Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1

Когда я подошел к ней, тут же почувствовал запах сладких духов. Лис крепко, со всей силой, что может быть у такой хрупкой девушки, обняла меня и поцеловала. Мимо туда-сюда ходили люди, не обращая на нас внимания.

– Клос, почему ты молчишь? – спросила она, улыбаясь.

– Я думаю, – ответил я, не выпуская любимую из объятий.

– Много думать вредно!

– Нет!

– Тебе – да!

– Нет! – ну вот, она начала спорить. Это могло длиться вечно.

– Да-да!

Когда Лис говорит «да», она так мило кивает головой…

– Лис, хватит спорить!

– Я люблю спорить! Но не люблю, когда спорят со мной!

– Как твои дела? – я перевел тему. Мозг работал как-то наполовину – безумно хотелось спать.

– Да нормально. Только устала сильно. Ты как?

– Почему устала?

– Просто был тяжелый день… Ненавижу, когда ты уходишь от ответа…

– У меня все хорошо.

– Тебе не холодно? – заботливо спросила она.

– Тепло, милая. Рядом с тобой всегда тепло, – ответил я, крепче обнимая ее.

– Клос, ты меня обманываешь! Ты замерз!

– Нет. Ты же мое маленькое солнце. Ведь когда-то частички, что сейчас в твоем теле, горели в недрах звезд.

– Клос! – Лис нежно улыбнулась. Она взяла меня за руку, и мы пошли внутрь. Немного прошлись с любимой по разным отделам одежды, выбрали для нее красивую зеленую юбку. Затем сели за столик в кафе и заказали две чашки латте.

– Клос, ты выглядишь таким уставшим! Что-то случилось? Много работы? – спросила Лис, внимательно глядя в мои глаза.

– Я просто не высыпаюсь. Работа, видимо, окончательно утомила.

– Так ты выпей снотворное, – посоветовала мне милая и решительно отобрала у меня чашку. – А вот это тебе точно нельзя!

– Мо… – начал было я.

– Нет!

Я уставился на молочную пенку на поверхности латте и снова задумался. Потом посмотрел на Лис. Она тоже о чем-то думала, покусывая губы. Тогда я сел поближе и поцеловал ее. Девушка вопросительно заглянула мне прямо в глаза, где, наверное, до сих пор пылал тот пожар со склада.

А может, это был огонь любви в моих глазах…

Мы улыбнулись друг другу. Какое же это счастье, когда она смотрит на меня, когда улыбается мне…

Мы провели вместе два часа – вечность для какой-нибудь мухи, но для меня они пролетели как мгновение. А потом Лис собралась идти домой. Мне стало безумно грустно – так было всегда, когда нам надо было прощаться.

Я проводил Лис до ее дома, поцеловал на прощанье и еще долго смотрел вслед удаляющемуся силуэту любимой девушки.

Амбивалентные чувства переполняли меня: я был счастлив, что у меня есть по-настоящему любимая девушка, и в то же время было грустно оттого, что мы так редко бываем вместе. Так быть не должно, но мы пока не могли иначе. Она не могла.

Я немного покатался по городу, а затем поехал домой и все оставшееся время просидел перед телевизором. Уснуть снова не получилось.

***

На следующий день я уже был не в силах терпеть свою бессонницу – съездил в аптеку и взял пачку сильнодействующего снотворного. Я так ослаб, что картинки перед глазами стали расплывчатыми, пропал аппетит, а звуки, казалось, идут откуда-то издалека.

Но самая большая проблема заключалась в том, что сегодня ночью мне нужно было выходить на работу в участок. И я понимал, что в таком состоянии было просто нереально работать.

В час дня я принял таблетку снотворного, но результат так и не наступил. Поэтому я выпил еще одну таблетку. Лежа на диване перед телевизором, я все ждал эффекта.

Когда часы известили меня о том, что пора ехать на работу, я, печально вздохнув, сел в автомобиль и поехал в участок. Вести машину было очень сложно, я не чувствовал движений своих рук и ног. К тому же у меня все расплывалось перед глазами, и, кажется, поднялась температура. Я очень плохо себя чувствовал.

Приехав в участок, без сил упал на рабочее место, уткнувшись головой в стол. В отделе со мной был только Мориц.

– Тебе плохо? – спросил он вместо приветствия.

– Да… бессонница замучила.

– На, – Мориц достал из ящика стола блистер с какими-то таблетками. – Держи. Это хорошее снотворное. Как поспишь, станет легче.

