Однажды. Одна жди

– Ты думала, это полицейский? – усмехнулась Диди. – Я сказала, что никто поблизости не пробегал.

– А он?

– Ушел.

Брукса мгновенно расслабилась, непринужденно отлепилась от стены и оценивающе ее оглядела:

– Ну, такой дурнушке кто угодно поверит.

Диди скрестила на груди руки, краем глаза подмечая рычащего Чупакабрика.

– Кто бы говорил.

Брукса грозно сощурилась и рывком стянула маску с лица. Диди прижала ладонь ко рту, чтобы не завизжать.

Ее рот был раза в два шире нормального, а клыки – громадные, как у волкодава. Брукса была по-настоящему жуткой.

Но что-то в ней невольно притягивало.

– Ну и как, разве я не красивая?

Голос девушки опутывал тонкими призрачными нитями, мутил сознание и проникал в самое сердце. Диди видела только пару раскосых карих глаз с безупречными стрелочками и разрезанную улыбку в белом тумане. Ее язык чуть сам собой не сказал «да», когда в кончиках пальцев закололо. Диди резко вскинула руки и уставилась на них, рассеяв окутавший ее туман. Ее руки горели. А в ушах стучал робкий голосок маленькой девочки, только потерявшей отца: «Разве я не красивая?». И гулкий, громогласный ответ, слившийся с хохотом: «Нет!».

Нет, Диди никогда не была красивой. У нее были обычные каштановые волосы, обычные глаза и даже родинка над губой, которая нормальным людям придает аристократический вид, была какая-то обычная. Довершали образ очки, которые она носила класса с пятого. Нелепые и дурацкие. Как она сама.

Прежде, чем она успела хоть что-то сообразить, с пальцев соскочили разноцветные искры и ударили Бруксу в грудь. Она вскрикнула и ударилась о стену тупика спиной.

Диди застыла, недоуменно и испуганно моргая. Брукса с ужасом глядела на нее. В ступор не впал только Чупакабрик. Схватив полу плаща Диди зубами, он потащил ее к металлической прикладной лестнице на крышу трехэтажного домика в самом конце тупичка.

– Скорее! Полиция за версту чует магию… Бежим!

Диди машинально кивнула и принялась быстро взбираться по лестнице, уже слыша приближающиеся шаги того же полицейского, который всего пару минут назад ловил абсолютно другого человека. Чупакабрик ловко цеплялся за перекладины длинными коготками, не отставая от хозяйки.

Диди уже была почти на самом верху, когда Брукса тоже встрепенулась и поспешила за ними. Диди и Чупакабря кое-как взобрались на крышу, и девушка заметила и фигурку упитанного полицейского. Похоже, он покраснел в разы сильнее. Хм, с чего бы?

Зверек нырнул в чердачное окошко (открытое, слава богу!), Диди прыгнула за ним, напоследок крикнув Бруксе:

– Идем!

Они, прыгая через две ступеньки, гуськом спустились на первый этаж и выскользнули из дома с черного хода. Диди, решив, что хуже, чем есть, уже не будет, заколдовала дверь, чтобы ее уже никто не мог открыть. То есть, конечно, ее можно выломать, но на это потребуется чуточку больше времени (да?). Пока она щелкала пальцами, творя волшебство, Брукса смотрела на нее с неприкрытым удивлением, но промолчала.

Троица еще пробежала немного, не произнося ни слова, петляя во дворах, и перевела дух только в подъезде какого-то незнакомого Диди дома, от которого у Бруксы, как ни странно, имелся ключ.

Диди поправила съехавшие набок очки и в полумраке взглянула на спутницу. Вместо благодарностей или объяснений она просто посмотрела на Чупакабрика и глухо осведомилась:

– Она настоящая?

– Ты даже не представляешь, насколько, – усмехнулся зверек.

Диди нахмурилась. Ей не нравилось, когда о ней говорили в третьем лице.

– Проклятье или дар? – спросила Брукса.

