– Ах, Ева! – мечтательно пропел Лобков. – После Смерти она стала ещё прекрасней! Я обязательно отыщу её, когда до Небес доберусь! Это ли не цель, Олег Виталич?

«Укротитель» с восхищением посмотрел на товарища. Этот парень далеко пойдёт.

– Осталось, Фил, только понять, как на Небеса попасть. На бабушек, похоже, рассчитывать нам не приходится.

– Кстати, ещё немного о бабушках! – рассмеялся Филипп. – Тут, пока вы отсутствовали, смешная история была! Присели мы с Лидой и Евой в крестики-нолики сыграть, времени всё равно навалом, и вдруг слышу женский вопль: «Ванечка! Стой! Куда?! Назад, окаянный!» Смотрю вон в ту сторону, а там какая-то бабулька своего деда за ногу тащит и орёт что есть мочи: «Не пущу! Не пущу! Вернись, изменник!» А дед от неё будто отбрыкивается и в другую сторону тянется. Короче, как она его ни тянула, всё равно исчез дед. Ух, она и материлась, эта бабка! Как профессиональная тюремщица! Потом вон там под деревом села и долго сидела, бубнила что-то себе под нос, пока сама не исчезла.

Кротов поднялся на ноги, сделал несколько приседаний, размялся:

– Ну дела. Значит, всего восемь человек осталось, говоришь? Пойдём тогда познакомимся с нашей новой компанией.

✦ ✦ ✦

…После долгих пристроек, уговоров, просьб, возмущений, истерик и уходов в никуда, но всё же возвращений, удалось сговориться: все оставшиеся пассажиры рейса 2127 собрались в центре каменной поляны, сели в круг и долго друг друга молча разглядывали, пытаясь понять, что же объединило их здесь, незнакомых при Жизни людей, за границей этой самой Жизни. Решили, что каждый присутствующий должен представиться и немного рассказать о себе: возможно, таким образом получится отыскать хоть какую-нибудь связь.

Председателем импровизированного собрания была избрана единственная кандидатура, поднявшая руку в тот момент, когда ставился вопрос о необходимости Председателя – Любовь Константиновна Больцер, знакомая нам шестидесятилетняя Служительница Правосудия. Она и представилась первой, коротко рассказала о своих прижизненных карьерных успехах, поведала о покойном муже-реаниматологе и передала слово дальше – сидевшему от неё по левую руку писателю Успехову.

– Кхм, здравствуйте всем. Меня зовут Роман Евгеньевич, мне пятьдесят пять лет, я – писатель детских книг.

Вы наверняка меня читали.

Из присутствующих лишь артист Сомов что-то слышал об успехах Романа Евгеньевича, остальные деликатно промолчали.

– Я был женат… временно… давно… а это вообще надо рассказывать? – спросил он у Председателя.

– Рассказывайте, что хотите.

– Тогда я ничего не хочу рассказывать, я закончил, – сел на место, сложил руки на груди и замолчал.

«Какой неприятный угрюмый тип», – подумали присутствующие, но вслух никто ничего не озвучил.

– Прошу дальше.

– А я это… я Валера Гусь. Ну, то есть у меня фамилия такая – Гусин. Валера Гусин. Мне тридцать лет, и я… индивидуальный предприниматель. Торгуем там… разное.

– Интересно, чем это вы там торгуете? – с подозрением посмотрела на Гуся Любовь Константиновна. – Что-то запрещённое?

– Не понял, – Валера дёрнул губой. – Это что сейчас такое?.. Допрос, что ли?..

– Нет, это не он.

– А почему у меня складывается такое впечатление, будто вы меня, женщина, собираетесь судить, а? На каком это, мать вашу, основании?

Любовь Константиновна выдержала многозначительную паузу:

– Я никогда никого не сужу. Лишь осуждаю.

– Ха! – всплеснул руками Гусь. – Какое крутое оправдание собственным гадким поступкам!

