Магическое изречение

Калитка открылась, и Хасан вошел в текию.

Здесь, в обители разума и благочестия, он чувствовал себя спокойно и уверенно. Сюда не проникали житейские бури. Хасан приветствовал привратника и направился в свою келью.

Скоро стемнело, ночь пала на текию, на окружающий ее сад и на весь город, как черный плащ паломника, усеянный прорехами звёзд. В саду пели и щебетали ночные птицы. Хасан не мог заснуть. Он вышел в сад, поднял голову к небу и стал слушать пленительные голоса ночи. Влажные и сочные трели бюльбюля чередовались с тревожными возгласами козодоя, неподалеку от текии журчал ручей. Где-то вдалеке слышались окрики ночных стражников. И тут среди этих привычных голосов за стеной послышались торопливые, быстрые шаги.

Хасан почувствовал странное волнение. Он приблизился к стене, прислушался. Шаги на какое-то время стихли, затем возобновились. Вот они снова стихли, на этот раз совсем рядом с калиткой. Раздался тихий, едва слышный стук.

Хасан подошел к калитке и спросил вполголоса:

– Кто здесь?

Никто ему не ответил, только снова послышался такой же тихий стук, в котором можно было различить жалобу и мольбу.

И тут неподалеку послышался цокот копыт и приближающиеся гортанные голоса нескольких человек. И снова кто-то постучал в калитку, как будто умоляя Хасана о помощи. Хасан слышал дыхание человека – частое, взволнованное, испуганное. Цокот копыт и голоса ночной стражи приближались. И вдруг Хасан сделал то, чего никак от себя не ожидал, – открыл щеколду и толкнул калитку.

В дверь тут же проскользнула, пригнувшись, темная фигура, едва различимая среди ночного мрака. Человек замер, прислушиваясь, потом что-то благодарно пробормотал.

– Не благодари меня, – недовольно прошептал Хасан. – Благодари Аллаха, милостивого, милосердного. Он – защита слабых, радость обездоленных, надежда униженных. – Хасан закрыл калитку, стараясь не скрипнуть, задвинул щеколду и повернулся к незнакомцу: – Иди вдоль стены, в саду есть сарай с садовыми инструментами. Спрячься там. Но помни – до утра ты должен уйти. Утром здесь будет много людей.

Незнакомец кивнул и скользнул в темноту.

Цокот копыт и голоса уже совсем рядом. Вот уже стражники возле самых ворот. Послышался хриплый голос:

– Куда он мог подеваться?

– Может быть, он забрался в текию? Разбудим дéр-вишей?

– Нет, не стоит беспокоить святых людей. Ворота заперты, а перелезть через такую высокую стену он бы не смог. У него совсем не осталось сил.

– Однако хватило сил, чтобы убежать и полночи бегать от нас по улицам!

– Видно, шайтан ему помог…

– Азам-паша будет недоволен!

– Что же делать? Мы сделали всё, что могли. Из города он всё равно не уйдет, его остановят арнауты на мосту.

Снова застучали по камням копыта коней, и наступила тишина. Точнее, не тишина – снова запели ночные птицы, снова зашелестела листва. Стало слышно журчание ручья, стрёкот цикад и далекое пение стражников-арнаутов.

Хасан несколько минут слушал ночь, созерцал бесчисленные звезды над головой, а потом вернулся в свою келью, лег на тощий матрас и закрыл глаза. И Аллах, милостивый, милосердный, почти сразу даровал ему сон.

Проснулась Ника, когда было уже совсем светло. Мобильник отчего-то валялся на полу рядом с кроватью, хотя с вечера она положила его под подушку. Она проверила сообщения – от Самохиной не было ничего. Ну, ясно, вчера она писала поздно вечером, Танька небось в телефон не глядела, а сегодня перед работой уж точно посмотрит. Сообщение ушло, так что пришлет подруга фотки, и тогда Ника сунет их под нос этому типу, который нахально утверждает, что он ее муж. А пока нужно быть настороже. И не злить его понапрасну. Ника потянулась и едва не ударилась головой о жуткую пластмассовую спинку. Нет, всё же ужасно неудобная кровать. Однако нужно вставать и как-то разбираться в ситуации.

