Измена. Одиночество вдвоем

Лана Полякова

Измена. Одиночество вдвоем

Первая глава

Передо мной лежит бомба. Ядовитая гадюка, что зажала в зубах моё сердце.

Нервно отодвинула, отбросила от себя на столе письмо своего мужа, будто, откинув в сторону, я смогу забыть эту гадость, словно приснившийся кошмар.

Теперь хоть сожги, хоть выбрасывай, а не забудешь никогда.

Я прожила с Алексеем семнадцать счастливых лет. И получила вот это:

«Давно люблю другую. Развожусь. Я устал от тебя. От своего одиночества в семье. Ты мне надоела! Алименты на детей буду платить».

Слова горели огнём перед моими глазами.

Уже полчаса я пялюсь на эти строчки и ничего не могу понять.

Что это?

Сегодня ночью мой любимый муж, мой Лёша поздравлял меня с днём рождения. Ночью. В постели. Шептал мне допоздна нежности и благодарил за счастливые годы. И за прекрасных детей. Столько страсти и ласки, любил меня, так, что на работу я летела немного охрипшая и с горящим от его щетины лицом.

А к концу дня я ему уже надоела?

Это шутка?

Злой розыгрыш?

Ничего не понимаю!

Не укладывается в голове!

Я прижала ледяные пальцы к вискам и попыталась сосредоточиться. Тщательно перебирала в памяти все события сегодняшнего утра до мельчайших деталей.

Ведь ничего не предвещало такого развития событий.

Всё шло, как обычно. Может, только немного проспали, и муж был не в духе. Но он редко бывает счастлив по утрам.

– Зачем ты мне подсовываешь эту плебейскую гречку? Ты же заешь, как я её не люблю! – недовольно скривился Лёша, когда я поставила перед ним тарелку с кашей.

– Гречку любят мальчишки. Мне сложно перед работой готовить индивидуальный завтрак для каждого – ответила я привычно.

Лёша не так давно перестал, наконец-то употреблять спортивное питание. И стал очень капризен в еде.

Может быть, не надо было на него давить в этом плане? Да, нет! Это же глупость? Не мог же он уйти от меня из-за гречневой каши?

После завтрака, собирая мужа на работу, подавая свежую сорочку и галстук, я вспоминала нашу ночь и улыбалась. Алексей, одеваясь, поймал мой взгляд, когда я стояла и ждала в прихожей и, подмигнув, сказал: «Люблю!».

Поцеловал привычно перед выходом.

– Ты была этой ночью огонь, – шептал он в ухо уже перед открытой дверью, прячась от сыновей.

Может быть, ему не понравилось, или я была слишком откровенной этой ночью?

Да не может такого быть! И всё было, в принципе, не сильно за рамками обычных наших ночей. Может, лишь эмоциональнее?

Потом, пока я собрала и отправила детей в школу, время всё ускорялось и ускорялось, как это и бывает по утрам.

Чтобы схлопнуться в последнее мгновение цейтнотом.

И тогда на автопилоте, одной рукой всё за всеми вымыть, а второй собирая вещи, я выскочила к машине.

В пробке привычно красила глаза, пока поток машин медленно полз к развязке на третьем кольце.

Офис. Бумаги-бумаги-бумаги. Счета, звонки. И опять по кругу.

Я недавно, чуть меньше года, стала главным бухгалтером на этом предприятии и до сих пор чувствовала себя не очень уверенно. Поэтому старалась не запускать текучку. Иначе закопаюсь так, что можно будет ночевать на работе. И неудобно подводить директора.

После обеда я угостила коллектив чаем с тортом и получила заверения в своей исключительной прекрасности, молодости и уме, к которым прилагался конверт от руководства и букеты от сотрудников.

Позвонила своей сестре и попросила забрать мальчишек на сегодня из школы.

Завтра суббота, и я хотела провести вечер только вдвоём с мужем.

В честь тридцатипятилетия меня отпустили с работы пораньше, и я, счастливая, поехала домой. Всю дорогу планировала романтический ужин. Думала, что приготовить вкусненького. Заехала за продуктами.

Ещё обрадовалась, словно ребёнок, что машина мужа стоит во дворе.

Думала, что он решил мне сделать сюрприз.

Сделал.

Сюрприз.

Я вошла в квартиру с букетами цветов и, улыбаясь, споткнулась о злой взгляд.

– Ты собираешься в командировку? – удивилась я, глядя на чемоданы в прихожей.

