Дедушкины рассказы

За опустевший огородами начинались заросли ивняка и ольхи. В них ребятня тоже находила своё лакомство. Вот кто-то крикнет:

– Сюда, ребята!

Все бегут на голос и увидят янтарные гроздья калины, ставшей кисло-сладкой от утренних заморозков, или засохшую черную смородину в пожухлом тростнике, или ещё не опавшие ягоды черёмухи, или мягкие красные капли шиповника. К концу осени ягоды калины становятся жидкими. Их косточки превращаются в тончайшие чешуйки. Гроздья этих ягод можно запихать в рот, высосать их сок и выплюнуть оболочки и косточки. Есть калину в эту пору Лёша Воронков очень любил. Особенно её есть приятно в утренний легкий морозец. Ягодка превращается в маленький кисленький леденец. Но не каждый пацан мог с аппетитом есть калину. Она была очень кислая. Даже у самого непривередливого она сводит лицо в смешную гримасу.

Когда же не было всех этих деликатесов, мальчишки не брезговали погрызть и кочерыжки от срубленных вилков капусты.

Дорога позади. Мальчишечья ватага пришла ко Вторым Кручам. Для маленькой речки Свияги это действительно были кручи. В этом месте она делала крутой поворот. Её воды центробежными силами прижимались к левому берегу и подмывали его. От глины цвет круч был красноватым. Их было видно за несколько километров. До подхода к ним самые младшие мальчики вырезали из тальника длинные палки с рогульками на конце. Этими рогульками они сматывали речные водоросли и выплескивали их на берег. Эти водоросли были настолько густыми, что сонные рыбёшки становились добычей мальчишек. В их руки попадали пескари, огольцы, белёшки и небольшие налимешки. Добытчики мела устанавливались у глубокого короткого овражка, в устье которого был сильный родник с исключительно вкусной водой. От проходящей выше по берегу речки дороги к нему вела торная тропка. У этого родника мальчишки разводили костер. В его пламени жарили рыбешек, а в угольях пекли картошку. Здесь дети обедали. На эту дорогу они затрачивали более полдня. После подкрепления желудков, пришедшие приступали к копке мела. Он обычно был покрыт водой. С выкопанной глыбки счищали ил и верхний слой. Копание мела для всех было интересным моментом. Прежде чем мел положить в ведро, мальчишки пальцами разминали его в поисках чертовых пальцев, окаменевших остатков древнейших животных морей и океанов. Эти пальцы имели светло-коричневый цвет и использовались для присыпки болячек и порезов. Ведро с мелом несли на плечах на палке, часто сменяя напарников. Мел тяжелый, и донести его до дома было величайшим трудом.

Дома этот мел сушили и толкли в ступах. Раствором порошка белили все нуждающиеся в этом стены, потолки и печи.

17. Опыты с сельхозмашинами

До лета 1936 года в селе Дворянск размещались райисполком и райком КПСС Кузоватовского района. Затем все правительственные учреждения перевезли на станцию Кузоватово. До этого переезда районные органы в основном размещались в трех купеческих зданиях. Один был большим кирпичным двухэтажным дворцом, до революции принадлежавшим купцу Голованову. Другое здание было тоже двухэтажным, но из хорошо отесанных брёвен. НКВД – народный комиссариат внутренних дел размещался в трехэтажном кирпичном доме, так же когда-то принадлежавшем другому купцу. В этом доме были просторные подвалы, которые НКВД приспособило под тюрьму. Районный отдел народного образования занимал более скромное одноэтажное здание, крытое какой-то зеленой плиткой. Все эти здания разобраны и увезены. Одни в Кузоватово, другие в Сызрань и в Симбирск. Дольше всех просуществовал дом Головановых. По размещаемым в нём организациям, он носил и несколько названий. Наиболее распространённое и дольше всех держалось РИК – районный исполнительный комитет. Второе менее употребляемое было ШКМ – школа крестьянской молодёжи. После отъезда района дом использовался то под контору машинно-тракторной станции, то под школу полеводов, счетоводов, зоотехников и одновременно под общежитие для этих слушателей. Сельскохозяйственные орудия и машины, предназначенные для обучения агрономов и механизаторов, хранились под огромным навесом, открытым со всех сторон. На памяти Алёши Воронкова под сараем оставались только отдельные узлы от конных молотилок и сеялок, а также ручные машины для подработки зерна. Он еще помнил, как на колхозных собраниях представители района и руководители артели щеголяли выражениями и названиями – «рядосеялка», делая ударение на первый слог. Лёша ручной посев не видел, а конные и тракторные сеялки понимал как исстари существовавшие.

