Битый снег

Именно поэтому многие добровольцы, отслужившие малый контракт почти сразу перезаключали договор с империей на десять лет.

Разумно, почетно и чертовски выгодно.

Правда, был один маленький минус: империя, по сути, безостановочно воевала с пауками, поэтому существовал вариант того, что контрактника могли попросту убить в любой момент.

Но это – мелочи.

Ранним утром последней недели ноября, в здание столичного военкомата вошел молодой человек, полный решимости пройти контрактную службу в рядах вооруженных сил. Молодой человек был высок, статен и черноволос. Одет он был в комбинезон аэрогрузчика (эту практичную одежду ему подарили на прощание ребята из гавани), на груди черного комбинезона красными буквами было вышито имя – «Лем». На правом рукаве – красная девятилучевая звезда с силуэтом дирижабля внутри, эмблема аэрогавани.

Военкомат изнутри был сер и скучен, однообразие стен пытались развеять пестрые агитационные плакаты, рекламировавшие прелести прохождения службы по контракту. На одном был нарисован плечистый детина с огромной дубиной в руке. Одной ногой он стоял на земле, другой – попирал груду битого стекла. На красной рубахе у него была вышита эмблема – кулак, бьющий точно в центр трескающейся снежинки. Надпись на плакате гласила: «ТЯЖЕЛАЯ ПЕХОТА – мы обломаем паукам жала!». Численность тяжелой пехоты в последнее время свели почти к нолю – их заменили егери.

Рядом висел плакат, на котором не менее плечистый всадник стремглав несся куда-то, дико вращая глазами и издавая некий громогласный боевой вопль. Надпись: «Наши кони потопчут их хребты!».

На другой стене висел плакат с нарисованными усатыми мужиками. Они ухмылялись и опирались на пушку. То была, конечно, артиллерия. Надпись гласила: «Попробуй подойди!».

И так далее.

Не менее скучным был и вахтер (Лем не знал, как правильно называлась должность этого человека): грузный мужчина без правой ступни (на его ногу был надет специальный ортопедический башмак-протез с кучей железных деталей и, почему-то, шпорами), носивший старую форму какого-то невнятно-выцветшего цвета.

Новый образец формы подразумевал камуфляжную расцветку у всех родов войск.

Лицо «вахтера» покрывала сеть шрамов разной давности, а его глаза, холодные и равнодушные, будто говорили Лему: «Ну давай, удиви меня. Щегол».

– Доброе утро! – бодро поздоровался Лем. Его визави неторопливо достал из недр своей формы бронзовый портсигар, выбрал одну сигарету, лениво сунул ее себе в пасть, так же неторопливо прикурил от спички и выдохнул клуб дыма в лицо Лему. Лем решил изменить модель поведения. – Отлично, вот и поздоровались. Скажите-ка мне, уважаемый, где тут у вас найти достаточно компетентного человека, чтобы заключить с ним договор о прохождении контрактной службы?

У вахтера от услышанного брови медленно поползли вверх. Он молча ткнул пальцем куда-то себе за спину и продолжил невозмутимо курить.

Лем присмотрелся и увидел на стене небольшую табличку. Надпись на ней гласила: «Для ознакомления с правилами прохождения контрактной службы – дверь налево. По всем прочим вопросам – дверь направо».

Лем пошел налево.

За дверью, что вполне логично, его поджидала огромная очередь из тех, кто тоже хотел пощупать своей волосатой лапой влажное вымя имперских инвестиций в оборонную отрасль.

Лема передернуло от такой ассоциации.

Первым делом, Лему выдали бланк для ответов на общие вопросы. В конце бланка была пустая строка, под которой чернела надпись «я принимаю эти условия и согласен пройти все должные медицинские процедуры».

В числе прочего, на бланке говорилось о том, что если Лем будет уволен за какой-то проступок из рядов вооруженных сил Империи, то он пожизненно лишается права на повторное заключение контракта. Так же, там говорилось, что он согласен добровольно и безоговорочно подчиняться всем вышестоящим по званию людям, вне зависимости от их гендерной принадлежности, а так же возраста (бывали случаи, когда за серьезные заслуги совсем еще молодые юноши и девушки получали солидные награды и высокие звания). Так же, подписывая контракт (сам лист с написанным на нем контрактом Лем увидит только после прохождения медицинской и психологической комиссии), Лем признавал, что добровольный разрыв контракта (без учета серьезных обстоятельств, перечисленных в пункте 6.82) так же ведет к невозможности повторного прохождения контрактной службы рекрутом.

Лем все это внимательно прочел, обдумал, и поставил подпись в соответствующем месте.

И началось…

День был не просто длинным – он, казалось, растягивался в вечность. Дважды.