– Нет! – рыкнул на меня муж.

– А куда? И зачем тебе так много вещей в поездке?

– Как ты мне надоела! Что ты лезешь во всё! Какого чёрта ты припёрлась раньше с работы? Я всё написал тебе в письме! – заорал на меня муж.

И, подвинув плечом, распахнул входную дверь.

– Я ухожу от тебя. На развод подам сам. Не утруждайся!

И хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка.

И вот теперь я сижу за кухонным столом и не понимаю ничего.

Что могло случиться за день такого, что мой муж так изменился?

Чёрт, он пишет, что давно с другой?

Сердце сдавило так, что, казалось, оно сейчас лопнет. Не выдохнуть. Не вздохнуть.

А как же я?

И как давно, если у нас всё было хорошо ещё утром?

Это утро ничем принципиально не отличалось от такого же утра год назад. И два года. И три!

То есть, у него все эти годы была любимая женщина, и это была не я?

Зачем тогда всё? Все слова и все эти нежности?

Мою голову как будто обхватил горящий обруч из раскалённого металла. Сдавило виски. Застучала кровь.

Разве можно так безбожно врать?

Я повертела письмо в руках. Если бы я не встретилась с мужем в коридоре, я бы не поверила этой бумажке.

А что это, кстати, за надпись на обратной стороне?

Вторая глава

На обороте было написано летящим и немного корявым почерком моего мужа: "не звони мне. Я выкинул симку."

В каком смысле – не звони?

А дети?

Он рехнулся?

В моей голове картинка никак не складывалась.

Я никак не могла понять, как мне реагировать на всё это.

Было, безусловно, очень обидно. Сердце жгло. И слёзы плескались где-то очень рядом. Сердце давило. Ныло. В висках пульсировало. Ломило все тело. Но шок от происходящего был сильнее.

И в мозгу не укладывалось.

Поведение моего мужа было нелогично. Я не видела ни предпосылок, ни причин.

И тлела, манила надежда, что это не то, чем кажется.

Это такая шутка?

Ну не может же её Алексей так банально шутить? Так топорно поступать?

За такой долгий срок семейной жизни у нас было разное. И скандалы с уходами навсегда со стороны моего горячего и взрывного мужа тоже были. Но выбрасывать симку?

Было, помню года три назад, ушёл, хлопнув дверью, когда я возмутилась покупкой его нового автомобиля. Вначале наорал на меня. Какая я скряга и не понимаю, что для того, чтобы продавать дорогие тачки он сам должен иметь недешёвую машину. Что он всё делает для нас, а я не понимаю его. Упрекаю и пилю. Не ценю его усилия вытащить нас на нужный уровень.

В тот раз Алексей вернулся через сутки. С цветами, с бриллиантом в кольце и с извинениями.

А сейчас – эти слова. О другой женщине…

Не может быть никакой другой женщины! Не может же? Правда?

Может, его вынудили?

Может быть, он связался с бандитами и не хочет втягивать семью и поэтому такое демонстративное расставание.

Он бы ещё на площади меня бросил и кричал бы все эти мерзости при всех.

А может быть, ему грозит опасность?

Или …

Я не знаю что. И я не знаю, что думать.

Но человек, с которым я прожила семнадцать лет, не мог полночи любить меня и утром шептать нежности, а этим же днём хладнокровно собирать свои вещи в чемоданы и писать мне эту мерзкую записульку.

Семнадцать слов не считая предлогов. По одному словечку на каждый год.

Щедро.

От души.

Алексей всегда был импульсивным, эмоциональным. Взрывным. Мне это в нём очень нравилось всегда. Я считала до сегодняшнего вечера, что такие люди не могут ударить исподтишка. Что они не держат камней за пазухой. Что их эмоциональность не позволяет им быть подлыми. Что я всегда понимаю, что у него на уме.

Я знала его как человека, который не будет долго держать в себе обиды или недовольство. Или счастье.

Он делился своими эмоциями сразу. Всегда.

А тут он пишет, что давно любит другую!

Лёша? Молча? Втайне? Давно?

Нереально.

Лешик каждый вечер мне час-полтора обязательно рассказывает, какой он красавчик и как классно он работает и как у него всё получается. Как он уболтал клиента на включение в покупку дополнительных опций. И как он смог ответить генеральному на совещании.