В этот момент дверь открылась, как будто кто-то караулил и подглядывал в щёлочку. И вошел фальшивый муж с фальшивой улыбочкой на тонких губах.

– С добрым утром, дорогая! – пропел он и аккуратно поставил на стол поднос.

«Господи, какой он весь притворный, – вздохнула Ника, – говорит вроде бы ласково, а видно, что эта ласковость даётся ему с трудом. И глаза холодные, как у змеи».

– Как спалось? – спросил он.

– Так себе, – честно ответила Ника. – Извини, конечно, но кровать очень неудобная.

– Новая же… – нахмурился он.

– Ага. Это ты к свадьбе ее покупал? Или мама? Со вкусом у вас, знаешь ли…

Ника и сама не знала, зачем его дразнит. Впрочем, возможно, он поведет себя как-нибудь по-другому, и хоть что-то прояснится. Потому что сейчас, утром, голова у нее работала четко, и она твердо знала, что этот мужик ее обманывает. Ну, никогда в жизни он не обнимал ее и не целовал, вообще близко не стоял – она бы почувствовала. Вспомнила бы его руки, губы, вспомнила бы его голос, ласковые слова. Серёжа, Серёжа, где ты?..

Самозванец нахмурился было, но поскорее отвернулся, чтобы прихватить со стола поднос, на котором стояли две чашки с кофе, сахарница и тарелка с булочками.

– Завтрак в постель! – провозгласил он тоном заправского официанта.

– Как мило, – протянула Ника, вставая и присаживаясь к столу, – как трогательно. А сливок нет? Я утром черный не пью, ты же знаешь…

Это была чистая провокация, она всегда пила черный кофе, тем более что Сергей так здорово его варил. Но этот… не подобрать приличного слова… Он поверил. Едва заметно поморщился, но отправился на кухню.

Ника на всякий случай переставила чашки. Кто их знает, может, опять подсыпали чего-нибудь… Вот интересно, зачем им нужно, чтобы она всё время спала? Ах да, чтобы не скандалила и не искала своего Серёжу.

Она решила действовать хитростью и быть начеку.

Лживый муж явился с молоком. Надо же, притащил целый пакет, небось молочника у них в доме нет. Чашки новые, простые совсем, а про сервизную посуду забыли.

– Нет сливок! – буркнул он.

– Да уж вижу, – притворно вздохнула Ника. – Ладно, ничего, и так сойдет.

Судя по тому, что он взял свою чашку без опасения, кофе был без отравы. Только невкусный. Ах, Серёжа…

Жевали они свои булочки в полном молчании. Ника раздумывала, что же ей теперь делать, и решила пока помалкивать и посмотреть, как будут развиваться события. И вести себя спокойно, а не то еще и правда в психушку запрут. У нее тут никого нет, никто искать ее не станет. Если честно, у нее вообще никого на этом свете не осталось после смерти мамы. Был, конечно, Сергей, но… Но она просто не успела к нему по-настоящему привыкнуть. Всего три месяца знакомы были, а потом поженились. Сергей настоял на скорой свадьбе, сказал, что не может больше мотаться в другой город к Нике, у него работа, которую нельзя бросить. А без нее жить он тоже не может, так что попросил вопрос о супружестве решить оперативно. Она дала согласие, а чего думать-то? Сергей такой славный, заботливый… Где же он? Что с ним случилось? И получается, что совершенно не к кому обратиться, не в полицию же идти, что она там скажет? Господи, хоть бы Танька фотки прислала, хоть что-то конкретное у нее на руках будет!

