В небесах Аурелии

– Да, – живо отозвалась Эва. – Для венесуэльцев имеет. Мы тоже идеалисты.

– Я много бываю по работе за границей. Учился в Венгрии. В Федерации Советов сейчас живет много иностранцев, как и везде. Второй государственный язык – английский. Хотя некоторые как не собирались учить иностранные языки, так и не собираются.

Среди фотографий она вдруг заметила знакомое лицо – Кир вместе с лучезарной блондинкой, которую трудно было не узнать.

– Это ведь тот физик, которая сейчас повсюду. Вы ее знаете?

– Да, повезло мне. Учился на одном курсе с очень важной персоной… хотя тогда она была просто персоной, но шума от нее всегда было много.

– Вы с ней… были вместе?

– Долгая история. Последний раз виделись на такой же встрече выпускников. А вообще созваниваемся и встречаемся, если оказывались где-то неподалеку. И вроде как дружим семьями.

– Вы счастливы со своей женой? – неожиданно спросила она.

– Ага, я для того женился, чтобы потом жаловаться незнакомкам в баре, – улыбнулся Кир. – Давайте я вам что-нибудь закажу? Только не пейте больше залпом.

Эве было двадцать два года. Она недавно окончила учебу:

– Я бакалавр геологии, – девушка показала на приколотый к черной курточке круглый значок. – Mente et malleo. Умом и молотком. Несколько раз выезжала техником в геологоразведочные экспедиции, но это не совсем мое. На самом деле я – актриса. Начинающая. Уже несколько лет. Живу в двух непохожих мирах.

Она достала из сумочки инфор – и, как листья, полетели снимки. На первых фотографиях она была в ярко-оранжевом защитном комбинезоне для работы в джунглях:

– Приходится очень стараться, чтобы в полевой сезон не загорать под манжеты, – прокомментировала она.

Эва показала на проекционном экране свои роли в кино. Не без тайной гордости, но и смущаясь, как будто ей не хотелось никого беспокоить такой ерундой:

– Здесь я – прохожая на улице, здесь – завсегдатай бара. Здесь – любительница вечеринок. Как же это?… Party goer. Правда, без указания в титрах. А это пока самая заметная точка моей карьеры – женщина в армейском внедорожнике, но тоже без слов. В моем резюме есть строчка «готова играть за еду». Несколько лет хожу по кастингам, – она улыбнулась и пожала плечами, как ни в чем не бывало, но это был путь со своей болью, и от Седова это не укрылось. Она оживилась: – Я даже несколько месяцев прожила в Лос-Анджелесе. Но там такая конкуренция! И кто бы знал, что в ноябре там так холодно…

Набегающие бурные волны, низкие облака на небе. Серый незнакомый океан обдает холодом все тело… «Так, Кир, не отвлекайся», – подумал он.

– Я бы хотел увидеть вас в главной роли.

Эву приятно удивило чувство, которое он вложил в эти слова.

Эва была большой поклонницей виплеев. Их сейчас было довольно много – по сути, это было виртуальное кино. С его помощью можно было погрузиться в подводный мир, исследовать коралловые рифы без акваланга или бродить по марсианским дюнам, вдыхая запах рыжей пыли.

В отличие от фильмов с запрограмированным сюжетом, виплеи обладали обратной связью – здесь зритель становился активным участником. Степень свободы разнилась: где-то можно было значительно влиять на сюжет, а в самых простеньких вариантах отвечать что-то, впопад или невпопад.

Кир смотрел только один виплей – он подарил его в прошлом году дочке. Купание с дельфинами. Блики солнца на воде, блестящие серые спины, веселые игры и чириканье этих удивительных морских обитателей. Но большей частью виплеи не внушали ему доверия.

– Не знаю, – заметил он. – Не хочу, чтобы моим мозгом управляли. Совсем не улыбается очнуться после сеанса совсем другим человеком.

– Ах, если бы все было так просто! – отозвалась девушка. – Взять и приобрести полезный навык. Или проснуться с новым качеством характера.

– Стать смелее? Или добрее? – предположил Кир.

Эва по-детски забавно подперла рукой щеку:

– Да уж… Тогда вся чушь, которую я смотрю, давно бы сработала.