Или не получается. Но в таком случае полутора часами не отделаешься… Придётся слушать, какие люди глупые и как Лёше тяжело с ними работать. И как никто его не понимает. И ему приходится приноравливаться к тупости окружающих.

Нет. Что-то тут не так. Подожди глупое сердце. Не ной.

Кажется, мой милый муж попал в беду, и его нужно выручать.

Мои мысли прыгали словно резиновые мячики в пустой комнате.

Мне не хватало информации для понимания.

Я перебирала в голове – кому можно позвонить, и не находила советчиков. Кто может быть в курсе больше, чем жена о Лешиной жизни?

Свекровь?

Лариса Васильевна жила в Самаре. Одна в четырёхкомнатной квартире в обкомовском доме. Моя свекровь считала, что её мальчику ужасно не повезло с женой. Что я абсолютно не подхожу ему по статусу. Что я его не ценю. Что он достоин большего. И каждую нашу встречу мама моего мужа тщательно выверено демонстрировала мне своё недовольство.

И мужа я обслуживаю недостаточно хорошо. И готовлю недостаточно разнообразно. И работаю я слишком много. И дети у меня не уважают в достаточной, по её понятиям, степени своего отца. Всегда. Просто всегда ко мне рой претензий.

Её золотой мальчик жестоко ошибся и благородно женился на недостойной его хабалке, что ловко забеременела. И заставила его обеспечивать семью.

То есть желания звонить Ларисе Васильевне не было никакого.

Но если другого выхода не придумаю, то – придётся.

Брат Алексея живёт уже двадцать лет в Дюссельдорфе. И между ними нет тёплых отношений. Я поздравляю всех с праздниками, от имени нашей семьи.

На вряд ли ему что-то известно о Лёше.

Больше родных с его стороны не осталось. Отец умер ещё до нашей с ним встречи. Я его видела только на фотографии. Военный в больших чинах.

Лешины друзья?

К кому из них я могу обратиться со своими сомнениями?

Таких друзей, чтобы Алексей доверял им свои секреты я и не знаю. У него их не было. Да и не могло быть. Он же самый лучший и нет ему равных.

Приятелей – море. Для рыбалки, чтобы с нужными людьми, для покатушек, чтобы пощекотать нервы важным людям, для пьянки, чтобы тоже не с кем попало. Все – нужные люди и со всеми необходимо поддерживать приятельские отношения. Но дружить и делиться с ними своими проблемами. Нет. Это невозможно.

Пока я перебирала в уме всех Лешкиных знакомых, раздался звонок в дверь.

Кого это принесло?

Третья глава

Это пришёл курьер и принёс мне огромный букет из белых роз, немного отдающих в светло-зелёный, с запиской от мужа «С любовью».

Я как следует расспросила курьера, и он сознался, что заказ к ним в фирму пришёл днём, ещё в одиннадцать, с указанием доставить цветы к восьми вечера, когда я обычно возвращаюсь с работы.

То есть в одиннадцать было ещё «С любовью», и Лёшка заказывает для меня цветы, а в четыре часа дня уже «Надоела» и «Давно люблю другую»?

Значит, что-то очень важное случилось сегодня в обед, что он сорвался с работы и прибежал собирать вещи втайне от меня.

Я сойду с ума, пытаясь понять, что случилось.

Хорошо, что завтра суббота и не нужно бежать на работу. Можно будет забрать мальчишек от сестры Милы.

Милка (Людмилой мою подвижную и деятельную старшую сестру называть было как-то странно) жила в своём доме по Новорижскому шоссе. Она старше меня на семь лет. Почти ровесница моему мужу. У неё взрослый сын, окончивший в этом году универ, дочь-студентка и пятнадцатилетний Мишка – дружака моих мальчишек.

Всё бы ничего, но Милкин муж меня недолюбливает. Ему претят работающие женщины. Он ярый домостроевец.

Я, честно сказать, его тоже не привечаю. Пресыщенный и упёртый мужлан. Но Милке о её муже нельзя говорить ни слова против. Она обидится и будет защищать его словно птица своего птенца. По Милкиному представлению муж – кормилец и добытчик, и ему позволено всё.

Обычно в субботу я в дом к сестре не ходок. Чтобы не нервировать мужа, Милка попросила не беспокоить.

Это и к лучшему. Она подвезёт мальчишек, и я перехвачу их, как обычно, в Мневниках.

Так, с мыслями о чём угодно, только не о демарше моего мужа, я и промаялась полночи, слоняясь по квартире из угла в угол.

