных.

Фиона оглянулась на него, бодро улыбнулась, хотя в глазах ее стыла неприкрытая грусть.

– Андрасте даровала нам Долы, новую родину, которая должна была заменить старую. Вот только в конце концов люди отняли у нас и это. Теперь мы либо прозябаем и нищебродствуем в ваших городах, либо скитаемся беззаконными изгнанниками, но и в том и в другом случае мы никому не нужны.

Дункан насмешливо ухмыльнулся ей:

– Ай-ай-ай, какое горе! Бедные эльфики!

Магичка замахнулась сияющим посохом, метя ему в голову, однако Дункан ловко отпрыгнул в сторону и залился звонким смехом. В угрюмом сумраке туннеля этот смех прозвучал особенно неуместно.

– Бессердечный я, да? – ухмыльнулся Дункан. – Я, знаешь ли, вырос на улице, так что, если ты искала доказательства, что не все люди плохие, от меня ты ничего подобного не дождешься.

– Ты сам это начал, – напомнила она.

– Заговорил насчет короля, да?

Дункан кивнул на спутников, которые к этому времени уже изрядно ушли вперед. Фиона спохватилась и прибавила шагу, чтобы нагнать их. Дункан зашагал рядом с нею.

– Знаешь, все то, о чем ты говорила… все эти события произошли так давно, что о них едва ли помнят и самые заядлые книжники. Эльфы давно уже не рабы.

– Ты так думаешь? – Фиона помрачнела, и голос ее вдруг опасно зазвенел. – Ты и вправду считаешь, будто рабство в наши дни взяло да и испарилось само собой?

– Даже если и нет, я могу побиться об заклад, что король Мэрик не имеет к этому ни малейшего отношения.

Эльфийка кивнула, не сводя глаз со светловолосого человека, который шел впереди. Словно почувствовав ее пристальный взгляд, Мэрик остановился и удивленно оглянулся. Фиона не отвела глаз, и он, явно смешавшись, притворился, что смотрит совсем в другую сторону.

– Я это знаю, – вновь кивнула Фиона.

– Ты у нас смышленая, так что, думаю, знаешь.

Фиона устало вздохнула:

– Он считает, что ему живется нелегко.

– Может, так оно и есть. Лично я нипочем не хотел бы стать королем.

– Отчего же? – Фиона сумрачно взглянула на Дункана, и в глазах ее опять вспыхнул гнев. – Подумай, сколько всего ты мог бы сделать, если бы стал королем. Ты мог бы всего добиться, мог бы все изменить…

Дункан пренебрежительно рассмеялся:

– Я вырос на улице, но даже бродяжке хорошо известно, что король не всемогущ и не всесилен. – Он двинулся вперед, но Фиона не тронулась с места – так и стояла, глядя ему вслед. – Не знаю, что там, по-твоему, он должен был бы изменить, но, может, ты лучше скажешь об этом ему, а не мне? А теперь я пойду узнаю, нет ли у него каких-нибудь пожеланий. Может, он пошлет меня за ночным горшком.

– Неужели до сих пор так и не посылал? – рассмеялась Фиона.

– Еще не вечер. Если будешь так сверлить его взглядом, ему наверняка срочно захочется на горшок.

Миновал час за часом, а они все шли по Глубинным тропам. Приметы скверны становились все многочисленнее. Углубления каменного пола заполняли отвратительного вида заводи, и Келль предостерег спутников, чтобы не вздумали даже коснуться этой влаги. Заодно он прикрикнул на Кромсая, и пес попятился от воды, мудро решив, что этим утолять жажду не стоит. Дункан склонен был с ним согласиться. В этих заводях плавали кости… неведомо чьи кости. И что-то шевелилось в глубине – возможно, черви, но Дункан предпочитал над этим излишне не задумываться.

Гуще стали и скопления черных наростов, напоминавшие гигантскую грибницу. Они бугрились на стенах, смахивая порой на громадные расплывшиеся ульи, из которых расползались, змеясь, черные щупальца. Все эти заросли покрывала уже знакомая маслянистая слизь. Время от времени ее вонь становилась настолько густой, что повисала испарениями в воздухе и едва не гасила факелы. Серые Стражи задыхались, давясь этой вонью, и только настойчивость короля побуждала их продолжать путь.