Она возмутилась:

– Попрошу не навязывать присутствующим своего личного мнения!

– И вас я тоже попрошу никому ничего не навязывать! Ишь ты, мать! Мне ещё и после Смерти перед вами, судьями, оправдываться! Хрен! Я своё отсидел, понятно?

Больцер не позволила себе даже щекой пошевелить:

– То есть вы не хотите нам рассказать, чем торговали на своём индивидуальном предприятии?

Валера сплюнул на землю:

– Рыболовными снастями я торговал, понятно? И кормом для домашних животных. Этого для суда достаточно?

Было достаточно.

– Ух, наглая тётка, – толкнул Валера в бок артиста Сомова.

Тот не обратил внимания, так как был занят застёгиванием верхней пуговицы на рубашке – следующим говорить предстояло ему.

– Приветствую, друзья мои! Моя фамилия, как вам известно, Сомов, – широко улыбнулся, ожидая, видимо, аплодисментов, но аплодисменты не последовали. Лишь ладони Лобкова на мгновение приблизились друг к другу, но вовремя одумались и вернулись на колени. – Не хочется долго говорить о себе. Я – Народный артист, у меня куча наград, премий. Недавно записали вместе с молодым исполнителем… Как же его зовут?.. Ну неважно. Записали новую, я считаю, очень хорошую песню, и мальчик, который со мной пел, тоже весьма талантливый, харизматичный, только поёт плохо… Ладно, что я о себе да о себе, – скромно отмахнулся и увёл взгляд под ноги, но тут же вернул. – Недавно организовал тайный благотворительный фонд имени меня. Уже есть неплохие результаты.

– А я знаю ваш Фонд! – по-приятельски шлёпнул по коленке Леона Николаевича Валера Гусь. – Вы деньги для детей собираете. По всем каналам вашу рекламу крутят! Я заколебался перещёлкивать!

– Да, собираем, – печально покачал головой Сомов. – Но с сожалением хочу заметить, что у нас очень жадный народ. Не такое это простое дело – благотворительность.

Собравшиеся закивали головами, но в глубине души каждый засомневался.

Уговорить артиста перестать рассказывать о себе было непростой задачей. Дело дошло до вокального цитирования любимого отрывка из оперы «Божественная комедия».

Пришлось прослушать. Аплодисменты последовали жидкие. Любовь Константиновна потёрла виски и передала слово следующему.

– Бонжур, мадам, бонжур, месье. Меня зовут Андрэ Жарр, мне сорок два года. – Красные заплаканные глаза выдавали тонкую душевную организацию. – Я дизайнер, я из Марселя. В Москве был по приглашению друзей, в Каир направлялся по приглашению моего… – слегка запнулся, – моего делового партнёра. Моя компания подписала контракт с крупной строительной фирмой, – шмыгнул носом, – и мне необходимо было присутствовать на банкете по случаю… – Глаза раскраснелись ещё сильнее. – По случаю женитьбы Джафари!.. Моего… моего делового партнёра! И теперь я не смогу! Никак не смогу попасть к нему на свадьбу! И не смогу посмотреть ему в глаза! Я не долете-е-ел! – горько заплакал, затопал ногами.

– Да ладно тебе, француз, убиваться! – попытался приободрить рыдающего Валера Гусь. – Мы все тут куда-то не долетели.

– Мой Джафарри… Мой…

– Ну, хватит, хватит, Андрэ, – то ли попыталась успокоить, то ли запретила дальше говорить Больцер. – Дайте ему кто-нибудь платок. Кто у нас следующий?

Следующим был капитан Кротов, за ним Лобков. Пилотов в кругу встретили особенно недружелюбно. Никогда никого не судившая Любовь Константиновна Больцер предположила, что обоим дорога непременно в Ад. Остальные согласились, но долго говорить на раздражающую тему отказались.

