Я буду любить тебя всегда

В актовом зале сельского совета, где обычно проходили собрания селян и колхозников, молодых торжественно расписали. Саму свадьбу праздновали в доме родителей Сергея. Погода не благоприятствовала тому, чтобы устраивать гулянье в саду, поэтому и ютились в доме. По этой же причине и гостей было немного: это были друзья Сергея, две подружки-одноклассницы невесты, самые близкие соседи и, конечно, председатель колхоза Иван Петрович Терентьев – самый почетный гость, без которого не проходило ни одно значимое торжество в деревне, будь то рождение ребенка, свадьба или похороны.

Как и следовало ожидать, больше всех за столом пил и веселился сам жених. То ли от радости, то ли от горя он пил, никто не мог понять его настроения. Родители Сергея были счастливы и довольны невесткой: хороша собой, неглупа, к тому же в ближайшее время подарит им внука. Они надеялись, что их сын наконец-то остепенится и возьмется за ум. Только Мария Петровна с печалью наблюдала за этим торжеством, не верила она, что Сергей изменится, и она все еще помнила его угрозу, что они пожалеют о том, что заставили его жениться на нелюбимой девушке. Надя, совсем еще юная, улыбалась гостям и была счастлива. Как-никак она теперь жена, а Сережа – ее муж. О чем еще может мечтать девушка, которая любит? Вот только дальнейшие планы ее изменились: об институте придется забыть. Но в этот радостный для нее день она не хотела об этом думать: она все же вышла замуж за любимого парня, и у них теперь будет ребенок. Именно о счастливой семейной жизни и мечтала Надежда, как, впрочем, и многие девушки ее возраста.

Сергей со своими друзьями развлекался от души. Он язвил, отпускал неуместные шутки и сам же над ними смеялся. При застольном же «горько» смачно целовал свою суженую – выглядело это пошло и отвратительно. Надежда готова была вскрикнуть от боли, которую ей причиняли эти поцелуи, но она терпела, чтобы не раздражать своего любимого. В этот день алкоголь лился рекой, стол ломился от закусок. Родители Сергея постарались на славу, лишь бы сын и невестка остались довольны, но и Мария Петровна приложила свои усилия, как-никак единственная дочь выходила замуж. Женщина в глубине своей души все же надеялась, что с рождением ребенка Сергей образумится и остепенится, а значит, ее дочь все же будет счастлива.

Жить молодые решили в доме Марии Петровны, а если быть точнее, это было предложение самой хозяйки.

– Я хочу быть рядом с дочерью, когда родится ребенок. Ей нужна будет помощь, ведь она сама еще дитя, – сказала мать Нади, и это был весомый довод, чтобы жить в ее доме.

– Я согласен, – ответил зять. – Мне некогда будет помогать с ребенком: работы и так много, чтобы я еще и с ребенком нянчился.

Сергей был не против, так как знал, что в доме своих родителей он всегда сможет отдохнуть от жены и ребенка, когда это будет необходимо – все продумал этот ушлый парень.

Так у Нади с Сергеем началась семейная жизнь. Мужчина перестал разъезжать по шабашкам, согласившись работать в колхозе. Председатель вновь взял его в мастерскую, понадеявшись, что, став семейным, Сергей возьмется за ум.

– Ну что, готов работать, как работают все колхозники? Тогда возвращайся. Нам нужны толковые люди. Только смотри: начнешь отлынивать от работы – выгоню к чертям собачьим и не посмотрю, что ты теперь семейный человек, – заявил Иван Петрович Сергею в тот день, когда гулял на его свадьбе.

