Шато д'Иф и другие повести

Выражение ее лица слегка изменилось – что это означало, Марио не мог сказать. «Действительность заключается в том, что здесь – „Шато д'Иф“, – произнесла она, – а также в том, что вы на самом деле – жирный урод, набитый холодной овсяной кашей».

Марио удалился, больше не говоря ни слова. Дверь у него за спиной плотно задвинулась, послышался щелчок закрывшегося замка. Марио внутренне пожал плечами, но лицо Ралстона Эбери пылало жаром унижения. Любви во всем этом не было, никакого намека на любовь. Но Марио испытывал непреодолимый зов к преодолению – примерно такой, какой ощущает альпинист, глядя на неприступный горный пик – он жаждет изведать тайны обрывистых склонов и выпрямиться на вершине, чувствуя себя хозяином поднебесного мира. Тэйна, холодная, как обратная сторона Луны!

«Уходи! – резко приказал мозг Марио. – Избавься от навязчивой мысли! Забудь о нежной женской плоти! Разве ты недостаточно запутался в паутине кошмарных проблем?»

VI

Аэротакси перенесло Роланда Марио от входа в «Шато д'Иф» к дому №19 элитного комплекса «Морская Пена» – безобразному сооружению из розового мрамора, покрытому сверкающими завитушками и вычурными узорами в соответствии с представлениями Ралстона Эбери о роскоши и вкусе. Марио приложил большой палец к пластинке замка. Отсканированный отпечаток пальца совпал с идентификационным шаблоном – дверь распахнулась. Марио зашел внутрь.

Фотография подготовила его к первому свиданию с семьей. Флоренс Эбери встретила его с опасливым подозрением; сыновья вели себя безучастно, с пассивной враждебностью. Дочь, по-видимому, вообще не испытывала никаких эмоций по поводу его появления, постоянно находясь в состоянии удивленного замешательства.

За ужином Марио вызвал возмущение тела Эбери, позволив себе попробовать только салат из капусты и моркови с уксусом. У его «близких» это вызвало недоумение.

«Тебе нехорошо, Ралстон?» – поинтересовалась его супруга.

«Чувствую себя прекрасно».

«Но ты ничего не ешь».

«Я решил сесть на диету. Полезно избавить это кошмарное тело от лишнего жира».

Восемь глаз выпучились, четыре ножа и четыре вилки застыли в воздухе.

Марио безмятежно продолжал: «В ближайшее время потребуются кое-какие изменения. Слишком легкая жизнь вредит здоровью и психике». Он обратился к двум молодым людям – у обоих были бледные лица, пухлые щеки и толстые губы: «Вас, уважаемые отпрыски, я не хотел бы подвергать слишком суровым испытаниям. В конце концов, вы не виноваты в том, что родились сыновьями Ралстона Эбери. Но известно ли вам, что означает зарабатывать себе на жизнь своими руками?»

Лютер, старший из сыновей, с достоинством ответил: «Мы работаем мозгами, а не руками».

«Расскажи-ка мне, как ты это делаешь», – предложил Марио.

Глаза Лютера загорелись гневом: «За неделю я делаю больше, чем ты за весь год!»

«Где?»

«Как то есть где? На стекольном заводе, где еще?»

Марио не ожидал столкнуться со столь яростным сопротивлением.

Ралстон-младший ворчливо прибавил: «Мы тебе платим за кров и пищу. И не должны тебе ни гроша. Если тебе не нравится такое положение вещей, мы переедем».

Марио поморщился. Он составил неправильное представление о сыновьях Эбери. Бледные лица и пухлые щеки не обязательно означали, что их обладатели отличались блеклым и вялым характером. Лучше было держать свои мнения при себе и делать выводы на основании подтвержденных фактов. Марио мягко произнес: «Прошу прощения, я не хотел вас обидеть. Забудьте про оплату крова и пищи. Можете тратить эти деньги на что-нибудь полезное».

Марио бросил скептический взгляд на дочь Эбери, Клайдию. Та уже кипела, готовая взорваться в любой момент. Предусмотрительнее всего было держать язык за зубами. Кто знает? Может быть, Клайдия работала двенадцать часов в сутки в какой-нибудь больнице.

