Бетонная Луна. Вселенная Единения. Том 1

Пуля вылетела из дула пистолета и пролетела мимо Райнхольда. Преступник что-то выкрикнул, затем ударил себя в грудь кулаком. Последней картинкой перед лицом Куно навсегда осталась ухмыляющаяся рожа этого ублюдка. Раздался чудовищный взрыв, мгновенно унесший жизни всех, кто находился внутри.

***

Я инстинктивно выставил локоть, закрывая лицо рукой от летящего во все стороны стекла, пыли и обломков.

Взрыв произошел неожиданно. Полицейские едва успели вывести заложников, вернулись назад и вдруг…

Рядом со мной с неба посыпались кирпичи и горящие куски взорвавшегося вертолета, один из которых придавил какого-то бедолагу журналиста. С криками все бросились в разные стороны. Дождь заливал горящую землю, которая тут же покрывалась слоем пара.

Громко сигналя, с перекрестка примчались пожарные машины.

Рядом пробежал комиссар, он крикнул мне:

– Клос, лучше поезжай домой! Прямо сейчас. Это приказ!

– Хорошо, герр комиссар! – я и сам был рад убраться отсюда подальше.

Не ожидал, что эта ночка окажется настолько жаркой. Стоило убежать от опасности, как меня тут же словно стервятники окружили назойливые репортеры. Как будто я здесь шел по красной дорожке за премией, а они обладали бессмертием. Но я, отмахнувшись, направился в сторону своей машины. Она не пострадала, но вся покрылась пылью. В голове было пусто. Резко сдав назад, я завел двигатель и, стараясь ни о чем не думать, поехал домой.

***

Ганс стоял возле одного из перекрестков, где еще с начала операции по освобождению заложников собралась в ожидании полиция. Один из присутствующих в здании сослуживцев сообщил Гансу по рации, что жива дочь Куно Вернера.

Ганс улыбнулся, достал из кармана свой телефон и сделал вызов. Он хотел обрадовать Куно новостью о том, что Франциска жива. Что он еще увидит любимую доченьку. Что она будет с ним, и все будет хорошо…

Ганс чувствовал какую-то вину за случившееся… И он очень хотел это исправить. Полицейский стоял на перекрестке и смотрел вдаль, туда, куда скорая помощь совсем недавно увезла Куно. Стоял и так по-доброму, но в то же время печально, улыбался.

А потом где-то сзади раздался взрыв.

В телефоне были слышны лишь гудки…

II

Районы

Октябрь, 2067 год

Глубокий кризис изменил весь мир. По уровню технического прогресса все вокруг, казалось бы, замерло примерно на уровне какого-нибудь 2022 года. Войны на африканском континенте и на Ближнем Востоке, пандемия COVID-19, череда войн в Европе и Азии – все это привело к формированию трех конкурирующих за мировое лидерство союзов.

В 2047 году в результате серьезных глобальных противоречий и кровопролитных конфликтов многие страны объединенной Европы, а также Канада, Мексика, Австралия, Новая Зеландия и ряд других стран пожертвовали своей независимостью, интегрировавшись в единое союзное государство под властью США и объявив на своих территориях Новый Закон. Теперь США стали именовать себя USE4, тем самым показав свой выход за границы американского континента.

Другой союз – Евразийский, включал в себя Россию, Казахстан и Белоруссию. Он был тесно связан с Китаем, Индией, Северной Кореей, а затем, по итогам череды гражданских войн, и с некоторыми государствами Африки и Ближнего Востока, образующими Арабский союз.

Мы совсем немного знали о том, что происходило за пределами USE: интернет там был жестко цензурирован, а границы давно закрыты. Отношения сформировавшихся полюсов мира, как уже неоднократно бывало в истории, находились в состоянии холодной войны, периодически переходя в «горячую фазу».

Некоторые государства, оставшиеся независимыми, старались не поддерживать ту или иную сторону, сохраняя нейтралитет. Другие же дружили с теми, с кем было выгодно в текущий момент.

Европе предрекали участие в Третьей мировой (ядерной) войне; напряжение нарастало с каждым днем. Но шло время, а война так и оставалась только на наших улицах – война возрастающей преступности против общества.

