Полная версия
Ведьма из Никополя. Рассказы для детей и юношества
Дома она ещё раз попыталась найти кошечку, все углы обшарила, даже на чердак слазила, и не нашла. Наверное, всё-таки убежала при ночном переполохе, а может, спряталась куда, и лишь потом убежала, решила Вера, и прекратила поиски. И ещё она подумала, если кошечка не убежала к себе домой, а спряталась в каком-нибудь укромном уголке, то, когда проголодается, придёт.
В доме никто не заводил разговор о ночном происшествии, даже мама ходила молчаливо, и лишь пластыри и зелёнка на её теле напоминали о ночном происшествии.
Вера не приставала к ней с расспросами и уточнениями, но в голове у неё начал зреть план, как вывести бабу Клаву на чистую воду, заставить её признаться, что она ведьма.
План, пришедший Вере в голову, был прост. Нужно было только дождаться полнолуния, затем, в полночь, пробраться во двор к соседям и заглянуть в окно. Вот тут-то она и увидит всё, а потом…
Вера не успела решить, как поступит потом, потому что её неожиданно сморил сон, и она, как сидела за своим столом с книгой в руках, так и уснула. Наверное, крепким был сон, потому что ничего ей в эту ночь не приснилось, даже ведьмы отдыхали, наверное. Она, правда, напрягая память попыталась что-нибудь вспомнить, но ничего так и не получилось.
* * *
Лиза, попрощавшись с Верой у калитки своего дома, вошла во двор и увидела сидевшего на крыльце отца. Он выглядел подавленным, в глазах стояла грусть и, что её больше всего удивило, не курил свою неизменную трубку.
Это было невероятно! Чтобы у отца, да не торчала между зубов трубка, или, она не испускала ароматный дымок у него в руках…, такого сроду не бывало. Сколько Лиза себя помнит – папа всегда был с трубкой во рту или в руках.
Дома что-то произошло, заволновалась она. И не входя в дом, бросилась к отцу:
– Папа, что с тобой? Ты, почему сидишь на холодном крыльце, а не заходишь в дом? Простудишься! Ты же только избавился от гриппа!
– Маму увезли в больницу… на скорой помощи, – грустно ответил он.
– Ты, что говоришь? Я же с ней утром, перед уходом в школу виделась? – удивилась она.
– Прости доча, я сам не знаю, что говорю. Мою маму, твою бабушку, увезли.
– Папка, вставай, пошли в дом, а то опять заболеешь. Давай, поднимайся, я тебе помогу.
Лиза помогла отцу подняться, а почувствовав, какой он ещё слабый после болезни, положила его руку на своё плечо и повела в дом.
– Папа, садись на диван. А мама, где? С бабушкой уехала? Подожди, я сейчас.
Лиза быстро переоделась в своей комнате, и села рядом с отцом.
Лиза любила отца, и маму она любила, и бабушку. У них была очень дружная, крепкая семья. И поэтому, если что-то случалось с кем-то из её членов: неприятности по работе, болезнь, или даже Лизина тройка в дневнике – все переживали, и всегда старались помочь.
Бабушка была ещё не очень старой, так думала Лиза, и неожиданная её болезнь, очень расстроила Лизу.
– Папа, так что случилось с бабушкой?
Отец достал из кармана трубку и попытался её раскурить.
– Папа, она же без табака.
– Да?
Лиза поняла, отец очень расстроен, раз не заметил этого. Сходила в кухню и принесла коробку с табаком.
– Спасибо, доча!
Отец набил трубку, раскурил, и надолго задумался.
Лиза, не вытерпев молчания, затормошила его.
– Папа, рассказывай. Почему бабушку увезли.
Он пожал плечами.
– Я, Лиза, сам не пойму, что с ней случилось. Она же все эти дни прекрасно себя чувствовала. Да ты и сама знаешь, а тут…. Ты ушла в школу, Оксана занялась стряпнёй, всё было нормально. Мама, то есть, твоя бабушка, не вышла к завтраку. Мы забеспокоились. Оксана пошла к ней и…
– И, что?
