Алеманида. Противостояние

– Это римляне.

– Что? С чего ты взял? – спросил Протей.

– Неужели я не разберу, кто делает подобное оперение? Стрелы коротковаты, это, скорее всего, эквиты. Да и поселение тоже когда-то принадлежало римлянам. Галлы строят менее замысловатые дома.

– Тебе не кажется, что нас просто хотят запутать? – сказал Прокл. – Лучники-эквиты себя изживают. Они с такой скоростью дохнут на разведке, что сотники не успевают подготовить новых. Откуда им здесь взяться?

– Полагаю, это Мардоний, – произнёс Протей. – Сколько раз он выдавал себя за римлянина, действуя в угоду конунгу?

– Честно сказать, я уже запутался, – Прокл показал на труп легионера в тунике.

– Это мог быть защитник деревни. Или… ладно, я тоже запутался, – сказал Протей. – Давайте не будем разглядывать трупы. Ищем провиант, лошадей и убираемся. Идеально, если найдём выжившего. Пусть скажет, куда идти.

– Он скорее пронзит тебя мечом, нежели укажет путь, – вздохнул Анион. – Здесь одна гниль. Думаю, еды нет.

Гоплиты обнажили клинки и медленно двинулись вглубь деревни. Повсюду виднелись лужи крови. Убитые лежали вповалку. Стоило пройти чуть дальше, как становилось ясно – деревню уничтожили не стихийно.

Тяжёлой рукой всадники прошлись по каждому дому. От некоторых хижин остались только остовы, остальные были сожжены дотла. Казалось, ещё вчера здесь била ключом жизнь, а сегодня не осталось ничего, кроме разрухи и смерти. Людей не просто убили – их зверски искоренили.

Землю усеяли тела затоптанных: изувеченные настолько, что невозможно было определить, кем они являлись раньше. Только маленькие тела детей не вызывали сомнений. На деревьях гроздьями болтались висельники, местного служителя культа распяли на стене глинобитной мастерской. Стиракс увидел собаку с окровавленной мордой, которая лизала человеческие внутренности, размазанные на добрый десяток футов. Многие девушки валялись с задранными платьями и изрезанными ногами.

Дети, старики, мужчины и женщины – всех убили с поразительным хладнокровием и неописуемой жестокостью. За каменной кладкой колодца обнаружилась девушка с вырванной глоткой. Её окоченелые пальцы держали кулёк, в котором лежал обезглавленный младенец. Некто дал волю порокам и разошёлся по полной. Даже многое видавший Анион еле сдерживал гнев при виде непростительного изуверства.

– Скажу одно – это не римляне, – покачал Протей головой. – Да, они и изнасиловать горазды, но такое не делали нигде и никогда.

– Прям нигде и никогда? – ухмыльнулся Кемаль и перевёл взгляд с Протея на одну из хижин. – В доме кто-то есть.

Дом, на который указал пун, стоял возле сломанного забора, за которым начинался лес. Эфиальт медленно подобрался к двери и приложил к ней ухо. Этот дом выделялся среди прочих – он выглядел нетронутым. Его стены не горели, на карнизе не висели трупы жильцов, рядом не лежали тела. Протей окинул деревню взглядом и убедился, что только этот дом уцелел. Любопытство пересиливало благоразумие.

На крыше дома сидел огромный филин, который сверлил путников взглядом и ухал. Протей бросил в него камень: тот даже не шелохнулся.

– Словно стережёт дом, – пробормотал Стиракс. – Что стоим? Неужели вам неинтересно войти внутрь?

– Может, там есть выжившие? – предположил Прокл.

– Если и есть, буду рад получить от них кусок хлеба, – сказал Протей.

– Уверен, они сами будут не против куска хлеба, – процедил Прокл.

– Предупреждаю сразу: никакой милостыни, – предостерег фракиец. – Всех уцелевших оставляем. Нам не по карману лишний рот. К тому же мы не знаем, кто эти люди. Если они здесь есть.

