Мальчик и САЛОвей. Столкнулись старые враги и новые друзья

– Кстати, как тебя кормить?

Мелькают образы, а в них общее: «Кровь».

– А колбаса, хлеб? – Поверх тетрадей в рюкзак улёгся здоровенный бутерброд. Пора приниматься за еду, а то в школу опоздаешь.

«Несогласие. Живая собачка – эмоция удовольствия. Скелет собачки – нет чувств»

– А, типа мёртвым бесполезна живая еда. А что в крови? – Мальчик с аппетитом уплетал рассыпающуюся холодную гречку.

«Сила».

– Я сотни раз лизал свою кровь. Никакой силы. – Мальчик обгрыз куриную лапу. – Сила в мясе.

«Мальчик живой прыгает от мяса. Скелет мальчика прыгает от крови».

– Что в крови? Мистическая тайная энергия? Меня научишь? Буду черпать силы из крови врагов! – Мальчик впился в кость и высасывал костный мозг, как кровь из беспомощного врага.

Зомби-пёс сидел на чёрном подоконнике под зелёной занавеской. Одно ухо – в окно, другое – на мальчика. Мальчик всхлипнул – взгрустнулось, так Друг сидел… Когда мама уходила, естественно.

– Как мне к тебе обращаться? Какое имя? Или на Вы? Или ритуалы соблюдать? На одной тренировке по боевым искусствам кланялись и говорили «Сенсею рэй!»

«Образ собаки. Вокруг – разные предметы, как будто она выбирает».

– А, ты имя ещё не выбрал. Я тоже хочу своё сменить. Так что про магию?

Мальчику не с кем поговорить. У него в уме бардак. Как он распознал сущность?.. Эх, если бы не это… Да если бы мне зубы… Я бы точно сейчас не думал, как ответить. Но клятва – это клятва. Пока играем по правилам.

За окном – повозки без лошадей. В окне – преграда прозрачная. Материал рамы неизвестен. Занавески – непонятной конструкции, из полосочек. Люди одеты странно. Да, мир изменился. Ни сари, ни саронгов, ни луков, ни стрел.

Не беда. Люди те же – значит, будет, как было, только лучше.

Вещи – перепаковать. Учитель просился в школу – мол, срочно учить язык. Пёс – на дно. Сверху – учебники и тетради. Сверху – бутерброд. В путь.

Тяжеленный рюкзак тянет вниз, как самосвал на привязи. Завтрак внутри, дом позади, шесть часов мучений впереди. Хоть физры нет.

До школы – полчаса, если пешком. Если подъехать – десять минут.

Вообще, правильно ходить вдоль дороги. Переходить по пешеходному переходу. Скучно, некрасиво, однообразно – и в толпе. Каждое утро на метро мчатся тысячи людей. Поток из тел скручивается – кто-то обгоняет, кто-то закуривает и создаёт пробку. Как назло, транспорт выгружал пассажиров, когда мальчик подходил к остановке.

Нет, куда приятнее дорога мимо озера. Мама не одобряла – нехорошо гулять там, где некого позвать на помощь. Но за годы на природе – никто и ни разу. А вот на людях…

Идём мимо пожарной части. Иногда у входа пожарные – накачанные дядьки – красуются в одних трусах перед девушками. Сейчас ни людей, ни суеты.

После пожарной части – переходим улочку и трамвайную колею.

Дальше – место, где мальчик похоронил Друга – прямо под опорой высоковольтного столба, рядом с десятком похожих могилок. Последние две недели мальчик обязательно проходил мимо могилки и грустил. Часто вырывал сорняки, подправлял камни оградки. Иногда приносил цветы, иногда – конфетку. К обеду, возвращаясь из школы, мальчик никогда не находил конфетки – и надеялся, что Друг принимал подношение.

Сегодня памятное место выглядело жутко – помесь грязи, болота, неопрятных комьев травы и глины, будто бушевали пьяные кроты. Но землю изрыли колёса грузовиков тёмно-зелёного цвета с белой надписью «ГорЭнерго». Суетятся люди – бегают, вязнут в грязи, ругаются. На двух вышках электрики машут руками, орут.

