Падальщики. Непогасшая надежда

Триггер – наш отец. Мы даже на Генерала так не смотрим, как на Триггера, ну знаете, таким взглядом фанатика, прославляющего величие бога. Мне кажется, что если начнутся гражданские беспорядки, то все отряды Падальщиков выстроятся стеной вовсе не перед Генералом, а перед Триггером – настолько он значим для нас. Он воспитал нас бесстрашными самоотверженными бойцами и продолжает направлять наш боевой дух в русло всеобщего выживания. Никто так не воюет за благополучие населения Желявы, как Падальщики. Мы больше остальных осознаем важность наших миссий, без которых база очень быстро начнет умирать. Триггер – один из первых Падальщиков. В его времена они звались Коммандосы, это уже потом спустя несколько лет, когда люди пережили первые суровые года и жизнь под землей более менее начала свой размеренный житейский ход, отряды специального назначения стали Падальщиками сначала в устах населения, а потом и Генералитет пустил это название в обиход. Сегодня Желява переживает смутные времена, когда люди в край измучились жизнью в страхе и требуют перемен, пусть и не так настойчиво и уверенно, но это только начало. Тридцать лет беспросветной жизни полной отчаяния и тревог должны были принести первую волну бунтарей, пресытившихся привычным укладом. Так уж устроен человек: верит, что хорошо там, где его нет. Я была там, где нет человека – на поверхности, и ничего хорошего там нет. Но даже враждебному миру мое внутреннее Я готово дать шанс, и я не знаю, откуда идет это желание. Наверное, это и есть душа, которая требует своего дома. Мы – наземные животные, нам нужно тепло солнца, свежесть гуляющих ветров, запахи лесных рощ, бескрайние соленые моря. Там наша родина. Хочется верить, что эти три десятилетия – всего лишь ссылка, которая имеет срок. Потому что если это не так, то моя душа, навечно лишенная родного дома, умрет, а тогда и мне жить без надобности.

Первым воспоминания начинает Буддист. Кажется, его зовут Ноа или Ной. Или Боря. Черт его знает, мы редко зовем друг друга по именам. Кроме Тессы, наверное, у нее уж слишком длинное прозвище. Тормунд его сократил до СС, но Полковнику это не понравилось – его предок был одним из тех, кто пытался установить в мире эру фашизма. Четыре поколения спустя Триггеру до сих пор стыдно за своих предков, виновных в гибели миллионов людей. Интересно, сколько будет стыдно нам за потерю семи миллиардов?

Я – Ляжка, сокращенно от О-ля-ляжка. Тони – Антенна, Тормунд – Фунчоза, хотя ему больше подошло бы Придурок или Тампон, а еще лучше – Помойка. Тормунд Помойка. Черт, почему мое слово не столь весомо, чтобы кто-нибудь к нему прислушался? Странным образом только у Помойки хватает фантазии и аналитического мышления для того, чтобы вычленить самую яркую характеристику человека, чтобы потом превратить ее в нечто комичное и точное одновременно, что несомненно становится популярным. Я бы тоже могла придумать интересные клички, да вот мой акцент – моя проблема. Так или иначе проскальзывает иногда гулкое «р» и твердое «л», отчего все сразу понимают, откуда я родом. Вот только не хочу я от него избавляться, потому что он так ярко пахнет домом, который я оставила далеко отсюда.

Я оказалась на базе благодаря моему отцу. Он был видным русским ученым, и его очень ждали здесь во времена восстановления базы. Он разработал систему раздвижных входных ворот, которые много раз спасали людские жизни. Они представляют собой четыре стальные двери, укрепленные арматурой вдоль полотна. Они расположены так, что ворота открываются с середины: две двери в противоположных стенах, одна дверь в потолке, другая в полу. Они начинают съезжаться и соприкасаются в точке ровно в центре прохода. Такие ворота были признаны успешными, мы часто прячемся за ними, когда мертвецы выслеживают нас и бросаются в погоню. Они не успевают пролезть в проход, он находится слишком высоко для них, а значит и затормозить механизм у них не получится. А если самый ушлый из них зацепится за поднимающуюся из пола стену, то ему отрубит пальцы, когда двери соприкоснутся. База оснащена двойной системой прохода – аналогичные ворота меньшего диаметра стоят на страже людей внутри проходной. Уж если выйдет так, что первый барьер будет сломлен, всегда есть второй брат-близнец.