– Дар, – облизнулся Чупакабря. – Она племянница Индины.

– Той самой Индины? – изменилась в лице Брукса.

– Да! – с гордостью объявил зверек. – Именно так. Ее имя Дидиана Потирон-Кельбиос, и она новая хозяйка домика в лесу. Диди, это Лайма.

– Чертовски приятно, – оскалилась Брукса и подала руку. Диди слегка пожала ее.

– Я сделаю вид, что мне тоже. А почему вы…

– Видок у тебя, конечно, совсем не тот, какой должен быть у наследницы темной феи, – резко перебила Лайма. – Эти идиотские очки, скромная косичка и совершенно неуместные с этим дурацким черным свитером шпильки… – она перевела взгляд на Чупакабру. – Чу, скажи, что это просто маскировка.

– Она росла в интернате и скрывала магию ото всех, – терпеливо повторил Чупакабрик то, что Диди сама поведала ему прошлой ночью. – Ее мама черт-те где, отца взорвали в его же офисе. Индина – сестра бабушки ее матери, темной феи Арабески. Мы вчера вместе ужинали жареными куропатками. А сегодня я впервые побывал в городе не ради охоты. Мы ходили по магазинам и покупали все, чтобы отстроить домик и сделать ремонт.

– Как предусмотрительно! – саркастично заметила Лайма. – В нем не делали ремонт уже лет сто.

– А еще, – продолжал невозмутимо-весело Чупакабрик, – вчера сбежал…

– Сбежал Коко, – демонстративно зевнула Лайма. Ее рот при этом жутко искривился. – Щас он переманивает наших к себе. Куки возвращается в город, чтоб его остановить… Понятия не имею, что из этого психоза выйдет. Но мы решили, что нам нужна… – Театральная пауза. – Фея. Достаточно сильная, чтобы нам помочь. И достаточно безрассудная.

– Я не сильная! – покачала головой Диди, чувствуя нарастающее волнение где-то в груди. Лайма продолжала буравить ее взглядом. – Мне приходилось строить из себя обычную паиньку столько лет подряд… Просто… – она вздохнула. – Я родилась в самый Хэллоуин, и все очень боялись, что я стану… ну…

Она запнулась, понимая, насколько нетактично ее слова, наверное, прозвучат для Лаймы. Но та отреагировала на удивление спокойно.

– Они боялись, что ты станешь такой, как мы, – негромко проговорила она. – А ты? Ты тоже боялась?

Диди внимательно посмотрела на Бруксу. Страшную, свирепую, бездушную, безжалостную и бессердечную тварь, по утверждению многих. И невольно подумала, что, верь она этому бреду хоть на толику – она бы сказала полицейскому правду.

Она не раскрыла Бруксу, потому что считала ее кем-то большим, чем просто монстром. Кем-то, кого называют своим кумиром и к кому стремятся.

– Когда мне было лет десять, – еле слышно прошептала Диди, погружаясь в невеселые воспоминания о школьных годах, – ты как раз была самой опасной, по мнению горожан, преступницей. Твои портреты красовались… везде. Абсолютно. Нам в интернате упорно тыкали твоим фотороботом в лица и орали: «Вы не должны быть такими! Обществу надо приносить пользу, не вред!». Но все дети итак были из не волшебных семей. А я – дочь феи и наследника ведьмы. И мне повторяли это чаще всех. И однажды я… – Диди невесело улыбнулась, сглотнув слезы. – Я выкрала твой портрет с надписью «Разыскивается» у учительницы, потому что дальше школьного двора нам выходить без присмотра запрещали, а во дворе ничего не клеили. Вместе с твоим я взяла изображения Джека с Фонарем, который ищет жертв в ночи, Женщины-Манекена, Веталы, многоликой Бу-Хаг… И аккуратно вшила их все в личный дневник… Другие девочки клеили в дневники поп-звезд и моделей, а я – чудовищ. Моя идея скоро раскрылась, дневник сожгли, а… А директриса вызвала меня к себе и заявила в присутствии всей школы, что мы становимся тем, кто есть наши кумиры. Сказала, мол, вот Кэйси вырастет – будет блистать на подиумах и на обложках журналов. И все будут говорить, какая она красивая. А меня объявят в розыск. Я буду монстром. И я еще спросила, что же со мной не так? А она ответила, что абсолютно все. Тогда я… – Диди прижала кулак к губам. – Я схватила первую попавшуюся толстую книжку, швырнула в нее и крикнула: «Так вашими кумирами были надзиратели? Поздравляю, вы нашли себя!». Ко мне кинулись курицы-училки, потому что книга пропиталась моим гневом, ожила и напала на директора, как безумная птица на хулигана, позарившегося на ее птенцов. Но я уже вырвалась и во весь голос поклялась, что буду красивее Кэйси и добьюсь большего, чем она. Чем они все! И…