Ника проверила свой телефон. От Татьяны известий не было.

Татьяна Самохина выскочила из дома и заторопилась на работу, спотыкаясь и поскальзываясь на лужах, покрытых ледком. Ночью подморозило, ну, начало декабря, самое время. Сейчас не самое раннее утро, но вокруг темнота, да еще фонари горят через раз. На ходу она вытащила телефон, чтобы посмотреть время… Так и есть, без пяти девять! А начальник вчера велел прийти ей к девяти, что-то там должны ему доставить, какие-то документы срочные. Так-то фирма работать в десять утра начинает. А ей вот велено на час раньше. Вот гадство! Она непременно опоздает, тут ходу до работы самое меньшее минут двадцать. За то и выбрала она фирму, что от дома близко, пешком дойти можно. А если курьер ее не дождется и уйдет, то от начальника здорово влетит. Так и сказал вчера: «Смотри, Самохина, больше никаких проколов, а то уволю». Она-то, конечно, девчонкам в обед это рассказала, добавив, что ей наплевать, больно надо еще за такую работу держаться. Но на самом деле в их городе работу найти трудновато, тем более что она вовсе не классный специалист. Раньше-то начальник с такими просьбами к Веронике Ломакиной обращался, вот та – девушка обязательная, если надо на час раньше прийти – она как штык на рабочем месте…

О, вот как раз сообщение от нее! Интересно, как она там жизнь прожигает, в Питере-то… «Ну и ну! – удивилась Татьяна, на бегу прочитав сообщение. – Что-то у Ники случилось, это ясно. Счастливая новобрачная такие сообщения присылать не станет. Ну, это всё потом…» И Татьяна припустила быстрее. Если бежать не по улице, а срезать между домами, а потом переулочком, то можно успеть. Подождет же курьер хоть сколько-то…

Неожиданно перед ней мелькнула смутная быстрая тень. Татьяна вздрогнула и прибавила шагу, но, вглядевшись, поняла, что это всего лишь бездомная кошка. До работы оставалось совсем недалеко. Татьяна вошла в подворотню.

Она уже запыхалась и с трудом переводила дыхание, как перед ней, словно выткался из темноты, возник незнакомый парень. Долговязый, сутулый, с сальными волосами и оттопыренной нижней губой, придававшей ему дебильный вид. Подросток-переросток.

Парень заступил Татьяне дорогу и заныл, заметно заикаясь и растягивая слова:

– Д-девушка, д-дай т-телефон, мне п-позвонить н-надо! Очень срочно, п-по делу!

Татьяна была по натуре человеком нежадным и кому-то другому, может, и дала бы позвонить, но в этом парне было что-то крайне неприятное и даже опасное. Слишком нагло он держался, не просил, а требовал положенное.

– Да пошел ты, – огрызнулась она. – С какой стати я тебе что-то должна давать?

Парень состроил зверскую гримасу, ссутулился сильнее прежнего и надвинулся на Татьяну, как грозовая туча:

– А ну, сучка, гони телефон! Отдавай, пока цела!

– Пошел вон, подонок! – крикнула Татьяна и сильно пнула парня под колено.

Тот зашипел от боли, но не отступил, налетел на Татьяну и с размаху ударил по лицу. Татьяна почувствовала во рту солоноватый железистый вкус крови, в глазах у нее потемнело.

– Сволочь! – выдохнула она. – Зачем по лицу?

– Говорил тебе – отдай по-хорошему! – проскрипел хулиган и с размаху врезал ей еще несколько раз.

Татьяна упала, попыталась закрыть лицо рукой. Хулиган пнул ее ногой в бок, наклонился и вырвал сумочку.

Тут где-то совсем близко раздались приближающиеся быстрые шаги и чей-то знакомый голос прокричал:

– Эй, ты! Сволочь! Ты женщину бьешь?! Я ж тебе, тварь!..

Хулиган бросился наутёк.