А дальше в дело заступают автоматические бесшумные турели, установленные по внешнему периметру базы, за которым блюдут Назгулы. Они уничтожают противников, обрывая тем самым цепную миграцию.

Всю эту систему придумал мой отец Роман Красельников – бывший инженер-прочнист. На момент Вспышки он работал в Брянском техническом университете, преподавал на кафедре динамики и прочности машин. Хаос пандемии загнал его с семьей в Восточную Европу. К моменту моего рождения из всей семьи, о которой папа не любил рассказывать, потому что боль от потерь была невыносимой, в живых осталась только бабушка, да и она скончалась от пневмонии через год. Я и маму свою не знаю, она скончалась при родах. Так мы с отцом остались вдвоем. Новость о построенной где-то возле Хорватии крупной подземной базы нашла нас в Польше в две тысячи сорок пятом, мне тогда всего два года было. Мой отец был знаменитым, он создавал чертежи мощных укреплений и оплотов для последних горсток людей, ставших наследием вымершей цивилизации. Ему тоже дали кличку: Красельников – слишком сложная фамилия для европейцев, но созвучная с названием страны, потому его просто звали Рашн (Russian – Русский). Его слава дошла и до Генерала, который лично пригласил Русского на Желяву для создания высокотехнологичных ворот, задача которых весьма примитивна – спасать людей. Генерал даже послал за ним конвой из двух Аяксов. Так мы оказались здесь.

– Отряд Совы возвращался с задания, – говорил Буддист, – недалеко от границы внешней территории они подверглись нападению группы мара и вынуждены были отступать к базе.

Особенность отрядов в том, что все мы по-разному называем мертвецов. Буддист в свойственной ему манере обозвал их именем какого-то буддистского демона. Поначалу больше всех возникал Помойка, но Генерал призывает уважать религии. Люди видят в них утешение.

– К сожалению, ворота не успели закрыть во время и двое мара пробрались за первый барьер, – продолжал Буддист.

– Отлично, стоп! – прервал Триггер.

Мы уже знаем, какой вопрос он задаст. Мы разбираем этот день по секундам каждое седьмое декабря вот уже восемь лет. Вроде бы должно наскучить, ведь мы знаем все правильные ответы. Но еще ни разу я не заметила даже намек на потерю интереса в лицах моих собратьев. В самом деле, мы похоронили тогда части наших жизней.

– Ворота держали открытыми слишком долго, – ответил Антенна.

– А почему? – не унимается Триггер, пока не услышит верный ответ.

– Потому что хотели спасти своих, – заканчивает Тесса.

Ну разумеется. Она всегда должна ставить точки. Триггер ее обожает и зачастую ставит ее мнение во главе, несмотря на то, что она будет в меньшинстве. Фунчоза-Помойка говорит, что Триггер трахает ее. Калеб говорит, что Триггер ценит ее неподдельное чутье. Я не знаю, чему верить, и предпочитаю верить всему, раз уж слова Калеба подтверждаются и моими наблюдениями. Тесса действительно имеет нюх на мертвецов. Хотела бы я знать, что это значит и где этому научиться. Потому что Тесса и впрямь иногда поражает своими догадками, бьющими в цель. Она выстраивает прочные маршруты, избегая встреч с мертвецами. Одному богу известно, откуда она знает, где они спят, ведь по тепловизорам их сложно найти. Она пыталась мне как-то объяснить способы определения местонахождения мертвецов по особенностям горных склонов, зарослям кустарников, щебету птиц. Следопыт хренов.

Мы все знаем, как Полковник ценит мнение Тессы. Оно и понятно. Ее мнение так или иначе будет одного поля с Триггером. Она может дерзко возразить, сделать красноречивое замечание, но, в конце концов, она встанет на сторону Протокола, как бы нехотя, как бы ее заставили, как бы это логично и правильно. Мы видим этот спектакль. Она пытается выделиться своим борзым характером, идя всем наперекор и завоевывая тем самым себе поклонников из Падальщиков, но в конце пьесы согласится с Полковником, и они вдвоем станут смело отстаивать одну точку зрения. Одним из самых успешных методов борьбы с недовольством населения – создать своего антипода, оппозицию самому себе, которая будет играть роль бунтаря строго по написанному сценарию. Митинг организовать здесь, затронуть темы вот такие, побольше справедливых требований и патриотических лозунгов. Пусть люди тратят энергию недовольства на фиктивные выплески негодования, которые имеют вес птичьего пера и вкус воздуха, а потом когда страсти поутихнут, люди снова вернутся в свои обветшалые жилища и продолжат ровно ту жизнь, которую вели до этой вечеринки с красными флагами. Зато у людей будет складываться мнение, что их голоса услышаны и увидены, а это достойное светило, ратующее с трибуны за справедливый труд и вознаграждение, поведет их в новый путь. Но на деле ничего не изменится. Ничего. Нити от этой светлой марионетки подвязаны к тем же рукам, что и представители действующей власти. Эта модель правления доказывала свою эффективность во всех развитых странах на протяжении столетий, и сегодня ничего не изменилось. Уже нет честных войн и боев один на один, все человеческое сопротивление превратилось в игру спецслужб и психологических трюков. Сегодня сила – это хитрость.

