Алеманида. Противостояние

– Зачем мне это?

– Нужно ведь переступить через себя. Ты меня услышал. А теперь пошёл вон.

Дойдя до порога, Ульрих развернулся.

– Это было первое дело.

– Что ты ещё хотел сказать?

– Про Эмреса.

– Думаешь, я не знаю, что этот подонок обхаживает мою дочь? Он её покрывает по пять раз за ночь. Они ещё и пытаются это скрыть. Тоже мне умники.

– Но как? – недоумевал Ульрих.

– Что как? Как у неё хватает терпения на этого выродка?

– Как вы узнали?

– Я Агарес, а не пьяный Карл с арелатской низины. От меня ничего не утаишь.

– Господин, почему же он ещё жив?

– Время не настало. Если хочешь – разберись с ним сам.

– Мне это не под силу, – печально заметил Ульрих.

– Да, ты пока слаб, Ульрих, но римляне ещё услышат о тебе. И не только римляне. Клянусь Ахурамаздой! А теперь убирайся.

Ульрих выскочил на улицу. Он мчался по форту, пока не согнулся пополам от усталости. Ещё никогда мальчика так не окрыляли слова человека, которого он ненавидел.

Агарес же забыл о мальце через минуту. Он закрылся в доме и расстелил на столе недавно полученную карту крепости Хлора. Ему нужно было продумать, как проникнуть внутрь гарнизона, но вместо этого его голову захватили другие мысли.

Проблемы навалились разом – Агарес не знал, за какой узел взяться. Он пытался вывести Эмреса на чистую воду, ибо его раздражало, что Харольд возвысил лазутчика, поставив выше самого Агареса. После убийства нетопыря Калваг и Аттал потеряют глаза в разведке.

Напрямую устранить ученика Агарес не мог. Все знали о вражде наставника и возгордившегося ученика, посему после кратковременного триумфа перс расстанется с жизнью следом за учеником. После Эмреса следовало разобраться с советником конунга.

Голову Агареса заполонили безумные идеи. Он не знал, с чего начать.

III

Солдаты Аттала разрушили придел до основания: разобрали стены и сровняли с землей постройки. Аттал оставил небольшой засадный отряд в паре стадиев от гарнизона, а основные силы по-прежнему держал в главном лагере. Конунг не нападал в ожидании исполнения плана Агареса.

В урбсе жизнь проходила с большими ограничениями. Лазутчики уходили на разведку и таскали провиант через южные врата, о существовании которых алеманны не знали. Легионеры пребывали в подавленном состоянии. Трибуны ждали указаний пропретора Веспасиана, однако тот укрылся в Массилии. Эпихарид заливал безнадёгу вином, Кустодиан не отставал.

Как-то вечером спартанец направлялся в свои покои с кувшином в руке и наткнулся на Савла. Тот крался, точно вор, держа перед собой луцерну. Савл с опаской оглядывался по сторонам. Старик поздно заметил грозный взгляд Кустодиана и, зашаркав, поспешно двинулся в триклиний. Но спартанец обогнал его и преградил путь.

– Куда так торопишься, Савл?

– Господин Эпихарид попросил вина. Иду в триклиний, – оправдывался старик. – Если ты и дальше будешь меня задерживать, то тебе несдобровать.

– Кому здесь несдобровать, так это тебе. Что у тебя за пазухой, Савл?

Старик крепче прижал руки к бокам, его глаза виновато забегали.

– Небось последнюю бутылку фалернского припрятал? Все знают, что погреб разнесло в клочья. Осталась только поска.

– А тебе всё нипочём, – Савл кивнул на кувшин в руке спартанца.

– Остатки роскоши, – Кустодиан поднял сосуд. – Говори, где раздобыл вина?

– В триклинии оставалось. Ты правил на стене, ты – воин. Моё поле битвы – триклиний. Я же не учу тебя, как сражаться? Вот и ты не учи меня, как управиться с триклинием.

Кустодиан прижал старика к стене. Из-под плаща Савла выпала связка писем.

