Мальчик и САЛОвей. Столкнулись старые враги и новые друзья

Парочка увидела, как огромная лохматая псина на полном скаку рухнула посреди дорожки. Сучат лапы, из горла раздаётся жутковатая тишина. Гармония у парочки на высоте: оба завизжали на одной ноте, синхронно развернулись и дали дёру. Провод наушников из кармана парня развевался позади, как знамя. Фейл.

Миха лежал, выслушивал инструкции.

Бегом на нижний уровень, прямо к воде. Камыши дружелюбно хрустели, обнимая бывшего сенбернара. Через минуту дополнительное шуршание ознаменовало воссоединение Легиона.

Если бы один из бомжей открыл глаза, то увидел: за сенбернаром в кусты шмыгнул дохлый кролик и дохлый доберман. Бомж снова украл бы тот же клей, которым радовался накануне.

Миха бело-рыжей грудой шерсти вывалился перед пышной дамой в облегающих чёрных лосинах и мини-топике чёрного цвета. Падение рассчитали так, что дама должна споткнуться о преграду и упасть.

Дама взвизгнула и с перепугу взвилась на добрый метр в воздух. Судьи смело зачли бы новый мировой рекорд по набору скорости.

Миха вскочил. Мощные лапы, подгоняемые живящим электричеством, понесли к скоплению народа. Народ увидел сенбернара без ошейника и поводка, и от контакта решительно отказался – путём галопа люди разбегались кто куда. Эпик фейл.

Махцапдра запаниковал – ещё чуть-чуть, и люди пожалуются властям. Даже в начале времён диким собакам не давали безнаказанно пугать людей. Здесь, с колёсными самодвижущимися повозками, нравы строже. Последняя попытка – на верхнем ярусе, из-под сирени.

Фейерверк сиреневых лепестков (уф, еле успел), и под ноги старичку в чёрном спортивном костюме обрушилась скулящая громадная псина. Огромные очки пустили блик, когда лысый дед склонился над собакой.

– Как-то странно, пёсик мой, вы скулите. Не умеют собаки так скулить – горло не рассчитано. А я-то знаю, скольких вскрыл в своё время.

Шаблоны поведения Михи разбиты вдребезги. Единственная идея – встать. Здоровущая башка оказались в дециметре от присевшего на корточки старичка.

– Что там в ротике? – Дедуля поправил очки – снова мелькнул блик. Скрипнула резина – на правую руку надета резиновая перчатка.

– Фи! У вас в пасти дохлая мышь!

Голова сенбернара задёргалась, будто во рту кто-то яростно бил хвостом. Махцапдра высунулся между клыков, зацепился последними плавниками за язык:

«Я не мышь, а твоя гибель!»

Жёлтые треугольные зубы щёлкали с частотой современного процессора. Если бы создатель Чужих увидел этот образ, то от досады – так не доработать! – уничтожил бы копии всех отснятых фильмов. Чтобы не позориться.

– Во рту сенбернара – странная пиранья, – старик поднялся, поправил чёрные штаны. – Ну да некогда мне. Живой – и ладно. А то бы молодость вспомнил, скальпелем помахал…

Приятные воспоминания о вскрытиях прервал Легион. Видя полный провал плана, стая бросилась снимать хоть шерсти клок.

Если бы упомянутый бомж открыл почти растворённые клеем мозги навстречу новому дню именно в этот момент, то украл в пять раз больше того самого клея.

На тротуаре шатался лысый дед. Его за комбинезон тянули в разные стороны доберман и кролик – оба будто только из склепа. Вокруг скакал сенбернар, из пасти которого раз за разом раздавались леденящая душу тишина.

Пара случайных бабок с авоськами обошли балаган стороной, вплотную к чёрному заборчику на краю насыпи.

– Бедные вы мои! У вас зубок нет! Айяйяй… У кролика рёбра торчат. Буквально, из-под кожи. У вас, доберман, крайняя степень загнивания левой части головы. Шкура слева не держится и хлопает. И хвост отвалился. Вы как упыри какие-то.

Кром застыл, задрав две задние лапы, шлёпнулся на асфальт, так и не разжав пасти. Кролик прижал уши и закрыл глаза – но продолжил висеть на рукаве куртки. Миха ляпнулся на бок. Как он догадался? Прошло столько лет… Да и в тела животных они никогда не воплощались. Неужели он – святой отшельник, который видит суть?

– Ого, да я угадал. И вы, наверное, крови хотите, зверушки мои. А зубок нетушки… Давайте обмен. Я вам – зубы. А вы со мной делитесь секретами упырей. Идёт?