Вот в этом сарае сельские пацаны очень любили играть. Они играли и одновременно развинчивали узлы и агрегаты от машин. Однажды они укатили барабан от конной молотилки и отвинтили зубья, которыми из снопов вымолачивалось зерно. На этом барабане ребятишки решили проверить, как быстро ржавеет железо во влажном грунте. Недалеко у берега речки в наносном песке они выкопали глубокую яму. На её дне выступает просачивавшаяся вода. В эту яму ребятишки закатили барабан и засыпали песком. Барабан когда-то был выкрашен в обычную желто-коричневую железнодорожную краску. Всем известно, что детского терпения надолго не хватает, и через месяц они его выкопали. Заводской краски на нём почти не осталось, и ржавчины было немного. Больше мальчишки барабан не закапывали, но болты все свинтили. Потом он исчез. Видимо в одну из ночей его укатили мальчишки с другой компании.

В те годы началось вытеснение конной техники механизированной – тракторной. Но отрадненская артель ни до войны, ни после неё МТС ни трактора, ни комбайны не арендовали вплоть до пресловутого укрупнения колхозов. Конные плуги и сеялки постепенно зарастали бурьяном, ржавели, становились детской добычей. Часть деталей в местных кузницах перековывалась на запасные детали к оставшейся технике.

Плужные колёса смекалистыми мужичками использовались на изготовление ручных тележек. Крестьяне стали отвыкать от вожжей и управления лошадьми, а стали привыкать ходить пешком с руками за спиной и тянуть за собой эти тележки, освобождая лошадей от работы на подворье. Так прогресс внедрялся в сельское хозяйство.

18. Вишня и аромат земляники

В селе Дворянске садов почти не было. Яблоки и вишни завозились из соседних сел. До раскулачивания дедушка Никулин держал сад, но, когда его сослали в Сибирь, сад почти весь погиб. Яблони подсохли, вишнёвые кусты одичали и не плодоносили. Когда дедушка вернулся, то он с большой болью смотрел на скелеты яблонь. На трех или четырех не упавших яблонях он обрезал посохшие сучья, хотел попытаться молодить деревья. Они дали по одной-двум веткам и на следующий год посохли полностью.

Дети Воронковых и Постниковых облазили все кусты, болота и канавы, ближайшие леса и окрестные овраги. Они знали, где растёт дикая вишня, смородина и малина. Смородины они иногда набирали трехлитровые бидончики. Лазить за ней приходилось в родниковую воду между кочек, поросших ивой и ольхой. В кустах дети часто нечаянно тревожили осиные и шмелиные гнезда. Их хозяева старались жалить своих обидчиков. Но детям больше доставалось от красных мелких муравьёв. Они на кочках создавали свои пирамидальные жилища. Их не успевали дети заметить, как они уже рассыпались. Их хозяева жестоко мстили за понесенный ущерб. Муравьи забирались под одежду и кусали детишек в самые нежные места. От такого укуса пацана всего передернет. Тут ему уже не до ягод, а скорее добраться до муравья и растереть его. Растереть его не так-то просто, он твёрдый.

Вишни дети не набирали столько, сколько смородины, но полакомиться всё же могли. Её заросли они знали в Козьем овраге и в Юматовом лесу, но её кто-то успевал собрать до них. Малина для детей было самой лакомой ягодой, а её росло очень мало, и о её местах никому не сообщали. Дети никогда не отказывались от земляники. За ней ходить надо было далеко. Собирали ее в керамическую кринку из-под молока, в так называемую балакирь. Когда из леса шли домой, то очень часто дети прикладывались к ягодам и вдыхали их аромат. Для чего же он приятен!

Война

1. Перед войной

Война неумолимо приближалась к границам СССР. В селе это все понимали. У некоторых жителей имелись батарейные приёмники. Многие выписывали газеты. Политотдел машинотракторной станции тоже занимался информированием трактористов, а через них и их семей и жителей сёл. Мужчины остро и озабоченно обсуждали события у озера Хасан12, на Халхин-Голе13, разгром фашистской Германией Польши, Югославии, Греции, а также вступление Красной армии в Восточную Польшу. В газетах много писалось о наших славных делах в войне с Финляндией. Демобилизованные же участники этой войны рассказывали, какими огромными потерями давались нам эти успехи. Они неоправданно увеличивались и за счёт неумелых действий командования войсками в организации и проведении наступательных боёв. Из родни Воронкова участникам финской компании был Комаров Ефим Иванович, двоюродный брат отца, Комарова Ивана Гавриловича.