Голос Диди сорвался. Чупакабрик, не зная, что делать, тихо и сочувственно заскулил. Лайма взяла ее за плечи и заставила посмотреть себе в глаза.

– И?

Диди неожиданно холодно и мстительно улыбнулась сквозь слезы. Она с затаенной радостью отозвалась:

– Книга забила директрису до смерти. Но в школе не посмели никуда об этом заявить. Интернат был престижный, а моя опекунша платила даже сверх нужного. За их молчание. Никто не желал портить столь значимому заведению репутацию. Объявили, что директор скончалась от инфаркта, а такое возможно где угодно… Я осталась почти безнаказанной. Меня заставили только спать неделю в отдельной от других девочек комнате, заниматься на два урока дольше и слушать лекции на тему добродетели и бумерангов судьбы. Ну, и с той поры со мной не общались одноклассники. А еще директриса иногда приходит ко мне в кошмарах со своей коронной фразой про кумиров… Я давно мечтаю ответить ей так, чтобы она ушла. Навсегда. Но самое страшное не это. Будь у меня шанс что-то изменить, я бы сделала то же самое хоть сотню раз.

Лайма потрясенно ахнула и покачала головой. Диди с удивлением заметила, что Брукса даже умилилась, но ничуть не испугалась. Хотя, наверно, такой реакции и следовало ожидать от «монстра»?

– Ты умница, Дидиана Потирон-Кельбиос… – шепнула Лайма и приблизилась к ней почти вплотную. – И, знаешь, что?

Диди подняла заплаканное, но уже абсолютно спокойное лицо.

– Что?

– Ты красивей всех людишек, которых я встречала… Ты очень напоминаешь одну девушку, – прошелестела Лайма. – Эта девушка… Знаешь, ее и сейчас считают красивой. Но боятся…

– Разве можно бояться красоты?

– Видишь ли, красота, как и успех – то, что вынуждает ходить по головам. Поэтому они и боятся… Эта красавица может подрезать им корешки, – Лайма клацнула в воздухе зубами. – Достойное наказание для того, кто не видит дальше своего носа… – Она нахмурилась, заметив недоверие во взгляде Диди, и вздохнула. – Ничего. Чуть позже поймешь… Ты – как пустой холст. Белый-белый, чистый-чистый. Но тебя дали в руки тем, кто привык лепить, а не писать. Тебя испортили, из тебя делали что-то не то, но… Тебе не хватает лишь лоска, уверенности и палитры поярче…

Лайма не сводила с Дидианиного лица глаз.

– Пошли ко мне, – предложила Лайма. – Я тут снимаю квартиру. Второй этаж… Через часик-другой приедет Алкук, поболтаешь с ней. И не смотри так, словно я чужая, лады? Чучик меня знает.

Чупакабрик согласно завилял хвостиком и лизнул Диди в щеку. Та прижала зверька к себе и улыбнулась.