– Да я пил уже…

– Бери, говорю!

Я выпил большую круглую зеленую таблетку и сел в свое кресло. Меня стало морозить. Таблетка Морица не действовала. Я подумал, что самое время взять у Энгеля обещанный отгул. В глазах начало двоиться, я почувствовал, что теряю сознание. Даже не совсем так – ощущение было такое, что я нахожусь в сознании, но при этом проваливаюсь в сон. Хотелось закричать, но губы предательски склеились. Не было сил. Наконец, бессмысленно перебирая бумаги, я уснул. Я просто уронил голову на стол и заснул так крепко, как никогда раньше. И приснился мне такой сон…

Будто бы я сижу у себя на балконе, смотрю в небо – такое голубое, чистое. Яркое солнышко светит мне.

Вдруг, откуда ни возьмись, с грохотом, рассекая воздух, ко мне прямо на задний двор падает болид! Я спускаюсь на улицу, чтобы посмотреть: в месте падения, из неглубокой ямки, поднимается вверх струйка густого дыма. Кругом пыль, земля и каменные обломки. Я заглядываю в ямку: на дне лежит младенец. Он громко плачет.

– Вот он, наконец, и родился, – говорит мне человек, неожиданно вышедший из леса. Он одет в кремового цвета халат. Его лица я почему-то не вижу.

– Кто? – спрашиваю я.

– Ты, Клос.

– Что? Кто ты?

Человек молчит в ответ.

Ребенок в ямке продолжает плакать.

– Он еще маленький и совершенно беспомощный, – показывает незнакомец на дитя. – Как это печально… и неотвратимо. Но я верю в тебя, Клос Хайнеманн.

– Что мне нужно делать? – спрашиваю я.

– Живи дальше! Судьба обо всем позаботится, – заверяет он меня. – Когда-то я просто подтолкнул твою первую костяшку домино. Ты представляешь, что было дальше? Сработала цепная реакция. Но ты не наблюдатель, а участник. Ты там, на бескрайнем поле в царстве Фатума, среди девяти миллиардов цепочек из костяшек домино, где для каждого человека – своя цепочка. Иногда они причудливо переплетаются, но в основном расходятся.

Он подходит поближе, кладет свою руку на мое плечо и говорит с заметной дрожью в голосе:

– Мне очень грустно оттого, что все это случится, Клос Хайнеманн.

Я снова заглядываю в ямку – вижу, что плачет мальчик, он тянет свои ручки ко мне…

Плач ребенка плавно сменился криком Морица.

– Клос! Клос!!! Очнись!

Я проснулся от пощечин. С трудом открыв глаза, увидел испуганное лицо Морица. Рядом стояли Хайнц и Ханк. Возле окна курил Энгель.

– Что случилось? – полушепотом спросил я.

– Отвезите его домой – пусть выспится, – приказал Энгель. – На завтра у него отгул.

Все замерли, словно их прибили к стене и уничтожили их спинные мозги.

– Ты бормотал во сне, а потом начал…

– Хайнц, ты что, оглох!? Выполнять приказ! – перебил его комиссар.

– Да, герр Энгель!

Хайнц довез меня до особняка на моей машине. Поблагодарив его, я кое-как добрался до постели и завалился спать дальше. Больше никаких сновидений не было. Но когда я проснулся, то почувствовал себя лучше. Я выглянул в окно – на старый мир новыми глазами.

IV

Маскарад

Как много масок вокруг…

Порой даже не отличишь — где маска, а где лицо. Наверное, с момента своего появления жизнь самого общества стала маскарадом, в котором точно не знаешь, кто есть кто на самом деле.

Этот маскарад вынуждает не доверять всем вокруг. Я понял, что лучше радоваться моментам, когда вдруг оказывается, что человек на самом деле оказался лучше, чем ты о нем думал, чем разочаровываться в том, кому был открыт сразу.

Люди улыбаются, глядя в глаза, скрывая свою неприязнь. И если хоть раз тебе удалось увидеть истинное лицо человека в то мгновение, когда он по какой-то причине снял свою дружелюбную маску, запомни — запомни это лицо. С этого момента знай: ты стал сильнее, ведь теперь ты точно знаешь, что за человек перед тобой.

Яркое солнышко приветливо светило в окно. Свет проходил через стекло и попадал мне прямо в лицо, но от этого только возрастало раздражение.

– Чертово солнце! – вполголоса пробурчал я и кинул подушкой в окно. Голова раскалывалась.