Значительно усилилась тревожность в первой половине 1941 года, когда Италия захватила Албанию и напала на Грецию, но греческие войска вытеснили итальянцев назад в Албанию. Тогда на помощь фашистской Италии пришла фашистская Германия. Деревенские политики эти события воспринимали как приближение к собственным домам ужасного урагана с кровавой грозой. В разговорах уже не проскальзывало шапкозакидательство14, как вовремя хасанских событий. При обсуждении международного положения разговаривали тихо, вдумчиво и тревожно. Внутренняя обстановка в стране усугубляла общее настроение. Повысились цены на сахар. В магазинах очереди за ними занимали с вечера и стояли до утра.

Мы же, ребятня, ни о чём не переживали. Напитавшись героикой из фильмов о Чапаеве, о Щорсе, посмотрев "Если завтра война"15 и "Броненосец Потемкин"16, мы с огромным воодушевлением и сильнейшим увлечением играли в войну. Всем нам хотелось непременно быть Чапаевым, или хотя бы Щорсом. Под всевозможными тряпками, нацепленными на палки, мы вовсю маршировали под Красными знаменами. Во время игр вооружались деревянными винтовками, деревянными станковыми пулеметами и только системы "Максим". Нам всё было нипочём, и озабоченность отцов нас нисколько не трогала.

В мае 1941 года я окончил четыре класса начальной школы. До июня отдыхал, предаваясь всевозможным играм. Мы организовали походы по полям, по оврагам и по кустам берегов речки Свияги, купались, загорали и под солнцем грелись на песке. Корзинами и удочками ловили в пруду пескарей и огольцов, изредка и карасей. Лето началось очень хорошо.

На полях колхоза вызревал богатейший урожай. Выросли буйные травы, давшие много сена. Отец Иван Гаврилович руководил тракторной бригадой и работал на полях колхоза нашего села. Всё нас устраивало и радовало. Только бы жить и не унывать. В семье между родителями всё шло хорошо. Мать изредка поговаривала, что всё это хорошее не к добру. Над её словами посмеивались: "Чудачка!".

В воскресенье 22 июня мы с Ваней Литвиновым надели чистые белые рубашки и приличные штаны, обули ботинки и понесли свои заявления и наши свидетельства об окончании 4 класса в коромысловскую семилетнюю школу. Идти было около километра по тропинке по берегу Свияги. Небо было чистым. Яркое солнце сильно припекало. Шли мы неторопливо. Всё время находили все возможные занятия и игры. Вели интереснейшие для нас разговоры, как бы мечтали вслух. Всё вокруг себя видели в очень красивом свете. А наутро нас всех ошеломило известие о нападении на Советский Союз фашистской Германии.

2. Первые дни

В ночь с 22 на 23 июня мы, трое братьев, спали на полу в передней половине дома. Вдруг на рассвете слышу осторожный стук в окно. Я проснулся и прислушался:

– Иван, а Иван!

Тихий мужской голос звал отца. Он проснулся, высунулся в окно и спросил:

– Кто там, что нужно?

– Иван, беда, война, Иван! Вчера утром Германия напала на нас!

– Как война? – только это и произнес отец.

Иван Гаврилович помолчал несколько секунд. Наверное, в эти секунды у него в голове мелькнуло, что его заберут на фронт в первую очередь согласно его военно-учетной специальности ВУС-1, а также представил все тяготы и ужасы войны. Ему было над чем задуматься! Нас, детишек, у матери с отцом было уже четверо, мать носила пятого. Что же будет делать мать с нами пятерыми, если его возьмут на фронт, а в этом он был полностью уверен.

Новость о начавшейся войне принес отцу работник МТС (машинно-тракторной станции). Дальнейший разговор отца с ним я не запомнил. Мне особенно врезалась в память огромная тревога, которая слышалась в их разговоре. И пошло, и поехало…

В первые же дни войны из МТС угнали три автомобиля-полуторки из четырех имевшихся. Мобилизовали и все гусеничные тракторы производства Челябинского завода. Из колхоза забрали лучших лошадей.