Анион отодвинул Эфиальта и с размаху въехал плечом в дверь. Она слетела с петель. Перед галлом стоял испуганный мужчина с мечом в руках.

– Я думал, она была закрыта, – оправдался Анион.

– Мы не причиним вам зла, клянусь Хорсом, – Протей вставил меч в ножны и вытянул руки вперёд. – Опусти меч, мы ничего тебе не сделаем. Ты меня понимаешь?

Мужчина кивнул и крепче сжал рукоять меча. Гоплиты медленно шли к проходу, мужчина отступал всё дальше в коридор. Он боялся нападать, да и бойцы не хотели с ним связываться. Шаг за шагом они углублялись в хижину. Мужчина прихватил со стола ещё и нож. Он забился в угол, с опаской разглядывая пришельцев.

Гоплиты прошлись по комнатам в поисках чего-то необычного, но обнаружили только богатое убранство. Протей не понимал, кто по галльским меркам мог жить в таком доме, и пришёл к выводу, что им являлся человек, приближённый к конунгу.

В соседней комнате фракиец нашёл под столом девочку. Она удивленно хлопала ресницами. Фракиец попытался достать её, однако получил враждебный отказ: девочка ударила его по руке и забралась дальше под стол. Протей засмеялся. Он ненавидел, когда его помощь отвергали, да только в этот раз ситуация его порядком развеселила.

– Как тебя зовут?

Она поджала губы и отрицательно покачала головой. Протей подумал, что она его не понимает, но решительно не хотел уходить. Он снова протянул ей руку. Девочка уже уперлась в стену и не могла лезть дальше. Протей залез под стол и подобрался к ней почти в упор. Девочка зашипела, как змея. В её глазах блеснула искра гнева. Протей только сейчас понял, как выглядит. От него разило потом, а сам он был небритым и помятым.

Услышав разговор, Протей отступился и пошёл в комнату к соратникам. К его удивлению, уцелевших стало трое: к мужчине присоединились юноша и женщина.

– И в какую сторону они направились? – обратился Прокл к юноше. – Сколько их было?

– Не знаю я, куда они поскакали, – огрызнулся тот. – Их было около сотни, может, полторы. Когда режут всех без разбора, особо не думаешь: куда же они уйдут? Кто вы такие? Вы не похожи на римлян.

– Ты прав, но мы римляне…

Из коридора донеслось шуршание, и Кемаль вдруг исчез в дверном проеме. Эфиальт с Анионом ринулись на помощь и первыми выскочили из хижины. Пять галлов деревянными палками лупили Кемаля. Тот скорчился в позе утробного младенца и закрыл голову руками. Анион прикрикнул на них, но те не образумились.

– Ну-ка, – лицо галла исказилось гневом, – брысь отсюда, иначе кишки выпущу!

Не помогло. От безумия галлы словно оглохли. Они молотили Кемаля по бокам, пока тот не умудрился уколоть одного из нападавших в ногу. Галлы разозлились ещё сильнее. Их обуяла жажда крови. Пока одни колотили Кемаля ногами и палками, другие пытались отнять у него кинжал.

Эфиальт кивнул, давая Аниону понять, что уговоры бесполезны. Гоплиты бросились на галлов. Анион с остервенением и громкими криками кружился с мечом, раздавая свободной рукой крепкие тумаки. Галлы переключились на новых соперников, но было уже поздно. Протей присоединился к соратникам, когда у галлов в живых остался мужчина средних лет с обожжённой бородой.

– Кто вы такие, что нападаете со спины? – спросил у выжившего фракиец. – Не понимаешь? Анион, переведи ему.

Галл подчинился, однако ответа не последовало. Протей извлёк меч и двинулся на галла. Тот не дрогнул. Он с палкой бросился на фракийца. Протей одним махом разрубил палку и рассёк противнику грудь. Старик рухнул и больше не шевелился.