Лем сбился со счета – он не помнил, сколько врачей уже «прошел». Его осмотрели снаружи с ног до головы, сбрили все волосы (даже на ногах и в подмышках), снова осмотрели, заглянули во все отверстия, взяли стакан крови из различных точек на теле, несколько раз ударили маленьким молоточком по коленям (один парень, стоявший в очереди перед Лемом, чуть не полез драться в ответ), слили все виды отходов жизнедеятельности в стаканы различного объема, заставили плевать дохлым сверчком (один из тестов у психотерапевта), демонстрировали разноцветные кругляшки и квадратики, какие-то картинки, кляксы, цветочки, фотографии, всерьез интересовались его мнением об увиденном, шептали прямо в ухо и из дальнего угла комнаты, морили голодом (ненамеренно), заставляли приседать, подтягиваться, прыгать и отжиматься.

Помимо всего прочего, Лему задавали каверзные вопросы («В левой руке у вас ведро емкостью пять литров. В правой руке – ведро, емкостью двенадцать литров. Сколько у вас всего ведер?» и т.д.), заставляли читать вслух и считать, пересказывать и сочинять…

Вечером, усталого и почти безжизненного Лема загнали в какое-то помещение складского типа, заставленное низкими койками. Из полусотни добровольцев первый день отбора осилили две дюжины человек.

Через полчаса после того, как последний доброволец растянулся на кровати, всем дали порцию не очень вкусной еды, о названии которой Лем не успел даже задуматься – так был голоден.

Закончив трапезу, все добровольцы, даже не пытаясь общаться (почти двенадцать часов безостановочных тестов и испытаний – шутка ли? Врачам проще – они работали посменно и с перерывами, им платили за это!), уснули.

Лем спал без сновидений и был до крайности рад этому.

Во второй день врачей и осмотров было гораздо меньше – последнего специалиста Лем покинул почти сразу после полудня. Из полусотни человек, пришедших в военкомат вчера утром, с Лемом остались всего полтора десятка крепких на вид юношей и девушек (вооруженные силы Империи Людей не делали различия между девушкой и парнем, но они предъявляли строгие моральные требования к своим солдатам: малейший намек на притеснение или домогательство – и прости-прощай военная служба; что, впрочем, не мешало поощрять бракосочетания между представителями разных полов в армии; это было нормальным и само собой разумеющимся).

После обеда (не менее скромного, чем вчерашний ужин), оставшихся после отбора добровольцев отвели в отдельный зал, где каждого в индивидуальном порядке вызывали в кабинет к «начальству». В ходе беседы с офицером, доброволец получал ответы на все интересующие его вопросы и либо заключал контракт и выходил из кабинета уже рядовым солдатом армии, либо просто забирал документы и, без всяческого порицания, разворачивался и шел домой.

После полуторасуточных тестов и комиссий, Лем заключил малый контракт и был распределен в императорский полк егерей, сиречь «легкая пехота, вооруженная современным огнестрельным оружием».

Что вполне логично, никто сразу не отправил Лема и еще двоих добровольцев (остальные получили назначение в другие войска) напрямую в расположение воинской части. Впереди Лему предстояло три месяца пробыть в «учебке» – то есть специально оборудованной тренировочной базе, где его научат распознавать знаки различия на погонах, ходить строем и обслуживать собственное оружие – суперсовременную винтовку.

– …Перед вами, солдаты, самый современный вариант оружия – ВН-140! – громко и четко говорил краснолицый егерь-поручик – инструктор учебного класса Лема.

В классе находилось два десятка человек, каждый стоял перед деревянным столом, на котором лежала винтовка. Поручик, что вел занятие, расхаживал перед классом взад и вперед, доходчиво (то есть с матерками) объясняя новобранцам устройство и принцип работы винтовки ВН-140.

– Кто знает, что означают буквы «ВН»? – спросил поручик. Руку поднял вверх только один человек – парень с очень усталым и скучающим видом. – Да, рядовой?

– «ВН» – «Винтовка Нарезная», – ответил новобранец. Ходили слухи, что его прочат в ефрейторы – уж больно толковый и ответственный человек. Лему это было безразлично.

– Молодец, хвалю! – рявкнул поручик. – Винтовка это. Ни «обрез», ни «ствол», ни «волына», ни, упаси господь, «дульник», ни «пищаль», ни еще какая гадость! Ясно?! Винтовка это!

– «Так точно»! – заучено грянул хор из двадцати глоток.

– Это – казнозарядная винтовка, – продолжил лекцию поручик. – Это означает, пацаны, что патрон в дуло пихать не надо! Ясно?!

– Так точно!

– В дырку жене своей патрон пихать будете. А у этой, – поручик перехватил винтовку поудобнее, так, чтобы было видно рядовым, и продолжил: – Есть специальное окно в ствольной коробке справа! Вид боепитания – подствольный трубчатый магазин на 12 патронов! Кто знает, что это означает?

– Это означает, что из винтовки можно выстрелить двенадцать раз подряд, не перезаряжая её, – ответил все тот же тип со скучающим видом.

– Тебя кто спрашивал?! Десять отжиманий!

Новобранец молча повиновался. Поручик подождал, пока тот закончит отжиматься и продолжил лекцию:

– У ВН-140 – рычажная перезарядка со взводом. Иначе говоря, выстрелил – потянул сюда скобу под спусковым крючком. Потом снова выстрелил – снова потянул скобу. Ясно?

– Так точно! – снова хором ответили новобранцы.