И мы все понимаем, к чему это идет на Желяве. Амбиции Тессы не бесследны, а восхищение ею Триггера вызывает кровотечение из глаз. Угадайте, кто станет следующим Полковником!

– Именно! Мы рискнули жизнями двадцати тысяч человек, желая спасти своего.

Полковник всегда говорил «мы», даже несмотря на то, что нас там и не было. Просто он всех солдат отрядов специального назначения собирает воедино, в один общий разум, который он хотел бы в нас видеть. У него бы получилось, если бы мы не были столь разношерстными. Говорите, что хотите, но обладать единым разумом с Помойкой я не хочу. Мне достаточно того, что мы с ним преследуем одну цель – выжить и спасти людей.

– Да все было бы иначе, если бы та тупая баба не желала спасти своего муженька! – возникнул Фунчоза.

Все как по сценарию. Его фраза из года в год неизменна.

Как и ответ Буддиста.

– А если бы там была твоя мать? Ты бы оставил ее снаружи или попытался бы спасти?

Предсказуемое замешательство. Ох, избавьте меня от этой ежегодной мелодрамы. Мы знаем, что в той резне погибла его мать.

– Оставил бы!

– Ой да ладно!

– Да не смог бы!

– Не смеши меня!

Раздается со всех сторон.

– Да пошли вы все в жопу!

– Тормунд! Дисциплина! – тут же осаживает Полковник.

Фунчоза-Помойка с недовольной миной скрещивает руки в локтях.

Этот вопрос вечный. Ты никогда не знаешь, как поведешь себя, будь ты на месте того офицера, что дежурила за пультом управления ворот. В идеале, ты бы не захотел оказаться на ее месте. Эта ситуация из разряда тех, где нет верного выбора.

Старший офицер Тарья Мундо в тот день приняла пост дежурного за пультом управления Первых Входных Ворот. В отряде Совы служил ее муж – сержант Глеб Радько. Он последним забежал за ворота, и над этим я часто задумываюсь. Сержант Радько был сильным малым, он постоянно выигрывал в соревнованиях по бегу на длинные дистанции, а тут вдруг бежал последним. Я уверена, он понимал, что при такой близости с врагом, буквально дышащим в спину, шансы оказаться по ту сторону ворот малы. Он сделал свой выбор и остался в заду прикрывать своих товарищей. К сожалению, его жена тоже сделала выбор. И дождалась супруга прежде, чем нажать кнопку закрытия дверей.

– А в итоге? Кто-нибудь из этих двоих выжил? Тарья? Глеб? – спросил Полковник.

Мы дружно покачали головой. Вот так любовь чуть не убила нас всех.

Так как записей с камер видеонаблюдений не осталось, мы руководствуемся рассказами тех, кто выжил в тот злосчастный день и своей собственной логикой.

– Это был небольшой отряд. Всего шесть человек. А шесть человек на двоих мертвецов в закрытом пространстве площадью в сто квадратов означает бойню, – сказала я, чтобы побыстрее закончить сеанс воспоминаний.

С мертвецами оружие эффективно лишь на расстоянии. Голыми руками с ними не справиться, и это меня всегда поражало. Откуда в них столько сил, если они такие худые и скелетные? Никак не могу переварить мысль о том, что они извлекают энергию из крови. Кровь что, какой-то электролит?

В общем, когда мертвец стоит перед тобой всего в пяти метрах, ты не успеешь сделать ни выстрела, он настигнет тебя в один прыжок. Хотела бы я уметь бегать на своих руках также быстро, как и они. И это я тоже не могу переварить: как человеческое тело может измениться настолько? Ведь они – это мы, просто под воздействием какой-то необъяснимой заразы.