И завершал круг знакомств до того никак себя не проявлявший, красиво подстриженный молодой человек в пыльном, оборванном, но заметно дорогом пиджаке:

– Мда, здрасьте, – начал неуверенно. – Меня зовут Никита Скороходов… Мне тридцать два года, я бизнесмен – у меня шесть автомоек в Москве… и я, короче, это… – с усилием потёр и без того уже раскрасневшийся лоб. – И я, короче, попал конкретно, и как выкручиваться теперь, вообще не понимаю. Полный писец. Уже все волосы из башки повыдёргивал.

– А чё случилось, Никитос? – спросил Валера таким тоном, будто они с бизнесменом всю жизнь были знакомы.

– Да тут такое дело… ох, ты ж, как сказать?.. Тут это… – тряхнул красиво стриженной головой. – Я, короче, в Египет с любовницей летел, а жене сказал, что на три дня на рыбалку с Димоном еду. Димон – это друган мой лучший. И теперь трындец мне. Она же обо всём узнает!.. Если уже не узнала… А если она узнала!.. Ой-ё… Она же у Димона спросит! А он что ей ответит?.. – застонал, будто живот скрутило. – А у меня ещё дома в шкафу, в коробке из-под обуви, остался подарок для Виолетты припрятанный – кулон именной! Сука, как назло, именной! Я его с собой в поездку взять забыл! – Лицо бизнесмена Скороходова было критически пунцовым. – Хана! Узнает Оксана, потом узнает её мать, потом отец… и понеслась! Они ж меня там проклянут до пятого колена! Что делать, господи?! Что делать?!

– Оксана – это ваша обманутая жена? – поджав губы, спросила Председатель собрания.

– Да.

– А Виолетта – любовница?

– Она.

– И где же ваша любовница сейчас? Вы сказали, что вместе летели.

– Без понятия, где она! Я её с момента крушения самолёта не видел. Исчезла девочка моя. Ей теперь небось хорошо, бояться нечего, она не замужем, – рванул верхнюю пуговицу рубашки. – А что прикажете делать мне?!.. Как Димону сказать, чтоб он домой ко мне зашёл и кулон забрал?!

Обхватил ладонями свою покрасневшую голову и зажмурил глаза.

Советов для бизнесмена последовало всего два. Любовь Константиновна предложила Скороходову покаяться и ожидать своей незавидной участи. Совет от Валеры Гуся был похожего характера, с той лишь разницей, что каяться он не советовал:

– Расслабься, Никитос, тебе уже ничего не угрожает. Ну узнают они о твоей любовнице, тебе-то что?

– Говорю же, проклянут!

– Плевать! – пожал плечами Гусь. – Пускай клянут! Меня в своё время половина деревни прокляла за то, что я провода обрезал и продал, и ничего со мной не сделалось, как видишь! Живой, здоровый! – помахал руками, пошевелил бёдрами, но вдруг резко осёкся, нахмурился, присел и умолк. Больше в диалог решил не вступать.

…Вот и познакомились.

И темы для разговоров резко кончились.

Наступила гробовая тишина.

✦ ✦ ✦

…Такое чувство, будто тебе снова очень мало лет, и ты остался в детском саду совсем один, и твои родители никак не придут тебя забрать. Всех уже давно забрали и дома печеньем угостили, а тебя никак не забирают и даже, кажется, не собираются. А что это значит?.. А это значит, что не хотят тебя забирать. Значит, твои родители тебя не любят и, скорее всего, в данный момент, лёжа на кровати, смотрят неинтересный телевизор, а ты здесь один-одинёшенек бродишь по каменной поляне детского сада. Терпишь, терпишь, а потом как закричишь…

– Гавриил! Гавриил! – вскочила на ноги Любовь Константиновна и вскинула руки к Небу. – Гавриил, я здесь!

Месье Жарр расстроенно выдохнул:

– Молитвы, мадам, к сожалению, тут не помогают.

Взывать бессмысленно.

