Мои слова под дождем не мокнут, или Повесть о потерянном солнце. Книга 2. Основана на снах, музыке и воспоминаниях

Вдруг я почувствовала, что мне стоит обернуться. Я вытащила голову из текстуры и посмотрела себе за спину. Из противоположной стены торчала голова Остапа. Его лицо никак не менялось – не вытягивалось, не утолщалось, не расплющивалось в лепешку. Оно оставалось Мы молча смотрели друг на друга с полминуты или более – — после чего до моих ушей дошел звук его голоса. Привычный и ничем не испорченный – такой бы он был, если бы он что-то сказал мне, пристально вглядевшись в глаза, в нашем —стоя напротив или сидя в машине, касаясь моего колена своим. прежним. в кубе время вытягивалось, утолщалось и расплющивалось в лепешку  прежнем мире 

– . Я тебя вижу и слышу

– Но почему?

– Потому что могу.

Мой голос звучал иначе – так звучат голоса, записанные на диктофон. Голос Остапа звучал как обычно, но свой голос я так и не узнала. Слова, интонация и тембр прыгали по воображаемой лестнице и растекались по ее ступенькам жидкой субстанцией. Остап хотел сказать что-то еще, но не стал. Вместо этого он начал медленно просачиваться ко мне в комнату. Сперва-наперво руки – сначала одна, потом вторая. Далее – ноги. Шея и туловище прошли через стену в самую последнюю очередь. Половина моей головы все еще торчала из противоположной стены, когда я заметила, что стороны моего куба пополняются новыми головами. Лица были самые разные: и знакомые, и незнакомые. Я помню, как испытала необъяснимый страх – он карабкался по мне и расползался по всему телу. Я видела лица тех, кого мне удавалось повстречать – отец и мать, кассир из продуктового, девочка с ирисками и насекомыми, воспитательницы в розовом и зеленом костюмах, какая-то черномазая женщина с редкими волосами и еще куча народу. Среди них я не нашла никого, кого бы мне хотелось увидеть – ни девочки из детского сада, с которой мы каждый день воображали себе ;ни бабушки в цветастом халатике, ни Бима… из чужого куба Жар-птиц

Вылезти из стены или перейти через нее на не получалось. Я осталась замурованной между двух без надежды перейти хоть куда-то. Быть где-то между – значит ли это ? Мой куб пополнялся людьми. Их лица оставались теми, что я привыкла видеть. Гости тянули ко мне свои руки. Мои подмышки вспотели. Тогда я вспомнила школьный зал, свои потные круги подмышками, забытое собственное имя и какой-то стишок, который мне не удалось вспомнить даже Зал пожирал людей, а те в свою очередь пожирали меня глазами, требуя от меня слов. Подмышки потели, а я думала о сигарете, забытой в комнате где-то на видном месте. Призраки тем временем огибали меня плотным кольцом. Концертные места полнились. Настала пора начинать. На сцену вынесли шашки. Я почувствовала на затылке чей-то пристальный взгляд и тут же открыла глаза. Сон обрывался. ту сторону пространств быть тогда.

Когда я проснулась, на улице накрапывал мелкий дождик. Из моего окна он выглядел жалким и обессиленным, словно небо кого-то оплакивало – Я лежала, и комкая в руках треугольник одеяла, смотрела на мелкую россыпь пунктиров, стараясь запомнить каково это – просто жить и просто смотреть на дождь. Торопиться было некуда, но почему-то так хотелось зашевелиться и куда-то пойти – старая-добрая человеческая привычка. Зачем было куда-то идти, если можно просто лежать – как камень или асфальт, – пока всему не придет конец? Я не припомню, чтобы цветы и деревья куда-то спешили. Все было достаточно просто – им спешить было некуда. Ее? Меня? Мир? Солнце? Бога? Остапа? Самого себя?

Я подумала, а ведь настанет момент, когда память о вещах полностью исчезнет. Когда исчезнет прошлое, – , – помнить мне будет не о чем, а далее – сожалеть, сострадать, оплакивать, пытаться вернуть и удержать его возле себя. Ничего этого уже не будет. Нет прошлого – нет памяти. Нет памяти – нет дождя. Нет дождя – нет ничего. А когда ничего нет, торопиться уже не хочется. От меня самой ничего не останется. Все было просто – исчезну я, значит исчезнет все мое. Моего в мире было немного – всего-то я, мои руки, мои мысли, слова, вопросы и кетчуп на нижней полке холодильника. За неимением своего приходилось дорожить чем-то чужим – ее руками, ее мыслями, ее словами, ее вопросами и ее рассадой. А когда это все уходит и уходишь ты сам, жить больше незачем. Тогда жизнь прекращается. А если и не прекращается, то принимает форму пунктира и ждет, когда дождь пойдет снова. а оно точно исчезнет

Когда я встала с кровати, телефон показал 16:15. Огонечек пропущенных звонков не горел. Это значило только одно – Остап ни разу не позвонил. Я сварила кофе и села за стол, поймав себя на мысли, что все вокруг как-то непривычно притихло и затаилось. Я включила всегда молчащее радио и прослушала целую лекцию про поэтов серебряного века. Дважды проверив телефон, я убедилась, что входящих так и не поступило, после чего решила пожарить яичницу. Доставая из холодильника яйца, я вдруг поймала себя на мысли: Аппетит так и не появился, поэтому я решила остановиться на одной яичнице. Позавтракав, я еще с полчаса послушала радио и уже в третий раз проверила входящие звонки. Ничего. Так же пусто. в холодильнике столько еды – будет жаль, если она пропадет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Жамевю́, или жаме́вю (фр. jamais vu [ʒa. mɛ. vy] – «никогда не виденное») – состояние, противоположное дежавю, внезапно наступающее ощущение того, что хорошо знакомое место или человек кажутся совершенно неизвестными или необычными, как бы увиденными в первый раз.

2

Вспомогательное изображение: рисунок или фотография, которые художник или дизайнер изучает перед работой.