Ежедневно село провожало в армию по нескольку человек. В первую очередь повестки о мобилизации вручались только что вернувшимся с финской войны. Потом брали парней, достигших призывного возраста и молодых мужчин, затем пришла очередь и за остальными мужчинами. Военкомат при мобилизации не считался с тем, сколько детей остаётся без кормильца, что впоследствии стало причиной образования сирот и беспризорников. Главное – поставить в армию людей.

На каждые проводы выходило всё село от малого до старого. Ни одни проводы не обходились без детворы. Мобилизованных всегда провожали с гармошкой. Мужчины поголовно подвыпившие, а некоторые и совершенно пьяные. Таких укладывали на телеги и везли прямо на станцию Кузоватово. На проводах в избах и по дороге пели разудалые и грустные песни вперемежку с частушками и прибаутками. Родные и жёны призванных плакали навзрыд, как о покойниках. А кто уже проводил и которые ждали очереди своих родных, с сочувствием утирали слёзы. Никому на таких процессиях весело не было. Всех мобилизованных собирали на станцию Кузоватово. Под сборный пункт превратили двухэтажную среднюю школу. Там мобилизованных сортировали, группировали и отправляли по формирующимся частям.

Особо мне запомнились проводы Александра Любовцова. Молодой, высокий, статный и лицом красив. Он был лучшим сельским гармонистом. Он шел впереди всей толпы. Играл на гармошке и пел частушки. Их он знал неисчислимое множество! Был сильно подвыпивший, но не пьян, сознание и приличие не терял.

Вот одна из его частушек, а вернее её конец:

не одна моя заплачет,

А сорок на сорок помножить!

Может, и многие девушки и молодайки плакали по нему. Село-то большое, молодёжи было много, а он лучший гармонист! Но как часто при бабах герой и трус при молодцах. Не знаю, как он был в самом деле, только наверняка самим собою.

Осенью того же 1941 года Александр пропал без вести в первом же бою. Думали, раз он отчаянный гармонист, и воевал отчаянно, поэтому и быстро сложил свою голову. Весной же в апреле 1945 года от него вдруг пришло письмо, в котором он сообщил, что попал в плен и был освобождён уже в Германии. Домашние радовались, что их родной Александр жив, но радость была недолгой. Через две недели после его письма получили другое от незнакомой женщины-украинки. В конверт была вложена прядь волос с его головы. В письме женщина сообщила, что Александр похоронен и описала произошедшее с ним. На одной железнодорожной станции уже на территории Германии наши солдаты обнаружили железнодорожные цистерны со спиртом. Он выпил со всеми солдатами. Спирт оказался не питьевым, а метиловым. Редко кто из выпивших его остаётся в живых.

Мужчины, которые не были мобилизованы в первые дни войны, были включены в отряды ополчения. Обучение ополченцев военному искусству проводилось вечерами после основного рабочего времени. Занятия вели сугубо штатские лица, не нюхавшие пороха. С занятий ополченцы всегда возвращались с песнями. Отец тоже был зачислен в ополчение. В августе он был снят с брони и мобилизован. С октября месяца Иван Гаврилович уже участвовал в боях по защите Москвы.

С уходом отца на фронт заботы о четверых детях легли на одну мать, а нас три брата и маленькая сестрёнка. Мать была уже на последних месяцах беременности. Ей в это лето пришлось очень много пережить. В колхозе работала кладовщиком полевого стана. Она принимало зерно от комбайнов, руководила его обработкой, подсушкой, отправляла в амбары колхоза и в заготзерно17 на станцию Кузоватово. Однажды ночью она шла с работы домой и в темноте упала в яму. Сильно ушибла живот. Все переживания по проводам на фронт мужа и ушиб живота сказались на ребёнке. В конце октября Татьяна родила девочку-уродку, которая и скончалась в больнице.