Сменила постельное бельё, потому что ощущала Лешин запах.

Расставила цветы, потому что жаль такую красоту.

И всё никак не могла понять.

Не похоже, чтобы на этот раз Лёшка принимал импульсивное решение.

Да, его уход был резким и внезапным. Но весьма продуманным. Судя по тому, как скрупулёзно он собирал свои вещи.

Аккуратно. Ничего не разбросано. Всё очень методично и чётко.

Забрал коллекцию своих любимых часов.

Все свои дорогие ботинки.

Это явно делалось продуманно и быстро.

Он, похоже, точно не собирается больше возвращаться.

Мамочки! Что я скажу сыновьям?

Старший, Юра, у нас шестнадцатилетний детина выше меня ростом. Длинный и худющий. Он резко вырос этим летом. Так быстро, что на пояснице у него не выдержала кожа и есть белеющие со временем растяжки.

У него сейчас сложный период самоопределения себя в мире. Понимание места мужчины в семье. Он точно поймёт, что Лёша нас бросил. Я не смогу такое скрыть от сыновей!

А младший у меня – десятилетний Женечка, умница и проказник. Очень тонко организованный и нежный мальчик. Художник. Для него отец всегда был важным человеком. Авторитетом. Как он воспримет Алёшкин демарш?

Как я им расскажу? Что скажу, если я сама ничего не понимаю?

К полуночи, устав шататься из угла в угол и выпив снотворное, уснула беспокойным сном.

– Ты выглядишь отвратительно! – первым делом выдала моя тактичная и нежная старшая сестра.

– А ты, как всегда, прекрасна, – устало ответила я.

– Коля говорит, что женщина-бухгалтер – это как замполит. Вот увидишь, бросит тебя твой красавчик-муж! Чем вы вчера занимались, что ты вся опухшая сегодня? Пьянствовали, что ли? Я из себя мать-героиню изображала весь вечер, чтобы вы бухали? – посмеиваясь, тарахтела Милка, перегружая из своего багажника в мой пакеты с её собственноручно сделанными деликатесами.

– Уже бросил, Мил, – неожиданно для себя заплакала я, закрывая лицо ладонями.

Зарыдала.

Слёзы словно фонтанчики, как в детстве, брызнули из глаз.

А ведь выпила ромашки целый чайник и вроде подготовилась к встрече.

А вот не сдержалась.

– Мам? – басовито протянул удивлённый старший сын.

Ну да. Рыдающая мама посреди дороги – шокирующее и небывалое зрелище.

Пока сестра откоммисарила мальчишек в мою машину, а меня в свою, я немного успокоилась и смогла внятно изложить произошедшее.

– Прекрати рыдать! – гавкнула на меня моя нежная старшая сестра.

– Милочка, родная, уговори своего Колю, пусть через свои каналы узнаёт мне новый номер Лёшки. Я хоть узнаю, что он жив-здоров, – причитала я.

Сердце сдавило клещами. Руки похолодели. Горло перехватило от осознания. Что я говорю? Только бы он был жив! Только бы с ним всё было в порядке!

Только бы узнать уже, что случилось… Меня эта неизвестность изведёт!

– Колю, я попрошу, конечно. А ты к понедельнику возьми себя в зубы!

– Мил, тебе бы полком командовать, – вздохнула я, вытирая лицо милкиными влажными салфетками и направилась к сыновьям в машину.

– Мам? – начал было старший сын.

– Не сейчас! Не за рулём, – прервала я его.

Мы живём в семнадцатиэтажных башнях по правой стороне от канала имени Москвы перед самым выездом в Химки.

Раньше, когда мы с Лёшей только купили квартиру, в этом районе было очень зелено и не так много людей. Сейчас, конечно, все застроили. Но всё равно, большая вода рядом давала о себе знать свежестью воздуха и большей влажностью.

Мы поначалу гуляли иногда, вместе с мужем и детьми у Речного порта.

Очень давно. Пару раз.

Алексей считал ужасным мещанством и дурновкусием семейные прогулки и семейный отдых в целом.

Я не помню, чтобы он занимался мальчишками.

И пока ехала домой, я отчаянно придумывала, что и как я скажу сыновьям. Чтобы не ранить их и чтобы минимизировать удар.

Так глубоко ушла в свои переживания, что, когда раздался звонок телефона, чудом не врезалась в автомобиль впереди меня.