– Чего они? Ага, провод натягивают после обрыва.

Рюкзак зашебуршился, раздалось что-то похожее на «ити».

– Пора идти? Ты учишься говорить! А я думал, как мы магию выучим. Кстати, могилку Друга затоптали. Восстановлю потом – и крестик, и веночек…

– Ити! – Голос из сумки громче и похож на наждачку.

– Иду, иду.

Мальчик шёл вдоль берега по тропке среди двухметровых камышей. Их метёлки мельтешили на ветру, светло-бежевые листья звонко шуршали. Воды озера не видно, закрывала стена из стеблей. Тропинка повернула вверх по насыпи. Открылось озеро. Солнце показалось из-за верхушек деревьев. На воду ложились тёмные тени. Тихий ветер гнал небольшую рябь. Волны не давали отражаться голубому небу и белым облакам.

Тропинка дальше – вдоль озера. Нам – поворот к дороге. Школа – напротив. Опасно: перебегаем дорогу в неположенном месте. Помогает светофор вдали – движение остановилось, самое время промчаться к газону посреди трассы. Аккуратно ступаем, чтобы грязь не липла – и бегом через вторую часть дороги, пока машины разгоняются.

Родная школа.

Зелёный сетчатый забор, калитка, десять метров серой бетонной плитки и ступени входа. Над входом – надпись «Добро пожаловать», к которой в конце кто-то криво чёрным баллончиком пририсовал «ся».

Эх, шестичасовая каторга – обратно, опять и снова. Мальчик мечтал – в мечтах легче. Вот он узнаёт секреты магии. Приходит в школу. Нет, лучше прилетает. На коленях весь класс, хором извиняются. Нет, лучше все параллельные классы. Нет! Лучше и старшеклассники, которые проходу не дают! Он, такой мужественный…

– Эй, упырь!

Ох, забыл! Запамятовал, что в школу приходят украдкой!

– Ты чё, а ну стой!

Мальчик смирялся с разбоем и не чувствовал, как извивается рюкзак.

Не может быть! И эти распознали суть? Сквозь рюкзак! Теперь мне ещё и их учить? По сравнению с троицей мальчик – просто чудо и образец ученика магии. Низкие лбы. Глазёнки навыкате. Что-то жуют. Руки в карманах, таз вперёд – со стороны кажется, что им в зады упёрлось по ноге. Да, ухудшилась людская порода.

Главарь – длинный нос, подростковая «щетина» и разбитая губа – выперся вперёд:

– Давай завтрак.

– У меня нету сегодня… Мама…

– Гы-гы, – Заржал второй лоб, пошире в плечах, стрижка под отросший нолик и с руками в карманах, – Маменькин сынок!

Мальчик попятился:

– Да нету у меня…

– А если найду? – Главарь нависал.

Мальчик заметил в ноздре то, что хотел развидеть.

– Открывай торбу, мля.

– Не надо… – Мальчик не знал, что делать. Как и всегда, впрочем. Но сегодня-то, под бутербродами, внутри…

– Чё, зассал? Брехло!

– Не вру! – Спина упёрлась в третьего, пузатого молчуна, который гаденько улыбался и перекрыл путь к отступлению

В тёмных окнах школы замелькали светлые детские лица над белыми воротничками – со стороны смотреть интереснее.

Рывок – и рюкзак в руках крупного. Мальчик кинулся – рюкзак летит к главарю. Игра в собачку древнее любой другой игры.

– Ого, тяжёлый… Куча жрачки, да?

Щелчок застёжки, слабое «Нет» мальчика. Рука по локоть в утробе торбы.

– Фу! ЧТО! ЗА! ГАДОСТЬ!

Неприятно тыкнуть стеклянные глаза дохлой собаки вместо бутерброда.