– Помилуй меня, господин! Ни в чём не виноват!

Спартанец поднял письма, перевязанные бечёвкой, и ткнул ими в лицо Савла.

– Не бутылочка фалернского, но не менее интересная находка. Что это?

– Помилуй, господин! – проникновенно выговорил старик. – Меня попросили передать письма.

Кустодиан смотрел в бегающие глазки Савла. Краем глаза спартанец заметил, что старик потянулся к поясу, но намеренно не обратил внимания.

Лицо Савла исказилось гневом. Он выхватил из-за пояса туники маленький нож и взмахнул им. Кустодиан сблокировал выпад рукой и крепко приложился по старику. Савл рухнул ничком и схватился за живот. Трибун смотрел на корчащегося старика, подумав, что такому ничтожеству было достаточно оплеухи. Он взял Савла за шкирку и потащил в покои легата.

– Я всё расскажу! Всё расскажу! Только пощадите меня.

Кустодиан решил сначала разобраться, прежде чем доносить Эпихариду. Он отнял светильник у Савла, вошёл в первую попавшуюся комнату и усадил старика на стул. Сам расположился напротив.

Кустодиан разрезал бечевку на связке и достал первое письмо. Мельком просмотрев бумаги, он заметил, что часть писем была написана на греческом, а часть – на латыни. Раскрыв первый пергамент, Кустодиан сразу узнал корявый почерк Филиппа.

Да благословят боги Древние земли Галлии и её великого конунга. Месяц воинственного Марса принес дожди, дороги развезло. Повозки вязнут в грязи, посему стоит подождать до наступления лета.

Эпихарид пустил корни в Массилии. Будь он молодым трибуном, то отправился бы на подмогу, дабы умножить славу. Но он, подобно мне, человек подневольный и вынужден повиноваться Домициану. С другой стороны, должность легата Августа – не самая последняя тропка в его блестящей карьере. Полагаю, он метит в сенат, посему попытается угодить и пропретору, и Августу. Ты должен сделать всё возможное, чтобы не допустить Эпихарида в мой гарнизон. Я доселе с ним не сталкивался, однако молва гласит, что он прожжённый вояка, который резал глотки вандалам под Иберией.

Не пройдёт и второй стражи караула, как письмо доставят тебе, мой дорогой друг.

Слава Древней Галлии и её великому конунгу!

Кустодиан покрутил пергамент, понюхал и повторно прочёл. Он даже приблизительно не мог сказать, кому адресовано послание. Кустодиан не понимал, почему Филипп не отправил письмо. Возможно, он написал его как раз перед уходом и забыл вместе со своими пожитками.

– Кому он писал это письмо? – Кустодиан показал пергамент Савлу.

Подслеповатый старик прищурился и покачал головой.

– Не вижу, слишком темно.

Кустодиан положил пергамент перед ним и поставил рядом луцерну. Затем сдавил пальцами колено старика. Савл охнул и схватился за руку Кустодиана, пытаясь освободиться, но хватка была по-настоящему спартанская.

– Это письмо полагалось Харольду. Это для Харольда! – Савл визжал, как поросёнок. – Филипп не захотел его отправлять. Написал другое.

– Пусть так, – Кустодиан отпустил колено старика. – А зачем оставил письмо? Он совсем идиот? Хорошо хоть не пугиллары14 оставлял.

– Он думал, письма защитят его, когда ситуация поменяется.

– Какая ситуация? Тут же нет персоны, нет адресата, а за славословие Галлии легионеров на крестах не распинают. Зачем он оставил пачку писем? Защита, говоришь? От кого?

– От Аттала, конечно.

– О великая Артемида! На что надеялся сей глупец?

Кустодиан развернул второй пергамент. Предварительно дал прочитать его Савлу.

– Это от Харольда, – тотчас пояснил Савл. – Здесь письма либо от Харольда, либо от Веспасиана. Или адресованы им. Веспасиан письма подписывал, а Филипп – нет. Так он отслеживал хронологию.