Глава 5

– Да, Куки, приезжай-приезжай… Что? Конечно, нет! Не волнуйся так. Кстати, у меня для тебя сюрприз… В смысле – какой? Я фею нашла. Ну, как – нашла… В общем, зовут Диди. Внешние данные… ну… терпимые. Примерно как у меня до… Нет, дура, я не резала себе… Ар-р-р… Нет, это не неважно, я… Что?.. А, ну да. Как сказать… Ей бы уверенности побольше… Тьфу, да не проблема. Это дело наживное. Уровень магии средн…

Диди, пившая чаек у Лаймы перед носом, незаметно щелкнула пальцами, и фарфоровый чайник пролетел у самого Лайминого лица, отхватив прядь волос. Лайма поперхнулась и поправилась:

– Высокий. Для восемнадцатилетней сиротки с плохим детством – даже слишком.

Диди хихикнула. Чупакабрик, чинно сидевший на соседнем с хозяйкой стульчике, тоже прыснул. Лайма позволила себе кривую усмешку, от которой по коже бежали мурашки.

– Короче, ты приезжай, а тут на месте разберемся. Давай-давай…

Лайма бросила телефон на истертую столешницу и, изловчившись, поймала летающий по кухне чайник и с грохотом водрузила его на место.

– Ты всегда заводишься, когда тебе говорят про твои зубы? – полюбопытствовала Диди.

– Слушай, – строго произнесла Лайма, подливая ей еще чая, – заруби себе на носу: у каждого так называемого «монстра» есть какая-то мозоль. Больное место, понимаешь? Незаживающая рана. Ее лучше не трогать. Не только потому, что тебя за это могут убить. Просто… это принесет боль самому человеку.

Диди серьезно кивнула.

– Понимаю… А эта твоя Куки? Она…

– Она как раз модель… была, – с запинкой ответила Лайма. – Если ты поможешь нам, мы поможем тебе. Знаешь, Ди, ты… Ты очень похожа на нас на всех в юности. Молодая, невинная и несчастная. Пожалуй, моя дочь была бы именно такой… В смысле, если б я вообще хотела детей. И, думаю, Куки тоже увидит в тебе кого-то вроде… Ну, знаешь… себя. Главное – не занижай амбиции.

– Обещаю быть послушной ученицей, – заверила Диди. Лайма нахмурилась.

– Послушной? Бред. Из послушных рождаются штампованные. А штампованными нельзя быть ни героям, ни злодеям.

Диди сощурилась и смущенно покачала головой. Лайма вздохнула:

– Я знаю, это сложно. Тебя всю жизнь учили совершенно другому, вдалбливали не то, что надо, но… это жизнь. Я… Я попробую объяснить на примере.

Она достала из комода ножницы и какой-то журнал столетней давности, по-видимому, валявшийся среди вещей владельцев квартиры. На обложке красовалась какая-то намалеванная брюнетка и весь напомаженный блондин.

– Представим, что эти две не самые привлекательные личности – принц и принцесса, – сказала Лайма, параллельно вырезая этих двоих и кладя их бренные бумажные тушки, разделенные друг от друга, на стол. – Эта тварь, – она показала другую фотографию с идентичной леди, – будет добрая фея. А мои ножницы – главный злодей.

– Сказки! – весело взвизгнул Чупакабря. – Здорово! А это про Золушку? Да?

– Предположим, про Спящую Красавицу, – пробормотала Лайма. – Не суть. Они все одинаковые! Так вот. Эта идиотка, – она взяла в руки «принцессу», и та безжизненно откинула бумажную голову, – такая же, как все дурочки в этом журнале.

– И даже как добрая фея, – вставила Диди.

– Да, – подтвердила Лайма. – Она ничем совершенно не примечательна. Но как раз сама фея учит ее, какой надо быть. Платья надо надевать такие, как носят все. Губы надувать так, как будто ты в утки подалась. А волосы пусть не расчесываются от тонны лака. И – самое важное! – ей внушают, что надо показывать налево и направо, как хорошо ты служишь обществу, притом желательно – пока принц смотрит… – Она подвела «принца» к «принцессе». – А этого дурня учат, что жениться надо на божественно красивой и сногсшибательно доброй. Чтобы обществу служила и наследников хорошеньких сделала. Потом начинается борьба между этими одинаковыми принцессами, – Лайма пролистала журнал, – за одного гроша ломаного не стоящего дурня. И вот, когда наша героиня с честью получает от него заветное кольцо, фея вклинивается в богатенькую семью, и начинается самое классное.