Искусство кино тоже никуда не делось, хотя ему предрекали скорый закат. По-прежнему оставались традиционные кинотеатры и фильмы, новые и старые. Их многие любили и смотрели.

– Хорошо, что есть кино, – объясняла девушка. – Там можно оставаться вечно юным. Это вроде бессмертия.

– Это очень трудный путь, – задумался Кир. – В кино ищут славы и успеха, но избранными становятся единицы. Сложная профессия.

– Для меня дело не в успехе или славе, а в том, чтобы создавать лучший мир, выразить чью-то радость или печаль. Есть фильмы, которые делают множество людей счастливыми. И мне хочется сыграть в таком виплее…

Обычно девушке трудно было делиться подобными вещами – трудно было подобрать слова. Но в присутствии Кира Седова возникало чувство, что рядом с ним не случится ничего плохого. Эва рассказала о своей давней мечте:

– Знаете, мне хочется снять такой виплей, чтобы он был для всех – молодых и поживших, счастливых, несчастных, романтичных, разочарованных, только осмысляющих свою жизнь. Чтобы его замысел заставил зрителей забыть обо всем, как витрины рождественских магазинов в детстве…

– А хорошо ли это, милая? – засомневался Кир. – Люди и так не живут реальной жизнью.

– Этого не хватает, – уверенно возразила Эва. – Искусство помогает тем, кому тяжело, не опускать руки, с надеждой смотреть в будущее. В кино можно делиться горестными воспоминаниями, это помогает ослабить чужую боль. Бывает, что в кино рассказывают о чем-то личном, и тебе становится легче. Вот что сейчас нужно.

«А сам я всего лишь хочу научиться летать», – подумал Кир. – Я бы посмотрел такой виплей, – согласился он вслух.

Кир мог бы еще поспорить, чем является виртуальная реальность: опасностью или благом, – но не стал. Убежденность Эвы впечатлила. Она этим жила. Простая девчонка, simple girl next door – так она описала свой типаж, но не только – за открытостью и легкостью скрывалась просто неизмеримая глубина. Они еще поговорили про кино. Половину режиссеров Кир знал, остальных взял на заметку, чтобы при случае посмотреть, что они снимают.

– Давайте покажу одну вещь, – предложил он.

Это было видео из космоса. Пейзаж неуловимо менялся: ледяная равнина, освещенная светом звезд, теряла монументальность. Набегали и таяли тени, темный лед светился внутри. По поверхности разлился бледный свет, теперь от всего исходило призрачное розоватое сияние, засверкали стеклянные грани.

– Moondawn. Лунный восход. Не могу только сказать, где это. Пока секрет.

– Какое-то невероятное место. Хотите там побывать?

– Всегда мечтал. Неожиданно появился шанс поработать в космосе. Это международный проект. Совершенно новое начинание. Надеюсь, все сложится.

Сейчас полеты в космос были не такой редкостью, как, например, в двадцатом веке. Пространство Солнечной системы было достаточно обжито: научные и промышленные станции, лаборатории, туристические объекты… В космосе трудились несколько десятков тысяч человек, в основном, конечно, на добыче полезных ископаемых, но и в металлургии, и в кораблестроении. Возраст Кира поджимал, но пока время было, и он всей душой хотел принять участие в проекте. Шанс был уникальным.

Девушка улыбнулась и покачала напиток на дне бокала. Она так и сидела, не снимая куртки, несмотря на теплую ночь.

– Вам не жарко?

– Перестаралась с нарядом, – пояснила она. Эва уже не раз одевала что-то очень яркое или открытое, а потом неловко чувствовала себя под чужими взглядами. На несколько секунд она спустила куртку с плеч: платье было как у фигуристки, с почти полностью открытой спиной. Прозрачный фон-паутинку словно покрывала бриллиантовая пыль, а поверх был выложен узор из блесток, который вспыхивал, как звездная россыпь.

Ее спина поразила его.

Кир какое-то время не мог собраться с мыслями. Его взгляд упал на музыкальный автомат:

– Давайте выберем музыку.

Они вдвоем листали списки композиций. Кир выбрал песню, сочетавшую в себе рок и блюз. История о двух насмешливых подругах, одна из них запала в сердце героя, словно про него самого. Эва даже не слышала о такой группе, но ее спутник хорошо знал культуру и реалии ХХ века, словно сам был из прошлого.