Рюкзак брякнулся на пол. Главарь отшатнулся и с отвращением махал рукой. Подручные чесали в затылках. Мальчик тихо пояснил:

– Моя собака. Она умерла.

Толстый скривил губы, обнажив гнилой зуб.

– И ты её с собой таскаешь? Псих.

– Извращенец. – Второй тоже попятился.

Пацаны обошли мальчика, как ядовитый капкан под высоким напряжением.

– Идём от психа. Ну его. Долбанутый. Дибил. – Троица ускакала прогуливать за школу, а мальчик – за рюкзак и в класс.

Зрители в окнах попрятались, первый акт окончен.

День прошёл сносно. К доске не вызывали, перед классом не позорили. Рюкзак, правда, иногда шебуршился да порыгивал. Соседи оглядывались в поисках звука, а мальчик вздрагивал. Но, вроде, не раскусили.

Затишье перед бурей закончилось вместе с последним уроком.

– Рукослав! Рукосла-а-а-ав! – Мамин командный голос перекрыл и звонок, и шум идущих домой школьников, и рёв машин автострады, и сумрачные мысли мальчика.

– Гррр… Рукослав? – Рюкзак подрагивал, как будто там кто-то тихо ржал. Мальчик подумал, что пёс как-то быстровато язык учит.

– Вот и хочу сменить. – Мальчика древнее славянское имя не радовало.

Эмоция и смеха, и сочувствия.

Мальчик вздохнул и потрусил вниз. Тело привычно уворачивалось от встречного потока учеников. Чем скорее выйдешь, тем меньше мама будет позорить.

Высокая, широким плечам позавидует иной физрук. Стоит на школьном дворе, как на армейском плацу, на расстоянии пары шагов от калитки. На улице жарко – она выбрала тень дерева слева. Мамина одежда похожа на военную форму. Генеральскую – маме прочили высокие звания, но что-то не сложилось.

Квадратная челюсть пошла вниз, могучие лёгкие набрали воздух для крика, могущего заглушить вертолёт:

– Ру…

– Я здесь, ма.

Какой запал даром пропал! Мама сурово сдвинула густые брови, но не отчитала, а уведомила:

– Едем к психокорректору.

– Куда? – Мальчик понизил голос, надеясь, что мама тоже станет говорить тише.

– На психо-коррекцию! – Рявкнула мама, не учитывая последствия вести. На них оглядывались, и мальчик покорно двинул к выходу – зачем ещё больше огласки?

Дорога мелькнула быстро, мама пресекла попытку оспорить визит, и мальчик уныло думал думу. Раньше он хоть Другу мог пожаловаться. А теперь – сиди и тоскуй. Не плакаться же Учителю – ещё откажет магии учить…

А «Учитель» честно учил речь. Сложно собачье горло заставить говорить людские звуки. Но ещё сложнее разобраться в языке. Сейчас говорили на потомке древней речи. Приходилось сочетать то, что знал, с тем, что слышал. Благо, улавливались и сходные слова, и похожие интонации.

Взять, опять же, «упырь», древнее слово, которым обозначали таких, как он. Но сейчас в это слово вкладывают нечто иное. Не распознал отличия – вот и согласился с клятвой, не отменишь. Хорошо хоть, во второй раз не дал.

Куда мальца везут… Вроде говорил, что после уроков – домой. Проверяли бы новые познания в языках. Ага, похоже, приехали. Ну-ка, -ну-ка.

Офисное здание – стекло и металл – возвышалось на двадцать пять этажей, как нос супер-лайнера – одна из сторон выступала вперёд и, казалось, нависала над дорогой. Строгий вахтёр сурово махнул на лифт. Тринадцатый этаж. От лифта повернуть направо – и в самый конец коридора, вдоль однотипных дверей. Вход в офис 1366 – по левую руку, прямо перед огромным фикусом в деревянной бочке. Мальчик, пока шёл, смотрел на таблички на дверях: «ООО Пирамида», «ЗАО Андромеда», «ЮКПРНП: Юридическая компания по решению некрозооморфных проблем».