Антенна продолжил рассказ. И это была самая нелюбимая наша часть. Потому что мы чувствуем себя в безопасности за стальными стенами толщиной в треть метра. Но когда стены рушатся, а двери открываются, мы становимся уязвимыми, как дети перед ураганом.

– Ребята ликвидировали инфицированных, но пули повредили пульт управления и ворота стали открываться.

– Ребята запаниковали и побежали к внутренним воротам, хотели укрыться на базе, придурки, – добавил Помойка.

– Тормунд! – Полковник терпеть не мог, когда перед ним нецензурно выражались. Хотя сам он тот еще мастак в нецензурной брани, стоит его только вывести из себя. Просто тут действует жесткая субординация, и материться перед вышестоящим лицом права не имеешь.

– Они посчитали, что из-за меньшего размера внутренние ворота откроются и закроются быстрее, чем внешние. Но в итоге просчитались, видимо, и мертвецы прорвались на базу, – сказала я.

– Да. Все именно так и случилось. И какой мы сделали из этого вывод? – спросил Полковник.

– Мы разработали новый Протокол доступа, перенесли пульт управления воротами в помещение внутри базы, а в проходной установили автоматическую турель, – рассказывал Помойка наизусть, раскачиваясь на стуле и рассматривая потолок.

– Какие основные правила мы внесли в Протокол?

– Родственники не имеют право дежурить на пульте управления воротами и быть на задании в одно и то же время.

– Внутренние ворота не могут быть открыты, если в проходной присутствует угроза.

Мы наизусть знаем эти новые правила, которые обязаны спасти наши задницы при следующем подобном раскладе. Молния дважды в одно место не бьет. Но мы почему-то искренне надеемся, что к ее следующему удару будем готовы.

– Ключевое слово – видимо.

Ее голос прозвучал настолько тихо, что я не сразу поняла, кто говорит.

– Тесса? – Полковник хмуро уставился на Тессу.

Мы тоже. Но скорее из-за того, что сценарий отступил от привычного русла. Неужели спустя восемь лет еще могут возникнуть новые идеи о том, что уже давно изучили до костей и разобрали по полкам?

Тесса словно очнулась от раздумий и взглянула на нас. Мне кажется, она не хотела этого говорить. Меня тоже иногда засасывает в собственные размышления, а потом уже не следишь за собой и ляпнешь чего-нибудь вслух. Вот у Тессы такой вид и был сейчас. Но теперь уже кота за яйца не потянешь. Слово – не воробей.

Тесса откашлялась и повторила:

– Ляжка права. Совы, видимо, просчитались, когда понадеялись, что успеют скрыться за внутренними воротами, – сказала Тесса своим привычным ровным невозмутимым тоном.

Видно было, как тяжело ей даются слова. Она не хотела произносить их вслух. Но в то же время ее это терзало, и она не могла не поделиться своими гениальными думами.

– Но ключевое слово здесь – видимо, – она все же продолжила. – Это все – наши домыслы. Мы понятия не имеем, что там произошло.

– А ты что хочешь сказать? Как еще могли открыться ворота, если бы не наши солдаты их активировали? – Фунчоза первым встал в оппозицию. Он всегда перечил Тессе, даже если заведомо знал, что не прав. Он просто обожал ее бесить. А я обожаю за этим наблюдать.

– Ты про внешние или про внутренние?

– Мы знаем, что внешние закоротило из-за повреждений пульта! – Фунчоза закатил глаза.

– Откуда ты это знаешь? Ты видел пульт после того дня? Нет, не видел! Потому что мы завалили тот ход камнями, подорвав скалу над ним, чтобы перекрыть доступ зараженным на базу.

– Ой ну что за хрень ты несешь?

– Если ворота были исправны, то зачем нашим их было открывать? – поддержал Антенна.

– А что если их открыли вовсе не наши?!

И тут мы все замолкли. Наверное, мы были слегка удивлены той фигней, что несла эта ненормальная. Говорю ж, она всегда всем наперекор идет, даже если при этом произносит ересь. Но Полковник Триггер слегка сузил глаза, а это был знак того, что он пытался просчитать в уме вероятность такого сценария. Неужели он снова ее поддержит?

– Ты хочешь сказать, что мара могли их открыть?

– Я хочу сказать, что мы не знаем наверняка.