Над Татьяной кто-то склонился.

– Девушка, вы как? Вы целы?.. Самохина, это ты?

Татьяна попыталась приподняться. Глаза застилали слезы обиды и боли. Из носа капала кровь. Она размазала ее ладонью. Над ней склонился сослуживец, Андрей Щербаков. Тихий такой парень, работает у них больше года. Со всеми вежлив, но с девчонками не заигрывает, приветливо держится, никого особо не отличает. В компьютерах разбирается, помочь никогда не отказывается. Сонька Тихомирова на него глаз положила. Ну, в ее положении выбирать вообще не приходится – тридцать четыре года, сама страшная, как смертный грех, ей хоть какой сгодится. Не вышел номер, шарахнулся от нее Андрей пару раз, ну, Сонька и отступилась. Не больно-то, сказала, и хотелось.

– Я это, я… – прогнусавила Татьяна, потому что нос распухал и ей было трудно дышать. – Да не смотри ты на меня так… Помоги…

– Кто это тебя? – Андрей помог ей подняться.

– Понятия не имею! У тебя платок есть?

– Да, конечно, сейчас… – Андрей протянул ей платок сомнительной чистоты.

Татьяна кое-как стёрла с лица слезы и кровь, всхлипнула:

– Этот подонок у меня сумку отнял, а в сумке всё – деньги, документы, главное, ключи и телефон…

– Погоди! – Андрей бросился в темноту.

– Да куда ты! – слабо крикнула Татьяна ему вслед. – Он давно уже убежал… Не догонишь…

Андрея, однако, и след простыл.

Татьяна тяжело привалилась к стене. С утра день не задался… И на работу она опоздала…

В темноте послышались быстрые шаги, появился запыхавшийся Щербаков. В руке он держал раскрытую, испачканную сумку.

– Твоя?

– Моя! – обрадовалась Татьяна.

– Он ее бросил на углу! – пояснил Андрей, отдышавшись. – А сам сбежал, козел…

– Ага, вонючий… – согласилась Татьяна, взяла у Андрея сумку, заглянула в нее.

– Ну как? Что-нибудь осталось?

– Документы не тронул и ключи…

– Ну вот, уже лучше!

– Взял только деньги и телефон. Жалко телефон, он у меня новый, дорогой.

– Тебе не о телефоне думать надо, тебе к врачу срочно нужно! Тань, ты чего? – Он едва успел ее подхватить.

В глазах Татьяны вдруг потемнело, и мелькнула мысль, что теперь-то начальник не посмеет ее уволить, раз у нее производственная травма…

Ника подобрала ложечкой и доела сахар, оставшийся на дне чашки, потому что нужно поддерживать силы. Она подняла глаза от чашки и пристально посмотрела на фальшивого мужа. Тот свои глаза тут же отвел, не выдержал. Ника только собралась спросить, какого черта ему от нее надо, как он с размаху хлопнул себя по лбу.

– Слушай, я забыл совсем! Тебе же письмо пришло!

– Какое письмо? Сюда? – удивилась Ника.

– Нет, не сюда. Домой пришло, в последний день перед отъездом! Я из ящика его забрал, в карман сунул.

– Отчего сразу мне не отдал?

– Ну, забыл, закрутился. Мы же улетали, потом тебе плохо было… Извини…

Нике никто не писал писем. Если надо, по имейлу свяжутся, сообщение пришлют. Может, маме кто-то написал по старой памяти?

Кольнуло сердце – мама, как же тебя не хватает…

– Вот, смотри! – Он протянул Нике смятый конверт. – Ты не думай, я не читал!

Ника только пожала плечами и вырвала из его рук конверт. И сразу поняла, что конверт официальный, серьезный, вряд ли в таком посылают поздравление с праздником или предлагают рекламные товары. Адресовано ей, Соловьёвой В.Д.

В дверь протиснулась свекровь с ножницами в руках. Она что, тоже торчала под дверью?