– Теперь ясно, почему он их хранил, – догадался Кустодиан. – Планировал всё свалить на наместника. А легаты, значит, дураки? По почерку не догадаются?

Благословит Вотан конунга Аттала и его начинания. Галлы цивилизованны, возможно, менее воинственны, чем прежде, но без страха идут в бой. Однако конунг более благоволит алеманнам, ибо сам их кровей.

В Германии племён больше, чем в Галлии и Иберии, и они не знакомы с цивилизацией. Некогда римлян пугали алеманнами: их необузданной злобой, слепой яростью и безрассудностью. Галлы заразили их зачатками государственности. И теперь ни галлы, ни алеманны не готовы стоять в центре войска.

В костяк хотели набрать даков, но они не придут: Оронт вышел из берегов. Пока они сетуют на своего Залмоксиса и проклинают водные протоки, в войске возникла брешь. Даки всех превзошли в стремлении поскорее отправиться к Старику на небеса. Представляешь, они до сих пор плачут в день своего рождения и радуются смерти. Как с такими совладать? И все же даки не смогут закрыть центр. Более мы на них не надеемся.

Зачем же конунгу даки? Сам Замолксис пребывает в раздумьях. Неужели нельзя призвать иберийских вандалов? Даки живут на другом конце мира. Даже тысяча человек не проскочит под носом Домициана.

Я жду новостей, Филипп. Из-за иллергетов у конунга связаны руки. Вера в мифы иссякла, ныне он идёт к гарнизону.

Мир тебе и твоим землям. Vale!

– Мир тебе и твоим землям, – вторил Кустодиан. – Как иронично. Все вы прикрываетесь дипломатией, когда надо кровь пустить. Как частенько умничал сам Филипп: «Si vis pacem para bellum».15 Даже даков хотели привлечь? Любопытно. И давно Македонец с Харольдом в приятельских отношениях?

Савл сглотнул и прикинул, даруют ли ему боги сил в борьбе с префектом каструма. Кустодиан словно прочитал бунтарские мысли и пригрозил пальцем.

– Давно, – Савл задумался. – Семь или восемь лет.

– Всё же Филипп не так глуп. Так много лет водил за нос пропретора и наместника. Достойно похвалы.

– Филипп потерял всякий страх, когда его повысили до легата. А я ведь слуга триклиния, – Савл перекрестился, – человек зависимый.

– Ты из назореев? – с презрением спросил Кустодиан.

Старик кивнул.

– Как это работает? – недоумевал Кустодиан. – Как ты можешь быть христианином, если твоё служение противоречит принципам Плотника? Разве он говорил о предательстве?

– Но я никого не предавал, господин! Напротив, я верен до глубины души.

– Филиппа ты, может, и не предавал, а вот Отечество – с первого дня знакомства с Македонцем. Откуда ты родом?

– Из Иллирии. После службы в легионе был матросом на киликийском судне. Там же и заинтересовался учением Пророка из Иудеи.

– Где служил?

– Под Парфией.

– Значит, жизнь ты повидал.

– В былые годы я бы тебя переломил одними пальцами, Кустодиан. Сейчас же мне соплей можно хребет переломить. Мне восьмой десяток.

– Значит, ты преданный слуга Рима. Почему легионер подался в услужение к центуриону?

– Я не римлянин, посему не пропитался римским честолюбием.

– Наоборот – ты иллириец. Вы народец своеобразный и свободолюбивый. Даже римлянину стать рабом проще, нежели иллирийцу. Тем более, после правления Диоклетиана вы почувствовали силу.

– Да, он был из иллирийцев, – подтвердил старик.

– И почему же желание подчиняться пересилило желание управлять?

– Таков путь грешника.

– Началось. Только не рассказывай мне про космос и пневму.

– Это другое, Кустодиан.

– Опустим подробности. Так куда ты нёс письма?

– В лагерь Аттала.

– Когда?

– Во вторую стражу. Меня встретят у межи за крепостью.