Мэрик, судя по всему, считал, что они идут в верном направлении. Отряд миновал уже несколько ответвлений, и только на первом король заколебался. Дункан, однако, заметил, что он вовсе не прикидывал, каким путем идти дальше. Взгляд его стал отрешенным, и он погрузился в воспоминания, о которых не стал говорить вслух. Когда же наконец Мэрик заговорил и указал направление, голос его прозвучал вполне уверенно.

Дункан мог только гадать, что таилось в тех ответвлениях, мимо которых они прошли. Все эти коридоры были похожи как две капли воды, и совершенно неясно было, каким образом Мэрик отличал их друг от друга. Должно быть, прежнее путешествие по Глубинным тропам отчетливо сохранилось в его памяти. В таком случае Женевьева, наверное, была права, решив обратиться за помощью именно к королю Ферелдена. Если бы они случайно свернули не в тот коридор – кто знает, что поджидало бы их в конце пути?

Отряд дошел до руин гномьей перевалочной станции, когда командор объявила привал. От самого помещения мало что уцелело – остатки стен да кое-какое полуистлевшее оснащение, – но все понимали, что остановились они здесь вовсе не затем, чтобы любоваться местными достопримечательностями.

Порождения тьмы все ближе. И все ближе, если верить словам Мэрика, тейг Ортан – об этом тоже никто из них не забывал. Дункану мерещились впереди бесчисленные орды чудовищ, как если бы отряд шаг за шагом приближался к черной бездне с тысячью глаз и все эти глаза смотрели именно на него. Одна мысль об этом повергала его в панический страх, от которого сводило судорогой живот. До сих пор он почти не сталкивался с порождениями тьмы, и вот теперь по доброй воле направляется туда, где их в избытке, – куда больше, чем ему хотелось бы. Пугающая перспектива.

Палатки поставили без пререканий. Когда-то, наверное, гномы останавливали здесь тех, кто путешествовал по Глубинным тропам, досматривали товары, а то и взимали пошлину. А может быть, станцию возвели, чтобы следить за приближением врагов? Что было на самом деле, Дункан понятия не имел. Когда разразился первый Мор, болезненнее всего он ударил по гномам. Порождения тьмы хлынули на Глубинные тропы, и подземные жители отступили в Орзаммар, запечатав все выходы в туннели и бросив тех, кто остался по ту сторону печатей, на произвол судьбы.

Каково это было – понять, что спасения нет? Когда порождения тьмы волной хлынули, сметая все на своем пути, почти бесследно уничтожая целый народ? Гномы уж точно никогда не сомневались в том, что Мор может повториться, и всегда относились к Серым Стражам с куда большим уважением, чем прочие народы. Соплеменники Дункана были, само собой, куда менее безотказны. Слишком уж легко забывали они о том, что не маячило у них перед глазами.

Не то чтобы молодой Страж был лучше всего остального человечества и потому осуждающе взирал на него с высоты своего совершенства. Вовсе нет. Просто ему столько всякого довелось повидать в жизни, что он прекрасно знал, на что способны люди. И как правило, считал, что было бы, в сущности, не так уж и плохо, если бы Мор прокатился по всему Тедасу и поглотил человечество, а потом, наверное, мучился бы отрыжкой и в конце концов выплюнул добычу.

Может, Дункану стоит как-нибудь сесть и составить список всего хорошего, что погибло бы вместе с человечеством. Печенье, например. Порождения тьмы могут стереть с лица Тедаса все печенье. Это было бы ужасно, и ради одного только их спасения стоило затевать нынешний поход.

– Почему мы остановились? – спросил Мэрик, почти бесшумно подойдя сзади.

В свете факелов Дункан заметил, что выглядит он неважно: бледное лицо блестит испариной как от лихорадки. Пребывание на Глубинных тропах явно не шло ему на пользу. Да и кому оно, впрочем, пошло бы на пользу?

– Скоро мы столкнемся с порождениями тьмы. И их будет много.

– В самом деле? Я не… ах да.

– Мы их чуем, – напомнил Дункан. – Думаю, продолжение пути сулит немало развлечений.

Он изо всех сил постарался, чтобы в этих словах прозвучала молодецкая удаль и уверенность, которой на самом деле он вовсе не испытывал.