– Тебе понравится, – заверил капитан и подал ей руку.

А дальше их захватила невероятная магия вечера. Они танцевали под плавную, тягучую мелодию. Если бы не капитан, земля ушла бы у Эвы из-под ног, но тот крепко держал ее. Ей нравился приглушенно-терпкий аромат его одеколона, бережность и осторожность, с которой Кир касался ее в танце, его мягкий шарм. Капитан вел легко, уверенно. Он никому бы не признался в том, что подростком родители отправили его на бальные танцы. Конечно, их решение не привело его в восторг, однако он всегда был ответственным, не пропускал занятия, а потом все это пригодилось ему во взрослой жизни.

Трудно передать очарование блюза. Горько-сладкий аромат уже ушедшего, но подлинного счастья, пьянящий вкус крепкого виски, густой дым сигар… Но было что-то еще, совсем необычное, касающееся только их двоих – потеря, как в квантовых парадоксах, предшествовала приобретению. Эва вся была в ощущении. Гитарные слайды пробирали, словно пальцы невидимого гитариста скользили не по грифу, а по ее обнаженной коже, гладили внутреннюю поверхность ее рук. Кира тоже захватили впечатления – в темно-карих глазах девушки он увидел линию будущего, о которой раньше и не подозревал, ощутил его сильное притяжение.

Эва неожиданно задумалась о том, насколько она пьяна, слегка отстранилась и посмотрела очень серьезно:

– Только не считайте меня легкой добычей, капитан.

– И вы меня тоже, – сразу же отозвался Кир. – Я ничего плохого не делаю! – возразил он с улыбкой.

«Можно подумать, и не хочу», – добавил про себя.

Они танцевали и под другие мелодии. Эва ненадолго оживилась: несколько раз эффектно прокрутилась в ритме латино и сорвала аплодисменты – вихрь из блесток и длинной серебристой бахромы. У Кира было легко на душе. Он впервые за долгое время не думал о своем доме, где предпочитал не бывать в последнее время, сбегая на работу и в командировки… Потом они заняли столик у окна. На улице стемнело. Кир взял еще рома и большой коктейль для Эвы. Ему хотелось, чтобы его гостье было комфортно.

– Вас не потеряют? – спросил капитан.

– Нет. У нас большая компания, да и собрались давно. Все байки за время учебы уже вспомнили и слегка поднадоели друг другу.

В ответом на ее слова рядом со столиком появились подруги Эвы:

– О, как тут все серьезно! – они с любопытством разглядывали неожиданную парочку, особенно симпатичного мужчину в военной форме.

– Давайте-ка отсюда, – незаметно махнула на них рукой Эва.

– Да ладно! Возвращайся к нам!

Подруги со смехом исчезли в глубине бара.

В разговоре возникла пауза. Оба задумчиво смотрели в темное окно. Неожиданно из толпы праздношатающихся прохожих выделилась странная процессия. Ее участники были замотаны в лохмотья из мешковины, поверх накинуты плащи с капюшонами. А еще были маски – уродливые, искаженные, со ртами, словно искривленными мукой, в глубоких прорезях горели черной тоской глаза, похожие на уголья. Деформированные, покореженные личины… Что-то скорбное было в этом шествии: городская печаль по ушедшему дню, вместившего закат жизни и одного человека, и целого мегаполиса.

У Эвы началась истерика: она рыдала и не могла остановиться. Ее нагнало то, что она прятала внутри, закружившись в вихре наигранного веселья.

– Кому-то уже хватит, – заметил Кир, отодвигая бокалы подальше. – Так, давай. На плечо. У тебя есть десять минут. Порыдай от души.

Девушка уткнулась в его плечо. Ее тело сотрясалось. Капитан осторожно гладил ее по светлым волосам и думал о своем уже фактически развалившемся браке, в который мертвой хваткой вцепилась его жена, и об убожестве личных отношений, вообще. Он вспомнил, как об этом писал Паскаль – «Мысли» французского философа гостили на его походной подушке. Размышления разворачивались по цепочке: Кир вспомнил о самом Паскале, который под конец жизни раздал все свое состояние и надел на себя пояс с шипами вовнутрь, который затягивал, едва чувствовал себя счастливым. «Прямо как я», – подвел невеселый итог Кир. Те странные пилигримы тоже не шли у него из головы – может, это последователи какого-то местного темного культа. Любовь… Изуродованные, покореженные маски, сквозь которые мы смотрим друг на друга. На самом деле они с Эвой думали об одном и том же, просто примеры были разные.