Фикус у окна, которое заменяло стену, так разросся, что перистые листья заслоняли вход в нужную дверь. Мама отклонила ветку, постучала. Мальчик разглядывал скромную золотистую табличку «Доктор, академик, профессор психокоррекции Петушанский В. В.»

– Мама, я буду хорошим…

Последняя попытка разбилась о крепкое спецназовское сердце: и не такие умоляли, и жалобнее бывало. Дверь открыта, сын с ускорением влетел внутрь. Мама зашла следом.

Голые серые стены окружили, как бетонный забор на стройке. Окно во всю стену отгорожено столом длиной в окно. На столешнице в ладонь толщиной высились башни исполинских книг. За ними, как за забором, восседал обладатель блестящей на солнце лысины.

Мальчик глянул на потолок – нет ли там солнечного зайчика, отразившегося от кумпола, и обомлел – от края до края потолок украшали знаки, фигуры, символы. Школьная геометрия пригодилась – он распознал зелёный шестиугольник и красную пятиконечную звезду внутри него.

Мальчик пялился с открытым ртом на узоры. Из-за стола выскочил тщедушный мужичонка ростом чуть ниже мальчика. Руки – в карманах серого, под цвет стен халата. Обуви не видно – халат ниспадает до пола.

– Здравствуйте! Добрый день!

Мальчик опустил голову в поисках источника звуков. Огромные, увеличенные раз в пять толстенными линзами очков глаза неясного цвета уставились на него снизу вверх. Мальчик отпрянул – если бы не мамина хватка, то удрал бы за дверь.

– Мы по записи… – Начала мама.

– И кто у нас такой хороший?

Мама сморщилась – неприятно командиру, хоть и бывшему, быть прерванным.

– Руко…

– А я не вас спрашиваю. Мальчик же не немой?

Мальчик наблюдал за увеличенными глазами под гигантскими очками. Странно – говорит доктор вроде и мягко, а взгляд… Пригвождающий.

Мальчик смотрел на очки. Ого стёкла – даже солидный нос под ними выглядит небольшим, а рот вообще еле виден. Окуляры увлекли, мальчик не слышал скрежета маминых зубов. Рывок за руку вернул внимание в сейчас.

– Доктор спрашивает тебя. – Голос мамы как лезвие японского меча, которым она под настроение размахивала.

– Рукослав. – При маме, гордящейся именем, он боялся прятаться за Славик.

– Я хочу тебе помочь…

Голос доктора тише, мальчик вслушивался, чтобы услышать окончание. И снова громко, уже маме:

– Подождите за дверью.

Костлявый трясущийся палец указывал на выход, пока за мамой не закрылась дверь. Глаза за толстенными линзами не отрывались от левого уха мальчика. Ребёнок подавлял желание оглянуться – нет ли сзади кого-то.

– Зови меня доктор. Я могу звать тебя Славиком?

Мальчик кивнул, польщённый пониманием ситуации.

– Смотри мне в глаза. – Профессор придвинулся к лицу мальчика. Его голова качалась из стороны в сторону. Линзы очков то отражали свет, пускали зайчика, то проявляли глаза.

– Хочу помочь. Расслабься. Всё хорошо. Доверяй мне. – Голос доктора просил поверить.

А почему нет? Доктор – один за всю жизнь, кто признал имя Славик. Пусть поможет – он понимающий, опытный взрослый.

– Ты нуждаешься в помощи.

Да! Не просто нужда, а космический всезасасывающий вакуум. Школа! Мама! Папа! Друг! Упырь!..

– Делай то, что я говорю, и всё станет отлично. Верь мне.

«Хочу верить! Жажду понимания!..»

– Ложись на кушетку.

«Что-то ноги не держат. Лечь что ли? Доктор помогает. Сделаю ответный шаг».

Кушетка ближе. Рука доктора мягко и властно ведёт к цели. Снять рюкзак, чтобы лечь. Рюкзак дёрнулся, мальчик потерял равновесие, шатнулся. Доктор восстановил контакт глазами, но доли секунды хватило.