Пить, само собой, Сергей не бросил, но, когда он был трезв, он был мягок и ласков. В такие дни молодая жена была как никогда счастлива. Да и Мария Петровна начинала верить, что семейная жизнь на самом деле изменила ее зятя. Но стоило Любе в очередной раз заманить Сергея в свою постель, напоить его приворотным зельем и показать свои способности в постели, как он менялся, становясь агрессивным, грубым и несдержанным. Надя понемногу стала привыкать к таким резким переменам своего супруга, и если ей кто-нибудь сообщал, что видел ее Сергея с этой потаскухой Любкой, она уже знала: в этот день лучше не перечить ему, а все сносить с терпением и покорностью, ибо уже на следующий день он становился прежним. Одного не понимала молодая хозяйка: чем приворожила эта женщина ее мужа и как его отвадить от нее. Но сама Надя не решалась поговорить с соперницей – побаивалась ее. К тому же Люба была взрослой женщиной, и Надя с детства ее называла «тетей Любой», к тому же та была хамоватой. Она могла так обозвать и оскорбить, что слезы наворачивались на глаза, оттого Надежда и не решалась заводить разговор с соседкой на такую щекотливую тему. Вот так и жила молодая семья как на вулкане, который то затухал, то вновь выбрасывал свое адское пламя, а со временем нежность Сергея к супруге и вовсе стала угасать. Возможно, это из-за того, что Надя набрала в весе и уже не привлекала мужа своими формами. У беременной женщины постоянно болела спина и отекали ноги.

Со временем положение Надежды как супруги только усугублялось. Сергей чаще стал приходить пьяным и заваливался к ней в постель после того, как побывал у Любки – той было все равно, женат мужчина или нет. Надя в такие вечера тихо плакала, скрывая слезы от мужа, ибо она чувствовала от него не только запах спиртного, но и запах сладких духов, которыми так любила пользоваться Любовь. Женщина она была горячая, вот и повелся Сергей на ее раскрепощенное поведение, хотя характер у нее был стервозный. Надя по сравнению с ней была ангелом – робкая, скромная, характер у нее был мягкий и покладистый, к тому же она была умной девушкой и понимала, как надо вести себя, чтобы удержать мужа и сохранить семью. Видно, она на самом деле любила этого человека, раз терпела его измены.

Так проходили дни, недели, месяцы. Надежда плохо чувствовала себя в последний триместр беременности, и в это тяжелое время мать была поддержкой и опорой для дочери. Мария Петровна видела, как мучается ее дочь, видела, как уже с отвращением к ней относится муж. На все это было больно и тяжело смотреть, но вмешиваться в семейную жизнь молодых она не хотела, а надеялась, что, когда Надя родит, то и Сергей изменит свое отношение к ней.

Наступило лето. Было только начало июня, а жара уже выматывала. Ноги беременной женщины отекали до такой степени, что она не могла долго ходить или стоять, поэтому днем она чаще лежала в своей комнате, лишь вечерами, когда жара спадала, могла встать, чтобы помочь матери по дому или по хозяйству. Но в этот вечер состояние Нади ухудшилось, и она осталась в постели.

В доме с грохотом хлопнула входная дверь – это вернулся Сергей с работы. По тому, как он вошел, было понятно, что он пьян и совсем не в настроении.

– Мамаша, Надька дома?

– Дома. А где же ей быть?

– Еще не родила?

– Нет. Да вроде бы рано, – ответила она, стоя у плиты.

– Как мне уже надоело смотреть на эту пузатую корову, – не успокаивался Сергей.

Явно он побывал у любовницы Любы, и они в очередной раз обсуждали беременность Нади, и возможно, не только обсуждали, но и насмехались над ней. Только такая женщина, как Любовь, могла сказать про Надю: «Пузатая корова». Мужчины для оскорбления женщины применяют другие слова, чаще нецензурные.

– Потерпи, Сережа. Вот рожу и снова приобрету свои формы, стану как прежде стройной и красивой, может, и ты меня вновь полюбишь. – Из комнаты, держась за спину и еле передвигая ноги, вышла Надя.

– Да что ты понимаешь в любви? Любка – вот горячая баба: и приласкает, и приголубит – вот где наслаждение и удовольствие. О такой бабе только и мечтают мужики. А ты? Ни рыба ни мясо – смотреть противно.