С большой неохотой я поднялся с кровати и, словно зомби, шаркающей походкой направился в уборную чистить зубы. Затем принялся готовить себе завтрак. Пришло сообщение от Хайнца: он интересовался, как мое здоровье. Выспавшись, я частично восстановил силы и хорошее самочувствие. И даже стало казаться, что предыдущие бессонные дни были одним большим сном.

Я приготовил пасту на завтрак, фоном включил телевизор: на местном канале показывали дневной выпуск новостей.

– …ну а главная часть программы Дня Единения будет проходить на центральной площади. Напоминаем, что в этом году отделом культуры Розенберга планируется организация традиционного праздничного маскарада для всех жителей нашего славного города и, конечно же, его гостей…

Проклятый город празднует день, когда вся Европа стала туалетной бумагой Америки! У меня были личные основания ненавидеть этот день – день, унесший жизни моих родителей.

Хотя мне понравилась идея о маскараде. Может, стоит выбраться на праздник хотя бы раз с тех пор… А главное, это ведь хороший повод провести все свободное время с Лис. Я прилег на диван и сделал звонок любимой девушке, которая сейчас была на работе.

– Привет, Лис! Как твои дела?

– Привет. Все хорошо. А у тебя как? – прозвучал в трубке ее милый голосок. Звуковые колебания нежно вошли в мое ухо, мягко коснувшись барабанной перепонки, и приятное тепло распространилось по всему телу.

– Да неплохо. Вроде выздоровел. Лис, как насчет того, чтобы встретиться?

– Прости… Мне сегодня совсем некогда. Нужно сидеть у сестры с племянником.

– Жаль, – я даже не удивился. – Слушай, скоро ведь День Единения. Говорят, в Даунтауне будет проходить маскарад. Пойдем?

– Конечно, Клос!

– Люблю тебя. Пока!

– И я тебя. Пока, Клос, звони.

Лис сбросила вызов.

Я бросил телефон на кресло, вытянул руки в стороны – потянулся, затем и сам упал в кресло. Муркнув, подбежала Викки и начала тереться о ноги.

Сегодня солнце скрылось за горами еще раньше, чем обычно. Мне очень нравилось наблюдать за закатом с балкона, глядя, как огненный шар лениво прячется за макушками деревьев.

Я захотел прогуляться по Штерну. Один. Накинул свой любимый плащ, надел обувь и вышел на улицу.

В нос ударил прохладный свежий воздух, мгновенно взбодрив и разогнав адреналин по телу. Пахло осенью. Под ногами захрустели листья.

Я решил обойти Штерн кругом, вдоль леса.

Мои мысли разбегались: я думал о Лис, о Райнхольде, о Корбле… обо всех погибших на складе и состоявшихся сегодня похоронах. О дочке Куно, Франциске, которая чудом выжила и сейчас находится в детском доме. И о своем необычном сне…

Как же я устал от гнилых людей… Этот Новый Порядок, в конце концов, просто размоет нас как нацию, а то и вовсе уничтожит нашу цивилизацию. Преступники и разный мелкий сброд, словно паразиты, расплодились в новых условиях жизни, в этой бюрократии, максимально для них благоприятной. Нужно все менять – ведь в наших силах что-то предпринять. Нас ведь так много…

Мир XXI века, который, казалось бы, должен был стать мирным и спокойным, после потрясений двух мировых войн все глубже и глубже увязал в грязи – словно шел бесконечный дождь, топя под собой землю.

Тюрьма «Хэвердрук» уже много лет была переполнена. Скольких я туда отправил? Скольких отправил наш отдел? А какой в этом смысл? Они все возвращались. Отсидят, выйдут и в большинстве своем садятся снова, после рецидива, которого могло и не быть. Забрав с собой чье-то здоровье, а то и чью-то жизнь. А сколько преступников оставалось без наказания вообще? Да и наказанием ли была для них тюрьма, если заключенные жили там лучше некоторых бедняков – законопослушных, добрых, работящих людей, которых сама судьба поставила в такие условия?

Несколько иная картина была, когда в качестве высшей меры наказания применялась смертная казнь, которая вдобавок являлась своеобразной мерой устрашения. Люди боялись – и этот стимул материализовывал потенциальным преступникам в голову кучку мозгов, которых там до этого не было – они начинали думать о последствиях своих действий. Не все, но хотя бы некоторые. Когда отменили смертную казнь, посчитав ее негуманной, уровень преступности начал неумолимо подниматься.