– Помочь?

Ника отрицательно качнула головой и распечатала конверт. «Повторное» – стоял штамп в верхнем углу листка.

Уважаемая госпожа Соловьёва! – прочитала Ника. – Государственный нотариус Н.В. Джапаридзе просит Вас явиться 3 декабря 2019 года к 12:00 в нотариальную контору по адресу ул. Казанская, дом 7 для оглашения завещания Джовановича Дмитрия Васильевича, скончавшегося 29 августа сего года.

И подпись. Очевидно, этого самого нотариуса, как его там – Джапаридзе.

– Что такое? – Ника недоуменно перевернула листок, на обратной стороне ничего не было. – Откуда это?

– Дай сюда! – Самозванец вырвал у нее из рук письмо и прочитал его вслух. – Надо же, наследство! Ника, да ты богатая!

– С чего ты взял, что ей завещаны деньги? – встряла «свекровь». – Мало ли что завещали… И кто такой этот Джованович?

– Мой отец… – тихо ответила Ника.

Сколько себя помнила, они жили вдвоем с мамой. Но в свидетельстве о рождении действительно стояла у нее фамилия – Джованович. И отчество – Дмитриевна. На ее вопросы мама отвечала, что они с отцом развелись, когда Ника была совсем маленькая, что он уехал в большой город, потому что здесь, в провинции, ему было скучно. Мама была женщиной здравомыслящей и никогда не обманывала свою дочку, не внушала ей несбыточные надежды, не обещала, что папа приедет и заберёт их с собой. Что уж между ними вышло, мама никогда не рассказывала, но Ника твёрдо знала, что отец не вернётся. Повзрослев, Нике надоело спрашивать про отца, она поняла, что маме это неприятно. Деньги от отца не приходили, да и странно было их ожидать. И вот теперь, когда мамы уже и на свете нет… Жили они, в общем-то, небогато. Мама, конечно, старалась как могла, одевала получше, подарки делала. Нике не на что было жаловаться. Но вот потом, когда мама стала болеть… Если бы жили в большом городе и вовремя сделали операцию… И денег жутко не хватало. И самое главное – Ника была совершенно одна, не с кем было разделить заботы. И горе потом не с кем разделить. Она об отце и не думала никогда, фамилию его начала забывать, как паспорт получила. Ничего их не связывало, только отчество. И вот вдруг наследство. Интересно, что он завещал – квартиру, наверное… «Мне от него ничего не надо, – с неожиданной злостью подумала Ника. – Черт бы с ним совсем, знать его не желаю».

Но тут до нее дошло, что раз ее приглашают на оглашение завещания, стало быть, ее отец умер. То есть общаться с ним ей уже не придется. Тогда тем более не нужно ей никакого наследства.

– Нужно идти, – засуетилась «свекровь». – Если поторопитесь, то как раз успеете.

Ника поглядела на нее внимательно.

Уж очень деловито эта тётка приняла новость о наследстве. Не стала удивляться, ахать, размахивать руками, спрашивать, откуда что взялось, не интересовалась, кто ее отец, где он жил и вообще, что Ника о нем знает… Ах да, «муж», наверное, ей рассказывал, что Ника росла без отца. А тут вдруг отец проявился. Очень кстати, как раз вовремя прилетела она в Петербург.

Ника внимательно рассмотрела конверт. Помятый немножко, он все-таки провел какое-то время в кармане у этого самозванца.

– Что смотришь? – вскинулся тот. – Сказал же – не читал я письма! Не открывал!

– Сергей… – предостерегающе сверкнула глазами «свекровь».

И точно, зря он это сказал, потому что Ника уверилась, что письмо он наверняка вскрывал. Вот не было у нее доказательств, но точно знала – о содержании письма он в курсе.

– Деточка, – снова залебезила «свекровь», – поторопись. В официальное место опаздывать не стоит.