– Она лежала и охала. Всё тело было покрыто тёмными пятнами…. А ведь вечером, перед сном, ничего такого у неё не было…. Она же ни на что не жаловалась…
Отец, пару раз пыхнув трубкой, опять помолчал.
Лиза с нетерпением и всё возраставшим беспокойством, ждала продолжения рассказа.
…Мы с Оксаной испугались за неё и сразу вызвали скорую помощь, докончил свой рассказ отец, и в хмуром недоумении покачал головой.
– Папа, я побегу к бабушке, может помочь, чем надо?
– Не надо. Мама позвонила, скоро придёт и всё расскажет.
– Так ты, сидя на крыльце, маму ждал?
– То так, Лиза.
Мама долго не приходила и Лиза всё ждала её и ждала. А, когда Лиза совсем уж собралась идти в больницу, скрипнула входная дверь и вошла мама. Лиза сразу бросились к ней.
Пока ничего неизвестно, поспешила ответить мама на немой вопрос о состоянии бабы Клавы. Результат анализов будет готов только завтра, к обеду. Они затрудняются делать какие-либо выводы без анализов, сказал врач, но они всё сделают, чтобы определить и вылечить. Будем ждать. Раз врач просит подождать, то, что мы можем сделать? Только ждать и надеяться.
* * *
Сегодня Лиза не пришла в школу, и Вера решила зайти к ней сразу после занятий, узнать что случилось. На стук в калитку, вышла Лиза. Выглядела она очень расстроенной.
– Лиз, ты чего в школу не пришла, заболела что-ли?
– Нет, не заболела. Заходи.
– Ааа… баба Клава?
– Чего ты её так боишься? Нет её дома, в больнице она, – ответила подруга, и глаза её увлажнились.
В отсутствие бабы Клавы Вера чувствовала в Лизином доме себя свободно и, услышав, что её нет дома, смело пошла за подругой.
Дома были только её родители. Они сидели за столом, без всегда восседавшей во главе стола хозяйки дома.
– Здрасьте, тётя Оксана! Здрасьте, дядя Тарас! – поздоровалась Вера, и направилась вслед за подругой в залу.
– Здравствуй, Вера, проходь, проходь, – откликнулась хозяйка дома. Давненько у нас нэ була. Як родители, здоровы?
– Спасибо, тётя Оксана, у нас всё хорошо, – полуобернулась Вера, чтобы ответить на вопрос Лизиной мамы.
Вера решила не рассказывать родителям Лизы о ночном происшествии с мамой. Знала, предупреждённая вчера Лиза, тоже ничего им не рассказала.
– Лизка, ты чего в школе-то не была? – повторила она вопрос, когда они остались одни в комнате.
– Я ж тебе говорю, бабушка заболела, были у неё в больнице и только сейчас вернулись оттуда.
– А, что с ней?
– Даа… какие-то непонятные пятна появились на теле. Пока неизвестно откуда они, анализы не готовы.
Вера, как только услышала про пятна на теле бабы Клавы, сразу же насторожилась. Неужели Лизка до сих пор не догадалась, откуда пятна – приподняла она удивлённо брови? Они же от ударов папиного ремня – моего папы!
Она как сейчас видит – папа полосует кошку ремнём, а та изворачивается и, показывая острые зубы, злобно шипит.
– Лиза, ты не думаешь…
– Нет, нет, и нет! – возмущённо прервала подруга Веру. Ты, что, совсем рехнулась? Даже не вздумай вслух произносить такую крамолу про мою бабушку, иначе рассоримся навсегда, и ты мне больше не подруга!
Вера замолчала. Настаивать на своём предположении она не стала и, поговорив ещё несколько минут о том, о сём (разговор не клеился), попрощалась. А ещё через минуту Вера была дома.