Этим вечером у меня родилась Цель. Да, я вынашивал эти идеи в голове уже много лет. Но именно сейчас я своими глазами увидел, как должен быть устроен мир, чтобы всем было хорошо. И я захотел этой Цели добиться. Привести мир в порядок.

С такими мыслями, сродни озарению, я дошел до противоположного края поселка. Назад возвращался уже по улицам – стемнело, но в домах горел свет, через окна было видно передвигающиеся черные силуэты. Люди. Увлеченные своими проблемами. Своими потребностями. Своим счастьем.

Вдруг что-то заставило меня остановиться возле одного небольшого уютного домика. На почтовом ящике была написана фамилия – «Шефер».

– Белинда! Та журналистка! – вспомнил я.

– Точно! – послышался знакомый голос у меня за спиной. – Герр Хайнеманн, если не ошибаюсь?

Я повернулся. За мной, под уличным фонарем стояла Белинда Шефер – в коротеньких голубеньких шортиках, белой футболке, держа большой мусорный мешок в руках. Девушка мило улыбалась.

– Может, пройдете? – она указала на свой дом. – Я приглашаю на чай!

– Спасибо, я не против.

Журналистка быстро бросила мусор в бак и побежала к крыльцу.

– Заходи, Клос. Подожди меня минутку.

Какой быстрый переход на «ты», однако.

Я скинул плащ и повесил его в шкаф. Белинда так же быстро вернулась в коридор, взяла меня за руку и чуть ли не силой потащила в гостиную. Это была просторная светло-синяя комната – в центре стоял мягкий диван, рядом с ним журнальный столик из темного дерева. Перед ним – большой телевизор. Темно-синие шторки и пальма в углу придавали комнате уют и создавали комфортную атмосферу.

– Присаживайся, – сказала она, указав на диван. – Тебе чай? Или предпочитаешь кофе? А может, чего покрепче?

– Чай, пожалуйста! – хоть я и безумно любил кофе, но крепкий сон сейчас был важнее.

Она улыбнулась и убежала на кухню.

– Немного сахара, пожалуйста! – добавил я громче.

– Хорошо! – послышался ее голос из кухни.

Я уселся на мягкий диванчик, чуть не утонув в нем. Белинда вернулась с двумя чашками – в одной был чай для меня, в другой – кофе; я сразу почуял его крепкий бодрящий аромат.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Да не за что! – ответила Белинда и снова улыбнулась, демонстрируя мне свои белые ровные зубки.

У девушки был немного писклявый, но красивый голос. Говорила она быстро, как, наверное, и свойственно журналистам, но при этом совершенно четко.

– Клос, расскажи мне о себе. Какие у тебя увлечения?

– Сложно сказать. Люблю плавать, хотел бы заниматься политикой… и…

– Погоди, погоди! – Белинда прервала меня и сунула руку под подушку. На секунду мне показалось, что она сейчас достанет блокнот с ручкой и будет записывать за мной. Ну, или диктофон. Но она достала бешено вибрирующий телефон и ответила на звонок.

– Да… Что? Да иди ты в жопу, идиот! – крикнула она в трубку, затем прикрыла ее рукой, посмотрела на меня и с виноватым видом сказала:

– Клос, извини, пожалуйста! Бывший муж…

Я понимающе улыбнулся и кивнул. Потом сделал глоток чая и чуть не выплюнул его обратно в чашку – ох, ничего себе, какой крепкий!

Белинда за несколько секунд выпалила в трубку все, что думает о собеседнике, не стесняясь моего присутствия, потом сбросила вызов и выключила телефон. Как говорится, эффективность телефонного разговора обратно пропорциональна затраченному на него времени. Глядя на меня, она в очередной раз мило улыбнулась.

– Итак, на чем мы остановились?

Мы продолжили наш разговор. Белинда оказалась приятной и умной девушкой. Сегодня она успела многое рассказать о себе, а заодно узнала обо мне. Например, я узнал, что дом ей достался по суду от бывшего мужа – и это многое объясняло. Дом ее был шикарным! Не встречал журналистов, которые могли бы себе такой позволить.

Я допил чай и направился к выходу. Белинда вышла меня проводить.

– Заходи, Клос! – попрощалась со мной девушка.

Я еще раз поблагодарил ее за вечер и пошел домой.

***

Иду по обочине под пение сверчков. А над головой светит луна. В детстве я, как и многие другие дети, думал, что она сделана из сыра.