В этот вечер Сергей был особенно груб и несдержан. Надя больше не могла терпеть оскорблений от мужа и, набрав в легкие побольше воздуха, высказала ему все, что думает о его любовных похождениях.

– Ну, так и иди к своей Любке. Пусть она тебя ублажает, а заодно и других, раз тебе нравятся такие женщины, а мне все это надоело. Ты мне надоел со своими пьянками и со своей любовницей. Я все терпела, все ждала и думала, что ты снова станешь таким, как прежде, но нет, ты становишься только хуже: реже бываешь дома, вечно пьяный, меня совсем не замечаешь. Лучше бы мне умереть во время родов, чем видеть все это, – эту глупость она сказала, не подумав.

– Хочешь сдохнуть? Так я тебе это устрою. – И Сергей бросился на Надю с кулаками.

Женщина, не устояв на своих больных ногах, упала прямо в дверном проеме, где и стояла, а озверевший муж стал пинать ее ногами. От злобы и несдержанности он оскалил зубы, а изо рта брызгала слюна. Он бил и оскорблял Надю, снова бил и оскорблял. Беременная женщина кричала от боли, пытаясь руками прикрыть то живот, то голову, а он продолжал ее бить и оскорблять:

– Сука! Сука! Всю жизнь мою испоганила.

– Да что же ты делаешь, изверг? Ведь убьешь ее и дитя убьешь! Ей ведь рожать скоро. – Мария Петровна пыталась защитить дочь. Женщина набросилась на зятя и стала оттаскивать его от дочери, но мужчина наотмашь ударил и ее. Сергей нанес еще несколько ударов Наде, и лишь когда выплеснул всю свою злобу, хлопнув дверью, вновь отправился к своей любовнице.

Надя лежала на полу без сознания. Мать на четвереньках ползла к дочери и умоляла:

– Доченька! Наденька! Родная моя, очнись, не смей умирать. Слышишь, не смей!

– Мама! – Надя приоткрыла глаза и вновь провалилась в беспамятство, где было темно, но не было боли, жестокости и измены.

Мать, положив голову дочери себе на колени, рыдала от отчаяния и безысходности.

Оставив истерзанную жену в доме тещи, мужчина с грохотом ворвался в дом любовницы. Услышав шум, Люба накинула халат на голое тело и вышла навстречу гостю. Перед ней стоял испуганный и потерянный Сергей.

– Я, кажется, убил Надьку! – только и сказал он.

Люба вскрикнула, услышав это признание:

– Как убил?

– Не знаю. Взбесила она меня, вот я и сорвался, – продолжал злиться мужчина.

– Сереженька, что же теперь будет? Тебе надо бежать, спрятаться где-нибудь.

– Глупая ты баба, Люба. Куда бежать? Не побегу я никуда. – Сергей, хоть и был еще под действием алкоголя, но размышлял здраво. – Беги к председателю, пусть звонит в милицию.

– Как же так, Сереженька?

– А вот так. Беги, дура! Я буду здесь ждать, – неуверенно, но все же твердо сказал Сергей. Люба, накинув шаль на плечи и осознавая, что теряет своего любимого, помчалась к дому Терентьева.

Выслушав Любовь Андреевну и узнав о трагедии в доме Марии Петровны, председатель тут же бросился к домику на окраине. Распахнув настежь двери, он обнаружил двух женщин: одна, совсем юная, и на последнем месяце беременности, лежала на полу, другая – ее мать, сидела, обняв дочь и рыдая от горя.

– Мария Петровна, – обратился Терентьев к обезумевшей от горя женщине. Но она не реагировала на слова, продолжая обнимать дочь. – Маня, милая, да приди же ты в себя. – Иван Петрович был не в силах сдерживать свои эмоции. Он пытался поднять женщину, но она никак не хотела отпускать дочь.