– Должно быть, это ужасно, – сказала девушка, немного успокаиваясь и вытирая слезы.

– У тебя был непростой вечер.

– Мне надо привести себя в порядок. Я не обижусь, если вы уйдете.

– Я буду здесь, – заверил Кир. – И не надо называть меня на вы – я себя чувствую старым пнем.

Эва поправляла макияж и думала. Она не ожидала от себя такой тоски по сильному плечу. Однако это был едва знакомый человек, к тому же несвободный, а для нее это было очень существенно. Их с Киром жизни протекали в разных странах, да и вообще их могло разделить космическое пространство. Они пересеклись только на одно мгновение, как случайные попутчики в поезде, но оба понимали, что эта встреча не из тех, что случаются в жизни часто.

Время близилось к четырем утра. Эва задремала, прислонившись к его плечу. Для Кира она уже давно не была просто девушкой, которой какой-то козел испортил вечер. Что-то по-настоящему роднило их: грусть, мечтательность?.. Он смотрел на ее веки, покрытые тенями с блестками, на подрагивающие ресницы. Прикорнувшая райская птичка, готовая упорхнуть с первым лучом солнца. У него замирало сердце.

Эва встрепенулась, пытаясь стряхнуть сон:

– Прости, я отключаюсь.

– Ничего. Я вызову машину.

На улице уже ждало такси, и им пришлось разжать руки…

Эва обняла его на прощанье:

– Удачи вам, капитан Седов!

– И тебе, Эва-Эволюция!

Машина завернула за угол, растворилась в неоновом предутреннем полумраке. Еще чуть-чуть, и погаснут цветные призывные вывески. Девушка беззаботно помахала капитану из окошка, но стоило высокой фигуре Кира исчезнуть вдали, слезы навернулись с прежней силой.

Кира довез за город один из военных грузовиков. Он спрыгнул за несколько километров до лагеря, чтобы прогуляться и подумать – ему хотелось проветрить голову. Кошелек с фотографией жены и дочки жег карман. Рассвело. Дальше начинались поля дикой красной гвоздики. Багряное море колыхалось от утреннего ветерка. Капитан шел вдоль дороги, пораженный тем, как красиво было вокруг. Он вдыхал аромат поля, чувствовал бодрящую прохладу. Ему хотелось обнять весь мир. Перед ним расстилалась безбрежность земли. Все жило и дышало. У него столько сил, он мог свернуть горы.

Что-то сверкнуло на солнце. И на брюках, и на футболке вспыхивали искорками опавшие блестки. Он был рад, что сможет уйти с головой в работу и не думать о девушке.

В комнату уже проник рассвет, свет падал на его аккуратно застеленную кровать, полку с книгами, разбросанные вещи соседа. До подъема оставалось с полчаса. Седов и не думал, что сможет прокрасться мимо Гинзбурга. Тот лежал на постели, облокотившись на руку, и рассматривал Кира:

– Ну, и где ты шлялся? – выдал наконец Эрик. – Сразу опустим ту часть, где ты фотографировался с памятниками.

– Бродил по Каракасу. Был в музее. В блюзовом баре танцевал с очень милой девушкой под музыкальный автомат…

– Подробности гони! Да погрязней, покрасочней. Нечего меня жалеть.

– Знаешь, до того как попасть в армию, я полагал, что сослуживцы бравого солдата Швейка – это все же гротеск.

– Думаешь, я обычная армейская свинья? Ты не видишь за сущностью суть. А еще вероятней, ты мне просто завидуешь.

Кир кинул в него подушкой:

– Вставай. У нас впереди еще один прекрасный день.

Глава III. Предложение, от которого…

Джиллиан нравился бег – движение вперед, ветер в грудь, ощущение, будто ты летишь. Вспоминалось прошлое – соревнования и тренировки.