* * *
В доме стояла тишина. Лишь несколько мух, не уснувших на зиму, вились под потолком и жужжали. Отец с матерью были на работе, и Вера, примостившись с ногами на диван, стала вспоминать события прошедших дней: о приблудной кошечке, о случае с мамой, и о тёмных пятнах на теле бабы Клавы…
И что же мне со всем этим делать, спрашивала она себя, как поступить: заявить в полицию, или пойти в церковь и рассказать всё батюшке Иоанну? В полиции, ясное дело, не поверят, и ещё могут поднять на смех, а батюшка….
Она сидела, и не находила ответа ни на один вопрос.
Неожиданно перед её взором промелькнул образ соседки, тёти Ганны. Вот кто поймёт и советом поможет, подумала она. Богомольная женщина. Всегда одетая в какую-то хламиду тёмного цвета, голова опущена, говорит тихо, на людей глаз не поднимает, всё в землю смотрит… – святая женщина, не иначе!
Но тут ей вспомнился разговор матери с тётей Оксаной – она совсем нечаянно подслушала их разговор. Тётя Оксана тогда говорила – «Шось я ни як нэ пойму нашу соседку, вроде як богомольная, а в церкви я ще йийи ни разу нэ бачила».
Что ответила мама, Вера не услышала, торопилась в школу.
Выскочившее из прошлого воспоминание несколько поколебало её уверенность в обязательности посещения тёти Ганны. Но надо же было с кем-то посоветоваться. А кто, как не тётка Ганна, может быть более сведущим в ведьмах, бесах, и прочей нечисти? Она же с богом разговаривает, а тот всё знает, и конечно же подскажет, как поступить – и Вера решилась.
Накинув платок, она вышла из дома.
* * *
Вера стояла у калитки, и всё никак не решалась дёрнуть за верёвочку на щеколде, или постучать.
Я же пришла сюда, чтобы найти ответ на свой вопрос, или хотя бы получить совет, так чего же я стою? – уговаривала она себя. Но почему-то дрожь, только при одной мысли сделать решающий шаг, охватывала её.
Рука, потянувшаяся было к щеколде, застыла, так и не прикоснувшись к ней.
Чего я испугалась, спрашивала себя Вера, подумаешь, ни разу не была у соседки, не съест же она меня? Спрошу и уйду, делов-то, неуверенно твердила она, стараясь набраться храбрости в своих словах.
Она стояла, и ни на что не могла решиться. Уйти без ответа на свой вопрос она уже почему-то не могла, и войти в калитку смелости не хватало. Сколько можно стоять, спросила Вера себя? Вдруг кто-нибудь увидит: смеяться будет, а ещё хуже, задразнит – трусихой будет называть. И Вера, решившись, потянула верёвочку на щеколде.
Она шла по тропинке, с обеих сторон заросшей чертополохом и бурьяном. Кое-где видны были огромные листья лопухов, и ещё каких-то неизвестных Вере растений, и они…, и они, казалось, следили за каждым её шагом.
Вера так испугалась, что, не выдержав охватившего её страха, стремглав бросилась к двери дома, и даже не заметила, как очутилась в комнате перед улыбающейся соседкой.
– Здравствуйте, тётя Ганна! – всё ещё дрожа, поздоровалась Вера. Я к вам…, к вам…, к вам… за… советом, пролепетала она заикаясь.
– Нэ турбуйся, касаточка. Я тэбэ давно дожидаюсь. Чого мэнэ бояца, я ж нэ кусаюсь.
– Да я… и не боюсь вовсе, – солгала Вера.
– Я бачу, шо нэ бойися. Сидай, зараз я тоби чаю налью, та ватрушечку дам. Пойиш, а тоди и побалакаем.
– Да я не хочу, спасибо! Я недавно поела.
– Ничого, ничого, сидай поснидай! Колы ще попробуешь моих ватрушек. Ось ще, – старушка подвинула поближе к Вере вазу с леденцами, – цукерки покуштуй, гарни цукерки я зробыла!