Фракиец оставил Аниона с Эфиальтом приглядеть за Кемалем, а сам вернулся в дом. Там его поджидала новая неожиданность: мужчина приставил нож к горлу Прокла. Стиракс мотал головой, не зная, что делать.

– Вы сказали, что не тронете нас! – кричал варвар. – Римлянам нельзя верить.

– Так всё и было, – произнёс фракиец. – Но и я не могу верить тем, кто нападает со спины. И почему вы бьётесь палками? Может, вы назореи?

Женщина с юношей стояли в углу и со страхом смотрели на фракийца. Протей осматривал дом, надеясь обнаружить знак ихтиса12 или крест. Однако всё указывало на то, что они столкнулись не с христианами.

– У нас оружие! И нас больше, – не унимался Протей. – Отпустите моего друга и разойдёмся с миром.

– Каким миром? – крикнул галл. – Вы бессердечные твари без чести и совести. Проваливайте в свой Рим!

– Последний раз говорю – отпусти!

Галл не шелохнулся. Тут в дом вернулся Эфиальт. Протей кивком указал на мужчину, грек понял всё без лишних слов. Эфиальт точным броском угодил галлу ножом в глаз. Тот с животным воплем схватился за рану, Протей одним ударом завершил его муки.

Женщина достала из-под платья кинжал, блеснувший серебром, и с воплем кинулась на фракийца. Тот резким движением выбил оружие и толкнул напавшую к стене. Её отпрыск уже мчался на Протея со спатой.

Фракиец среагировал мгновенно. Он вынул второй меч и размашисто ударил им юнца. После развернулся и вонзил клинок сопернику в шею. Женщина вскрикнула, подобрала кинжал и отошла в угол. Она угрожающе занесла кинжал и резким ударом вонзила себе под рёбра, в сердце. Затем сползла по стене и затихла.

– Ты что натворил? – прохрипел Прокл. – Совсем из ума выжил?

– То есть защищать себя уже запрещено? – огрызнулся Протей. – Вы с Гунном знатно обделались. Неужели не сумели прибить голытьбу?

– Четверть часа назад ты поражался жестокости налетчиков, а сам ничуть не лучше, – хмыкнул Прокл. – Они напали на нас, странно, да? С какой же стати, интересно? Конечно же они будут цепляться за жизнь любыми способами, и мы не вправе их упрекать за это. Поставь себя на их место.

– Кто тут нюни распустил? Мы не на прогулке. Всего не предусмотреть. Да, я убил их, но в противном случае они бы убили меня или тебя. Никому не пожелаю смерти в постели или от клинка идиота, который не умеет с этим клинком управляться. Наше оружие – не мастерство, а свирепость, – подметил Протей. – Я поставлен начальником над вами, посему вы обязаны выполнять мои распоряжения. Кустодиан не обучил нас самому важному – безжалостности. Что мы за лазутчики, если у нас от каждого удара прошибает слеза? А эту бабу я и пальцем не трогал. Небось боялась, что мы её изнасилуем, вот и покончила с собой.

– Безжалостности не учат, – процедил Прокл. – Даже на войне можно оставаться человеком. И, видимо, тут наши дорожки расходятся. Ты обещал, что не тронешь их, а в итоге забил, точно быков на тавроболиуме.

– Полно тебе, Прокл, – сказал Анион. – Выйди на улицу, посмотри, сколько галлов мы там порезали. Если горевать по каждой вшивой жизни, то поседеешь и помрёшь раньше срока. Успокойся. Это наши враги, мы им ничего не должны. Не будем же разводить поску водой.

– Теперь, когда каждый высказался, предлагаю поискать еду и идти дальше. Или ты хочешь их похоронить? – осведомился Протей.

Грек промолчал. Протей не чувствовал никаких угрызений совести, в отличие от Прокла, который, несмотря на большое мастерство, иногда проявлял чрезмерную чувствительность и впечатлительность.