Кустодиан посмотрел на играющие языки пламени на стене и прикинул, что сигнал второй стражи ещё не оглашали.

– Допустим, я тебе поверил, назорей. Но зачем Филиппу письма, если он кормит червей возле Массилии?

– Не кормит, господин. Он специально завёл легион на бойню, а сам перешёл на сторону галлов.

– Значит, Филипп в стане Аттала?

Савл кивнул.

– Кто ещё знает об этом?

– Никто.

– Ты планировал лишь отдать письма или остаться в стане алеманнов вместе с ними?

– Нет. Господин Филипп оповестил, что ему нужны письма, а после он дарует мне свободу.

– Так ты и не был рабом.

– Да, я гражданин Рима.

– В чем же проблема?

– Я – раб своих убеждений и принципов. Нельзя предавать господина, даже если он сам кого-то предал.

– Философия Плотника и твои принципы мне непонятны.

– Значит, не пришло время.

– Возможно, назорей. Что же ты решил делать?

– Пока я не встретил тебя, решение было ясным, – Савл пожал плечами. – Сейчас я в замешательстве. В стане алеманнов я не нужен. К тому же они ненавидят христиан. Из гарнизона меня выгонят. Ты ведь всё знаешь. Я не смогу здесь остаться теперь, когда правда всплыла.

– Удивлён, что ты не забрал письма раньше. Сжёг бы их и не думал. Я не сказал, что буду трезвонить о твоём предательстве на каждом углу.

– Какой смысл тебе молчать? Римский легат оказался в сговоре с Атталом, – Савл приложил руку ко рту, изображая глашатая. – На месте Августа я бы забил палками и распял весь высший состав легиона. Филипп сделал всё, чтобы разложить дисциплину в гарнизоне.

– Он умеет расслабляться и расслаблять других. Сколько ему платили за передачу сведений?

– Жалованье легата Аттал увеличил втрое.

– Предать побратимов и принципы за три мешка с золотом? О Афина, верни ему разум!

– Это уже другой вопрос. Все мы люди, и каждый выбирает свой путь. Филипп выбрал свой. Не вижу смысла его осуждать. Оставим его на суд божий.

Савл успокоился. Он словно вернулся в былые годы, и даже его голос стал не таким скрипучим. Он по-прежнему боялся Кустодиана, но воспринимал его больше как союзника, чем врага. Спартанец же теперь считал старика за равного. Кустодиан раскрыл ещё одно письмо, но Савл его перебил:

– Не трать понапрасну время, трибун. Я могу пересказать, что говорится в этих письмах.

– Будь добр.

– Это Филипп убедил Веспасиана не посылать подмогу к северному гарнизону. Префект дрожит при любом упоминании Аттала и поэтому проглотил наживку как миленький. А ещё легат отправил твоих бойцов на верную смерть. Это не козни Харольда, как многие думали. Хоть они и простые легионеры, но Филипп их боялся, как огня, и пытался выбросить за борт. Да и ещё ему понравилась та баба, которую вы привезли из Греции. Он совсем из ума выжил, когда с ней переспал. Сам ведь знаешь, что в любви и на войне все средства хороши, посему Филипп не брезговал грязными приемчиками. Не думай, что твои легионеры живы. Если не ошибаюсь, наместник гарнизона Германика заранее знал об их приходе.

– Да, пакостей Македонец устроил немало, – протянул Кустодиан.

– Почему мы так страдаем во время осады от нехватки провианта? Где запасы? Почему легионеры жалуются, что положенные сестерции не платят в срок? Это всё происки Филиппа.

– Значит, воду мутил один кудрявый Аид? Это безумие! – спартанец приложился к кувшину. – Каков итог, иллириец? Зачем ты служил предателю? Из-за Филиппа мы сели в лужу. Половину гарнизона перебили, и в этом есть и твоя вина, Савл.

– Бог простит меня.

– Бог или ты сам себя? Возле Массилии полегли парни Филоника. Их уже не вернуть, а ты мне рассказываешь про преданность убеждениям. Я никому не скажу, что произошло, но попрошу об одном… Встреча же будет не в самом лагере?