Животные отпустили костюм. Доберман взял в пасть отпавший хвост – вдруг приделать удастся. Голова сенбернара дёрнулась, будто в ней кто-то дал пинка.

– Эй, где вы все! Крови оставьте! – Сирень осыпала лепестками отставшего участника.

«Гады. Убрались уже. Ищи их теперь…» Да, тяжела жизнь упыря-черепашки.

Школа встретила отстранённостью. Обычно ученики излучали злобу, нервозность, придирки, реже – нейтральную незаинтересованность.

Мальчик вертел вжатой в плечи головой посреди школьного холла. Где они, палачи? Жертва вышла на охоту. Сумрак холла, тёмный пол, серые колонны, светлый потолок с рёбрами ламп «дневного» света. Вокруг сновали дети. Мальчик – как остров посреди лавы.

И так весь день. Вчерашняя троица не попалась вообще. Учителя не спрашивали. Ученики сторонились. Идеал! Если бы не противоречие Заданию.

Мальчик стоял у окна на первом этаже, рядом с дверью в класс по биологии. Он опёрся задом на батарею, спиной – о белый подоконник. Рюкзак, не снимая – туда же.

Свет из окна делал мрачные стены чуть терпимее. Занавеска, когда-то белая, подпалена в трёх местах. Директор будет зверски искать. Пойти и признаться? Вот тренировка будет, ведь Задание требовало конфликтов, столкновений, споров…

Основа магии – присутствовать в настоящем времени. Просто быть, но не в мыслях и мечтах, а здесь и сейчас – в настоящем. Четыре часа напротив пса (вместо уроков, естественно) пролетели мигом. Потом, за ужином, перед родителями. Мама ругалась с папой, так что ноль проблем – присутствуешь, да и всё. Пора тренировать навык в реальной жизни. Но не с кем!

Мальчик уселся за столик в столовой. Потенциальные соседки встали – и пока.

Сосед за партой – пересел. Хулиганы исчезли. К доске не зовут, домашку не хотят. Шептание с рюкзаком дало результат: если противостояния нет, то его создают.

Для начала – вызываться к доске. Благо ещё два урока.

Тянуть руку для мальчика – то же, что предать идеалы. С первого класса он твёрдо решил: не проявлять инициативу. Как мама про армию рассказывала: «Кто умеет водить машину? Отлично, вы неделю чистите унитазы».

Придётся присутствовать и перед людьми в настоящем времени, и перед прошлым. Рюкзак хихикал на грани слышимости – отличная тренировка.

Но мальчик… Тело безвольное, мягкое. Поднять руку – сил уходит, как убедить маму не ругаться с учителем после двойки в дневнике. В уме – сумятица: картинки прошлых походов к доске, позоров, двоек и прочих прелестей обычного школьника.

Учитель игнорировал робко вытянутую руку, так что мальчик учился быть лицом к лицу только с прошлым. В конце урока мальчик сиял – удалось! К доске захотелось!

После учёбы – снова уроки. Мальчик терпеть не мог обращаться к прохожим, чтобы узнать время. Учитель настаивал – первый объект, грузный лысый дядька в чёрном свитере и серых штанах, ждал сигнала светофора. Дядька верил в чудо и жал кнопку ускорения переключения на зелёный свет.

– Дядя, скажите, который час?

– Отвали, мальчик. Не до тебя.

Фу, неприятно.

Что у них попросить? Дадут ли? По логике, за такую помощь – должны. Или у них иное мнение? Чего я хочу больше всего?

Неужели…

Неужто они могут научить, как спать? Они – пережитки древних эпох. Они должны знать, как заснуть. Я жажду снов!

Решено. Спрашиваю.

Человек перестал топтать гостиную, где стены без украшений, а окна – без занавесок. Очки блеснули в угасающем свете дня. Он резко выдохнул, собрался. Путь лежал в спальню, откуда доносились звуки перебранки на непонятном языке плюс паузы леденящей душу тишины.

– Хорошо. – Учитель доволен успехами ученика, хвостом виляет на шкафу.

Мальчик своими успехами тоже доволен – весь вечер делал то, что не делал никогда. Под конец понравилось беседу начинать. Мальчик взбодрился и придумал, как помочь учителю.

Рюкзак валялся под столом – зачем учить уроки, если магия почти в руках?

– Пора на ужин. Ты кроме крови что-то ешь?

В ответ – образы крови. Фонтанами.