И она так посмотрела на девочку, что у Веры сразу отпала охота перечить.
Чай был ароматным. Настоянный на каких-то, то ли лесных, то ли полевых травах, он издавал неповторимый запах, и вкус у него был приятный. А вот ватрушка…, мама лучше печёт, решила Вера, с трудом проглатывая последний кусочек.
Она подняла, почему-то вдруг отяжелевшую голову, чтобы поговорить с тётей Ганной, как вдруг всё поплыло перед глазами, закружилось, замелькало…
Что это со мной, только успела подумать она? А стены комнаты уже исчезли, и они, с тётей Ганной, оказались на какой-то поляне в дремучем лесу.
Тётя Ганна начала горбиться, горбиться, лицо её сморщилось, и она приняла образ бабы Клавы. Через мгновение помолодела, и перед Верой уже стояла тётя Оксана, а ещё через некоторое время, рядом с ней приплясывала гопак, весёлая, жизнерадостная Лизка, её подружка.
А потом…, а потом…, Лизка превратилась в милую чёрную кошечку.
Вера смотрела на все эти превращения тёти Ганны, а в голове, усиливаясь и усиливаясь в громкости, перебивая мысли, раздавались слова:
– Хочешь так же уметь делать превращения? Я тебя научу, касаточка. Только слушайся меня…
Слу-шай-ся…, завыло в лесу на разные голоса, и эхо, затихая, ещё долго-долго повторяло: «Слу-шай-ся! Слу-шай-ся! Слу-шай-ся!»
– Так вы, тётя Ганна, ведьма? – насмелилась спросить Вера у соседки, и сразу поняла – могла бы и не спрашивать, и так всё ясно.
В ответ раздался хохот, и этот хохот, не утихая, нёсся со всех сторон.
Вера обвела взглядом поляну – вокруг неё скопилось столько разной нечисти, и все они, словно безумные, выделывали что попало: окружив её и тётю Ганну кольцом, визжали какие-то, похожие на свиней, уродцы; блеяли и трясли бородами козы; ухали сидящие на ветвях деревьев совы…
А рядом с ней, взявшись за руки, строили рожи и подпрыгивали на козлиных ножках с копытцами, черти.
Вера совсем перетрусила и, озираясь вокруг, искала, куда бы убежать и спрятаться.
– Ты не бойся, они добрые, – словно из пустой гулкой бочки, услышала она слова, раздавшиеся ниоткуда. – Я тебе ещё кое-что покажу. Садись.
Не успела Вера сообразить, на что садиться, а перед ней уже появилась метла, и сразу же заплясала. Вера читала в книгах и видела в каком-то фильме, как ведьмы летают на метле, но чтобы самой…
Ой, как страшно, прошептала она, и зажмурила глаза.
– Не бойся, Вера, прыгай на неё, – прозвучал тот же голос.
Вера открыла глаза, приловчилась и поймала метлу. Затем, подпрыгнула, оседлала её, и в тот же миг оказалась высоко над лесом.
Она от страха опять закрыла глаза, а потом, набравшись храбрости, открыла один глаз, затем, другой.
Интересно же, как это летать на метле и ничего не увидеть, решила она, пересиливая страх.
Вначале она очень испугалась высоты, и судорожно ухватившись за ручку метлы, чуть не закричала – «Ма-ма!» Но метла вела себя достойно, не трясла её и не старалась сбросить с высоты.
Вера не падала, а быстро летела и, тогда, чуть-чуть осмелев, она стала озираться вокруг.
А вокруг…
Всё небо над ней было усыпано танцующими звёздами, а под ней быстро проносились леса, реки, озёра. Сбоку, справа и слева, летели свиньи, козы, упыри, даже те два танцующих и кривляющихся чёрта летели, устроив игру в догонялки…
А вот показались какие-то…, Вера присмотрелась внимательнее: да это же ведьмы летели – старые сгорбленные старухи; молодые девушки; и совсем ещё малые девчонки.