Тем не менее, в доме Эбери Марио чувствовал себя подавленно. Он способен был волей-неволей уживаться в теле Эбери и носить его одежду, но личные вещи Эбери вызывали у него острую неприязнь. Он не мог заставить себя пользоваться бритвой или зубной щеткой Эбери. Отправление естественных гигиенических функций при посредстве тела Эбери казалось ему изощренной, омерзительной пыткой. К своему огромному облегчению он обнаружил, что он и Флоренс Эбери пользовались раздельными ванными и туалетами.

На следующее утро он поднялся очень рано, как только начало светать, поспешно покинул дом и позавтракал в небольшом ресторане ломтиком жареного хлеба с апельсиновым соком. Желудок Эбери громко протестовал против скупого рациона. Ноги Эбери тоже возмутились, когда Марио решил прогуляться по пешеходной ленте вместо того, чтобы вызвать аэротакси.

Поднявшись в еще пустующее управление компании «Аэромобили Эбери», он стал рассеянно бродить по помещениям и коридорам, размышляя на ходу. Все еще погруженный в мрачные думы, он зашел в свой персональный кабинет. Никчемные безделушки и хлам в стиле рококо раздражали его. Он вызвал уборщика и обвел помещение широким взмахом руки: «Унесите отсюда всю эту расфуфыренную дрянь! Оставьте мне стол и пару кресел. Все остальное – к чертовой матери!»

Опустившись в кресло, он продолжал думать. Думать о способах и средствах.

Каким оружием он мог бы воспользоваться?

Марио делал заметки на листе бумаги.

Как можно было бы напасть на противника?

Возможно, ему могли оказать содействие блюстители закона – тем или иным образом. Может быть, агенты АПП. Но какие законы нарушал Мервин Аллен? Подходящих прецедентов не было. В «Шато д'Иф» предлагали в продажу приключение. Если клиент получал, в этом смысле, гораздо больше того, на что надеялся, когда платил, он мог винить в этом только самого себя.

Деньги, деньги, деньги! Марио не мог выкупить свое настоящее тело. Необходимо было заручиться каким-то средством давления, принуждения, запугивания.

Он позвонил в общественную справочную службу и попросил предоставить ему имеющиеся сведения о «голазме». Никто никогда не слышал о таком материале или веществе.

Марио сделал еще несколько заметок и стал рисовать бессмысленные закорючки и рожицы. Где Мервину Аллену можно было нанести удар? В конторе «Шато д'Иф» и в Эмпирейской Башне. Снова обратившись в справочную службу, Марио запросил сводку информации об Эмпирейской Башне. По телеэкрану поползли строчки:

«Ожидается, что Эмпирейская Башня станет многофункциональным сооружением в районе Прибрежных Лугов. Верхний уровень этого комплекса должен находиться на высоте пяти километров над поверхностью земли. Архитекторы проекта: корпорация „Кубал и партнеры“, зарегистрированная в Ланчестере. Подрядные договоры о закладке фундаментов заключены с фирмой „Лури и Лайбл“…»

Марио нажал клавишу, чтобы перейти к следующей странице. На экране появился цветной архитектурный эскиз стройной башни, пронзающей слои облаков и возносящейся над ними на фоне ясного голубого неба. Марио снова нажал на клавишу.

Теперь на экране появилась более подробная информация, относившаяся к массе и объему сооружения в сравнении с теми же характеристиками египетских пирамид, гигантской плотины в ущелье Чилунг, комплекса Скаттергольм под Ронном, Мачты Хоука и Всемирного универмага в Дар-эс-Саламе.

Марио нажал кнопку внутренней связи. Никто не ответил. Рабочий день еще не начался. Мучимый нетерпением, Марио заказал кофе и выпил две чашки, нервно расхаживая по кабинету.

Наконец кто-то ответил на его вызов.

«Когда придет господин Корреанос, я хотел бы с ним поговорить».

Через пять минут Луис Корреанос постучался в дверь.

«Доброе утро, Луис!» – приветствовал его Марио.

«Доброе утро, господин Эбери!» – осторожно отозвался Корреанос – так, будто опасался самого худшего.

«Луис, посоветуйте мне кое-что… – сказал Марио. – Вы когда-нибудь слышали об архитектурной фирме „Кубал и партнеры“?»

«Нет, не слышал».

«Я не хотел бы отрывать вас от работы, – продолжал Марио, – но думаю, что мне следует приобрести контрольный пакет акций этой корпорации. Не поднимая никакого шума. Даже втайне. Был бы очень признателен, если бы вы могли навести справки по этому поводу – опять же, настолько скрытно, насколько возможно. Никому не сообщайте мое имя. Скупите столько голосующих акций, сколько предлагают в продажу. По любой цене – главное, покупайте акции. И при этом не ссылайтесь на меня».