– Да, запросы у тебя, – мальчик хмурился, – Но я решительно против.

Недоумение.

– Я не хочу, чтобы ты пил кровь у кого-либо.

«Дохлая собачка».

– Что-нибудь придумаем. Никаких попыток хлебнуть крови у людей. Согласен?

«Согласие».

Да, быстро мальчик учится. Ещё вчера он бы ни за что решительно не сказал бы. Подыграю, ободрю. И это только пара часов практики!

Ужин и поход за хлебом и сюрпризом – позади.

Учитель валялся на шкафу. Он свернул нечто вроде гнезда из старой тряпки.

Мальчик сидел в кровати по-турецки. Одеяло в пододеяльнике цвета палой листвы комкалось под окном. Он опёрся о мягкую кучу и думал – глаза в потолок, подбородок опирается на руку. Губы то шепчут что-то. Наконец, мальчик решился – приосанился, напыщенно вопросил:

– Слушай, ты что, дьявол?

Пёс свесил голову со шкафа. Правое ухо вниз, как старая спагетти. Левое торчит вверх – прислушивается. Вид выражает внимание.

«Недоумение».

– Не то, чтобы я против… ну так как? Кровь пьёшь, из могилы вылазишь. Я кучу фильмов видел. Верные признаки сатаны.

Мальчик ожидал злобной расправы, льстивых попыток искусить, непонимания. Предложения продать душу, в конце концов. Пара молоденьких ведьм и шабаш – тоже неплохо.

Истерических хохот сбил с толку – и умственно, и физически. Сложно смеяться в теле полуразложившейся собаки, но псу удалось. Ощущение, как будто по стеклу мобилки гвоздём матюки пишешь. И звука вроде нет, и премерзко.

– Чего ржёш? Изыди, ацкий сотона!

Мальчику полу-вспомнилась одна из фраз, которой изгоняли нечисть.

Пёс шмякнулся вниз и катался по полу, хохот усиливался. Мальчик угнездился на кровати, ноги обхвачены руками, мысли клубятся о несовершенности жизни. Да и зрелище катающегося по полу полутрупа неприглядное. Что ж, если это и сатана, то душу в обмен пока не предлагает. Да и не убил пока ни стеклом, ни штырём падающим.

Пёс подуспокоился, и под периодическое взвизгивание-смех в уме мальчика родился фильм: в обратном порядке отматывались казни еретиков, костры, демоны, пытки. Потом фильм прекратился. Темнота длилась и длилась. Когда мальчик собрался спросить, вспыхнула картинка гор.

Пауза. Мёртвые глаза смотрят в живые. Мысли лениво крутятся, быстро сообразить не выходит. Но ум делает дело, и догадка:

– Типа дьявол и инквизиция намного позже, чем ты жил?

– Да.

– Ты что, бессмертный?

– Не знаю. Мало слов.

– Ты уж постарайся. Хочу знать, кому помогаю – Сатане или нет.

– Пробую. Говорю как знаю. Мне – правда. А тебе… Тебе решать.

Племя людей насчитывало пару тысяч особей, выживших после катаклизм. На всех один язык, одни обычаи, одна вера. Люди убивали, воровали, собирали, размножались – обычная тяжёлая жизнь.

Первых людей беспокоили вопросы. Что принесёт завтра? Мороз, зной? Атака? Голод? Удача на охоте? Извержения, цунами, ураганы… Хищники, враги…

Самый непредсказуемый элемент – свои. Соплеменники. Соседи.

Что они думают? Что хотят? Что говорят? Что сделают?

Бросят? Предадут? Помогут? Обманут? Выручат?

Одни и те же люди то вредят, то спасают, то помогают, то предают, то поддерживают, то игнорируют, то орут, то подлизываются. Как знать о будущем?

Где найти ответы? Как узнать, что они правильны? Как выбрать соратников, которые помогут, и не выбрать гадов, которые кинут в самый сложный момент?

Первые люди не знали, как знать, что принесёт время.

Люди разделились. Одни искали знание о том, как знать. Другие пошли по пути силы – как сильнее стукнуть, чтобы создать будущее.

– О, моя мама на пути силы – любит надавить! А я не люблю силу. – Такой сказки на ночь мальчик никогда не слышал.

– Быть может…

Проходили века. Люди расселялись, захватывали новые земли, убивали коренное население, придумывали новых богов. Сбивались с пути и те, и другие. Одни забредали от настоящего знания в гадания и суеверия, от истины к слепой вере. Другие решили: раз сильны, то и думать незачем. Проигрывали все. Разворачивалась история – племена воевали и мирились, армии уходили и возвращались, мастеровые делились находками и утаивали изобретения. Росла цивилизация.