Летели, кто на чём!
Кто метлу оседлал, кто, отталкиваясь ухватом, расположился в бочках или корытах, а одна, так вообще летела на кочерге.
Вокруг всё ухало и стонало, свистело и визжало, и ещё какие-то непонятные звуки раздавались – Вера сразу и не сообразила, что это звуки сирены, как на полицейской машине или скорой помощи. Вот здорово-то, как! – радостно засмеялась она. Ух, тыы-ы! Вот это полёт, не то, что на самолёте! Это поинтересней будет!
Внизу показалась огромная котловина. Посредине полыхало кострище, а вокруг бесилась тьма-тьмущая разной нечисти.
Её бесовское сопровождение кучей ринулось вниз, и свалилось на головы присутствующих на шабаше. А она побоялась, и чуть-чуть притормозила: садиться-то было некуда, всё было занято – у костра образовалась «куча мала».
Вера плавно приспустилась пониже и, немного полетав над деревьями, нашла за большим развесистым деревом, среди кустов смородины, небольшой, не заросший кустами, пятачок земли. Туда она и приземлилась.
Очень удачно получилось, решила она. Меня никто не видит, а я вижу всё.
Метла, приплясывая, тут же удрала от неё, и куда-то пропала. Аа-а, как же я назад вернусь, мелькнуло в голове? И мгновенно исчезло, вытесненное открывшейся перед ней фантасмагорической картиной.
Ух, ты! Ох, ты! Вот это даёт! – чуть ли не каждую секунду восклицала она, смотря на проделки нечисти круглыми от любопытства и страха глазами.
А посмотреть было на что!
Возле костра, поддерживаемый четырьмя чертями, стоял деревянный, с подлокотниками и подголовником, трон, а на нём восседала главная ведьма – горбатая, с распущенными седыми космами, и горящими бесовской злобой, словно в безумии, глазами.
Не иначе, как областного масштаба ведьма, решила Вера, увидев, с каким почтением обращалась к ней другая, меньшего ранга, нечисть.
Тут, прилетевшие с ней ведьмы, бросили в костёр какую-то траву, и костёр чуть приувял, а затем закурился жёлтым с прозеленью дымом. Вся присутствующая на шабаше нечисть бросилась к этому дыму.
Наверное, волшебный, или как у нас, у людей, наркотик какой-нибудь, сразу догадалась Вера.
И ведьмы, и нечисть – толкались, дрались, царапались и кусались, выдирали друг у друга на головах волосы, стараясь поближе подобраться к дыму. Визг поднялся такой, что Вера присела и руками уши закрыла.
Дым, заполняя котловину, скрыл от её взгляда Содом и Гомору. Он поднимался всё выше и выше. Затем, над дымом, как исполин из пены морской, поднялась голова главной ведьмы. Она грозно хмурила брови, глаза её пылали огнём, откуда-то появившийся ветер развевал её седые космы.
Вера зажмурила глаза от страха, но любопытство пересилило, и она опять начала смотреть.
А в котловине началась буря: раскаты грома глушили все шумы вокруг, сверкали разноцветные молнии, деревья гнулись, а те, которые не выдерживали напора бури, ломались и падали, подминая под себя кустарник.
Вера сидела на корточках среди кустов смородины, смотрела на разгулявшуюся стихию, и не знала, как ей отсюда выбраться, чтобы уцелеть. А буря набирала силу! И среди грохота, воя ветра и блистающих молний, голова ведьмы поворачивалась в её сторону. Огненный взор всё ближе и ближе приближался к Вере.
Из раскрытого рта показались страшные клыки…, и вот, над клубящимся дымом появились руки, увенчанные длинными, скрюченными пальцами с огромными когтями. Эти когти сжимались и разжимались, сжимались и разжимались, как тогда, у кошечки…
Сейчас увидит, сейчас увидит! – задрожала от страха Вера и, вскочив, побежала прочь от этого, горящего злобой, ищущего взгляда. Но бежать было трудно. Она чувствовала, что не успеет спрятаться за деревьями и тогда…
Колючие кусты цеплялись за одежду, вырывая клочьями, косы распустились, и волосы, запутавшись среди колючек, больно дёрнули голову назад, и остановили её сумасшедший бег.