Больцер недовольно зыркнула на собеседника сквозь стёкла разбитых очков:

– Оставьте меня, Андрэ. Я не Архангела зову, а мужа.

Эй, Гавриил Валентинович! Почему ты не приходишь за мной?! Почему?! – поискала супруга глазами и, не найдя его нигде, вернулась на место, тоскливо ковырнула пепельный песок.

Присутствующие мужчины сочувственно поёжились. Сомов снял пиджак и заботливо накинул на плечи Судьи. Слов никто не произносил – не было необходимости.

«Здесь собрались только избранные грешники, другого объяснения нет, – думала Больцер. – Один жене изменяет, другой в тюрьме сидел, пилоты эти, артист… Это уже Чистилище, я абсолютно уверена. Непонятно только, что я здесь делаю… За какие такие грехи?..

Каждый пытался найти оправдание происходящему с ним. А точнее, непроисходящему.

«Это меня Ильинишна, старая кошелка, прокляла! Точно! – думал Валера Гусь. – Это она как потерпевшая орала, что мне ни счастья, ни здоровья в Жизни не видать, – почесал за ухом. – Хотя чего она там орала?.. Двух пацанов у меня как-то получилось родить, хватило, значит, здоровья… Фигня всё это. В глупости не верю. Не Ильинишна, значит, прокляла. Семёновна».

– Мы будто все оказались в каком-то фантастическом детективном фильме, и один из нас убийца! – зачем-то радостно воскликнул Леон Николаевич.

Глаза Олега Кротова и Валеры Гуся на мгновение встретились, напомнили друг другу о былом и разбежались по своим направлениям. К прошлому решили больше не возвращаться.

– Может, я ещё что-нибудь для вас спою, друзья?.. – хохотнул Сомов. – «Аве Марию»? Пожалуйста!

– Эй, Народный, прихлопнись немножко. Достал, – взял баритона за руку Валера Гусь и мягко, но настойчиво, усадил на место. – Не надо концертных номеров ради бога.

Леон Николаевич расстроенно запыхтел, но спорить не стал.

– А я отчаянно молюсь, молюсь, и всё никак, никак… – всплеснул руками француз. – Читаю, читаю и ничего не происходит!

Валера Гусь подмигнул:

– Так ты небось, Д’Артаньян, католические молитвы читаешь! А ты наши, православные, читай!

– А какая разница?

– Не знаю, огромная! У вас при крещении два пальца объединяются, а у нас три, значит, шансов больше!

И покатился со смеху!

…Именно в этот момент из-за горизонта показался девятый человек.

✦ ✦ ✦

– Атансьон! – воскликнул Андрэ. – Смотрите!

Странного вида яркая белоснежная фигура показалась вдалеке, будто из ниоткуда, и направилась к центру каменной поляны.

– Мужик в нашу сторону идёт, – вгляделся в силуэт Гусин, вытянул шею. – Чистенький он какой-то. – Помахал рукой. – Э, мужик ты к нам?! Ты из наших?!

– Из каких из наших, Валерий? Что вы несёте? – осекла предпринимателя Судья. – Да и не мужчина это… женщина, кажется. Волосы длинные, почти до пояса.

– Чего только молодёжь не выдумает! – шепеляво присвистнул артист Сомов. – Но, кажется, и вправду – женщина.

– Да мужик это, вы что ослепли?! Походка мужская!

– Женская походка! – заспорила Больцер. – Она бёдрами виляет!

– В современном обществе это уже давно не аргумент, – заметил многое на своём веку повидавший Сомов.

Остальные в разговоре не участвовали, молча разглядывая приближающуюся к ним фигуру. Фигура действительно имела весьма престранный внешний вид. Лица была и мужского, и женского, и старческого, и детского одновременно. И нельзя было сказать, что одно лицо по прошествии какого-то времени сменяло другое или каким-то образом лица эти перемешивались или переливались… нет. Они просто были, были единовременно, и не существовало между ними никаких расстояний. К сидящим шли и сутулый старик, и благородный юноша, и прелестная девица, и любопытный ребёнок – все в одном лице.