Все важные органы управления и власти заняли бюрократы – так называемые Оракулы – назначенные лидерами USE. Недостаток средств для финансирования полиции и массовые сокращения привели к небывалому росту криминала. Это происходило повсюду, хотя, говоря об этом, люди всегда добавляли: «Кроме Старой Америки».

Когда-то Европа-мама породила Америку, теперь детище подросло, вернулось и поимело свою глупую мамашу.

Противостоять криминальному разрушению Европы уже несколько лет пыталась молодая европейская тайная организация «Лига Правосудия». О ней практически ничего не было известно – лишь слухи гуляли в обществе. Многие даже полагали, что Лига – это всего лишь миф.

Розенберг стал очень ярким примером результатов процесса становления Нового Порядка в Европе. Если до Единения город практически остановился в своем развитии, но был при этом стабильным, спокойным, безопасным и очень красивым, то после объединения, всего за какую-то пару десятков лет, благодаря массовому строительству город увеличился, наверное, раза в два-три. Душу свою он продал неоновому Дьяволу.

Район, в котором мы сейчас находимся, называется Рок-Порт, он же – Старый Розенберг. Это самый большой по площади район, расположенный в котловине на правом берегу реки. Сейчас я в самой заднице Рок-Порта – промышленной зоне. Кругом, куда ни посмотри, стояли одни заводы и склады, покрытые толстым слоем пыли и паутиной.

Ближе к мосту, ведущему на левый берег, находились трущобы. Эти кварталы как муравейник были усеяны старым многоквартирным жильем, доступным самым бедным слоям общества. В некоторых окнах горел тусклый свет, за занавесками перемещались силуэты людей. Если проехать еще дальше, можно попасть в резервации беженцев – место, где никому не захотелось бы оказаться ни днем, ни тем более ночью.

Крайне низкий уровень жизни в Рок-Порте привел к тому, что в этом районе был самый высокий уровень преступности. Разбои здесь совершались днем и ночью: на улицах, в домах, в подвалах, на крышах – повсюду! Река удобрялась трупами – каждый день.

Сотни нераскрытых убийств. Пропажи людей. Ранения. Изнасилования. Грабежи.

Грязный воздух, грязные улицы, грязные души. Все это сконцентрировалось здесь.

Именно с Рок-Порта началась история города. Он был основан шахтерами более двухсот лет назад, в 1856 году, если я не ошибаюсь. Изначально это был маленький рабочий поселок у подножья Эльбских Песчаниковых гор. Среди коренных жителей ходила легенда о том, что одна из шахт обрушилась, похоронив десятки горняков, а какая-то их часть сошла с ума от увиденного.

Поселок назвали Розенбергом из-за частых ярко-красных закатов. Незадолго до Первой мировой войны Розенберг постепенно стал расширяться – был построен первый завод, разрослась жилая зона. Во время Первой мировой началось освоение левого берега. Здания росли как грибы после дождя, появлялись новые районы.

Я уже почти подъехал к ближайшему мосту на левый берег – в Западный Розенберг. Впереди виднелся силуэт-призрак некогда шикарного тридцатиэтажного здания казино «Хорбиндроу»: оно стояло на въезде в Рок-Порт, на самом берегу. Еще до установления Нового Порядка его распорядился построить бывший бургомистр города, Сиджи Мюллер – это была отчаянная попытка прорыва к развитию городской экономики за счет налоговых поступлений. Ничего не вышло. С тех пор казино сменило несколько хозяев, а затем и вовсе закрылось.

Вот и мост – сравнительно короткий, но высокий, с величественной красной аркой и многоуровневой развязкой, ведущей во все районы левого берега. Горят фонари, освещая гладкую дорогу. Капает слабый дождик. В зеркале заднего вида отражается опасный район. А впереди – лишь мнимая безопасность.

Рядом, слева от моста, прямо на берегу реки, стояла местная тюрьма «Хэвердрук». А справа, в пятидесяти километрах от города, расположилась теплоэлектростанция.

Кстати, неподалеку от ТЭС находилось самое знаменитое место нашей окрестности – маленький город-призрак Амуршайд. Некогда красивый и мирный город-спутник, заброшенный еще в 1943 году.