Я здесь, а где-то там, за много километров – ты. Словно луна, ты так же прекрасна и так же далека… Словно луна, ты в этот холодный темный день освещаешь жалкий бесполезный мир под названием Земля… Ну, хотя бы его часть.

Луна скрывается за пушистыми облаками, и я ухожу в мысли о Лис… Она такая же единственная, как эта луна. И так же иногда радует своим появлением, а иногда скрывается, словно милый земной спутник за облаками… Светит ночью, даруя людям нежный мягкий свет там, где должна быть только тьма. Не каждый ее ценит… Не каждый замечает.

Лис…

Я смотрю на луну каждый день. Она – наш мост в космос. И она же – мост между двух влюбленных. Луна может связывать двух людей, где бы они ни находились… Где бы ты сейчас ни была, Лис, взгляни на луну. Я тоже на нее смотрю. Я рядом.

Я смотрю на луну сквозь пространство и время, смотрю сквозь свои мысли… И на ярком желтом шаре вижу милое лицо прекрасной и доброй девушки, которую очень люблю…

Вернувшись домой, я лег в кровать и спокойно уснул.

***

Проснувшись, первым делом позвонил Лис – так хотелось поскорее с ней увидеться… Прождав несколько мучительных гудков, я наконец услышал ее голос в трубке:

– Привет, Клос! Как раз собиралась тебе звонить!

– Привет, милая. Чем занимаешься? – кажется, я улыбался уже против воли, представляя лицо любимой.

– Недавно проснулась, собираюсь на работу. А ты?

– Да ничем особенным. Только проснулся. Мы сегодня увидимся? – спросил я с надеждой.

– Да, Клос. Сегодня я освобожусь примерно в час.

– Это хорошо!

Мы еще немного поговорили, после чего я пошел в свой кабинет – захотелось поработать над парой рабочих отчетов. У меня с моим напарником Хайнцем Циммерманном было не так уж и много нераскрытых убийств относительно других детективов. Но все открытые дела были очень сложны, и к их раскрытию практически не было зацепок.

Я не заметил, как пролетело время. Будильник прозвенел, когда наступило двенадцать часов. Я стал собираться на встречу с Лис. Накинул плащ, натянул черные перчатки – на улице совсем похолодало. Заперев дверь особняка, сел в автомобиль, завел двигатель и поехал в Доннер в архитектурное бюро, где работала Лис. Она уже сидела на лавочке возле входа и ждала меня.

– Как я выгляжу? – спросила девушка, кокетливо улыбаясь.

– Лис, ну зачем ты спрашиваешь! Ты всегда прекрасна! Особенно для меня!

– Клос! – она мило улыбнулась, и улыбки красивей этой не было.

– Садись, – я вышел из автомобиля и открыл ей дверь. – Поедем ко мне?

– Поехали, – легко согласилась она.

Я знал, что все невзгоды оставят меня в покое уже сегодня – вся эта накопившаяся за неделю дурная масса из неприятностей и рутины. Сегодня черный седан мчался по дороге, рассекая воздух, мчался словно бы в какой-то другой реальности. На переднем сидении полулежала изумленная Лис.

Мы быстро добрались до Штерна – лесного поселка на холмах. Остановившись на светофоре, я увидел Белинду. Она шла в сторону своего дома и помахала мне рукой.

– Это кто? – нахмурившись, спросила Лис.

Любимая знала всех моих друзей и знакомых, а Белинду увидела впервые. Ведь мы с ней познакомились только вчера.

– Это Белинда Шефер. Она журналист.

– И что она тут делает? – с легкой ноткой ревности спросила Лис.

– Живет, наверное, – пожал плечами я.

– Клос!

– Ну что!?

– Почему я о ней не знаю?

– Потому что я с ней недавно познакомился. Как раз по делу Райнхольда.

– А она красивая…

– О, Лис, перестань! – притормозив, я погладил ее руку, улыбаясь. – Самая красивая и самая лучшая – ты!

– Правда? – все еще без улыбки сказала Лис.

– Правда, милая, – я улыбнулся. – Самая талантливая, красивая и умная.

Ну вот, наконец и она улыбнулась мне в ответ.

Припарковав машину возле дома, мы вышли из нее и поднялись в особняк. Дома было тепло. Лис повесила в шкаф свою тоненькую красную курточку и прошла со мной в кабинет. Она достала из шкафа полотно и мольберт – я помог ей отнести их на балкон, а она захватила кисти и краски. На полотне был изображен дневной Розенберг, на заднем фоне – горы; ярко-голубое небо, река Эльба, пляж, казино и маленькая серая луна…

Из особняка действительно был виден весь город!