– Олег Витальевич, кого вы сейчас перед собой видите?.. – наклонился Лобков к Кротову.

– Если ты, Фил, задаёшь мне этот вопрос, значит, ты видишь то же, что и я.

– А я что вижу?..

Кротов не ответил.

«Трансгендер. Точно», – подумал Сомов и покачал головой.

Фигура приближалась, белое блестящее воздушное платье и улыбка на лице становились всё отчётливее. Даже показалось, что губы проговаривают какие-то слова…

Как вдруг загремело отчаянное!

– Димо-о-он! Это ты! – заорал нечеловеческим голосом красиво стриженный Никита Скороходов и, не обращая внимания на сомневающиеся реплики рядом сидящих, соскочил со своего места и побежал по направлению к белой фигуре.

– Подождите, Никита! Куда вы?.. – только и успела окликнуть его Больцер.

– Димо-он, ты пришёл! – орал и размахивал руками счастливый бизнесмен. – Послушай, тут срочное дело! Димон, помоги мне! Димо-он! – Надрывая связки, кричал, бежал и вдруг споткнулся… Но поднялся и вновь побежал навстречу фигуре. Фигура, улыбаясь, тоже шла навстречу. Но странность ситуации состояла в том, что с каким бы рвением ни бежал по направлению к «Димону» Никита и с каким бы радушием ни протягивал «Димон» свои руки, они никак не могли приблизиться друг к другу! Скороходов поднажимал из последних сил, кричал, старался, а человек в белом платье улыбался, тянулся, но встретиться им никак не удавалось. Так и бежал Никита… Так и тянулся к нему человек…

– Олег Витальевич, а сейчас вы что видите?..

– Лобков, отвянь.

…

– Димо-о-он! – доносилось откуда-то глухое, далёкое. Скороходов исчез. Но не в невидимой, Небесной «двери», как случалось уже на каменной поляне ранее, а за горизонтом исчез. Убежал. В неизвестном направлении.

– Куда это он?.. – вытянулся всем телом Сомов.

– В Москву побежал, задницу свою спасать. – усмехнулся Роман Евгеньевич.

– Вот истину говорят мудрецы, – полушёпотом произнёс Андрэ Жарр. – «Бегущий по Жизни не остановит бега своего и после Смерти», – многозначительно поводил глазами.

– Это какие там мудрецы тебе такое говорят? – скривился Валера. – Сиди уж там, мушкетёр, помалкивай.

…Сияющий человек в белом воздушном платье подошёл совсем близко, остановился.

– Вы… к нам?.. – смело спросила Председатель собрания, хотя губы у нее дрожали.

Многоликий не ответил, прошёл в центр круга и, не поворачивая головы, но одновременно глядя каждому собравшемуся в глаза, произнёс:

– Здравствуйте.

И все ответили хором:

– Здравствуйте.

Лёгкий поклон, и неизвестный продолжил свой путь. Четырнадцать глаз направились за ним.

– Он уходит?.. – шёпотом спросил Лобков Кротова. – Но почему?

– А я откуда знаю? Иди у него спроси.

Фигура уже почти скрылась за скалой, когда её неожиданно окликнули:

– О, мон ами, остановись! – Андре Жарр поднялся на ноги и как-то странно захихикал, загримасничал. – Не дуйся на меня, не надо! Я не виноват! Поверь!.. Ты что, мне не веришь?! Остановись, я тебе говорю! Остановись, Джафарри! Я ни в чём не виноват! Ты что, не видишь – меня убили?! Эй, постой! Не смей меня ни в чём обвинять! – оттолкнулся от плеча Кротова и побежал за удаляющейся фигурой. – Это ты решил, что тебе необходимо жениться, чтобы отец не лишил тебя наследства, а я-то тут причём?! А твоя жена дура! Дура! Ты меня не переубедишь! Ты ещё пожалеешь, что выбрал её!.. Джафарри, постой!