Те, кто хотел знаний о том, как знать, искали. Некоторые сбивались с дороги, терялись, гибли. А некоторые… Нашли.

Их главная находка: жизнь не умирает. Умирают тела. А жизнь, то, что называет себя «я», продолжает жить. После смерти старого тела она берёт новое.

– Я слышал песню «Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».

– Да, истории живут в песнях.

Картинки замелькали вновь.

У древних Знатоков проблема: как сохранить память при смене тела? Младенец быстро забывает, если и помнил. Нашли другой способ – занять мёртвое тело. Чтобы сменить тело и сохранить память, важны условия:

Страстное желание возродить.

Мёртвое тело относительно цело.

Знания.

Огромное количество силы в долю мгновения. Молния.

– О, как Франкенштейн, да?

– Кто это? – Пёс заинтересовался – неужели кто-то кроме них узнал тайну?

– Ну, кино про монстра, оживлённого молнией… Сказка.

– Сказка. Знания последними стираются из сказок…

Те, кто умел сохранять знания при смене тела, могли учить. Знатоки помнили то, о чём люди забыли. Ценному знанию хотели учиться. Те, кто жаждал возвращения учителей, не переводились. Ученики помогали Знатокам найти новые тела. Знатоки помогали ученикам знаниями, в частности, о том, как чаще и надёжнее оживлять Знатоков.

Молнии склонны попадать в возвышенные места. Тела для воплощения помещались под курганы.

– Ага! В курган била молния! И люди жили вечно! Хочу!

– Подожди.

Некоторые Знатоки нарушали договоры, терроризировали и врали. Королевства попадали под их чары.

Против террора выступили те, кто знал о будущем чуть больше. Но опоздали.

Злые использовали простых людей. Люди, приходившие за советом, встречали не испытания и знания, а подавление и роль пешки в навязанной игре.

Кому нравится быть дохлой обманутой пешкой?

Обе партии Знатоков не учли, что ушедших по пути силы больше. То, что Силачи не нашли знания, не делало их ни слабее, ни глупее.

Козырный ход в войне: забрать возможность возродиться. Люди портили трупы – подрезали сухожилия, отрезали куски. Самое верное – мёртвых просто сжигали.

– О, я знаю – в Индии тела до сих пор сжигают! Я в фильме видел.

– Интересные штуки, ваши фильмы. А где Индия?

– Ээээ… Где-то на Востоке. Там у них ещё касты – воины, жрецы…

– Тогда знаю. Там центр войны. Как их зацепило – помнят ещё…

– У нас не любят живых мертвецов – в сказках они злобные и страшные. – Мальчик навскидку вспомнил десяток фильмов о зомби, вампирах, демонах, – Поэтому «упырь» – ругательное слово.

– Да знаю уже.

– Что в конце? – У мальчика голова шла кругом: и спать, и знать.

Политика сжигания тел и опорочивания Знатоков сработала. Знатоки исчезли – почти все. Есть я – и есть Враги. Но не ожидали мы, что тел не останется. Прошли тысячелетия с прошлого воплощения.

– А! Обрыв линии проводов! Я похоронил Друга там, где провод оборвался – ударила искусственная молния! А я жаждал возвращения Друга… Всё совпало? Да! Там ещё могилы! Их хозяева наверняка мечтали о возвращении питомцев! – Мальчик сиял от распирающих озарений.

– Скорее всего.

– А что они вытворят? И что сделаем мы?

– Ты будешь спать. А я подумаю.

Враги рядом. Помощник, без которого он в чужом мире, как без рук – тряпка. Клятву предать – не впервой. Но слишком много времени с последней битвы прошло, самому не осилить.

Почему долго не удавалось воплотиться?

Плюс ещё проблема. Завтра у мальчика – визит к доктору. Помощник вот-вот станет овощем. Он способный – но не против мастера. Эх, как он – сходу, без дурмана, на одном согласии…

Успех противостояния мальчика и доктора зависит от того, доступны ли данные о присутствии, которое тренирует мальчик. Если да – его проглотят, не жуя. Один шанс – если знания о присутствии забыты.

Задача важнее: где логово врага? Сколько воплотилось? Силы на исходе, вот бы крови… Да нечем. Как выиграть без сил?