Она росла в хороших условиях: родительский дом с теннисным кортом и бассейном, школа с прекрасной программой. В старших классах Джиллиан проходила год за два – она всегда хорошо училась, но решила поднажать. У нее были прекрасные способности к спорту – девушка выбрала легкую атлетику. Окончив школу раньше сверстников, она, поразмыслив, не захотела быть вундеркиндом в университете, и освободившееся до совершеннолетия время полностью посвятила спорту.

Некоторой неожиданностью для всех стало то, что она поступила в университет в Венгрии, не имевший большой славы. Но там она могла учиться на стипендию, а не на деньги компании. После этого ее ждало приглашение в аспирантуру Кембриджа и их стипендиальная программа. Конечно, там ей все нравилось: старинные каменные корпуса, многовековая библиотека, веселая студенческая жизнь… После занятий можно было приятно провести время, катаясь в лодочке на реке у колледжа.

Джиллиан Церес выделялась – стремительный живой ум, лидерские качества, прекрасные аналитические способности, к тому же она умела хорошо объяснять. Она превращалась в интересную молодую женщину. Ее научная карьера тоже пошла в гору. Джиллиан кружилась в водовороте активной деятельности.

Иногда посреди встречи или на приеме в ресторане она начинала поспешно записывать новые идеи на салфетке и исчезала, в лучшем случае бросив: «Я позвоню!». Иногда отключала на несколько дней все телефоны, не выходила из дома, не помнила, что ела, спала урывками и думала, думала, думала над новым технологическим циклом, над конструкцией нового устройства, над новой методикой. Иногда она исчезала на несколько дней, и никто не знал, где она.

Ей нравились облегающие куртки из биовинила, искусственно выращенной кожи. Любимые цвета – бежевый, жемчужный, слоновая кость. Они очень ей шли. Для конференций и конгрессов доктор Церес выбирала строгий образ: юбка-карандаш, очки в тонкой оправе, в которых она не слишком нуждались.

– Вы что, сговорились с Седовым? – спросили ее как-то про этот винтажный аксессуар, удивительный для века высокотехнологичной медицины.

– Да что вы понимаете! Это образ интеллектуала двадцатого века! – заявила она.

Однако жизнь доктора Церес была заполнена не только приятными событиями.

В стеклянную галерею, проходящую по верхней кромке просторного зала, заглянуло солнце. Джиллиан смотрела на забинтованный палец. Она думала о сегодняшней стычке. Анализы в этот раз брал лично один из врачей, Брайан Кокс. Они питали друг к другу сильную неприязнь. Кокс так резанул по пальцу, что Джиллиан от неожиданности вскрикнула и отдернула руку. Брызнула кровь. Ей поспешила на помощь медсестра.

– Ах, какие мы нежные! – только скривился Кокс.

Сейчас на верхнем ярусе галереи с ней рядом стоял ее друг и соратник Симон Малевский. Высокий, интеллигентный, волнистые русые волосы, задумчивый взгляд… Он облокотился на парапет и рассматривал холл. Белые стены, много стекла, пальмы в кадках, медицинский персонал…

– Ненавижу это место. Ненавижу приходить сюда, – заметил он вполголоса.

Симон указал на пару внизу: женщина плакала, а мужчина приобнял ее, пытаясь утешить.

– Внесенные изменения снова не прижились. Это их второй ребенок. Я знаю нескольких человек в их группе.

Джиллиан почувствовала подкатывающую злость:

– Зачем они соглашаются?

– Просто пытаются жить нормальной жизнью. И на тебя так не давят. Опасаются, что ты еще что-нибудь выкинешь.

– Это только так кажется, – покачала она головой.

– Джил, в твоей жизни есть дверь, которой нет ни у кого. Я тебя не упрекаю. Знал бы как, давно бы сам исчез.

Они замолчали. За эти годы они научились понимать друг друга без слов. Исчезнуть было не так-то просто. Оба прекрасно знали, что у их патронов длинные руки.

* * *

Кир рассматривал свой пыльный полигон, на котором служил последние несколько лет. Грустно было расставаться – столько сил было вложено в это место… Его стараниями в неприютной степи выросли домики для персонала, новый производственный корпус, зазеленели аллейки молодых деревьев. Здесь появились отдельная библиотека, клуб, спортзал, новые мастерские, цветники по всей территории. За все время работы и здесь, и в других точках капитан прикипел душой к полигонам и испытательным стендам, старался получить самое лучшее оборудование, но главное – он умел и любил заботиться о людях. Он привык работать до вечерней зорьки, на учениях и испытаниях был сердитым, но справедливым и отходчивым командиром.