И белоснежный многоликий человек, и стилист из Марселя постепенно удалились. Какое-то время ещё была слышна возмущённая французская речь, но слов уже было не разобрать.

Повисла неловкая пауза…

Никак не удавалось подобрать соответствующего комментария.

И вдруг угрюмого Романа Евгеньевича Успехова прорвало. Он вскочил на ноги, тряхнул пиджаком:

– Да это всё ерунда какая-то! Бредни сумасшедшего! Какие многоликие?! Этого всего не может быть! Это всё галлюцинации! Это чушь! Мы спим, люди! Очнитесь! Или мы все впали в кому и теперь бродим тут… Или мы все, мать его, в припадке! – зло топнул ногой.

– В припадке, кажется, тут только вы, уважаемый.

Писательские глазки вспыхнули пожаром:

– Ну всё, Лёва, ты меня достал! Я больше терпеть тебя не намерен!

– Э, хорош, хорош, старики!

Пальцы поспешили сжаться в кулаки, ноздри вздулись парашютами…

– Бездарность!

– Детский писатель!

…И рванула грозовая туча! Дождь! Самый настоящий ливень прорвался из Облаков и мокрым покрывалом накрыл каменную поляну.

– Все в укрытие! – скомандовал Валера. – Нас сейчас всех смоет к чёртовой бабушке!

– Бежим!

– Руку отпусти!

– Сам отпусти!

– Лобков, за мной!

Все засуетились, задёргались, даже успели несколько шагов пробежать… но в результате остановились… и перестали суетится. Удивлённо протянули руки к дождю…

Его капли – крохотные жемчужинки – проскальзывали сквозь ладони и пальцы и падали на Землю. Не намок ни один волос, не вымокло ни единой нитки. И тушь не потекла. Пассажиры рейса 2127 просто стояли под дождём, не способные его коснуться, почувствовать.

– Такого я никогда не испытывал! Вау! – задорно вскричал Валера и побежал под дождём, стараясь посильнее шлёпать по лужам, но вода не брыкалась в ответ, не задевала Гуся, и он не расстраивался и бежал дальше. Как маленький мальчик, отпущенный на свободу родителями в резиновых безопасных сапогах!..

…А потом всё закончилось. И поляна вернулась к своему первоначальному неприветливому пепельному виду. Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Мысли вернулись в головы. Выдохнули, огляделись – Валеры нет. Забрали?.. Никто особенно не удивился. Пару раз позвали, скорее для проформы – нет ответа.

– Смыло предпринимателя дождём божьим, – подытожил путь Гуся артист Сомов, будто стихотворение процитировал.

– Ну и скатертью ему дорога, – Успехов не расстроился исчезновению соседа. – А то в каждой бочке затычка. Надоел.

– А, нет, смотрите, кажется, не смыло! – указал рукой Лобков. – Вон там!

✦ ✦ ✦

Все посмотрели и увидели: высоко на скале, на невидимом обрыве, стоял Валера и размахивал руками. Наверное, что-то кричал, но голос его не долетал до поляны.

– Что вы там делаете?! – Больцер приложила ладони ко рту, чтобы звучать отчетливее, но её слова, видимо, так же остались неуслышанными. – Чего он от нас хочет, не понимаю. Зовёт подняться к нему?..

– Похоже на то, – почесал затылок Лобков.

– Да там высота метров пятьсот! – заявил Успехов.

– Не более четырёхсот, – поправил его Сомов.

– Отстань. И как этот чокнутый туда забрался? По дождинкам пробежал?

– Он взлетел, – неожиданно для всех сказал Кротов. Неожиданно, потому что он до этого ничего не говорил. – Я видел, как Ева летала. Значит, и у Гуся получилось взлететь.

Последняя фраза весьма всех повеселила.