Ника кивнула и засобиралась, решив, что подумает обо всем позже, а то и правда как бы не опоздать.

– Где это – Казанская улица?

– Серёжа отвезет, – влезла «свекровь». – Он город хорошо знает.

Ника отвернулась. Да, получается, что без этого типа ей не обойтись пока. Ну, хоть какая-то от него польза.

Они вышли на улицу. От свежего воздуха у Ники немного закружилась голова. В машине чужак сразу же включил радио, и Ника была этому рада – не нужно разговаривать. Она осторожно посматривала на него сбоку. Какой неприятный тип! Она бы ни за какие коврижки не смогла таким мужиком увлечься. А фальшивая свекруха называет его Сергеем, значит, она тоже играет в эту непонятную пока игру. «Что же со мной на самом деле случилось? – подумала с тоской Ника. – В какую историю я влипла? И совершенно не с кем посоветоваться и не к кому обратиться. Значит, нужно быть осторожней. И хитрее».

– Казанская, – объявил самозванец. – Вон контора нотариальная.

Они вышли из машины и поднялись по скользким ступенькам в контору.

Их встретила женщина лет сорока, худощавая брюнетка с узкими, плотно сжатыми губами, длинным носом и близко посаженными глазами, которая сидела за компьютером. Видимо, секретарша.

Нике показалось, что она как-то странно взглянула на ее спутника, но та поспешно отвела глаза и зашуршала какими-то бумажками.

– Добрый день. Вы по какому вопросу?

Ника растерялась, но ее спутник опередил ее с ответом:

– Вероника Дмитриевна Ломакина. Вы пригласили ее на оглашение завещания.

– Ломакина? – переспросила брюнетка. Она сверилась со своими записями и изобразила дежурную улыбку. – Но Ломакиной у меня нет.

Ника перехватила инициативу:

– Я недавно вышла замуж и сменила фамилию. Моя девичья фамилия Соловьёва. Вероника Дмитриевна. Вот документы.

Секретарша улыбнулась, показав крупные белые зубы. Наверняка вставные.

– Нодар Вахтангович вас примет. Обождите, пожалуйста.

Ника села на диван, прикрыла глаза и приготовилась ждать. Самозванец уселся рядом.

Через несколько минут входная дверь с грохотом распахнулась.

Ника открыла глаза. В контору влетели, именно влетели, другого определения не подберёшь, две запыхавшиеся дамы. Одна молодая, коротко стриженная, в модном дорогом пальто. Другая без возраста, в длинной коричневой юбке и коротком меховом жакете.

Молодая стриженая особа бросила на стол секретарши паспорт и небрежно процедила:

– Александра Романовна Лесницкая. Меня ждут.

Брюнетка взглянула на паспорт, спокойно подняла глаза:

– Присядьте, Александра Романовна. Вас пригласят.

Стриженая фыркнула, быстро взглянула на Нику, хотела что-то сказать, но сдержалась. Она села на диван как можно дальше от Ники, спутница опустилась рядом с ней. Минуты две они просидели в тишине, потом спутница Александры скосила глаза на Нику и что-то зашептала Александре. Та фыркнула, скривила губы, что-то презрительно прошептала в ответ.

Прошло еще несколько минут. Лесницкая выпустила воздух сквозь зубы, прошипела:

– Долго еще?

Секретарша бесстрастно ответила:

– Подождите, пожалуйста!

Лесницкая фыркнула, демонстративно откинулась на спинку дивана, положила ногу на ногу, презрительно взглянула на Нику и снова что-то зашептала своей спутнице.

Лесницкая была модная, злая и лощёная стерва, Ника таких женщин встречала. И представила, как выглядит в ее глазах – бледная, растерянная, неуверенная в себе, слишком скромно и неказисто одетая. Провинциалка, в общем. Как в классической пьесе ирландского драматурга Оскара Уайльда «Женщина, не стоящая внимания». Ника не расстроилась, а испытала даже прилив бодрости. Ну ладно, посмотрим, как дело повернется.