Кир занимался цветником, параллельно консультируя кого-то по инфору, прижав его плечом к уху:

– Когда будешь на построении, не улыбайся. Я как-то схлопотал за это наряд.

Дождавшись окончания разговора, один из мальчишек-солдат, весь в расстроенных чувствах, обратился к нему за помощью – мать обиделась на него, за то, что тот редко писал. Парень попросил капитана помочь написать примирительное письмо. Стараниями Седова они справились с этой задачей. А Кир вдруг задумался: какой он сын – уходит с такого хорошего места, покидает Землю.

Не хотелось огорчать родителей, что теперь он будет так далеко. Его отец, бывший моряк-подводник, достроил большой дедовский дом в Калуге и теперь занимался фермерством. Конечно, он ждал сына. Киру вспомнился их старый дом, со скрипучими ступенями и половицами, подъемы на заре, когда он обливался холодной водой и отправлялся на пробежку или добирался на велосипеде до реки, еще хранившей ночную свежесть, и с удовольствием подолгу плавал.

В космической отрасли он оказался так. Кир окончил Будапештский университет технологии и экономики, по образованию он был физиком. Сразу после учебы поступил служить в армию Федерации Советов по контракту. Ему предложили вступить в инженерные войска, его работа была связана с полигонами и конструкторскими отделами. В одной из командировок в самолете с ним рядом оказался генерал. Они разговорились, выпили коньяка. Генерала впечатлили склад ума, познания и интеллигентность Кира, и тот пригласил Седова сначала стать консультантом, а потом окончательно перевел к себе. Генерала встречали, он поручил своему водителю довезти Кира до места. После эффектного появления на черном служебном аэромобиле по части пошли слухи: приехал блатной лейтенантик. Седов потом долго удивлялся, получая талоны на допснабжение и билеты на большие мероприятия.

Кир занимался не только деталями космических кораблей. Периодически возникали командировки и заказы, связанные с вездеходами и БТР. Его привлекали и по прежней линии – он был отличным специалистом. Так Кир посетил Кубу и Венесуэлу, а заодно неплохо выучил испанский язык. А еще побывал в длительной командировке на Марсе – впечатления незабываемые.

Собственно, так кандидатура Седова и попала наверх.

– Кто он? Неплохо смотрится, – заметил председатель отборочной комиссии, когда на стол легла фотография в хорошо пригнанном камуфляже. Досье у Кира тоже было превосходным.

Капитана вызвали в одно из управлений космической отрасли и предложили стать главным инженером строительных работ. По плану, возведение корабля должно было занять три года. Верфь принадлежала Новому союзу государств, который финансировал программу.

– Вы будете работать на Дионе, – сообщили ему.

Кир знал, что это спутник Сатурна, луна без атмосферы. Там открытым способом, из глубоких карьеров, прямо на поверхности добывали все необходимые для космического строительства металлы, в том числе очень редкие на Земле. Диона считалась престижным место работы, хотя большая надбавка шла за непростые условия труда. Потом поговорили про инновационную технику. Когда речь зашла о том, что на ионном двигателе нового поколения корабль сможет достичь одной из ближних звезд, беседа все меньше стала напоминать обычное собеседование.

– Одной из ближних звезд?! Поэтому вы хотите, чтобы корабль стартовал от Сатурна? Мне необходимо увидеть чертежи, – Кир был взволнован как никогда.

– Да, мы хотим привлечь вас к подготовительной стадии строительства.

Для путешествия нужен был корабль, первый в своем роде. По плану, «Арго» должен был доставить экипаж к Россу 128, а потом выйти на орбиту планеты и служить базовой станцией. Корабль на ионном двигателе два года разгонялся и столько же тормозил. Финальный экипаж – сорок человек: военные, дипломаты, но большей частью ученые – астрогеографы, геологи, физики, инженеры, биологи, социологи, психологи. Первоклассные специалисты. В программе принимали участие первоиспытатели – им предстояло совершить то, что еще никто не выполнял. В докладе Питера Деврие были наметки по экипажу. Ему хотелось собрать блестящую команду.