Фракиец отвлёкся от ссоры и принялся бродить по дому. Он посмотрел на разбитую кадку, моток пряжи, поломанные доски и пень, который служил стулом. Хижину переполняли контрасты: словно в одной части дома жил Диоген, а во второй – Крез.

Протей в смятении вернулся в комнату, где спряталась девочка. Предметы мебели здесь были расставлены в особом порядке. Шелковые занавески, красивая паноплия из коротких клинков и изящные вазы окончательно запутали фракийца. В углу стоял резной гардероб с позолоченными ручками.

– Как много вопросов и как мало ответов, – негодовал Протей. – Почему золото уцелело, а дырявые хижины – нет?

В голове фракийца вновь возникла картина решительного самоубийства женщины. Он кое-что вспомнил. Фракиец вернулся к мертвецам и осмотрел рукоятку кинжала, которым женщина себя заколола.

– Ты все больше меня удивляешь, мой друг, – горестно произнёс Прокл. – Снова тянет к падали?

– Перестань, – отмахнулся Протей. – Стираксу читай морали. Мне не нужна твоя пустая философия о возвышенных чувствах. Ну-ка, что скажешь об этом?

Протей вытащил клинок из тела женщины, вытер об атласное платье усопшей и вынул такой же кинжал у себя из-за пояса.

– Не находишь сходства?

Прокл на миг отбросил все обиды, подошёл к побратиму и посмотрел на вынутый кинжал. Крылатая женщина держала лунный диск. Детально выполненные кинжалы обладали поразительным сходством.

– Да, точная копия. Похоже на дутое серебро. Слишком уж они лёгкие.

– Это какой-то культ? – Протей покрутил кинжал в руке. – С таким в бой не пойдёшь, слишком мягкий. О кость погнётся, но на один решительный удар хватит. Видимо, ей очень не хотелось попасть к нам в руки, раз уж она умудрилась заколоть себя этой игрушкой.

– Это символ Танит, – пояснил вошедший Кемаль.

– Почему ты сразу мне не сказал? Я уже неделю с ним таскаюсь, а ты говоришь об этом только сейчас.

– Откуда мне знать, что у тебя на поясе болтается церемониальный клинок Танит? Где стащил? – Кемаль взял в руки окровавленный кинжал и изучил. – Да, это точно он.

– У Сариэля. А ты откуда знаешь?

– Танит – одна из богинь, которой поклоняется мой народ.

– Даже не знаю, что хуже: серебряные ножи или постоянно выползающие тайны нашего скользкого друга из Карфагена.

Протей почувствовал острую боль в боку. Он вскрикнул и обернулся. Позади него стояла девочка, которая пыталась вонзить церемониальный кинжал фракийцу в бок. Протей невольно ударил девочку. От пощечины она отлетела к стене.

Фракиец охал и крыл ругательствами весь белый свет. Но рана оказалась неглубокой: острие у кинжала присутствовало чисто символически, и надо было хорошенько постараться, чтобы поранить им врага.

Фракиец хотел было поднять девочку, но та начала царапаться, кусаться и отбиваться кулаками. Протей не нашёл лучшего способа, чем еще раз ударить её. Он грубо закинул девочку на плечо и потащил в противоположный угол. Она брыкалась, колотила его по спине и визжала, точно привидение-банши.

– Умоляю, только её не трогай, – сказал Стиракс. – Совсем ещё дитя.

– Что делать? Ведь все норовят меня ранить! Не собираюсь я её убивать, не волнуйтесь. И не надо так оберегать врага. Они нас готовы истребить, а вы им сопли подтираете.

– Их и без нас неплохо помяли, – бросил вдогонку Стиракс.

Протей поставил девочку на ноги. Та шмыгнула в угол и отвернулась. Девочке на вид было семь-восемь лет. Нескладная, худая, с хорошо расчесанными волосами. Платье сидело по размеру, из-под рукавов торчали бледные руки, одна из которых была перебинтована. На ногах надеты сапоги из дубленой кожи. Девочка шипела и бормотала под нос ругательства.