Прошло еще несколько тягостных минут ожидания, как вдруг секретарша подняла глаза от компьютера и торжественно разрешила:

– Родственники Джовановича могут пройти в кабинет Нодара Вахтанговича!

Ника немного замешкалась, вставая с мягкого дивана. Самозванец подал ей руку, помог подняться. Александра Лесницкая со своей спутницей опередила их, протиснулась в кабинет и даже попыталась закрыть дверь перед носом Ники, но ее спутник удержал дверь сильной рукой. Всё же от него есть какая-никакая польза.

Приглашенные вошли в кабинет.

За массивным столом восседал полный мужчина с холеным лицом, густыми седыми волосами и темными бровями, похожими на две жирные пиявки.

– Присаживайтесь! – проговорил он бархатным голосом с заметным грузинским акцентом.

Все расселись на стульях.

Нотариус окинул их внимательным взглядом и официально произнес:

– Я пригласил вас, чтобы ознакомить с завещанием Дмитрия Васильевича Джовановича…

– Наконец-то! Сколько уже можно ждать! – процедила Александра Лесницкая и покосилась на Нику со спутником. – Не понимаю только, зачем здесь посторонние.

– Здесь нет посторонних! – отрезал нотариус.

Он неторопливо достал из ящика стола большой конверт, украшенный печатями, неторопливо вскрыл его, достал из конверта лист гербовой бумаги, положил перед собой на стол, хотел приступить к чтению, но спохватился, достал из другого ящика черепаховый очечник, вынул из него очки в позолоченной оправе, водрузил на нос и снова оглядел присутствующих, словно заново с ними знакомясь.

– Читай уже! – прошипела Лесницкая.

Нотариус строго и неодобрительно взглянул на нее и наконец начал оглашать зпвещание:

– «Я, Дмитрий Васильевич Джованович, такого-то года рождения, родившийся там-то, находясь в здравом уме и твердой памяти, в присутствии государственного нотариуса Н.В. Джапаридзе, излагаю свою последнюю и окончательную волю. Свое тело я распоряжаюсь кремировать, а прах развеять над Невой с Дворцового моста…»

– Выпендрился дядюшка! – хихикнула Александра. – В своем репертуаре! Переходите уже к самому интересному!

Нотариус окоротил ее холодным взглядом и продолжил:

– «Двести тысяч долларов, находящиеся на бессрочном депозите в ЗАО “Гамма-банк”, я завещаю Онкологической клинике имени профессора Скворцова…»

– Вот еще! – охнула Лесницкая. – Разбрасывается деньгами!

Наперсница вцепилась в плечо Александры и что-то зашептала ей на ухо. Нотариус взглянул на них строго и предупредил:

– Прошу не перебивать. «Триста тысяч долларов, находящиеся на другом депозите в том же банке, я завещаю школе для одаренных детей “Ипокрена”…»

– Этак он всё раздаст! – разнервничалась Александра.

На этот раз нотариус сделал вид, что не услышал ее.

– «Сто тысяч долларов, находящиеся на депозите в банке “Авиапром”, я завещаю своей племяннице Александре Романовне Лесницкой…»

– Что?! – подскочила на стуле Александра, скривившись. – Всего сто тысяч? Меньше, чем этим одарённым маленьким мерзавцам?

Ника посмотрела на племянницу своего отца удивлённо: совсем, что ли, девушка не умеет себя контролировать? Одурела от жадности? На нее саму эти тысячи долларов как-то впечатления не произвели – ну, тыщи и тыщи…

На этот раз нотариус не удержался, он сурово взглянул на Лесницкую и резко попросил:

– Александра Романовна, имейте уважение к последней воле своего дяди! Позвольте мне дочитать!

– Да что тут дочитывать? Всё и так ясно!