Четвертая глава

– Анастасия! Что ты сделала с телефоном Лёлечки? Он не отвечает на мои звонки уже сутки! Немедленно передай трубку моему сыну! – завизжала на весь салон трубка голосом Ларисы Васильевны.

– И вам здравствуйте. Я в дороге и понятия не имею, где ваш сын и почему он вам не звонит, – ответила я горячо любимой свекрови чуть звенящим от эмоций голосом.

– Ты едешь меня встречать? Через полчаса буду на Казанском. Жду! – гаркнула она и бросила трубку.

Так. Нормально. Меняем загадочно пропавшего мужа на его истеричную мамашку.

– Лариса Васильевна. Это Москва. Я за полчаса не успею на Казанский и на вертолёте. Ждите меня рядом с табло прибытия поездов, – перезвонила я.

– Я что? Должна стоять и ждать среди бомжей? – взвизгнула вздорная старуха.

– Можете взять такси и приехать самостоятельно, – ответила я, внезапно успокоившись и обретя твёрдую почву под ногами.

Свекровь – это знакомое и родное, жадное зло. Здесь всё понятно.

– Ты всегда была хамкой! Жду тебя! – она вновь бросила трубку.

С заднего сидения хмыкнул мой старший сын.

– Так, пацаны! Объявляется тревога! Код красный! За час вы должны выдраить квартиру и распихать свои вещи с глаз долой! Пылесос, сантехника. Чем больше сделаете, тем меньше поводов у ба будет к вам придираться! – объявила я мальчишкам фронт работ.

– Ну, ма-а-а-а, – протянул младший.

– Поверь мне, это меньшее зло! – подмигнула ему через зеркало.

– Женьк, не дрейфь! Ба больше пары дней у нас не задерживается! В прошлом году, если помнишь, тоже было нашествие барыни к холопам. Ничего, обошлось! – ухмылялся старший.

Я с упрёком глянула в его глаза на светофоре, и он поднял руки, признавая вину.

Середина мая, а погода ещё не установилась. То жара под двадцать пять градусов, то дождь, сырость и плюс семь.

Вчера, оказывается, была гроза. И почти ураганный ветер добавил работы коммунальщикам. То тут, то там убирали и подчищали за поваленными деревьями или сорванными баннерами рекламы.

А я и не заметила вечером буйства непогоды, хотя часами стояла у окна. Слишком глубоко ушла в себя.

Так и не решив, как и что говорить мальчикам, я, усадив их дома за стол, выпалила как есть.

– Отец ушёл от нас вчера вечером. Я не знаю причины. Мне сказал, что ушёл к другой. Симку выкинул. Я не знаю, что думать. Когда отец вернётся, – он сам вам объяснит свои мотивы. И, мальчишки! Если вы злитесь, то лучший способ – это физический труд. – закончила, вздохнув.

Возможно, я не права. Но уж такая я как есть. Не умею толком врать. Получается ещё хуже. Всегда.

Мой папа в своё время тоже ушёл из нашей семьи. И уехал на другой конец страны, а затем и вовсе на другой континент от нас.

Мне было семь лет. И моя мама долго скрывала от меня, что отец не вернётся. А я почему–то решила, что он не возвращается из–за того, что я была плохой и невнимательной девочкой. И только в институте, когда моей старший сын уже разговаривал, отец меня нашёл. И мы поговорили с ним.

Но виноватой перед моей мамой я, почему–то, периодически чувствую до сих пор…

Не хотела бы я такого для своих мальчишек. Безотцовщина – страшная боль.

И матери, хоть вывернись наизнанку, не заменить мужчину в семье.

Мальчишек жалко было до слёз. Но и врать им я не смогла.

Уходя из квартиры, я попросила Юрку присмотреть за младшим. Всё-таки он ещё ребёнок.

А меня ждёт встреча с свекро-монстром.

Раньше, в самом начале моего замужества, я, естественно, пыталась наладить отношения с мамой моего мужа. Слушала и пыжилась выполнять её советы. Внимала пространным рассказам о тяжёлой жизни жены генерала. Кивала головой на вздохи, как её талант так и остался нераскрытым из-за того, что она целых три года жила с мужем в Сибири. Старалась как могла, чтобы моё отношение к страданиям Ларисы Васильевны не отразилось на нашем взаимодействии.

Но после нескольких неприятных случаев между моими детьми и Ларисой Васильевной я наше с ней общение свела к минимуму.