Сейчас я в Даунтауне. Это самый маленький район, к тому же нежилой. Это был центр деловой активности города: высокие небоскребы с офисами, филиалы всемирных компаний, биржа… Возможно, кто-то полагал, что хотя бы тут можно вздохнуть спокойно, но это далеко не так. Вероятность получить пулю в лоб за пухлый бумажник, даже несмотря на обилие камер наружного наблюдения и регулярные полицейские патрули была далеко не призрачной. Даунтаун считался безопасным лишь в сравнении с тем же Рок-Портом. Не зря говорят, все познается в сравнении.

Не знаю, было ли так всегда, но в современном мире единственную ценность для человека представляют деньги. Мы живем в мире, где правят не люди, а проклятые бумажки, пахнущие их вонючими, жадными руками.

В Даунтауне сходились все ветки метро. Если посмотреть на план города, то можно заметить, как сильно он был вытянут вдоль берега реки – особенно его левобережная часть. Поэтому серьезные пробки тут не были редкостью. К сожалению, днем подземка стала охотничьими угодьями для карманников, а ночью – средой обитания дешевых проституток.

Даунтаун примыкал к трем оставшимся левобережным районам: Карбону, Рейнеру и Доннеру. Они были небольшими по площади и даже все, вместе взятые, уступали по размеру преступному Рок-Порту.

Сейчас я проезжаю по серому непримечательному Рейнеру – из него можно быстрее всего попасть в пригород. А по соседству расположился Карбон – маленькое подобие Рок-Порта. Высокий уровень преступности, низкий уровень жизни. Правда, здесь не было никаких промышленных зон, никаких заводов, только старые, преимущественно многоквартирные жилые дома.

Наконец, Доннер – новый и самый развитый район Розенберга. Элитные многоэтажные апартаменты, новостройки, виллы и таунхаусы, парки отдыха, многополосные автомобильные дороги, множество известных бутиков, клубы, бары и рестораны. Район самых богатых жителей города, неоновых вывесок и гигантских торгово-развлекательных центров. В этом районе жила моя девушка Лис.

Лис Кляйн, двадцать четыре года. Она невысокого роста, худенькая, с милым необычным голосом и красивыми зелеными глазами. Лис работала архитектором.

Моя девушка жила с мамой, которая работала так же, как и я, в полиции. Родители Лис развелись, когда ей еще не было и года, потому что отец хотел сына и не смог справиться с мыслью, что родилась девочка.

Мы недавно отметили уже вторую годовщину отношений, а я любил ее так же сильно, как в самом их начале. С ней я чувствовал себя счастливым. Лис была умна и красива, заботлива, добра. Судьбе благодарен за то, что мы вместе.

Впереди появился небольшой петлеобразный приток реки Эльбы и мост через него, а дальше – извилистая дорога на высокий холм, где в густом лесу расположился пригородный поселок Штерн – место, где я жил. Один.

Моего отца, Тилля Хайнеманна, и маму, Ребекку Хайнеманн, убили. Тилль был выше меня, около ста восьмидесяти пяти сантиметров ростом, физически очень сильный, крепкий мужчина. Он работал в одном отделе полиции вместе с Энгелем Беккером. Они были напарниками и лучшими друзьями. Ребекка занимала высокую должность в страховой компании. Она была на голову ниже отца, такая красивая… и всегда носила только платья. У нее были коричневатые волосы по плечи, совсем как у Лис.

Десять лет назад, когда мне было семнадцать… В воскресенье, в День Единения я со своими лучшими друзьями – Йоханом, Мелани и Фритцем проводил ночь в кинотеатре. Как прекрасен был наш вечер… Я до сих пор помню его в деталях: после просмотра фильма мы отправились играть в боулинг, Фритц тогда набрал больше всех очков, а Йохан уронил шар себе на ногу; затем, счастливые, но уставшие, под утро разошлись по домам. Да, ночь была веселой, но, как оказалось, только не у моих родителей. Когда я позвонил в дверной звонок, на пороге меня ждал Энгель…

Черт, как тяжело это вспоминать…

Папа с мамой в тот вечер собирались в ресторан. Они уже выехали, но тут отца вызвали на срочное дело в Рок-Порт. Он не вернулся. Я не знал тогда, в тот худший в моей жизни день, что вижу их в последний раз.

Энгель был там, его тоже вызвали. Отец в ту ночь участвовал в предотвращении теракта против сторонников вхождения Германии в USE. Нашу машину подорвали.