Сон! Наконец-то! Они действительно умеют! Дело не в «мышцы расслабляются» или «ноги наливаются тёплой тяжестью», или овец считать. Магия! Они хором взвыли. Через секунду он ощутил пульсацию ритма. Через две секунды он поразился, насколько ритм эстетичен. Через четыре секунды спал глубоким сном – впервые за четверть века.

– Фрея, помнишь лучшего ученика, который едва тебя не убил и не овладел твоей силой?

Фрея вздрогнула:

– Помню, конечно. Но не хочу вспоминать без нужды.

Кром продолжил, не давая пояснений в ответ на вопросительно подогнутые уши трупо-крольчихи:

– А помнишь своего худшего ученика?

– Это который… Сейчас… Сжёг своё село? Маму принёс в жертву?.. Или нет, тот, кто по ошибке вместо головы врага отрубил себе руку, в которой держал меч?.. Да, наверное, это худший экземпляр.

Кром вспомнил:

– А! Тот самый, который ещё по твоему «совету» трупных червей ел?

– Ага. Идиот. И на что людишки не идут ради власти!

– О, в точку. А хоть один из твоих учеников просил себя усыпить?

Фрея посмотрела на спящее рядом тело и пощупала языком новые зубы.

– Ни разу.

– И мои – ни разу. – Кром глянул на громаду Михи в углу. – Эй, а твои ученики просили тебя усыпить?

Тот, кто занимал тело дохлого сенбернара, помотал головой. Слюни пополам с гноем разлетелись по стенам и потолку.

– Я – о том же.

Существа смотрели на спящего.

– Неужели он не понимает, что сон – противоположность власти? Чем больше человек спит, тем меньше осознаёт, тем хуже управляет! Недаром мы в мёртвых телах – нам сон не нужен.

– Похоже, не понимает. И не жаждет власти.

– Отличненько!

Фрея запрыгнула на кровать, принюхалась к локтю дядьки. В открытой пасти блеснули иглы новеньких зубов. Кром солидарно осклабился, показал свой арсенал – в собачий рот поместится раз в пять гвоздей больше, чем в ротик кролика.

Мелькнула крупная тень. Кром от толчка отлетел под батарею. Фрея пыталась подпрыгнуть, но мах кудлатой головы подбросил её и впечатал в книжную полку.

Миха опёрся лапами о кровать и рычал.

– Ладно, ладно. – Кром не хотел собачиться с противником крупнее себя, когда запасов энергии меньше, чем у моли.

– Я просто пошутила, – Фрея отделилась от книг и ляпнулась на пол, – Не собиралась клятву нарушать. Просто шутила.

Миха рычал и с места не сходил.

Человек спал – и не знал, что над ним столкнулись верность слову и жажда крови.

Среда

Раннее утро. На востоке сияла Венера. Чёрное небо постепенно зеленело. С озера тянуло прохладой и сыростью.

Партия комарих вылетела на поиски жертв. Естественно, обитатели бетонной трубы их не интересовали – ни крови живой, ни запаха приятного. Существо в теле дохлого кролика провожало комаров взглядом – а вдруг один будет возвращаться с кровью, и его удастся перехватить? Какой-никакой, а заряд.

Шлёп – щёлкнула пасть, кролик ляпнулся на песок в метре от трубы. В глубине глаз мелькнула багровая искорка. План сработал! Только выхлоп мизерный… Зато она сильнее. А где сила – там и власть. Фрея заявила:

– Надо что-то делать.

– Фрея, ты, как всегда, права. – Кром расселся на разворошенном пакете с мусором. – Маха, какова команда после «держаться вместе»?

Махцапдра буравил взглядом Крома (в рыбьем теле сложно – глаза по разные стороны головы). Претендует на место главаря. Подначивает, смуту готовит. Фиг ему.

– У меня план, как добыть кровь. – Безымянный приподнял передний конец панциря на лапах – он считал, что так выглядит важнее.

Махцапдра внутренне озверел – сегодня все будто сговорились его главенство оспорить. Но вместе Легион непобедим, поэтому он вежливо промолчал:

Как же?

– Наш временный помощник сообщил, что кусать – только низы общества.

– Помним, помним. – Кром поднялся на лапы, выражал готовность бежать.

– Я нашёл отличный образец. Вечерком предлагаю наведаться. – Черепашьим клювом тяжело зловеще улыбаться, но Безымянный смог.

Учитель выл громче и душевнее. Соседка сверху, старая бабка, источник редких конфет, услышала сквозь перекрытие и залилась слезами, вспомнила упокоившегося муженька. Собачка метила куст сирени за окном – и заскулила в унисон. Похоже «подпевал» Рамштайну Друг. Окно на третьем этаже распахнулось, на собачку вылилась кастрюля воды и неласковое пожелание быстрее покинуть земную юдоль.