Лобков обратился к капитану:

– Предлагаете, Олег Витальевич, нам с вами совершить невероятное? Полететь без самолёта?.. Класс!

– Э нет, мы так не договаривались, – заговорил, хотя никто его не спрашивал, писатель. – Я туда не полезу ни за какие деньги. Я в самолёт-то не знаю, как сел, а вы мне предлагаете…

– А мы вам и не предлагаем. Мы с Олегом Витальевичем одни поднимемся, всё разузнаем и дадим сигнал.

– Какой сигнал?

– Любой сигнал. Руками будем махать.

Кротов ухмыльнулся:

– Отлично ты всё придумал, Фил. Ну что ж, давай сделаем это!

Лобков посмотрел наверх:

– Эх, знал бы сейчас Зайнуллин, чем мы тут с вами собираемся заняться, лопнул бы от зависти!

– Оставь его, Фил. Там жена рожает, у Зайнуллиных жизнь только начинается.

– У нас тоже, Олег Витальевич! Поверьте, у нас тоже!

Кротов в очередной раз с интересом и тайным восхищением посмотрел на круглое улыбчивое лицо второго пилота:

– Фил, – обратился «укротитель» к Лобкову и протянул руку, – давай договоримся – просто Олег.

Обнялись. Хотя Кротов, когда руку протягивал, обниматься не собирался, но душевный порыв Филиппа буквально утянул его в свои объятия.

– Я рад, Олег Витальевич… ой! Олег! Я очень рад, что вы в Порядке.

– Давай на «ты».

– Конечно! Как скажете!

Кротов был растерян и глупо улыбался:

– Ты – очень странный человек, Филипп. Я таких, как ты, наверное, в своей Жизни не встречал.

– Ой, да бросьте вы.

– Не «выкай». Договорились же.

– Эй, голубки! – бросил через губу, но громко и отчётливо проговаривая каждую букву, писатель Успехов. – Вы там скоро соберётесь?

– Этот нелетучий дракон дождётся когда-нибудь – хлопнут его по лысине, – сказал Кротов.

– Не обращайте внимания. А как взлетать, Ева показывала? Наверное, надо посильнее оттолкнуться?

– Наверное, надо…

Оттолкнулись…

…

Первые метры давались откровенно тяжело. Казалось, что тяжёлые ноги утягивают к Земле, руки сопротивлялись, напрягались, размахивались, словно крылья… ещё… ещё рывок.

– Сложно, Лобков! Мы ещё и на пятнадцать метров не оторвались, а силы уже на исходе. Как на велосипеде со спущенными шинами ползу.

Филипп был настроен более оптимистично:

– Тебе надо довериться, Олег, и лечь!

– Куда лечь?

– Лечь на воздух, как на огромную ладонь! Эта ладонь тебя сама куда надо донесёт!

– Откуда знаешь?

– Уже лежу!

Кротов хотел бы последовать совету второго пилота. Но как расслабиться и довериться, когда ты висишь над землёй, не подстрахованный ни тросом, ни кабиной пилота?.

Рывок… рывок… Силы заканчивались…

И вот, когда показалось, что метров пятьдесят – это предел Кротова, и желание бороться пропало, и захотелось просто на всё плюнуть и упасть, – неожиданно открылось второе дыхание! Точнее, это дыхание не было вторым, оно было первым и единственным. Олег будто сам стал дыханием, он ощутил невероятную лёгкость, и даже голова закружилась, защекотало в горле, захотелось рассмеяться:

– Лобков! Ты посмотри на меня, я лечу, Лобков!

Куда-то пропало ощущение высоты и пространства, воздух стал объёмным и плотным. Олегу показалось, будто он не летит вверх, а скользит по горизонтальной поверхности вбок, оттого и упасть с такой поверхности не представляется возможным. Действительно, будто ладонь придерживает тебя…

<1...3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

5 из 6

Другие книги автора

Сказки в стихах

Максим Сергеевич Толстов