Она безжалостно щелкнула ножницами, и «фея», разрезанная на две части, плавно опустилась на стол.

– Приходит злодейка.

– Мачеха? – восхищенно прошептал Чупакабрик.

– Может, мачеха, может, обманутая невеста, – пожала плечами Лайма. – Не суть. Принцесса остается без опеки феи. Но у нее осталось воспитание послушной прилежной девочки: надо сидеть и терпеть, а сражается пусть принц. А принц тоже послушный. Ему внушали, что он – сначала монарх, значит, сам в бой лезть не должен. Зато, когда все его войска перережут, и злодейка придет к ним во дворец в гости, он попробует отбиться от нее классическими методами: мечом и добрым сердцем. Потому что, по мнению принца и его учителей, она должна дать волшебное яблочко или что-то еще, что может исправить любовь. Но злодейке, – Лайма поднесла грудь «принца» к лезвиям ножниц, – вообще плевать на его сердце и чувства. – Чик! – останки «принца» приземлились рядом с «феей». – А на магию трижды плевать. Угадай, что будет с принцессой?

– Она будет слишком доброй, чтобы давать злодейке отпор, – хмыкнула Диди. – И совершенно беспомощной…

Она сама взяла «принцессу» и равнодушно разорвала в клочки.

– Быстро учишься, – заметила Лайма.

Чупакабря заскулил.

– Я не хочу таких сказок… Диди, расскажи что-нибудь со счастливым концом. Пожа-а-а-алуйста!

– Ну… – задумалась Диди. – Помню, в интернате мне однажды попала в руки одна книжка… Правда, ее потом отобрали и, кажется, сожгли.

– Многообещающе звучит, – ухмыльнулась Лайма.

Диди потрепала Чупакабрика между ушами и, найдя в журнале подходящие картинки, разложила перед зверьком. Лайма с интересом вытянула шею.

– Смотрите, – начала Диди, – вот это прекрасная принцесса…

– Она не похожа на ту, предыдущую. – Чупакабрик потыкал картинку стройной шатенки в латексном черном костюме и с жестким лицом носом.

– Так и есть, – согласилась Диди. – Это принц…

– Такая же смазливая жаба?

– Угу. Все принцы такие. А вот это – смотри! – злой волшебник…

– На злого не тянет, – поморщилась Лайма. – Вполне себе ничего…

Конечно, ничего, подумала Диди, разглядывая высокие скулы, густые кудрявые волосы и широкие мужественные плечи. Это был не очередной певец или модельер, а шоумен с одной из реклам. Диди видела его впервые, но уже поняла: он просто мечта.

– И все-таки он заточил принцессу в башню, где нет ни окон, ни дверей, окружил всякой роскошью, ни в чем ей не отказывал, дарил самые удивительные чудеса, какие только можно сыскать – стоило ей только пожелать, и она получала снег летом, цветы зимой, а звезды утром. Его огорчала ее мимолетная печаль, а ради одного-единственного ее благосклонного взгляда он был готов сравнять весь мир с лицом земли. Все же, чего просил волшебник – стать его женой, но девушка не могла дать ответа. Она тоже была послушной, а ей предсказали, что ее спасет суженый, но лишь, если она сама этого захочет. А какой-то принц, узнав об этом, отправился ее вызволять. На его пути было много опасностей – магических, разумеется. Волшебные змеи и чудища, зачарованные поля и болота… Дорога заняла не один год, хотя он почти ничего не делал сам – лесные звери и птицы почему-то приходили ему на помощь каждый раз, часто жертвуя собой. А, когда он приехал, то волшебник вызвал его на бой один на один, чтобы зверье больше не мешало его планам, и даже дал и принцессе посмотреть на поединок… Но не прошло и минуты, как меч принца обратился гадюкой и выскользнул из его рук.