Искра ужаса вспыхнула в уме мальчика, как ядерная бомба. Выжгло все желания кроме желания бежать и визжать. Доктор схватил за рубашку. Мальчик рванул к двери и пару метров протянул профессора за собой. Побег сопроводил вопль раненого дракона. Распахнулась дверь – второй раз за сутки мама спасает сына.

Сын, ускоряясь, юркнул в щель между мамой и дверью. Коридор, лестница, улица.

Мама смотрела на доктора. Доктор блеснул очками и изрёк:

– Запущенный случай. Надеюсь, вы привели сына не поздно. Столько страхов, комплексов… Полно работы. Секретарь назначит встречу.

И скрылся за книгами на столе.

– Но что с ним? – Мама – она мама, беспокоится за сына, хоть и непутёвого.

Лысина приподнялась над книгами чуть выше:

– Пока рано ставить диагноз. Но вы сами видели – коррекция жизненно важна.

Мама вздохнула, в уме умножая цену за визиты. И где сын теперь?

Сын бежал по улице. Ужас ещё толкал вперёд, но скорость замедлялась. Прохожие поглядывали на сорванца. Мальчик хечил, как будто марафон пробежал за час.

Скамья. Упасть и дышать, дышать.

Сердце выколачивалось из горла. Язык – до пупа. Пить!

Мёртвые, но оживлённые глаза выглянули из рюкзака. Мёртвая морда неподвижна, уши не шевелятся, нос не блестит. Но, как ни странно, от трупа – ощущение жизни. И похвала:

– Молодец.

Рот не двигался, горло и язык тоже. Как он говорит? Вопрос важнее:

– Что за дикий ужас у доктора?

Картинка очкастого доктора, от неё веет чёрное, колючее зло.

– Доктор – зло? Вроде он помочь хотел…

– Нет.

– Но он же сказал – хочу помочь. Разве нет?

Незадача. Всего десяток понятых слов. Как объяснить, что наше с ним общение – результат доверия и согласия? Что без согласия и родства душ такого обмена не бывает – хоть и согласен мальчик скорее с бывшей собакой?

Как пояснить согласие другого рода, навязанное? Что доктор – мастер в этом деле? Мальчик согласился с мелочью. Потом с тем, что нужна помощь. А потом почти впал в сон – то оружие, которым ловко орудуют Враги.

– Нет слов. Потом. Враг. Ты – молодец.

– В чем молодец? Я позорно бежал. Мама точно решит, что я – псих. И опять – туда! Что делать?

– Ты будешь готов.

– Как?

– Ищу слова.

На лавочку подсел отдохнуть дед. Монолог мальчика с рюкзаком оживил старца – тот вскочил и покинул опасное место. Но мальчику – не до деда. Скоро учиться! Ура! Не выдохся бы после бега – танцевал бы.

Суровая реальность бросила тень на скамью:

– Вот ты где! Мне гипер-стыдно за тебя! Марш домой! – Мама за шкирку поставила беглеца на ноги и придала ускорение в сторону остановки. – У доктора помимо тебя и другие клиенты. Придёшь на приём через 48 часов.

Если доктор – Зло, как научиться бороться за два дня?

В рюкзаке темно и неудобно.

Как научить?

Основа знания, ось – то, в чём человек уверен. На ось нанизывается остальное, как кирпичи на фундамент. Знания без стержня – как тигр без скелета.

Мои ученики – правители, воины, маги – уверенные, властные, амбициозные. На эту ось они нанизывали то, что я давал – истину, правду или ложь… Они или разгадывали, или ставали источником силы.

Здесь – абсолютный ноль. Не то что фундамента нет – зыбучие пески, куда миллион валунов закинуть, а до твёрдого основания и не дойти.

Скажу я: «Фундамент магии – твоя энергия». А он не знает, что такое энергия! Я сообщу: «Основа власти: то, что ты – не твоё тело». Так для него это пустой звук! Он уверен, что он – тело.