Физиономия Корреаноса стала напоминать сатирическую маску, его рот скорбно покривился: «Откуда я возьму деньги?»

Марио погладил дряблые жировые складки вокруг подбородка: «Гм! У нас не осталось никакого резервного фонда? Никакого баланса на счетах?»

Корреанос покосился на босса с подозрением: «Вам лучше знать».

Марио прищурился, глядя в сторону. Да, ему было лучше знать. С точки зрения Луиса Корреаноса, за черным столом в кабинете сидел Ралстон Эбери – не терпевший никаких пререканий и принимавший решения исключительно по своему усмотрению Ралстон Эбери.

«Будьте добры, Луис, проверьте, сколько мы могли бы собрать», – сказал Марио.

«Одну минуту», – Корреанос вышел и скоро вернулся с листком бумаги в руке: «Я прикидывал, во сколько нам обойдется переоборудование цехов. Придется занимать капитал. Резервный фонд испарился – не стану спрашивать, чтó вы с ним сделали, это не мое дело».

Марио мрачно усмехнулся: «Вам этого не понять, Луис, поверьте мне. А если бы я вам рассказал, вы мне не поверили бы в любом случае. Забудьте о резервном фонде. Его нет и не будет».

«Южноафриканское агентство вчера прислало чек на миллион. Но этого не хватит даже на то, чтобы начать переоборудование».

Марио нетерпеливо махнул рукой: «Мы получим заем. В данный момент у нас есть миллион. Узнайте, сколько акций корпорации „Кубал и партнеры“ вы можете приобрести на эту сумму».

Корреанос молча удалился. Марио пробормотал себе под нос: «Он думает, что я свихнулся. Но при этом считает, что со мной лучше не спорить…»

Все утро Марио просматривал архивные файлы на экране компьютера, пытаясь разобраться в структуре предприятия Эбери. Он обнаружил немало свидетельств поспешного разграбления компании – Эбери обналичивал облигации, ликвидировал активы, которые можно было сбыть без рассрочки, переводил средства из амортизационных фондов на личный счет. Несмотря на опустошение резервов, однако, финансовое положение компании «Аэромобили Эбери» оставалось достаточно надежным. Ей принадлежали ипотеки, франшизы и контракты, стоимость которых во много раз превышала сумму изъятой Ралстоном Эбери наличности.

Марио устал просматривать файлы; он заказал еще кофе и снова принялся расхаживать по кабинету. Его мысли вернулись к дому №19 комплекса «Морская Пена». Он вспомнил обвиняющий взгляд Флоренс Эбери, враждебность Лютера и Ралстона-младшего. И пожелал Ралстону Эбери гореть в аду. Эбери плевать хотел на свою семью. Марио связался по телефону с Флоренс Эбери.

«Флоренс, на какое-то время мне придется отлучиться, я не смогу возвращаться домой», – Марио старался говорить мягко, успокоительным тоном.

«Я так и думала», – отозвалась Флоренс.

Марио поспешно прибавил: «Принимая во внимание все обстоятельства, лучше всего было бы, если бы ты подала на развод. Я не буду возражать. Можешь оставить себе столько денег, сколько захочешь».

Она ответила долгим, молчаливым, не поддающимся истолкованию взглядом. «Я так и думала», – повторила она. Экран потемнел.

Корреанос вернулся вскоре после обеденного перерыва. На улице было жарко, Корреанос пришел по пешеходной ленте – лицо его блестело от пота.

Он бросил на стол папку с обложкой из рельефного черного пластика и расплылся в торжествующей улыбке: «Вот, пожалуйста! Не знаю, зачем это вам нужно, но я выполнил поручение – приобрел пятьдесят два процента их акций. Купил их у племянника старика Кубала и у двух его партнеров. Причем как раз вовремя – они рады были с ними расстаться. Кубал с головой погрузился в проектирование Эмпирейской Башни, причем не берет никакой платы за работу. Говорит, что сама возможность проектировать этот монумент служит для него достаточным почетным вознаграждением. Племянник не хочет ссориться с Кубалом по этому поводу, но поспешил избавиться от акций. Примерно так же обстоит дело с двумя партнерами Кубала, Коном и Чивером. Проектирование Эмпирейской Башни не покрывает даже их накладные расходы».

«Гм. Сколько лет Кубалу?»