– Что будем с ней делать? – спросил Прокл.

– Дадим еды, и пусть идёт, куда пожелает. С собой не возьмём, – запротестовал Протей. – Либо оставляем здесь, либо отправляем к праотцам, что тоже неплохо. Куда она пойдёт? Пойдёшь с нами? – обратился он к девочке. – Как тебя зовут?

Девочка молчала. Она стояла спиной, бросая из-за плеча злобный взгляд, словно пыталась отравить недругов блеском нефритовых глаз. И только сейчас она увидела безжизненно лежащую женщину.

Забыв про осторожность, девочка бросилась к телу. Она обняла труп, зарыдала и воззвала к небесам на неизвестном диалекте. Рыдания перешли в крик, и даже у непробиваемых Протея и Аниона дрогнуло сердце. Девочка покрывала поцелуями руки женщины, гладила их и сжимала. Чуть успокоившись, она поправила волосы покойницы, свернулась кульком прямо в луже крови, затем положила голову на живот матери и уставилась на её лицо.

– Протей, – Анион поманил фракийца к себе и указал на окно. – Тут гости. Наверное, галлы. Скорее всего, мародеры. Человек пятьдесят.

– Нам с ними не справиться, – Стиракс запаниковал.

– Тсс, – прошептал Протей. – Замолчи.

По деревне брела толпа вооруженных галлов в петушиных шлемах. Они вольготно ходили по разбитой дороге, громко смеялись и рассматривали трупы. Отряд прошёл мимо дома, и Протей облегчённо вздохнул.

Девочка оживилась. Она глубоко вдохнула, чтобы закричать, но фракиец схватил её и закрыл рот рукой. Девочка билась в конвульсиях и орала изо всех сил, но в комнате раздавался лишь хрип. Девочка решила сменить тактику: она укусила Протея за руку.

Тот вскрикнул и отпустил бунтарку. Она бросилась бежать, но не успела: Протей с гневом обрушил на неё кулак. Девочка безжизненно рухнула.

– Что вы так на меня смотрите? – рявкнул Протей и перешёл на шепот: – Своими воплями она нас выдаст. Её бы прирезать и дело с концом.

– Даже не думай! – пробормотал Прокл.

– Мерзавка нас раскроет, и тогда дальше порога мы не уйдём.

– Они в любом случае сюда войдут, – назидательно сказал Прокл. – В бойне уцелел всего один дом. Где можно поживиться трофеями? Только здесь.

– Давайте не будем гадать? Может, они и не мародеры. А она…

Девочка оклемалась и попыталась подняться. Протей уже приготовился к очередному удару, но к фракийцу подошёл Прокл и покачал пальцем.

Гоплиты уныло смотрели на девицу, с которой не знали, что делать. Она пришла в себя и громко заверещала. Прокл дал ей настолько мощную пощечину, что удар Протея теперь казался поглаживанием. Грек сам не ожидал, что способен на подобное.

– Да, я испугался, что она выдаст нас, – пожал он плечами. – И не надо так на меня смотреть.

Девочка упрямо поднялась на ноги. Она выплюнула волосы, потрогала покрасневшую щеку и с ненавистью посмотрела. Но почему-то только на Протея. Фракиец приготовился к очередному удару, однако девочка больше не кричала.

– С собой мы её точно не возьмём, – сказал Анион. – Она умертвит себя, едва переступит порог дома. А если заорёт – вообще беда. И нас погубит, и себя. Оставить тоже не можем – умрёт от голода, да и ребёнок совсем. Кто ей поможет? В любом случае она покойник! Мы лишь можем облегчить её участь.

Прокл повернулся к галлу:

– Спятили? Это же ребенок! Свяжем рот, засунем в дальние покои и готово. Мародеры уйдут, и будем дальше думать, как поступить.