Картина была буквально пропитана добротой. Был бы настоящий Розенберг таким же красивым, каким его рисует моя Лис…

Она принялась дописывать картину. Девушка начала работать над ней летом, сейчас же на дворе стояла осень; город казался каким-то уставшим, будто больным. На картине же город остался живым и полным сил. Лис это сохранила навсегда. На картине город изображался словно Рай, но в действительности это было далеко не так.

Наверное, картина была живой, потому что Лис вдохнула туда свою душу. Из любой вещи моя любимая могла сделать невообразимую прелесть. Это был ее дар. Она настоящая волшебница.

Я заварил чай с бергамотом и принес две ароматные чашки на балкон. Мы сели на лавочку, наслаждаясь временем, которое удалось провести вместе.

– Лис, эта картина превосходна!

Девушка положила голову мне на колени и закрыла глазки.

– Ты даже не представляешь, как важны сейчас для меня эти слова.

– Это же всего лишь слова…

– Знаешь, и просто слова часто помогают…

Я обнял ее и поцеловал.

***

– Ладно, на сегодня все! – Лис закончила, когда пошел дождь. Мы отнесли картину обратно в комнату.

Свою работу Лис назвала «Бетонная Луна» – по самой мелкой ее детали, но, как она сказала, – самой важной.

– Клос, отвези меня домой, – попросила она.

– Ты ко мне только порисовать, что ли, приехала?

– Писать, Клос. Картины пишут. А вообще, конечно, не только за этим!

– Шучу, милая, – я радостно ей улыбнулся.

– Пойдем…

На улице шел сильный дождь – капли его громко стучали по крыше автомобиля. Мы сели в машину и поехали в Доннер.

Все время пути прошло в молчании… я пытался понять, о чем думает Лис: ее губки иногда чуть приоткрывались, словно она что-то хотела сказать, но тут же смыкались. И меня это почему-то напрягало. Порой казалось, что я не знаю о ней вообще ничего.

Наконец я остановился возле дома Лис – восьмиэтажного кирпичного здания. Из ее окна на втором этаже выглядывала мама.

– Счастливо, – нарушил я молчание на фоне стука дождя.

– Пока! – грустно ответила она.

Девушка вышла из автомобиля и, не оглядываясь, спрятав руки в карманах, медленно пошла в сторону своего подъезда.

Что с ней сегодня?

Она такая странная…

Когда ее силуэт скрылся в темноте подъезда, когда она прошла по лестничной площадке, появившись в окне, размытом от капель дождя, она взглянула на меня. Всего секунду – этот взгляд чуть не разорвал мое сердце на части.

Я коснулся пальцами стекла автомобиля, протянув руку к любимой. Она повернулась и пошла дальше, все такая же печальная и задумчивая…

Тогда я завел двигатель и поехал домой.

***

Остаток моего дня прошел до безумия скучно: вернувшись домой, я прибрался – комнаты в особняке были большими, поэтому уборка заняла почти все оставшееся время до ночи. Переодевшись, я поставил на утро будильник. Потом, сев на подоконник, посмотрел на это черное осеннее небо…

Как интересно сидеть на подоконнике и смотреть на обезумевший мир, проносящий тебя из одной реальности в другую.

И хочется большего… Вспоминаешь свою жизнь… Казалось, все так просто… И думаешь, что так будет всегда. Что так и должно было быть. Сидишь себе дома у окна и не задумываешься, что пройдут годы и ты, возможно, так же будешь сидеть на этом же самом месте. Только старше. Пространство и время… Не знаешь, каким станешь ты, и каким будет мир вокруг. Не представляешь и не пытаешься.

Пространственно-временные черви наделали здесь столько дыр, что без боли воспоминаний ни на один предмет не посмотришь…

Глоток чая и взгляд в черное ночное небо…

Следишь за звездами, в голову лезут самые разные мысли. О будущем и о прошлом. О бескрайности Вселенной. О Боге. Обо всем, что, казалось бы, рядом, но словно невидимая рука держит человечество на расстоянии. Нечасто посещают такие мысли, но, когда все же посещают, я чувствую себя счастливым. Счастливым и одновременно печальным. Охота добиваться, охота знать. Но кажется, что это недостижимо.