– Нет. На меже за гарнизоном.

– Кто придёт?

– Не знаю. Кого отправит Филипп, тому и отдам.

– Если ты сведёшь меня с Филиппом, то я никому не расскажу, что причиной всех бед является старый вольноотпущенник-иллириец из триклиния.

– Как свести? Я же сказал, что придёт не Филипп.

– Все думают, что он подох. Но он точно подохнет, если эти письма попадут не в те руки. Поставь ультиматум вередарию Филиппа. Требуй римского военачальника. Я подожду.

– Безумие!

– Второго варианта нет, назорей.

– Я не пойду. Убей меня прямо здесь. Ты пьян, Кустодиан! Тебя пришьют, как барана на закланье, а меня вместе с тобой.

– Не понимаю тебя, Савл. Сначала ты бьёшь себя в грудь и готов пожертвовать местом в райском саду во имя слепой преданности, а теперь идёшь на попятную. Ты уж определись. И да, если ты готов умереть прямо здесь, то я с радостью тебя прикончу. Голову твою глупую отрублю, а труп скормлю псам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Скрамасакс – меч древних германцев, имеющий заостренный конец и одну ударную кромку.

2

Олофе́рн – согласно Книге Юдифь, ассирийский полководец, стоявший во главе вторгшейся в Иудею армии царя Навуходоносора, которая насчитывала «пеших сто двадцать тысяч и множество коней с двенадцатью тысячами всадников». Любуясь красавицей, Олоферн опился вином и заснул. Когда слуги удалились из шатра, Юдифь обезглавила спящего Олоферна его собственным мечом и отдала отрубленную голову своей служанке. Подчиненные Олоферна отправились за своим военачальником, и, найдя его убитым, пришли в ужас. Ассирийцы были обращены в бегство и по частям разбиты войсками израильтян, отступив за Дамаск.

3

Имеется в виду известный древнегреческий философ-киник по имени Диоген, который жил в бочке.

4

Вымышленная раса человекоподобных существ, у которых нет головы, а глаза и рот расположены на груди. Первое известное описание акефалов имеется в «Истории» Геродота. Плиний Старший назвал подобных существ блеммиями в «Естественной истории».

5

Ночной караул делился на четыре стражи – с 6 вечера до 6 утра.

6

Онагр – позднеримская метательная машина торсионного типа, буквально переводится как «дикий осел». Представляет собой упрощенный вариант баллисты с одним плечом для метания относительно небольших камней.

7

Сигнорум – место хранения знамен и сбережений солдат в каструме.

8

Осадные (в данном случае оборонительные) орудия торсионного действия.

9

Сикарии – боевая еврейская группировка, действовавшая в Иудее в I веке н. э.

10

Тофет – место в долине сынов Еннома (в Новом Завете: Геена, Долина Еннома), на юге Иерусалима. В этом месте, согласно Библии, стоял идол семитского бога Молоха, которому приносили в жертву детей, сжигая в огне. Обычно термин используется, как «священное место, где в жертву приносили детей». В Карфагене тофетами называли некрополи, где хоронили младенцев или нерожденных детей. В настоящее время вопрос убийства детей в дар Молоху в археологической среде является спорным.

11

Молох, Ваал, Баал, Баал-Хамон, Милх, Молех – наименование одного и того же божества моавитян, ханаанеян и аммонитян, которому приносили в жертву детей. В Библии олицетворялся с сатаной.

12

Ихтис (рыба) – один из древнейших христианских символов, который использовали ранние христиане. Слово представляет собой аббревиатуру гречеcкой фразы: Иисус Христос Теон Иос Сотер, которая переводится как «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель».

13

Aquila – орел, копия легионного штандарта, иногда устанавливаемая на границах провинций.

14

Пугиллары – таблички из дерева, покрытые воском с одной стороны, которые служили как записные книжки.

15

Хочешь мира, готовься к войне (лат.)