– Чтобы открыть ворота, надо набрать код разблокировки, выбрать из меню параметры и активировать кнопку, – напомнил Антенна.

– Восемь лет назад на пультах не было кодов разблокировки.

– Да, но тебе все равно нужно было уметь читать, чтобы выбрать из меню необходимый раздел, а потом активировать запорное устройство, – сказала я.

– Или хочешь сказать, что зомби читать научились? – спросил Фунчоза.

Тесса смотрела на нас, но больше не произнесла ни слова.

Полковник откашлялся.

– Тесса, ученые доказали, что вирус поражает головной мозг настолько, что активными остаются лишь моторные функции и некоторые функции теменной доли: зрительная, слуховая, осязательная. Они, по сути, звери, которыми движет лишь голод. Когда еды рядом нет, они впадают в спячку до первого запаха человеческого тела. То о чем ты говоришь, маловероятно.

– А то, о чем говорите Вы, не доказано.

Тесса смело смотрела в глаза Полковника. Ему нравилась ее дерзость. И она об этом знала. Для меня это походило на наигранную фальшь. Возможно, даже отрепетированную этими двумя. Просто я пока не до конца поняла ее смысл.

– Черт возьми, Тесса! – не выдержал Фунчоза. – Да ты их сама отстреливаешь на миссиях! Ты хоть раз видела, как они сидят вокруг костра и книжки читают? Или песни поют? А может, пока мы их не видим, они ходят в школу, прыгают в классики и чешут пузо котятам?

– Я не говорю, что они обладают разумом или сознанием. Я хочу сказать, что, возможно, они…

Тесса запнулась.

– Умеют планировать?

Да. Полковник снова поддержал ее бредовую идею.

А у меня в голове зажглась лампочка догадки. Мы с Фунчозой-Помойкой незаметно переглянулись. Я могу ненавидеть его, он может меня бесить до чертиков, но мы с ним объединены еще одной задачей помимо той, что возложил на нас Триггер. Бунтарский дух гуляет по базе и Падальщики не исключение для него. Мы каждый день думаем над тем, чью сторону изберем, если начнутся реальные восстания. И черта, которая объединяет меня с этим любителем манги – факт того, что именно с нас двоих начнется распад единства Падальщиков.

Фунчоза-Помойка тоже просек хитроумный план, что Тесса с Триггером задумали и претворяли сейчас в жизнь. Вот же черт! Вот же умные ублюдки! Решили нас напугать чушью про думающих зомби? Это больше похоже на жалкую попытку напугать ребят для того, чтобы объединить их пуще прежнего и запереть под землей еще на сотню лет.

– Стандартные стратегии нападения. Это не сложно. На это способны стайные хищники: волки, львы, гиены, шимпанзе, косатки. Они не обладают настолько развитым интеллектом, как мы, но во время охоты они способны выстраивать комбинации из особей: кто-то отвлекает, кто-то нападет, кто-то загоняет. Что если все это время мы недооцениваем нашего врага?

– Еще ни разу я не увидел в их атаках хотя бы намеки на строй! – Фунчоза непреклонен.

А мне просто весело.

– Мы сталкивались с группами до трех-пяти зараженных. При таком количестве сложно вычленить иерархию.

– Тесса, охота – это одно. Но ты сейчас говоришь об активации компьютерного запорного устройства. Возьмем твоего дикого шимпанзе. Думаешь, если поставить шимпанзе перед пультом, он смог бы нажать в верной последовательности целый алгоритм из кнопок?

Тесса не ответила. Да тут и не нужен был ответ. Она сделала вид, что поняла, как облажалась со своими гениальными догадками. Но на самом деле цель была достигнута. Я оглядела лица присутствующих. Да, эта сука зародила-таки семена сомнений в головы командиров. По крайней мере, в головы тех, кто еще не принадлежит нашему небольшому тайному бунтарскому кругу. Нас-то она не сломит. Мы настолько пресытились этим страхом перед жизнью на поверхности, что уже блюем им.

– Я просто хочу сказать, что у нас нет доказательств, – снова тихо произнесла она, – может, потому и проигрываем.

На несколько минут в штабе воцарилось молчание. Эта смышлёная дрянь умеет нагонять депресняк. Я вообще заметила, насколько она поднаторела в способностях психологического воздействия на собеседников. Триггер, походу, основательно взялся за ее муштру. Потому что она озвучила ровно то, что каждый хранит где-то глубоко в подсознании и не хочет признавать.

Мы проигрываем.