– Так ему и надо! – буркнул Чупакабрик. Диди улыбнулась.

– Животные пожелали ему помочь, но это было бы против правил. И все же одна крошечная пичужка слетела с ветки и выбила меч из пальцев колдуна, хотя плата за безрассудный поступок была велика: птица сгорела в тот же миг. Меч упал прямо к ногам принцессы, и волшебник решил: «Бессмысленно биться. Пусть она сама решает свою судьбу, как и было предначертано». Звери невольно обрадовались, как обрадовался и принц. «Скорее дай мне меч, любовь моя, и я увезу тебя в свой замок!» – воскликнул он. А принцесса нежно провела ладонью по холодному лезвию, подошла к принцу вплотную и посмотрела ему в глаза. Посмотрела и поняла, что видит этого человека впервые в жизни. И что ни за что не свяжет судьбу с тем, кто так легко распоряжается ею самой. «А если я не хочу в твой замок? – спросила она. – Если я не люблю тебя? Мы ведь даже незнакомы». «Как это? – удивился принц. – Ты, верно, шутишь… У нас любовь с первого взгляда, так и должно быть!». «И что тебе во мне нравится?» – «Твои глаза» – «Что еще?» – «Твои губы» – «А, окажись я уродиной? Взял бы ты меня такую?». Принц как-то странно на нее поглядел, словно она лишилась рассудка, а звери вокруг рассмеялись. Все почему-то считали, что раз он добрый, красивый и, к тому же, принц, то принцесса обязана кинуться к нему в объятия.

Но вот он уже протянул руку к мечу, когда девушка отступила и помотала головой. Принц замер. Звери затаили дыхание. Принцесса на негнущихся ногах подошла к волшебнику, и, было, вложила рукоять меча в его руку. Но в последний момент передумала и снова двинулась к принцу. «Скажи, какой будет наша жизнь?» – снова спросила она его. «Ты будешь моей нежной и доброй женой, – проговорил принц уверенно и убежденно. – Будешь тихо растить детей, пока я стану править государством». Принцессе этот ответ не понравился, и она задала последний вопрос: «А заяви я, что зимой хочу свежие цветы лаванды или луну с неба в жаркий полдень?». «Это сослужит тебе лекарством от болезни или будет лишь глупой женской прихотью?» – насмешливо уточнил принц. Принцессе вспомнились дары злого волшебника. Он никогда не смел с ней спорить и ни в чем не отказывал. Он добивался ее руки – час за часом, год за годом, медленно добираясь до самого сердца.

А принц просто приехал в сопровождении зоопарка и приказал: стань матерью-затворницей, пока я сижу на троне, да не проси лишнего!

«Что ты сделаешь со злодеем, если дам меч?» – «Убью его, разумеется» – «Но разве это будет поступок, достойный благородного принца?». Принц невозмутимо кивнул: «Разумеется, да. Убивать тех, кто рушит чужое счастье – разве не это зовется благородством?»

Принцесса согласно улыбнулась и скользнула к нему, притянула к себе, намереваясь поцеловать, а потом… вонзила меч прямо в грудь. Принц непонимающе уставился на рукоятку, торчащую из его дорогого камзола, а принцесса прошептала: «Я убила того, кто едва не порушил мое счастье. Теперь я даже благороднее тебя, правда?». Принц стиснул зубы и осел на землю, согнувшись пополам. «Я же твой суженый! – вскричал он. – Я! Я ведь пришел раньше всех…».

А принцесса нагнулась к нему и нежно прошелестела всего два слова: «Ты опоздал».

– А волшебник? – не своим голосом прошептал Чупакабрик, всецело поглощенный историей. Диди посмотрела на истерзанного в клочки «принца», смахнула его со стола рукой и положила «принцессу» и «волшебника» рядышком.