В его уме нет кнопок, чтобы вызвать отклик. Не на что нажать и создать резонанс. Обучать мыслеобразами не получится.

Раньше как: явился король и требует всевластья. У короля база: способы обмана, умение интриговать, навык планировать на будущее, способность думать наперёд, безжалостность… Сотни полезных качеств, стержень, стабильный и надёжный – как раз императором заделаться. Если выживет.

А мальчик – он не то что наперёд – он вообще не думает! Волнуется, что другие скажут, чтобы заранее расстроиться от мыслей. Своим безволием отдаёт власть другим… Ну-ка, стой-ка. А если так подойти?

Вторник

Вода из бетонной трубы почти не струилась – всё, что хотело, перетекло. Всё, что не хотело – осталось по ту сторону, хоть и нарушило законы физики. Но… Вы бы хотели омывать собой подгнившие тела упырей?

Раннее утро, солнце ещё не взошло. Шуршал камыш, звенели предпоследние комары. Пробовали голоса птицы – день будет жарким. Город спал – не считая водителей метро и водителей маршруток, которые подвозят водителей метро на работу.

Легион собрался на планёрку. С развед-рейда вернулись все, что радовало начальника. Но состав…

Нас – мало. Жалкие остатки былого величия.

Он разглядывал Легион и, если бы мог, рыдал.

Когда-то сильный и смелый Кром – в теле странной остроносой полуистлевшей собаки. Ложь врага дала результат: цель Легиона забыта, осталась жажда власти.

Дееспособные закончились!

Миха. Тело громадного лохматого пса. И кому досталось – недотёпе, случайно затесавшемуся в отряд! Миха даже телом плохо управляет! Без контроля сам он – безинициативное ничто.

У Фреи тело кролика. Она и раньше думала об этом постоянно. Теперь что будет, когда инструмент, так сказать, появился?

У верного Безымянного – тело черепашки.

И, о горе!

Он, великий и ужасный Махцапдра – и в теле РЫБЫ! ПОЗОР! Остальные тихонько ржут за глаза, при том, что зубы остались только у него.

Как добыть кровь? Как найти Врага? Этот злобный коварный гадёныш одной только подлостью уничтожил девять десятых Легиона Справедливости. Ни разу не вышел лицом к лицу. Иначе проиграл бы. А вот вылавливать по одному, со спины, внезапно… Да. Первый в схватке приказ:

«Держаться группой! Из виду друг друга не выпускать. А то помните конец?»

– Помним, Маха. Мог бы и не напоминать. Кстати: мерзкий у тебя голосок!

«Отставить комментарчики! Второй пункт плана: добыть кровь».

Снова прогулка. А что делать? Без неё – отсутствие прогулки, изо дня в день. Нет разницы. Серые ступени подъезда ложились под ноги, как и год назад, и двадцать лет назад, и полсотни лет. Звуки шагов скакали по этажам. Через мутные окна видно озеро. Солнце ещё не вышло из-за домов, вода темнела без подсветки. Грязь на стекле не позволяла рассмотреть детали, но он знал – сейчас лёгкий ветерок, зыбь на воде, шорох молодых листьев и шелест старого камыша.

Когда-то природа радовала. Сейчас – очередное одно и то же. Может, однообразие пора закончить – раз и навсегда? Встретиться с мраком и ничто?

Дневной свет заливал спальню. Сумерки сменились рассветом. Посветлел плакат группы Рамштайн над кроватью – причём слабонервным не захотелось бы различать детали.

Будильник на столе «в ногах» кровати показывал: до подъёма ещё пять минут. Мальчик потягивался, он привык просыпаться в 7 утра, тело дало команду на побудку. Но сон, яркий, неуловимый, ещё длился – и хотелось досмотреть.

Не вышло.

Мальчик вскочил в ужасе – кто-то яростно стонал.

Однажды он катался на детской карусели. Карусель заедала, еле крутилась. Пару кругов, с разгона, мальчик проехал. Потом – замедление и скорая остановка. Ноги пихали землю – ещё хоть кружочек. Пыль клубилась, чахлая травка вырывалась с корнем под мощными толчками.