Даже сидя здесь, взаперти, за стальными стенами. Мертвецы хозяйничают в открытом мире, отныне он их по праву. Они сильнее нас, они отобрали наш мир и засунули нас в клетку, а природа проводит над нами свои жестокие эксперименты: Сколько особей выживет без солнечного света? Сколько особей подвергнутся хроническим болезням из-за скудного питания? Как быстро человеческий вид переступит черту и введет смертную казнь из-за невозможности содержать преступников вследствие назревающего голода? Как быстро люди сойдут с ума и станут каннибалами?

Беспросветное отчаяние прячется в наших грудях, как в тех макаках в экспериментах Гарри Харлоу в двадцатом веке, когда он запирал их в «Яме отчаяния» на восемь месяцев, откуда не было выхода на поверхность, они теряли волю к сопротивлению и забивались в угол, пока бездушный маньяк холодно взирал на них и делал записи в блокноте. Записи, которые впоследствии все научное сообщество признало бесполезными, потому что они доказывали очевидные вещи: отсутствие социальных связей уничтожает социальных существ.

Природа экспериментирует над нами, как когда-то мы экспериментировали над невинными животными.

Однажды в Хрониках я нашла описание чудовищного эксперимента над обезьянами-матерями, которых заперли в клетке со своими малышами, а потом начали нагревать пол. Обезьяны немедленно взяли малышей на руки, но пол продолжали нагревать. И когда боль от ожогов стала невыносимой, обезьяны бросали своих малышей на горячий пол и вставали на них.

Материнский инстинкт проиграл инстинкту самосохранения.

И знаете, что? Этот эксперимент я наблюдаю сегодня воочию.

Во время одной из вылазок три года назад мы нашли запертых в бомбоубежище людей. Таких бомбоубежищ разбросано сотни тысяч по всей Европе еще со времен Второй Мировой. Так вот, мы эвакуировали восемь человек: двое мужчин, четверо женщин и двое маленьких детей, которым и года не было. Они были истощены, больны до самых костей, едва могли говорить, воняли до рези в глазах. Помню, мне эти люди сразу не понравились: было в них что-то омерзительное. Не считайте меня надменной, я понимаю, что они прожили в этом бункере порядка двенадцати лет и оттого конкретно спятили и даже одичали. Но я помню их глаза. Почему-то мне показалось, что в них не было души. Они были теми макаками из «Ямы отчаяния»: отрешенные, апатичные и патологически ненормальные. Их уже увозили на базу, когда мы впятером спустились в этот бункер, чтобы найти что-либо пригодное в пользование. Разумеется, мы не нашли ничего, кроме…

Мне до сих пор снятся кошмары, как будто я сама застряла в этом бункере без возможности выбраться на поверхность. И я понимаю, что мои сны – это проекция переживаний моей души, которая боится упасть на дно этого адского бункера и остаться в нем навсегда, отправив мое пустое тело бродить по земле до тех пор, пока оно не сгниет.

Они прожили в бункере двенадцать лет, запасы консервированной еды закончились быстро, лишь вода поступала по трубе из источника под землей.

Мы нашли кости… очень много костей… косточек.

Ужас закрался в мое сердце так, что руки затряслись, когда я ковырялась в маленьком холодном погребе, где хранилась всего парочка свежих кульков, обмотанных холщовой тканью. Я не сдержалась. Меня стошнило.

Я блеванула на то, что эти заложники бункера считали обыденной жизнью. Я снова поражалась тому, насколько человек отвратителен своей способностью приспосабливаться к самым мерзким условиям жизни. Чертова жизнь. К дьяволу такую жизнь, если она заставляет плодить детей и употреблять их в пищу! Собственных детей!

Никого из Падальщиков, кто присутствовал там, этот факт не оставил безразличным. Долгое время мы вообще не могли произнести ни слова и лишь огорошено взирали на эти окровавленные свертки. Мы вдруг еще ярче представили себе мир, в котором умирает мораль. Мы вдруг осознали, что отныне единственным препятствием между разумным человеком и празднеством аморального хаоса служат лишь Падальщики, которые в буквальном смысле держат ключ от дверей в последнюю попытку человечества доказать, что в нас еще есть потенциал раскрыть милосердие в своих мелких душонках, чтобы создать на земле мир, в котором не будет боли, насилия, жестокости. Господь словно дает нам выбор: либо вы будете здравствовать сострадая, либо вымрете монстрами…