После этого кошмара у меня остались только бабушка и дедушка, которые спешно переехали в особняк. Дедушку вскоре забрала тяжелая болезнь – рак. А бабушка, казалось, тянула до последнего и, измучив меня деменцией, скончалась прямо под мое совершеннолетие. По наследству мне достался огромный особняк в поселке и большие деньги. Но это не вернет мне родителей. Не заменит их…

Так я остался один. За мной присматривал Энгель – он обещал отцу.

А вот и Штерн: я уже въехал в мой родной поселок. Мне нравилось здесь все, особенно – всегда свежий сосновый воздух, совсем не похожий на тяжелый воздух в Розенберге. Поселок, объятый густым лесом, был расположен высоко на холмах. Штерн был очень большим – больше, скажем, Карбона. Поселок построили давно, еще до основания Розенберга. Здесь преобладали преимущественно двух- и трехэтажные кирпичные коттеджи, но были и таунхаусы, и огромные особняки. Местные жители были хорошо обеспеченными людьми, в массе своей работающими либо в ратуше или других органах власти, либо в банках, страховых организациях, медицинских учреждениях, а также на теплоэлектростанции. Почти вся местная элита представляла собой старых коренных немцев, а не американцев.

Я подъехал к своему особняку, который находился прямо на опушке леса, в отдалении от других домов. Из-за этого у меня фактически не было соседей. Ближе всех располагался особняк Энгеля Беккера, который жил там со своей дочерью Мелани, моей лучшей подругой. Мелани была на год младше меня, она темноволосая, милая, у нее очень мягкий характер. Девушка работала в школе учителем математики.

В детстве мы много времени проводили вместе. Когда мой папа Тилль был еще жив, он все шутил, что Мелани непременно станет моей женой. Мы с маленькой Мел постоянно играли в саду семьи Беккер. Она была такой миленькой, с острыми коленками, в платьице со звездочкой.

Эх, Мелани… Судьба свела нас вместе, чтобы мы не сошли с ума поодиночке. Моя лучшая подруга – самая добрая девушка из всех, что я видел. У нее и отец такой, хоть он и вжился в свой образ строгого и жесткого начальника. Но на самом деле это далеко не так. Энгель – замечательный человек.

Мелани потеряла маму раньше, чем я потерял своих родителей. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее мама погибла в авиакатастрофе, возвращаясь в Германию из Старой Америки. Это был большой шок для их семьи – Энгеля и маленькой Мелани. Это был шок и для нас тоже.

Я вышел из машины, оставив ее на въезде в гараж. Дом располагался на участке со множеством деревьев и зелени, огражденном полутораметровой живой изгородью. Гигантский трехэтажный особняк занимал около трети всей площади участка. За ним был небольшой сад с розами и красивой беседкой – гордость и любимое место отдыха моей мамы. Также там был гостевой домик, который сейчас использовался как сарай, и открытый бассейн.

Я поднялся по ступенькам на крыльцо, достал из кармана ключ, открыл дверь и вошел внутрь.

Передо мной возник длинный и темный коридор, в конце которого находилась винтовая лестница на второй этаж; в полу имелся люк в подвал. Слева и справа по коридору были расположены двери в разные помещения: в просторную кухню и столовую, большую гостиную с камином, уборную, а также выход в гараж.

Отодвинув крышку люка в полу, можно было увидеть довольно глубокое подвальное помещение, куда вела полукругом длинная металлическая лестница. Тут царила абсолютная темнота, но если включить свет, то можно было увидеть несколько коротких рядов полок с коллекцией вин, которые долгие годы собирал отец и его предки. Здесь даже имелись очень дорогие экземпляры многолетней выдержки. Тут же я хранил свой спортивный инвентарь. Почти у основания лестницы в бетонную стену была встроена старая печь с отдельной трубой, необходимая, наверное, для отопления подвала в зимний период. Не помню, чтобы мы ей когда-то пользовались.

Еще тут была толстая дверь в подземный бункер – его построили в начале Второй мировой войны. Увы, я не знал комбинации для вскрытия двери; не уверен, знал ли ее отец. В любом случае, он унес эту информацию с собой.

Пол был сделан из брусчатки, но возле входа в бункер имелся небольшой «островок» из слегка пожелтевшего со временем кафеля.