Женевьева неутомимо вышагивала по краю лагеря, и ее взвинченное состояние мало-помалу передалось остальным. Разговоров почти не было слышно, и после ужина, который состоял из сухих пайков и безвкусного вина, путники тесно сгрудились вокруг небольшого костра – костра, который командор позволила разжечь с большой неохотой. Никто из них не хотел признаваться, что, хотя все выбились из сил, одна мысль о том, чтобы хоть на миг сомкнуть глаза в этой гнетущей тьме, кажется почти невыносимой. Огонь дарил свет и тепло, и рядом с ним было чуть легче не вспоминать о том, что над ними нависает невообразимая толща земли и камня.

И все равно уныние очень скоро накрыло их с головой, точно погребальный саван.

Жюльен и Николас, устроившись на большом камне, играли в орлесианскую игру, где требовалось передвигать фигурки из слоновой кости по расчерченной на клетки доске. Дункану доводилось видеть, как богачи развлекаются этой забавой, но он понятия не имел, каковы ее правила и как она вообще называется. Судя по всему, игра требовала изрядной сосредоточенности – оба воина час-то морщили лбы и в задумчивости потирали подбородки.

Наверно, такая игра была под стать этой парочке. Когда Дункан только вступил в орден, он думал, что Жюльен и Николас братья, но потом оказалось, что они просто близкие друзья, которые предпочитают общество друг друга и по большей части держатся особняком. На памяти юноши Жюльен редко говорил зараз больше десяти слов, да и то только для того, чтобы угомонить Николаса. Манеры его отличались мягкостью, совершенно не похожей на грубоватую несдержанность друга.

Келль, сидевший напротив Дункана, сосредоточенно строгал поясным ножом древки стрел. Колчан его был уже полон, однако он не прекращал своего занятия. Вне сомнений, он считал, что все эти стрелы ему очень скоро понадобятся, и был, наверное, прав. Кромсай, свернувшись клубком около хозяина, взирал на него с обожанием и, наверное, жалел, что не может помочь ему в работе.

Все остальные просто глазели на огонь. Когда мимо проходила Женевьева, все застывали. Нельзя сказать, чтобы это бросалось в глаза: Жюльен и Николас, поглощенные игрой, замирали, не отрывая глаз от доски, а все прочие задерживали дыхание. Командор окидывала их жестким взглядом и шла дальше. Вслух она ничего не говорила, но явно считала, что, если уж никто не собирается спать, они с тем же успехом могли бы свернуть лагерь и двигаться дальше.

Постепенно это стало невыносимо. Все тело Дункана изнывало, требуя сна, и он уже несколько раз обнаруживал, что клюет носом, но тут же вскидывался. Костер источал блаженное тепло – единственный источник хоть чего-то приятного в этом Создателем забытом месте. Юноше хотелось обхватить огонь обеими руками и тесно прижать к себе. Может, хоть это помогло бы ему согреться и не дрожать от холода, а дрожал он теперь почти не переставая.

– Тебе нехорошо? – спросила Фиона, и голос ее прозвучал так неожиданно, что Дункан едва не подпрыгнул.

Он обернулся, одарил эльфийку мутным взглядом, не сразу сообразив, о чем она спрашивает, но в конце концов помотал головой.

– Хочешь сыграть? – предложила она. – У меня в мешке есть карты…

– Нет.

Дункана вновь пробрала сильная дрожь, и он принялся ожесточенно тереть руки. Все прочие отвлеклись от своих занятий и уставились на него, исподтишка переглядываясь.

– Ты уверен?

– Да! Уверен!

У костра опять стало тихо, и Дункан почти пожалел, что отказался. И принялся растирать руки, отметив мимоходом, что они заметно побледнели. «Забавно, – подумал он, – я полжизни мечтал о том, чтобы у меня была такая же светлая кожа, как у других детей, а для этого, оказывается, всего лишь нужно было как следует промерзнуть на Глубинных тропах».

– Может, подбросить топлива в костер, чтобы разгорелся пожарче? – предложил Келль.

– Мне и так хорошо! – огрызнулся Дункан.

Он чувствовал, что Фиона не сводит с него встревоженного взгляда, хотя заговорить не решается. А потому юноша крепко обхватил себя руками и придвинулся вплотную к огню, стараясь не показать своим видом, как ему дурно. Судя по тому, как неловко посматривали на него остальные, все его старания пропали втуне.