Карусель застонала, будто у неё душа оперной певицы. Протяжно и тоскливо выли ноты под стать настроению – доживать деньки перед уходом на металлолом. Звук резонировал с чувствами мальчика – очередные нелады в школе. Он заставил карусель стонать полчаса, пока мамочки с колясками не прогнали – младенцы не спали и плакали.

Сейчас похожий стон. Звук тише, чем у карусели, но богаче и выразительнее. Чувствовалась и вселенская печаль, и скорый конец света, гибель родных и человечества.

Мальчик мигом нашёл источник звука.

– Что с тобой!?

«Источник» откликнулся:

– Песнь скорби. Заряд молнии кончается, усталость нарастает. Тоскливо мне – вот и напеваю. – Учитель лежал на шкафу, похожий на старую половую тряпку, которой сто лет мыли полы в кочегарке.

– Ха! «Напеваю»!

Мальчик спрыгнул с кровати, подошёл к шкафу. Смотреть снизу вверх неудобно, и он залез на стул. Головы учителя и ученика – наравне.

– Схватка с Врагом закончится, не начавшись. Но я не сдаюсь – делаю хоть что-то. Пою. – Учитель позы не сменил, даже не шевельнулся.

Мальчик спрыгнул. «Где в наше время кровь найти?»

Препирательства о способах добычи крови, своеобразный аналог мозгового штурма, выросли в нечто, что показалось приемлемым.

Время – рано утром.

Место – недалеко от бетонной трубы: пройти вдоль озера, перебраться через дорогу. За дорогой – ещё озеро. Над берегом, на насыпи – жилые дома. По верху насыпи – чёрный заборчик, а потом травянистый склон. Под насыпью, у самого берега – утоптанная тропа. Рядом с тропой редкие ивы и заросли камыша. На верхнем ярусе, у домов, десяток кустов сирени.

Форма: наименее попорченный червями легионер Миха лежит на дорожке и скулит – типа раненый, помогите. Легион таится в камышах или кустах.

Событие: жертва подходит узнать, в чём дело, наклоняется проверить пульс у раненого, искусственное дыхание сделать. Тут-то на него бросаются остальные. Пока внимание жертвы отвлечено Легионом, Махцапдра выбирается изо рта Михи, кусает жертву. Жертва в панике, её фиксируют на земле. Все слизывают кровь.

Идеально!

Мальчик в школу бежал. Камыш, отдалённый шум машин, блики солнца, трели птиц пролетели мимо внимания, так как мальчик мечтал.

На душе сияло Счастье. Полночи с-грехом-пополам-общения дали плоды – надежду и первое настоящее Задание на пути к магии и власти! Ха-ха-ха!

Перед ним, на бетонных плитах школьного двора, простёрлись ниц школьники. Ряды детей согнуты в поклонах. Младшеклассники не нужны. Мах рукой – и они летят учиться. Вдруг умнее станут.

Взмах – и в воздух взмывают ученицы. Ветер треплет юбки, выглядывают…

Чёрт, быстрее, а то опоздание в дневник запишут. В общем, тренируемся – и обретаем власть!

Дул прохладный ветерок, будто убегал из города, где грядёт жара. По дорожкам петляли первые за-здоровый-образ-жизни объекты. На лавках под подъездами дремали бомжи, шуршали на ветру укрывавшие их газеты.

Кусты затрещали. Взрыв из сиреневых лепестков. На дорожку выскочил Миха. Жертва – парень и девушка, в спортивных сине-красных шмотках и белых кроссовках. Одни наушники на двоих, гармония и резонанс – бегут в ногу, плечо к плечу.

Миха захрипел, ляпнулся на спину. Лапы дёргались, язык вывалился до асфальта. В глотке тихо ругается Махцапдра – сила тяжести и тряска «конвульсий» того и гляди в пищевод затрясут. Миха понял матюки, замер. «Акула» приготовился.