Вот теперь всё, решила она! Не убежать! Теперь уж точно – всё! Она опустила голову, и перестала сопротивляться.
Меня поймали, с горечью подумала она. Зачем я только пошла к соседке, тёте Ганне? Зачем?
– Среди нас человек! – закричала ведьма, так громко, что заглушила все остальные звуки вокруг. – Смотрите, смотрите, вот она! – и показала пальцем на Веру.
Дым моментально рассеялся, ветер стих, только изредка, ворча, погромыхивал гром, да блистали молнии. Вся нечистая сила повернулась в сторону Веры, и видно было, они ждут только знака или приказа от ведьмы, чтобы броситься на неё и растерзать!
Вера закрыла глаза и прошептала: «Господи, помоги мне! Не дай, Господи, этой нечисти растерзать меня!»
И вдруг всё утихло. Наступила такая тишина, что Вера даже подумала, не умерла ли она от страха?
Она осторожно приоткрыла глаза и огляделась вокруг – ни каких ведьм, ни какой нечисти!
Я не умерла, растерзанная на шабаше, я живая, воскликнула она!
Да, никаких ведьм и нечисти вокруг не было. Она лежала в своей комнате на диване, а через окно, наполняя пространство, заползали вечерние сумерки.
Стукнула входная дверь. Наверное, мама вернулась с работы, подумала Вера, но всё ещё находясь под впечатлением виденного кошмара, непроизвольно вздрогнула.
– Вера, ты не слышала, отчего это тётя Ганна решила дом продать? – Уж не собралась ли она куда-то уезжать? – спросила мать из прихожей.
– Нет, не слышала, – ответила Вера.
А сама, словно освободившись от тяжёлой ноши, прошептала: «Вот и хорошо, что уезжает. Только ведьм нам не хватало в соседях».
И счастливая улыбка легла на её лицо.
ВЕЛОСИПЕД
Глава первая
С какой завистью я смотрел на соседа, Тольку Волкова, когда он, с шиком крутя педали своего «Железного мустанга», проносится мимо нас. А потом, метров через двести-триста, развернувшись в обратном направлении так круто, что из-под колёс летела пыль, несётся назад, в нашу сторону.
Рубашка на спине надута пузырём, ворот расстёгнут, а ноги, в сандалетах и с одной закатанной штаниной, так и ходят ходуном, так и ходят – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.
Вы даже представить себе не можете, как красиво выглядит человек сидящий верхом на блестящем в лучах солнца велосипеде. Да что там в «лучах солнца», он и в дождь смотрится прекрасно!
Толька живёт от меня через два дома – на противоположной стороне улицы. Ну, как-бы это понятнее объяснить? Наш дом стоит на той стороне улицы, где чётные номера, а его дом на той стороне, где нечётные номера, и к тому же его дом стоит ближе к центру города.
Он этим здорово хвастается передо мной. А мне на это наплевать с высокой горы! Подумаешь, два дома туда, два дома сюда. Какая разница, правда? А вот на что мне не наплевать, так это на отсутствие у меня такого же красивого велосипеда. Господи, как я страдал-переживал!
Ему родители купили велосипед на день рождения, и в честь окончания пятого класса без троек в свидетельстве, так они сказали моим родителям, когда были у нас в гостях.
Подарок на день рождения – это я понимаю, а вот как расшифровать «В честь окончания»? Почему в «честь»?
Мы с Толькой ломали голову над этим вопросом долго. Вот, если бы они сказали прямо, что покупают велосипед, чтобы премировать Тольку за хорошую учёбу, тогда да, это понятно. А так…?