«Восемьдесят или около того. Живчик, в нем еще не разрядились все аккумуляторы».

«Почетное вознаграждение! Конечно! – подумал Марио. – Старик Кубал работает, чтобы получить молодое тело». Вслух Марио сказал: «Луис, вы видели Кубала?»

«Нет, он не высовывает нос из управления. Распределяет задания, все проектирование осуществляется под его присмотром».

«Луис! – продолжал Марио. – Будьте добры, сделайте вот что. Зарегистрируйте акции под своим именем и оформите документ, передающий мне право собственности на эти акции, но не датируйте его. Не заносите этот документ в учетные книги компании. Таким образом, пока что вы будете законным владельцем контрольного пакета акций Кубала. Позвоните в их управление и свяжитесь с генеральным директором. Сообщите ему, что вы посылаете меня к ним. Скажите, что я ваш приятель, и что вы мне чем-то обязаны и поэтому оказываете мне услугу. Скажите ему, что мне следует предоставить неограниченный и безоговорочный контроль над разработкой любых проектов, какие мне заблагорассудится им поручить. Вас это не затруднит?»

Корреанос смотрел на Марио так, будто ожидал, что сидящее перед ним жирное тело вот-вот взорвется, объятое пламенем: «Как вам будет угодно. Надо полагать, вы знаете, чтó вы делаете».

Марио печально усмехнулся: «Не смог придумать ничего лучшего. Тем временем, продолжайте работать над выпуском новой модели. Целиком и полностью оставляю это на ваше усмотрение».

Марио облачил тело Ралстона Эбери в скромный синий костюм и явился в управление фирмы «Кубал и партнеры», занимавшее целый этаж небоскреба Ротенбурга. Марио сообщил секретарю в приемной, что хотел бы видеть директора, и его провели в кабинет, где сидел высокий человек лет сорока с болезненно пожелтевшим лицом, веснушчатым лбом и редкими волосами песчаного оттенка. Он отвечал на вопросы Марио резко и враждебно.

«Меня зовут Тауссиг… Нет, я всего лишь администратор. Чертежниками руководит Кон, а проектировщиками – Чивер. Сегодня их обоих нет. Управление в полном беспорядке. Я здесь работаю уже двенадцать лет».

Марио заверил администратора в том, что никоим образом не намеревался ограничивать его полномочия: «Нет, господин Тауссиг, здесь распоряжаетесь вы. Я говорю от имени владельца контрольного пакета акций. Вы руководите управлением – повседневными функциями, трудоустройством нового персонала – как обычно. Вы – главный администратор. Я намерен заниматься исключительно Эмпирейской Башней – без какого-либо вмешательства. Я не буду вам мешать, а вы не будете мешать мне. Договорились? Когда я закончу рассмотрение проекта Эмпирейской Башни, я покину управление и оставлю его под вашу ответственность».

Омраченное подозрениями лицо Тауссига заметно прояснилось: «Здесь практически больше ничем не занимаются, кроме Эмпирейской Башни. Само собой, это гигантский проект. Никому не под силу справиться с ним в одиночку».

Марио заметил, что и не собирался взвалить на себя детальное проектирование всей башни; лицо Тауссига снова нахмурилось – сарказм такого рода представлялся администратору легкомысленным. Марио успокоил его, говоря, что намерен всего лишь выполнять функции координатора проекта – с учетом рекомендаций головного строительного подрядчика, разумеется.

«Хотел бы напомнить о еще одном обстоятельстве, – прибавил Марио, заговорщически подмигнув Тауссигу. – Сами понимаете, наш разговор должен оставаться в тайне. Представьте меня другим, как нового служащего, и больше ничего не объясняйте. Не говорите ни слова о новом владельце контрольного пакета акций. Не говорите ни слова о том, что этот владелец – мой друг. Забудьте об этом. Вы меня понимаете?»

Тауссиг с достоинством кивнул, хотя все это ему явно не нравилось.

«Я хочу, чтобы здесь было тихо, – задумчиво продолжал Марио. – Чтобы никто не связывался с кем-либо из спонсоров строительства. Если репортеры будут задавать вопросы – занимайтесь ими сами. Участвуйте в совещаниях с подрядчиками, обсуждайте с ними изменения, поправки. Я предпочитаю оставаться на заднем плане».

«Как вам будет угодно», – отозвался Тауссиг.