– Знаете, – вдруг подал голос Мэрик, который, сидя рядом с Дунканом, тоже грел руки у огня, – во времена мятежа у нас в ночь накануне битвы проводился некий обряд. Мы пускали по кругу емкость с гномьим элем и проверяли, кто сумеет больше выпить.

Ута ухмыльнулась и изобразила руками какой-то знак. Келль, все так же строгавший стрелы, с озадаченным видом оторвался от своего занятия.

– Она говорит, что это на самом деле не эль.

– А то я не знаю! Думается мне, его варят из грибов. Он черный, точно смола!

Дункан застонал:

– И вы это пили?

Король подмигнул ему и, сунув руку за пазуху, извлек из-под плаща большую серебряную флягу. Гномью руну, вычеканенную на боку у этой фляги, разглядели все, и кое-кто одобрительно присвистнул. Даже Николас и Жюльен заинтересовались происходящим. Из горлышка потянуло тошнотворно-сладковатой вонью – точно скунс заполз под сарай и там издох, а его труп долго разлагался на жаре.

Фиона рассмеялась, зажимая рот ладонью:

– Фу, какая гадость!

– Эту традицию ввела моя мать, – сказал Мэрик. Он поднес флягу к носу, принюхался – и блаженно вздохнул, словно аромат содержимого нисколько не отдавал трупной вонью. – Она познакомилась с одним гномом, который оказался в немилости у орлесианцев. Мне было тогда лет пятнадцать. Как звали этого гнома, я забыл. Помню только, что такой курчавой бороды я в жизни ни у кого не видел. Как бы то ни было, гном какое-то время кочевал с нами и подарил нам целый бочонок гномьего эля.

Улыбка Мэрика вдруг стала нежной, в глазах мелькнула печаль. Дункану не сразу припомнилось, что мать короля убили, причем, судя по слухам, прямо у него на глазах. Интересно, правда ли это.

– Никто не хотел пить этот эль, но мать была так упряма, что терпеть не могла, когда что-то пропадало попусту, пусть даже подарок. А потому на следующую ночь перед боем она достала этот бочонок и зачерпнула из него кубком. На глазах у всех своих офицеров она осушила кубок, а потом подначила их проделать то же самое.

Мэрик рассмеялся – раскатистым, теплым смехом с оттенком грусти. Поколебавшись всего лишь долю секунды, он поднес флягу к губам и начал пить. Дункан почувствовал, как нос его сам собой сморщился от отвращения, – король сделал не один глоток, а целых два, потом оторвался от фляги и, расплывшись в безумной улыбке, удовлетворенно выдохнул:

– А-ах!

Ута показала жестом, что впечатлена.

– Согласен, – кивнул Николас.

– В ту, первую ночь я пил последним. – Мэрик улыбался, голос его звучал напряженно, как если бы эль обжег ему горло. – Я сделал один глоток, и меня вырвало прямо в костер.

Он повернулся и, чуть заметно вскинув бровь, протянул флягу Келлю.

Охотник поглядел на нее с явным сомнением, затем едва слышно вздохнул и, отложив нож и недоструганную стрелу, взял флягу. Поднес ее ко лбу и, глядя на короля, склонил голову в знак благодарности.

– Я проходил обучение с Воинами Пепла, – сказал охотник. И уставился внутрь фляги с таким видом, словно был уверен, что оттуда сейчас что-то выползет. – Они считают, что солдату нужно умереть еще до боя. Если ты не способен увидеть свою смерть и смириться с ней, она застигнет тебя врасплох. Перед моим первым боем они неглубоко изрезали меня до крови, а потом сыпали в ранки соль, покуда я не завопил от боли.

Келль вдруг ухмыльнулся. Дункану только сейчас пришло в голову, что он никогда не видел, чтобы охотник улыбался.

– И когда я заорал, они все так и покатились со смеху. Они, видите ли, бились об заклад, как долго я выдержу.

Он хлебнул изрядный глоток и лишь утер рот ладонью, ничем не показав, понравился ему вкус пойла или наоборот.

– Урок, который я получил, был таков: не делай всего, на что подговаривают тебя приятели просто потому, что их это забавляет. Наука явно не пошла мне впрок. – С этими словами Келль подмигнул Уте и передал ей флягу.

Рыжеволосая гномка внимательно рассмотрела руну на боку фляги и зажестикулировала, обращаясь к Мэрику.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.