3. Лето 1941

Лето 1941 года оказалось урожайным. Созрели очень тучные хлеба, а убирать их было некому и нечем. Выручала народная смекалка. К колесному трактору прицепляли до пяти жаток-лобогреек. В мирное время в такую жатку впрягали пару сильных лошадей. Один человек управлял имя, а второй орудовал двурогими березовыми вилами-бянками. Он скошенное формировал на сноп и сбрасывал его на жниву. Работа адски тяжёлая. У этого работника всегда была мокрая рубашка, и со лба стекал пот. За это косилка-жатка и была прозвана «лобогрейкой». На ней работать приходилось в темпе. При тракторной буксировке на лобогрейке работал только бянщик-сбросчик. Скошенную рожь женщины вязали в снопы и составляли их в копёшки18, которых на поле оказалось очень много. Рожь всю скосили, и снопы составили в копёшки. Лошадей в колхозе уже не хватало, и не все снопы были связаны и заскирдованы. Много копёшек осталось под снег и перезимовало до весны. Мышам в копёшках и скирдах в зимнее время было очень вольготно. Тепло и кормов без ограничения. Их развелось великое множество. Осталось неубранным поле подсолнухов. Весной 1942 года колхоз принял все меры и обмолотил перезимовавшие снопы. Но зерно из них на хлеб уже не годилось. Оно было изгрызено мышами и терпко пахло их испражнениями. Получилась невероятное – у хлеба и без хлеба и голодные. С осени 1941 года на полевых токах колхоза осталось в ворохах очень много зерна. На зиму от снега его укрыли соломой. Оно никем не охранялось. Мы с двоюродными сестрами воспользовались этими обстоятельствами и несколько раз на санках привезли этого зерна, чем обеспечили себе сравнительно неголодное существование вплоть до весны 1942 года. Поля нашего колхоза пересекает гряда невысоких холмов. Из-за их каменистой части их никогда не распахивали. Почему-то их называли общим названием – "огурешники". За этими огурешниками стояла копна не обмолоченного проса сорта "комовой". Это высокое растение с плотными кистями вида гусиной головы. Просо тёмно-коричневого цвета, а крупа-пшено имела густо-желтый цвет. Из него каша получалось очень вкусной. Во время войны этот замечательный и урожайный вид проса на полях колхоза заменили другим. Районное начальство не заботилось о сохранении семян элитных культур, лишь бы были центнеры сданного государству хлеба. По весне в марте я сходил этой копне раза три и в сумках принёс кистей. Это просо тоже было подспорьем в нашем питании. Зимой правление колхоза с полей зерно стало развозить по домам колхозников, чтобы они на своих русских печах просушивали его для сдачи государству. Зерно рассыпалось прямо на голые кирпичи. Нам же приходилось спать на теплой и влажной постели. Тело остановилось влажным и пропахивало запахом зерна. Так проходила первая военная зима. Она выдалась очень морозной и выморозила не только немцев в Подмосковье, но и плодовые деревья и ягодные кустарники в Поволжье. Особенно пострадали яблони, груши, сливы, вишня и малина.

4. Недетские заботы

Заботы и труд по заготовке на зиму дров и сена, содержание огорода в основном легли на плечи брату Николаю и мне. Наше беззаботное детство окончилось. Теперь мы играли только урывками, по большим религиозным праздникам и поздними вечерами. Ранней весной, еще в половодье, мы с Николаем в ледяной воде между кочек нарубали хворост и на ручной тележке возили его для ремонта плетня огорода. Наши босые ноги при выносе хвороста из кустов на дорогу под водой ощущали лёд. Ноги болели, но хворост был крайне нужен. Мы научились ставить и новый плетень. Нужда всему научит! Весной вручную лопатами перекапывали огород и ежегодно старались понемногу увеличивать его площадь. Благо, тогда этого делать не запрещалось. В огороде сажали картошку, свеклу, тыкву, огурцы, капусту и помидоры. С 1942 года начали выращивать табак, продажа которого приносила семье небольшие деньги для удовлетворения повседневных нужд. Летом на сено косили траву. Куда только за ней мы не забирались со своей ручной тележкой! И в луга, и в кусты, и в овраги, и в поля! Косили урывками и на всякой неудоби, и всё же нас гоняли как сидоровых коз.

После сена запасали на зиму дрова. Их также на ручной тележке возили за 7–10 километров. А этими дровами-то были лесной хворост, опавшие сучья и гнилые пни. И за такие дрова лесники прогоняли нас из леса. А ведь в Первую мировую войну дрова царь отпускал солдаткам бесплатно. Мать мне показывала лесные делянки, которые были вырублены царскими солдатками. Обычно лесными дровами протапливалась русская печь для приготовления пищи и выпечки хлеба. Подтопок в зимние дни отапливался сырым кустарником, изредка соломой и сухим тростником. В военные зимы кустарник вдоль речки Свияги был почти полностью вырублен. Нередко за ним на санках нам приходилось ездить за 4–5 километров. Часто недоедали, недосыпали, смертельно уставали от дневных работ, но не стонали, не ныли и рук не опускали. Удивительно терпеливый и выносливый русский народ!