VII

Эмпирейская Башня вошла в плоть и кровь Роланда Марио, мысли о ней сопровождали каждый его вдох и выдох. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать часов в сутки жирное тело Эбери сидело, развалившись, за длинным столом; глаза Эбери горели и слезились, просматривая сметы, детали чертежей, планы этажей. На большом экране, установленном чуть поодаль, его глаза прослеживали работу двух тысяч четырехсот чертежников, восьмисот проектировщиков и бесчисленных художников, декораторов и мастеров-отделочников – и все это нуждалось в его утверждении. Но он оказывал ограниченное, чисто номинальное, незаметное влияние. Марио вмешивался лишь в отношении некоторых деталей – и даже в таких случаях настолько осторожно, настолько неуловимо, что об изменениях никто не подозревал.

Самые современные методы строительства, контроля качества материалов, прецизионной отливки металлопласта и сплавов, заводского изготовления сборных компонентов и беспрепятственного перемещения массивных цельных элементов конструкции делали возведение Эмпирейской башни чудесно простым и быстрым процессом. Уровень за уровнем она поднималась в небо, росла подобно гипертрофированному побегу фасоли. Подвозили сталь, бетон, металлопластовые полы и стены, магниевые фермы, консоли и опоры, окна из новейшего органического стекла – грузовые вертолеты поднимали и устанавливали в предусмотренных местах тщательно собранные на поверхности земли готовые блоки.

Весь день и всю ночь голубые вспышки автоматических сварочных аппаратов мигали в небе, искры разлетались на фоне звезд, и каждый день вдохновляющий гигантский силуэт устремлялся все ближе к низким облакам. Затем, проникнув через тучи, он рос еще выше, уровень за уровнем. Верхние этажи уже озаряло солнце, тогда как на нижних уровнях шел дождь. Километр за километром башня проникала в те воздушные слои, где ее непрерывно обтекал плотным потоком прохладный ветер – безмятежный, неоскверненный теплыми миазмами города.

Марио потерялся в просторах и лабиринтах Эмпирейской Башни. Ему были известны диапазоны изменения характеристик материалов, отражательная способность сотни блестящих металлических сплавов и шелковисто-глянцевого металлопласта, оттенки полудрагоценных минералов – нефрита, киновари, малахита, агата, черного янтаря, редких разновидностей порфира, добытого в горах Антарктики. Марио забывал о себе, забывал о «Шато д'Иф», о Мервине Аллене, о красавице Тэйне, о Луисе Корреаносе и о компании «Аэромобили Эбери» – память о постигшей его катастрофе просыпáлась лишь отдельными судорожными спазмами, когда он покидал на несколько часов небоскреб Ротенбурга.

Время от времени, однако, даже будучи полностью погружен в изучение чертежей и цифр, он с ужасом осознавал, что его голос, его самочувствие, его привычные жесты были чужими, не имели никакого отношения к нему, Роланду Марио. Врожденные и приобретенные рефлексы и привычки Ралстона Эбери давали о себе знать. И это только подстегивало Марио: строить, строить и строить!

Ни над чем Марио не работал с таким напряженным вниманием, как над проектом 900-го, верхнего этажа башни, отмеченного в указателе как уровень административных и жилых помещений, предназначенных лично для Мервина Аллена. В данном случае Марио планировал мельчайшие детали строительства, предписывая использование изготовленных по особому заказу ферм, перекладин и вентиляционного оборудования в соответствии с его собственными техническими условиями.

Так многие месяцы жизни Марио перетекли из будущего в прошлое – месяцы, на протяжении которых он почти привык к телу Ралстона Эбери.

* * *

Во вторник вечером личность Марио была перенесена в тело Ралстона Эбери. В среду утром он пришел в себя. Пятницу он провел в сосредоточенных размышлениях в управлении компании «Аэромобили Эбери» в Эфирийском Комплексе и в три часа дня даже не подумал об Оксфордской террасе. Но вечером того же дня он вспомнил о назначенной встрече с Джаннивером, Брео и безымянным духом, населявшим больное тело Дитмара. И на следующей неделе, во вторник, в три часа дня, Марио сидел за столом на Оксфордской террасе.

Метрах в шести от него ждали Джаннивер, Брео и Дитмар. В памяти Марио хорошо сохранился тот солнечный день, наступивший несколько недель тому назад, когда они впятером сидели, лениво развалившись вокруг того же стола. Четыре ни в чем не повинных человека и один мерзавец, смотревший на других голодными глазами, оценивая пригодность их тел к продаже.