– А они поженились. И, пусть зверье обходило их дом стороной, но не было детей прекрасней, чем те, которые у них родились.

Лайма сморгнула слезы и захлопала в ладоши:

– Как же это трогательно… Прелесть. Расскажи потом Куки. Плакать она, правда, не умеет, но все равно…

В дверь как раз позвонили. Лайма пошла открывать, цокая на головокружительных каблуках. Диди повернулась к Чупакабрику:

– Как думаешь, Женщине-Манекену я понравлюсь?

– Ты не можешь не понравиться, – заверил зверек. Диди сделала еще глоточек чая и вздохнула.

– Надеюсь, ты прав.

В кухню вошла высокая фарфоровая девушка – фарфоровая в прямом смысле слова, белая и с шарнирами на месте суставов, – в элегантном синем пальто-тренче, голубом воздушном платье и черной французской беретке на светлых роскошных волосах. Кукольное личико с синими глазками казалось мечтой любой девочки. Но на человеке оно смотрелось жутко – идеально овальное и без единой впадинки или морщинки. Веки с чересчур длинными ресницами медленно опускались и поднимались, и это моргание навевало еще больший ужас.

Диди передернуло… Интересно, эта дико страшная и вообще шикарная леди согласится дать ей автограф?

– Я Алкук, – представилась девушка и протянула фарфоровую руку. Диди осознала, что Манекен произнесла это, даже не шевельнув губами. – Можешь звать меня Куки.

– Дидиана, – лучезарно улыбнулась Диди и пожала твердую ладонь.

– В общем-то, Кукс, самое важное я тебе о ней рассказала, – деловым тоном сообщила Лайма. – Нам надо сделать из нее модель с убийственной внешностью и безупречной репутацией. Чтобы никому и в голову не приходило, что она может колдовать… И отвести ее к Джеку, чтобы он подтянул ее по магии и вообще… Только тайно.

– Тот самый Джек? – осведомилась Диди, пока Куки оценивающе ее осматривала, вертела туда-сюда, брала за подбородок, вглядывалась в черты девичьего лица.

– Он живет в лесу, – коротко ответила Лайма. – Он когда-то помог нам всем…

Всем ли? В ее тоне была какая-то… тоска? Словно она говорила, не о ком-то, кто помог всем, а о ком-то, кто завладел ее собственным сердцем.

– Он Бессмертный убийца, – добавила Куки. – Когда-то обманул Дьявола.

– Тот самый? – изумилась Диди.

– Он наш наставник и названный отец, – ровным тоном произнесла Лайма, глядя куда-то в сторону. – С тех пор, как он выкупил у Дьявола несколько лет своей никчемной, пустой жизни, его не брали ни в Рай, ни в Ад. Он остался здесь, никому не нужный.

– Ему пришлось прожить так не одну сотню лет, – продолжила Куки. – А потом, лет пять назад, Хексерай буквально наводнили странные существа или проклятые люди…

– Или жертвы обстоятельств, – глухо проронила Лайма.

– М-м-м… – тактично протянула Куки. – В общем, он протянул нам всем руку. Всем, включая Коко, и… это стало его ошибкой.

– А этот Коко… Что я конкретно должна буду сделать? – спросила Диди.

– Остановить, – отозвалась та. – Для этого нужно стать чем-то подобным с Коко и понять не только чудовищ вокруг, но и чудовище в себе. Помочь в этом может только Джек.

– Никому Коко не доверял так, как ему… – подтвердил Чупакабря. – Но даже Джек считает, что творить подобное с городом – это слишком…

– Подобное? – недоуменно повторила Диди, и включенный Лаймой телевизор дал самый красноречивый ответ, какой можно было представить.

На основном канале Хексерайа шли новости. На экране показали леденящую душу картину – по национальному парку Арнокса бегали живые пугала. Отталкиваясь от земли палками и взмахивая руками, прикрепленными к крестовине, они кричали, как кричат, умирая, коршуны. Одинаковые вырезанные на тыквенных головах лица исказились от злости.