Мальчик уже знал, что за шум. Он потянулся, глянул на часы. 6.30. Сегодня учитель запел раньше – видимо, очень тоскливо. Но не зря он вечером в аптеку забежал!

– Доброе утро!

– Утро без крови добрым не бывает, – раздалось со шкафа.

– Думаю, поправимо. Съешь!

В руке мальчика лежал тёмно-коричневый предмет.

– Не еда, – пёс скривился, а когда труп кривится – странно, – Кровь.

– Да не бойся. Я ломаю на крошки. Глотай. Эксперимент. – Мач протянул кусочек.

Если вы когда-нибудь кормили учтивого перекормленного кота, то видели, как он нехотя берёт подачку, обсасывает и «незмаетно» выплёвывает. Так и тут – подобное выражение на дохлой морде.

Мелькнул неожиданно длинный язык, кусочек исчез с ладони. А через секунду…

Пёс кувыркнулся. Замер, жуёт. Глаза…

Мальчик шлёпнулся на кровать. Захотелось спрятаться под одеяло.

Глаза, тусклые и мёртвые, изменились. Изумрудный свет струился из глазниц. Тельце собаки трясло. Куски облезшей и отваливающейся шкуры затягивались. Под лоскутами кожи и меха метались красноватые тени и зеленоватые искры, будто изнутри латает чёрная цыганская игла.

Свет гас, дрожь замедлялась. Пёс в восторге – голос громче, звучнее:

– Ш-и-и-и-карно… Почти как-к-к кровь. У вас делают еду для уп-п-ырей?

– Неа! – Мальчик откинулся на кровать, а комната привыкала к смеху, которого не звучало больше месяца. – Гематогенка. Она – на основе крови.

– Отличная находка, ученик! К занятиям!

Гематогенки надолго не хватит. Хоть её, вроде как, полным полно. Даже настоящая кровь не даст длительного результата в таком теле. Что делать?

В школу. Походка мальчика быстрее, чем день назад. Плечи расправлены. Взгляд – на верхушки деревьев на «горизонте». Он – не жалкое гонимое следствие, а настоящий Ученик. По плану сегодня – полдня провокаций. А после школы – час икс.

Неплохая штука, нынешний мир. Раньше такое невозможно. А сейчас… Он назвал это зубными протезами. В обмен попросил сон. Мог требовать знаний, исполнения желаний. Захотел сон. Забавные, они, люди. И в прошлом странные, и сейчас. Будто не понимают, что на самом деле важно.

Легиону важно найти кровь – заряда меньше, тела слабее. Ещё чуть, и даже кожу не прокусить. Плюс, оказывается, смерти расследуются, нападающих ищут. Раньше внимания не обращали – одним меньше, одним больше. Иногда сами жертвовали. Сейчас – «тихонько, легонько, ночью, на отбросах общества…» Да кто посмеет остановить Легион?

Махцапдра скомандовал:

«Третий пункт плана: на разведку. Ищем отбросы общества в глухих местах».

Школа. Сегодня мальчик заходил слева, со стороны стадиона. Хотелось подольше погулять, ведь тепло – и, главное, какие перспективы!

«Ученицы. Одноклассницы и не только. О, когда наступит время, вы пожалеете, что обзывали „отродьем“, „уродом“, „выродком“, „дегенератом“ и другими кличками. Вы пожалеете, что игнорировали и презирали. К вам со всей душой – а вы туда не то что харкнули, а блеванули, испражнились и кулёк с дохлыми котятами кинули».

Металлическая сетка школьного забора, когда-то зелёная. Бетонные плиты ведут вдоль сетки. Забор поворачивает налево, и вход в школу. Если перелезть и под окнами пройтись, то быстрее – но зачем торопиться на каторгу?

«Да, одноклассницы. Уродливых – фтопку. А вот с красотками поговорим. Допустим, применим заклинание повиновения. Затем – заклинание обожания. Да, послушание и обожание научит их уму-разуму».

У забора прогнута рама. Порвана сетка. Выломана целая секция. Ученики!

«В отношении одежды хороши японские школьницы. Но сначала, конечно, магией овладеть. Издевательства терпим, силой не хвастаемся. А потом…»

Поворот налево. До калитки в школьный двор каких-то двадцать метров. Забор целее – фронтон школы, как-никак. Но красоты особой не прибавилось.