Лестница, ведущая на второй этаж особняка, приводила нас в длинный светлый коридор с невысоким заборчиком над открытым пространством первого этажа. Здесь находилась большая ванная комната с джакузи и кабинет, копирующий мое рабочее место в полицейском участке. На стенах были прикреплены фотографии преступников и подозреваемых, различные газетные вырезки нераскрытых преступлений и так далее. Также на этом этаже находились две спальни и длинный балкон с видом на задний двор и уходящий вдаль лес.

Особняк был построен давно, несколько поколений назад, еще до основания Розенберга. Что примечательно, здесь находилось много потайных мест. Например, люк в подвал можно было заметить, только если очень хорошо приглядеться, потому что его крышка полностью сливалась с текстурой пола. А еще вход в подвал всегда был прикрыт ковровой дорожкой.

Но не это оказалось самым интересным. Однажды я обнаружил в своем кабинете комнату… Обнаружил абсолютно случайно: протирая раму огромного зеркала, я нащупал на ней какую-то выпуклость. Тогда я подумал, что неумелый мастер капнул туда клеем или испортил раму штукатуркой, и попытался отодрать выпуклость ногтями. И вдруг зеркало начало двигаться – оно открылось мне как дверь! Внимательно осмотрев раму, я нашел там маленький рычажок, который, очевидно, и нащупал во время уборки.

Моему взгляду открылась совсем маленькая комнатка, причем совершенно пустая. На тот момент у меня не было никаких идей, что с ней делать. Отец никогда не рассказывал об этой комнате, и я даже поначалу думал, что он и сам не знал о ней…

На третьем этаже находился кабинет отца, родительская спальня, детская, еще одна гостиная и ванная комната. Здесь так же, как и на втором этаже, тянулся огромный балкон: взору открывался чудесный вид на город, прекрасное небо, реку и горы вдалеке.

В кабинете отца имелась и вторая потайная комната. И она так же была спрятана за массивным зеркалом. Только, в отличие от первой потайной комнаты, эта не была пустой: на полках и настенных крепежах находилось различное оружие и боеприпасы – автоматы, пистолеты, гранаты, а также экипировка, вплоть до перчаток для карабканья по деревьям, пары бронежилетов, армированных рукавов и креплений для фонарика… На одной из полок в стопку были сложены фальшивые автомобильные номера. Наверняка все это принадлежало отцу, но до сих пор я почему-то сомневался, что оно имело какое-то отношение к его профессии. Я долго думал, стоит ли спрашивать у Энгеля о происхождении этого оружия, но все же не стал – не хотел раскрывать сам факт находки. Меня очень долго терзало любопытство, но со временем, оно только угасало.

В коридоре третьего этажа с потолка свисала веревка, потянув за которую можно было выдвинуть складную лестницу на чердак. Там я складировал всякий хлам – то, что жалко выкидывать. Наш дворецкий говорил мне: «если чем-либо не пользуешься полгода – эта вещь тебе не нужна и от нее можно избавиться».

Я уселся на лавочку на балконе и с кружкой кофе встретил рассвет. Организму дико хотелось спать, но я был в сильном эмоциональном напряжении после работы и знал, что уснуть все равно не смогу.

Внутренний диалог прервал зазвонивший телефон. Я достал его из кармана брюк; на экране было написано «Ральф Шнайдер».

Ральф – высокий худощавый кареглазый парень двадцати семи лет. Это мой старый добрый друг. Когда-то мы вместе учились, но потом полицейская академия ему наскучила, и он бросил учебу.

Сейчас Ральф – рок-музыкант, играет на гитаре, занимается вокалом. Чтобы соответствовать имиджу, он отпустил маленькую черную бородку, выкрасил волосы в черный с красными прядями и проколол нижнюю губу. А в ушах у него вообще живого места не осталось.

У него была страсть к дорогим рубашкам с галстуками и черным джинсам в обтяжку. Когда он бросил академию, то улетел в Пенсильванию, чтобы профессионально заниматься музыкой, а еще поступил на заочное отделение факультета политологии. Мы остались хорошими приятелями, продолжая общаться по возможности. Иногда он возвращался в Розенберг, правда, происходило это все реже и реже.

– Да, Ральфи! Слушаю тебя, – обрадовавшись, ответил я на звонок.

– Привет! Черт, Клос, как давно я тебя не слышал! – сказал мне друг.

– Как у тебя дела?

– Как всегда – отлично, пою с группой в барах. А у тебя? – поинтересовался он.