– Мой дорогой друг, будь у неё меч, она бы зарезала тебя, не задумываясь. Возьмём её с собой, и ночью она вскроет нам глотки, – Протей провёл рукой по шее. – Оставим девчонку здесь. Она нам никто. И наёмники должны оставаться наёмниками. Мы не соратники Гая Октавиана, чтобы заниматься благотворительностью. От нас многого ждут, и на нас многое поставлено. Я не хочу и не буду ставить под угрозу жизнь всего отряда из-за одной девицы. Тебе её жалко? Да она же дикарка!

– Если я отведу тебя в другую комнату, то ты обещаешь молчать? – Прокл обратился к девочке.

– Наивный, – фыркнул Протей. – Только дай ей возможность, она тебя с потрохами сдаст.

– Она тебя не понимает, – добавил Анион.

– Мы не знаем, как долго пробудут в деревне галлы, – сказал Кемаль. – Слышите голоса? Там далеко не пять десятков. Вот пять сотен – другой разговор. Возможно, эта ватага идёт к войску Аттала, либо отбилась от него. Пришли за монетами или трупы обнести – кто знает. Можем думать и гадать до скончания веков, однако нужно что-то решать.

– Кто смелый? – бросил вызов Протей.

– Пока не начался спор, остужу ваши головы, – Прокл заглянул в соседнюю комнату.

– Ты меня удивляешь, Прокл, – фракиец одобрительно кивнул.

– Я не собираюсь её убивать. Отведу в дальние покои, пусть сидит да помалкивает.

Прокл подал девочке руку – та покорилась. У грека мелькнула мысль, что она всё же их понимает, просто до последнего изображает слабоумие. Он закрыл за собой дверь.

Протей приложил ухо к двери и прислушался. С минуту стояла тишина, затем послышалась непонятная возня и раздались ругательства Прокла. Протей явственно услышал звенящую сталь.

Какое-то время фракиец топтался на месте и только потом понял, что на Прокла могли напасть, ведь они осмотрели не весь дом. Протей отворил дверь. Грек в недоумении вытирал ладонью кровь с лица и плевался. Возле его ног в судорогах билась девочка. Прокл опомнился, присел рядом с несчастной и накрыл ладонью огромную рану, фонтанирующую кровью.

– Прости меня, я не желал этого! Прости!

– Что стряслось? – осведомился Протей.

Из-за его спины выглядывали Стиракс и Эфиальт.

– А наш Патрокл не так прост, – протянул Гунн. – Больше всех ратовал за её спасение, в итоге сам же прирезал.

– Я не хотел, – Прокл показал распухший порез на ладони. – Она полоснула меня бритвой, а я сплоховал. Слишком быстро среагировал.

– Да, реакция у тебя безупречная, – подтвердил Гунн. – Даже лучше, чем у Эфиальта.

– Что ж, всё сложилось, как нельзя лучше, – подытожил Протей. – Мои руки чисты, и я никому не насолил.

– Иди ты! – фыркнул Прокл. – Какой же ты всё-таки болван!

– Ладно тебе! Не серчай, – фракиец подошел к открытой двери. – Тут лес в паре стадиев. Бежим туда, пока галлы не вернулись. Рано или поздно они нагрянут в этот дом.

Девочка истекала кровью. Её руки и ноги дергались в судорогах, изо рта доносились булькающие звуки. Она давилась и захлебывалась кровью. Протей равнодушно смотрел на её агонию. Ему страшнее было наблюдать, как девочка рвала на себе волосы, сетуя на смерть матери. Гибель же самой девочки Протея мало волновала.

– Оставь её. Слишком поздно, ей уже не поможешь. Митра и Хорс упокоят её непорочную душу. Ты не виноват, Прокл, такова жизнь легионера, – Протей положил руку на плечо товарища, но тот вырвался.

– Мы не в бою, чтобы радоваться пролитой крови.

– Так бывает, Прокл! – развел руками фракиец.

– Когда вернемся в лагерь, попрошу наставника о переводе в другую центурию. Бродить по округе и резать детей явно не мой конек.