Дитмару удалось сбыть тела двоих приятелей. А теперь Марио смотрел на оставшихся трех: они тихо сидели все в тех же теплых солнечных лучах и лишь время от времени обменивались фразами. Двое, по меньшей мере, чувствовали себя в безопасности и не особенно беспокоились. Брео говорил с обычной для него самоуверенностью, слегка наклонив набок темноволосую голову. Джаннивер – странное сплетение противоречивых расовых энергий – высказывался неторопливо и серьезно. На них сардонически поглядывал Дитмар: предательская душа в худощавом теле с темно-бронзовой кожей. Дитмар приобрел больное тело за десять тысяч долларов – не слишком удачная авантюра, полная боли и страха. На какое-то мгновение очерствевшее сердце Марио смягчилось достаточно, чтобы признать бесспорный факт: человек, жаждущий вернуться в свое собственное тело, мог легко забыть о порядочности, о справедливости. Тонущий нередко душит того, кто пытается его спасти.

Марио нерешительно прихлебывал пиво. Следовало ли присоединиться к трем знакомым? Никакого вреда это не нанесло бы. Но его сдерживало странное внутреннее сопротивление – настойчивое, почти напоминавшее стыд. Говорить с этими людьми, рассказывать о том, чтó он получил за их деньги… Марио почувствовал легкую тошноту, у него перехватило дыхание что-то ползучее и теплое, вызванное сильнейшим смущением. Ему пришла в голову неожиданная мысль: Марио стал оглядываться по сторонам, изучая других посетителей террасы. Заэр! Он почти забыл о Пите Заэре. В теле Заэра жил ум какого-то миллионера. Не приходил ли сюда Заэр в теле этого миллионера?

Марио заметил старика с пустыми глазами, одиноко сидевшего за соседним столом. Марио замер, наблюдая за каждым движением этого человека. Старик закурил сигарету, выпустил струю дыма и отбросил щелчком догоревшую спичку – характерным для Заэра жестом. Удерживая сигарету двумя пальцами, он поднял высокий бокал, выпил два глотка и снова затянулся дымом прежде, чем поставил бокал на стол. Опять же, именно так обычно поступал Пит Заэр.

Марио поднялся, прошел к соседнему столу, сел за него. Старик взглянул на него сухими покрасневшими глазами – сначала тревожно, затем раздраженно. У него были серые бескровные губы и кожа, пожелтевшая подобно обожженной глине. Заэр получил за деньги приятелей даже меньше, чем Марио.

«Тебя зовут Пит Заэр, – произнес Марио. – Ты – Пит Заэр под маской другого человека».

«Как вы… почему вы так думаете?»

«Взгляни на троих за тем столом. Кого не хватает?»

«Роланда Марио, – слабым, хриплым голосом ответил старик; он пристально всмотрелся в лицо собеседника. – Ты?»

«Вот именно, – мрачно усмехнулся Марио. – Через пару недель нас будет трое, может быть, четверо. Смотри! – он протянул руку. – Они бросают кости. Зачем, как ты думаешь?»

«Их нужно остановить, – прохрипел Заэр. – Они не знают». Но он даже не пошевелился. Не пошевелился и Марио. Вмешаться значило бы для него примерно то же, что раздеться догола и прогуляться по многолюдному бульвару.

Что-то жесткое, неумолимое схватило и не отпускало мозг Роланда Марио. Он встал и пробормотал: «Подожди здесь. Попробую их остановить».

Он прошелся вперевалку по залитой солнечным светом террасе туда, где Джаннивер уже вытряхивал кости из коробочки. Опустив обе ладони на стол, Марио схватил судьбоносные кубики.

Джаннивер удивленно поднял глаза. Брео сдвинул мохнатые кельтские брови – в нем назревала вспышка гнева. Дитмар нахмурился и откинулся на спинку стула.

«Прошу прощения! – сказал Марио. – Могу ли я поинтересоваться, зачем вы бросаете кости?»

«Это наше дело. Вас это не касается», – резко произнес Брео.

«Касается ли это предприятия под названием „Шато д'Иф“?»

Три пары глаз неподвижно уставились на незнакомца.

Поколебавшись секунду-другую, Брео ответил: «Да».

«Я – знакомый известного вам Роланда Марио. Он просил передать вам сообщение».

«Какое?»

«Он советует держаться подальше от „Шато д'Иф“ и не выбрасывать деньги на ветер. Советует не доверять никому, кто предложит вам обратиться в „Шато д'Иф“».