– Тоже ничего, – помедлив, ответил я. – Весь в работе. Все как всегда. Ты, кстати, в Германию не собираешься?

– Нет. Пока не планирую, – огорчил он меня. – Ты ведь там еще не женился?

– Нет, конечно, ты бы узнал об этом заранее, Ральфи.

– Это даже радует, потому что рановато в нашем возрасте жениться! С Лис у вас все хорошо, надеюсь?

– Да, все в порядке. О свадьбе думаем, но пока больше думаю я, как ни странно…

– Понимаю, но все равно считаю, что о семье думать еще рано! Вот! Вам бы просто вместе пожить для начала.

В ответ я только вздохнул.

– А ты нашел себе новую девушку?

– Конечно, тут с этим проблем нет! Город у нас большой, выбор всегда есть… Ладно, Клос, не буду отнимать у тебя время.

– Глупости не говори! Мы еще созвонимся! Пока!

– Счастливо! Был рад тебя услышать.

Еще с минуту я смотрел на небо, погрузившись в мысли. Затем отправился спать. Обещая чудесный день, взошло осеннее нежное солнышко.

***

Проснулся где-то только в третьем часу дня. На подоконнике, в ожидании первого приема пищи сидела моя недовольная кошка Викки. Почти на автомате приготовил себе яичницу, налил в кружку чай из суданской розы. Систематическая работа по ночам сильно сказывалась на образе жизни, а, следовательно, и на самочувствии. Пожалуй, единственное, что меня пока удерживало в полиции – достойная зарплата и множество социальных гарантий.

Позавтракав, я принял душ и отправился к своим друзьям детства – Йохану Краузе и Фритцу Брауну. На улице было немного прохладно, поэтому я надел худи на черную водолазку, а также спортивные штаны и кеды, и отправился за друзьями.

Словно щупальца, тучи заволокли серое небо. Только бы дождь не пошел…

Дом Брауна напоминал миниатюрный замок: прямоугольное здание с башней, огромные окна, отделка внешних стен под камень. Он достался Фритцу в наследство от отца. Я подошел к его дому и нажал на кнопку дверного звонка.

На порог вышел Фритц. Мой друг был старше меня на три года; он чуть ниже меня ростом, с короткими светлыми волосами. Фритц долгое время служил в армии Нового Порядка, где сделал себе большую татуировку на правой руке – от пальцев до самой шеи. У него были чистые голубые глаза, такие, которые очень нравятся девушкам. Дополняла его образ улыбка, не сходившая с лица. Мой старый друг работал в Управлении железнодорожным транспортом. Сегодня у него был выходной.

– Привет! Как насчет того, чтобы погулять? – предложил я.

– Привет! Я всегда за, ты же знаешь. Только погоди минутку, – Фритц ушел, чтобы переодеться, и снова вернулся. На нем была камуфляжная майка, кофта, спортивные штаны и белые потертые кроссовки.

– Куда пойдем? – поинтересовался он.

– Давай сначала дойдем до Йохана. Возьмем парня с собой.

Фритц Браун. Он был не первым моим другом, но именно с ним мы больше всего протоптали дорог в этом поселке и городе. И если бы нас не разделила армия и учеба в академии, думаю, мы бы до сих пор оставались лучшими друзьями.

Что касается Йохана, к которому мы сейчас направлялись – это была полная противоположность Фритца – начиная с высокого роста и заканчивая длиной волос. Йохан был очень худым парнем с длинными светлыми волосами. Ему только исполнилось двадцать шесть лет, он недавно получил второе высшее образование в Мюнхене, отучившись на программиста, и теперь зарабатывал на жизнь фрилансом. Парень был слабохарактерным, но добрым, скромным и очень робким. Жил с родителями на другом конце Штерна.

– С Элли вчера поругался, – сообщил по пути Фритц. – Опять.

Элли была его девушкой, с которой они жили вместе уже три года, и за это время многократно расставались. Ругались они, наверное, ежедневно. Мне кажется, им это даже нравилось.

– Я иногда не понимаю, из-за чего она психует. Вот вчера, например – мы только ремонт доделали, а она непонятно из-за чего на меня обиделась, вылила краску на лестницу. Орала так, что я уж подумал, что сейчас соседи придут. Или вызовут полицию. Защитишь меня от Элли, если что? – подмигнул Фритц.