Протей сдвинул брови, с подозрением смотря на побратима. Они долго буравили друг друга взглядом, прежде чем фракиец отвел глаза. Протей повернулся к обмякшему телу девушки. В её полузакрытых глазах что-то навсегда угасло – они стали бесстрастными и невыразимыми. По спине Протея пробежали мурашки. Ему показалось, словно на время он преступил черту Ахерона и ушёл из мира живых. Всё-таки фракиец имел зачатки стыда и совести.

Прокл аккуратно положил голову убитой на пол, закрыл её глаза и первым покинул дом. За ним змейкой потянулись оставшиеся гоплиты. Протей обратил внимание, что филин перебрался на другую часть крыши. Птица ухала и буравила их взглядом.

Кемаль со Стираксом проследили за галлами: они ушли туда же, откуда пришли, даже не подумав посетить уцелевший дом. Протей не решился отправить лазутчиков на поиски провианта и скомандовал идти в лес. Прокл до последнего бросал взгляд на хижину и осматривался, словно боялся преследования мученицы.

Гоплиты долго блуждали по лесу, прежде чем вышли на большую дорогу. Перед выходом на тракт они очутились у развилки, где обнаружили римскую аквилу13 и табличку с надписью на разных языках. Арелатский гарнизон имени Гая Юлия Германика находился в половине лиги. Прокл был прав, когда говорил, что они бродят кругами.

Деревня, которую они посетили, называлась Нартаст. Они отошли от неё на шесть миль.

II

Тем временем галло-алеманнский альянс наращивал силы. Харольд предположил, что после первой осады гарнизона Хлора римляне попробуют напасть на деревни Арелата, дабы вернуть их в свои владения. Поэтому Аттал выдворил из гарнизона всех, кто не относился к грядущей войне. Он не тронул лишь семьи приближённых, позволив им самим распоряжаться судьбами детей и жён.

Агарес считал, что цитадель Германика укреплена лучше Арелата, посему оставил Сатэ и Анаит в крепости. Перс опасался, что деревни Серой лиги первыми попадут в лапы римлян.

Анаит была занята насущными проблемами. Она не вспоминала об Ульрихе до тех пор, пока не встретила осунувшегося мальчика возле крепостных ворот. От его жалкого вида её сердце ёкнуло. Анаит накормила сироту и отыскала ему сносную одежду.

Первое время Ульрих находился в подавленном состоянии. Девушка долго не понимала почему, пока мальчик наконец не выдержал и не рассказал всё. Оказалось, что заслуги в том, что он успешно заманил римлян в ловушку, приписали нетопырям. Мальчик долго злился, но смирился с поражением, ведь такие враги ему пока были не по зубам.

Анаит же расцветала с каждой новой луной. Она отдалялась от Ульриха, и только мнимый долг, который она сама себе и придумала, заставлял её проводить с ним время. К тому же все подруги Анаит уехали в защищённый Арелат, и теперь досуг девушки скрашивал только юнец с непослушными волосами.

Ульрих с двойным усердием принялся обхаживать Анаит. Однажды девушка с пренебрежением сказала, что даже Эмрес не сумел бы привести римлян в галльский стан. Ульрих окончательно повеселел и убедил себя, что всё же нужен девушке. Его настойчивость росла.

В день празднования победы над легионерами в массильском лесу Анаит сидела вместе с Ульрихом за глинобитной стеной. Девушка уже не знала, как избавиться от мальчишки, ибо не могла набраться духу, чтобы разорвать с ним связи. Анаит предполагала, что после захвата гарнизона отец отправит их с матерью в Арелат, посему просто тянула время и по возможности старалась избегать частых встреч с мальчиком.

– Скажи, Ульрих, о чём ты мечтаешь?

– Ни о чём. Каждый день с рассветом мне приходится думать, куда двинуться на очередную ночевку. Думать, где добыть еду: украсть или выклянчить. На мечты времени не остается.