Нам, пацанам военного времени, трудиться физически приходилось очень много. Содержали огород, домашнее хозяйство и подворье. По силе возможности и через неё мы работали и в колхозе. Многие ребята это – одновременно учиться и работать – не смогли и побросали семилетнюю школу. Колхоз их стал приобщать к работе на лошадях. Среди колхозных лошадей были три старые, но очень сильные лошади, мерины Бурый и Пегаш и кобыла Серуха. Они в совместной упряжке перевозили по полям комбайн "Коммунар" для обмолота снопов. Пацанам очень трудно приходилось с Бурым. Мощный в кости, высокий и самый сильный из лошадей, но имел трудный упрямый характер. Он не кусался и лягался, но себя в обиду никому не давал. Бывало, утром выведут его из конюшни запрягать и только к его морде поднесут хомут, как он высоко поднимет голову. Тут хоть вдвоём висни на уздечке. Он мог и двоих пацанов поднять в воздух. Смех и горе, когда видишь двух висячих под его головой пацанов. Не захочет, он головы не опустит. Докажет им свою силу и независимость и только тогда опустит голову, как бы при этом говорил:

– Эх, вы, сопляки! Запрягайте!

За день на работе мы сильно уставали, но по вечерам нас дома было не удержать! После работы приходили домой, ужинали чем покормит нас мать и бежали на улицу. Ведь в военные годы молодёжь в селе представляли только мы! По домам спать расходились далеко за полночь, обычно после первых или вторых петухов. И петушиную разноголосицу надо уметь слушать. Разом их поёт много, но у каждого свой голос и почерк пения. Только заслышишь уваровских петухов, как заголосят дворянские, сразу же за ними коромысловские. Ночь-то обычно тихая, и по долине речки Свияги петушиные крики одновременно можно услышать из нескольких сел. Они располагались близко друг от друга. Прослушав петушиное пение, мы говорили друг другу: "До свидания", жали руки и расходились по домам спать. Летом мы могли спать на погребице19, на сене. В одном её углу был куриный нашест. Вдруг во время сна петух сильно захлопает крыльями и заголосит свою песню. А нам же во сне чудится огромная, грохочущая громом тёмная туча. Она гремит и сверкает молниями, вот-вот на тебя обрушится ливень, а это всего лишь петух своим криком и хлопаньем крыльев отсчитывает очередной промежуток времени.

5. В тылу

В начале войны на ночь у всех телефонов назначали дежурных. На одно из таких дежурств меня взяла с собой тётя Женя, младшая мамина сестра. Дежурили в конторе маслозавода. Телефон конторы был запараллелен с телефоном коромысловского сельского совета. При всяком треньканье телефонного звонка мы должны снимать трубку и слушать переговоры. Сразу с вечера из трубки услышали тревожные вести. Моя тетка сильно перетрусила, заволновалась и отдала мне телефонную трубку. Из сельского совета звонили в Кузоватово в районную милицию. Говоривший сообщал, что за лесом, за озером Зотово на поляну садятся неизвестные самолёты. Поляна находилась от Коромысловки в семи километрах. Это было обширное ровное поле. Самолеты прилетали по одному, по два. Моя тётка уже дрожала и не могла усидеть на месте. Она очень боялась за себя. Всё же комсомолка! А нам было известно, что немцы захваченных комсомольцев убивают. Дело это происходило в конце августа 1941 года. Немцы на всех направлениях безудержно шли на восток. Потом выяснилось, что и милиция тоже перепугалась. На станции она набрала несколько мужчин, кого нашла, вооружилась чем бог послал и с одним ручным пулеметом выехала к месту приземления самолетов. А вокруг них уже выставлена круговая охрана из летного и технического персонала. Она милицию и близко не подпустила к самолётам. Всего приземлилось 22 самолета новейшей конструкции. Разве могли несколько винтовок и один ручной пулемет сразиться с вооружением этого авиасоединения. Убедившись, что самолёты советские, милиция удалилась восвояси. Видимо, на этой поляне формировалась новое авиасоединение из самолётов Куйбышевского авиазавода.