Тут какая-то загадка для нас, и пожалуй пока не разрешимая.
Мы думали так и этак, разворачивали слова в ту и в другую сторону, даже пробовали на вкус…. Шучу, шучу! На вкус мы, конечно, не пробовали, но до смысла «В честь окончания» долго пытались докопаться, но так и не докопались. Пришлось этот вопрос перенести на более позднее время, то есть, когда подрастём, и смысл этих непонятных слов дойдёт до нас. Ну…, станет понятным что ли.
Когда он в первый раз выкатил свой велосипед на улицу и попробовал на него сесть, мы, шесть-семь пацанов из близлежащих домов, от зависти даже остолбенели, хотя вида не показали. Гордость не позволила!
А Вовка Нагаец, мой близкий дружок, так тот вообще сплюнув через губу, выразился: «Что мы, велосипедов не видали что ли, подумаешь!»
Подумаешь, не подумаешь, а тоже завидовал здорово, я же видел. Подумаешь, не подумаешь, но мне страсть, как захотелось иметь свой собственный, такой же красивый, поблескивающий в солнечных лучах, велосипед.
И именно такого же цвета, как у Тольки – красного, как пожарная машина, и с блестящими крыльями над колёсами. И чтобы звонок был громкий и нежный одновременно.
Представляете, едешь по тротуару, и звонком – дзынь-дзынь, дзынь-дзынь.
Обыкновенные пешеходы, то есть, безвелосипедные, оборачиваются на звонок и тут же уступают дорогу. А ты проезжаешь мимо, и так это, свысока, то есть, с высоты сидения велосипеда…, ну, совсем как в индийском кино, вежливо так это говоришь: «Извините, что потревожил, но мне некогда, я спешу… по делам».
Вежливость у водителя транспортного средства – это наиглавнейшее качество – так сказал когда-то мой папа. А я запомнил и «зарубил» себе на носу. А потом, я помню, он ещё добавил – «Велосипедист – это же не какой-то там „Пешеход обыкновенный“, а водитель несамоходного транспортного средства! Чувствуешь разницу?» – и при этом указательным пальцем прикоснулся к моему облупленному от солнца носу.
И до того мне захотелось стать велосипедистом, то есть, владельцем «Несамоходного транспортного средства», что мне даже во сне стало сниться, как я на велосипеде по городу катаюсь, а за мной малышня ватагой бегает. Ни о чём мыслей не было в моей голове, кроме этой.
Я даже свою любимую рыбалку забросил, до того мне захотелось иметь велосипед в собственном, безраздельном пользовании. Я даже, кажется, заболел. Вот возьму, потрогаю лоб, а он, представляете, горячий.
Я как-то маму попросил потрогать мой лоб – в смысле, потрогать горячий он или нет, так она знаете, что мне сказала: «Не придуривайся, температура у тебя нормальная!»
Как же она может быть нормальной без велосипеда, а?
Нет, не понимают родители своих детей! Не понимают, и всё!
Вот, к примеру, чего проще взять бы и спросить у меня, что это ты Сергей такой грустный ходишь? Ну, неужели я бы не сказал? Конечно сказал бы. Прямо тут же, сию же секундочку и выложил бы свою мечту заветную.
Сами подумайте, ну зачем мне скрывать свою мечту, да ещё от родных родителей?
Так нет, не спрашивают…
Пришлось мне самому взять «быка за рога». Это Вовка мне так посоветовал. И «Быка за рога» тоже он предложил, он сказал: «Для большей убедительности».
Где он только вычитал про них, про этих быков и рога? Я бы сам ни за что не догадался, что есть такое выражение.
А, и то, правда, жди, когда родители сами догадаются. Не-ет не дождёшься, сами они ни за что не догадаются, это я вам говорю.
На следующий день, вечером, после ужина, когда папа взялся за газету, а мама включила телевизор я, собрав в кулак всю свою смелую храбрость, приступил к воплощению своей заветной мечты.