Не позволю вздорной старухе обижать моих детей.

Поэтому свекровь действительно редко приезжала к нам в гости.

Сейчас – особенно не вовремя. И судя по её искреннему удивлению, Лёша с ней своими планами поделился.

Я не очень удачно припарковалась. Как ни перестраивайся, а это всё равно площадь трёх вокзалов. И народу всегда очень много.

Лариса Васильевна стояла посреди зала с видом императрицы в изгнании, цепко держала в руках свой ридикюль и оберегала два огромных чемодана.

Зачем она возит с собой столько барахла?

– Ты заставила меня ждать! Я провела мучительные часы рядом с какими-то оборванцами – взвизгнула мама моего мужа.

Расположившийся неподалёку пожилой мужчина посмотрел на мою свекровь с осуждением и покачал головой. Но Ларису Васильевну уже несло.

– Следуй за мной! Где там твоя машина? – высокомерно выдала она, ожидая, по-видимому, что я потащу её чемоданы?

– Постойте рядом с вещами, бабушка, я сейчас приведу носильщика, – проговорила я елейным голосом и пошла искать работника.

Когда мы процессией добрались до моего авто, Лариса Васильевна уже кипела. Она поминутно останавливалась и жаловалась на одышку, больные ноги, спину, головокружение.

Одно радует: времени на уборку мальчишкам должно хватить.

– Лариса Васильевна, скажите, а Алексей не рассказывал вам о своих делах в последнее время? – спросила я свекровь уже в машине.

– Что ты имеешь в виду? О чём ты? Выражайся внятно! – сварливо ответила она.

– Дело в том, что ваш сын вчера вечером ушёл от меня. Велел не звонить больше. Сказал, что разводится, – объяснила я.

Рядом с свекровью плакать мне не хотелось. Хотелось выяснить хоть что-нибудь, отбросить хоть одну версию.

– Так, он, наконец-то, решился! Какое счастье!

– Что? – затормозила я и повернулась к этой старухе.

Пятая глава

Я притормозила у обочины и повернулась к своей прекрасной свекрови с вопросом во взгляде.

– А что ты хотела? Неужели надеялась, что мой сын всю жизнь проведёт, обеспечивая тебя и твоих детей? Конечно, он должен был найти женщину своего уровня, – высказала абсолютно уверенная в своей правоте и безнаказанности эта пожилая хамка.

Больше всего мне хотелось открыть двери и выставить её на улицу, а не везти в свой дом.

– Вы уверены, что Алексей не вляпался в какую-нибудь историю с бандитами или ещё что похуже? – вместо этого спросила я побледневшую свекровь.

Вдохнула, выдохнула и повезла старушку дальше.

Значит, Лариса Васильевна ничего не знает.

Понятно.

Глупое сердце уже знало ответ, но, вопреки всему, продолжало надеяться. Как всегда, храня в своей глубине утверждение Лёшки, что он порядочный человек.

Так уж я устроена. Мне нужно точное фактическое подтверждение. Я много лет прожила с фантазёром. И, по-видимому, у меня вошло в привычку верить только подтверждённым независимой стороной действиям и событиям.

Собственно, с приездом Ларисы Васильевны, все мои силы уходили на погашение злости по отношению к ней. На остальные эмоции сил и ресурсов почти не оставалось. Только сверлило в висках и сердце «Я давно люблю другую. Ты мне надоела»…

У нас вполне просторная четырёхкомнатная квартира. По комнате мальчишкам, наша спальня и гостиная. Заселив свекровь в гостиную, я повезла мальчишек на занятия в спортивную секцию.

Они и сами бы прекрасно добрались, но оставаться один на один в доме со вздорной старухой не было никакого желания.

Единственно, я спросила, надолго ли нам такое счастье? И не получила вразумительного ответа.

Лариса Васильевна прибыла на премьеру в театр! С пафосом и соответствующими вздохами, демонстрирующими мою пещерную недалёкость, величаво сообщила мама моего мужа.

Благодаря своей свекрови, я возненавидела театры и околотеатральную публику за постоянную наигранность и враньё. Во всём. И себе, и жизни, и другим. За закатывание глаз, за презрение к людям, не связанным с этим видом деятельности. За снобизм.

Возможно, где-то там, в недрах театрального сообщества, и существовали адекватные люди, но, честно говоря, само явление – актёр, с некоторых пор стало для меня неприятным.