– Масса винтовки – четыре килограмма и триста грамм в незаряженном состоянии. Длина – тыща двести пятьдесят два миллиметра. Прицельная дальность ведения огня – более ста метров!..

– Сколько именно, поручик? – спросил «умник». Поручик недобро усмехнулся, вытащил из кармана патрон, вставил в винтовку, махнул дулом на дверь класса и сказал:

– Я прицеливаюсь, а ты беги.

– Простите, – попросил прощения «умник», под одобрительный смех класса.

– Так, дальше! – Поручик разрядил свою винтовку и продолжил лекцию. – Винтовка использует унитарные патроны. Унитарные – значит, просто вставил – и стреляй. Не надо ебаться с шомполом и пыжом, как твой дед, просто вставил и стреляй! Ясно?!

– Так точно!

– Винтовка – с нарезным стволом. Иными словами, внутри ствола есть специальные насечки, которые закручивают пулю в полете, что повышает дальность полета боеприпаса и его точность. Ясно?!

– Так точно!

– Молодцы! А теперь мы, вернее, вы, под моим чутким присмотром будете учиться разбирать и собирать винтовку самостоятельно! Не беспокойтесь, все, что можно было повредить или сломать в этих экземплярах, – он махнул рукой на винтовки, лежавшие на столах, – сделали ваши предшественники. Так что настоятельно не рекомендую пытаться выстрелить из этого оружия – разнесет в брызги! Ясно?!

– Так точно…

Первый месяц в учебке новобранцы изучали «теоретические» сведения об армии Империи: какие бывают звания, как их различать, какие бывают по численности воинские соединения, что такое устав и сколько раз можно получить в зубы от поручика, если ты его нарушишь. Помимо этого, новобранцы учились ходить строем (зуботычины помогали усваивать это нехитрое дело очень быстро) и обслуживать винтовки: разбирать и собирать, смазывать и выяснять причины неисправности.

На второй месяц приступили к стрельбам.

Высшие чины управления Имперской Армией знали, как важно иметь в рядах вооруженных сил людей, умеющих стрелять хорошо, поэтому на боеприпасах, выдаваемых на учебные стрельбы, не экономили.

Утром, днем и вечером Лем и его «боевые товарищи» отправлялись на полигон, где производили стрельбы по мишеням с разной дистанции. После каждых учебных стрельб новобранцы тщательно чистили личное оружие и отправлялись на «физо», где бегали, прыгали, учились преодолевать препятствия в полной боевой выкладке, включавшей: винтовку, а к ней и инструменты для чистки и ремонта, патроны, небольшую аптечку и сухой паек на два дня – все это размещалось в удобных рюкзаках. Для винтовки предусматривался ремень и специальные петли, пришитые прямо к камуфляжной куртке.

Если случалось так, что солдат терял винтовку или просто ронял, ему приходилось не сладко: поручик выливал на него порцию клокочущего гнева, подвергая всевозможным физическим и эмоциональным наказаниям и унижениям.

Когда Лем случайно выронил из рук винтовку, ему пришлось провести незабываемую ночь на морозе, распевая новогодние песни под окном у пьянствующих офицеров.

Если офицерам не нравилась песня, они принимались швыряться специально припасенными для этого дела камнями в нерадивого рядового.

Это нехитрое развлечение на солдатском жаргоне именовалось «Имперское караоке».

На третий месяц солдат начали знакомить со взрывчаткой и действиями артиллерии. Об артиллерии сказали одно: «не стоять на пути, а то убьет», и «помогать всем, что скажет командир, а то всекут». Артиллерия – штука важная и ценная, разбрасываться пушками просто так не стоит.

– Все, что касается артиллерии: пушек, мортир – это не ваше собачье дело! – громыхал поручик. – Ваше дело – не подпускать неприятеля к нашим батареям и не стоять на пути у снарядов. Ядро или книппель не разбирает, свой ты или чужой. Как и пуля – она бьет без раздумий. В кого попал – тот сам и виноват. Понятно?

– Так точно! – гаркнул строй новобранцев.

– Типы пушечных снарядов: ядро. Самый просто и понятный – круглый и тяжелый. Падает на землю – разлетается на осколки, поражающие неприятеля и всех, кто вообще рядом оказался. Есть бомбы – как ядро, только внутри еще и взрывчатка. Попадет в тебя такая штука – мамочка даже конверта с лоскутками не получит. Картечь – это как много маленьких ядер, заряженных разом. Эффективно против больших скоплений неприятеля. Брандскугели – это, братцы, как большая летучая зажигалка. Бахнешь такой дурой разок в дом – и все, от дома один факел и останется. Книппели – это как два ядра, соединенных либо цепью, либо стальной палкой. На гантелю похоже. Очень удобно для того, чтобы валить ими мачты кораблей или деревья. Людей тоже разрывает неслабо, не рекомендую на пути стоять.

Класс подобострастно засмеялся.

– Теперь перейдем к тому, что касается непосредственно вас. К гранатам.

Поручик вынул из стола гранату – больше всего она была похожа на высокую консервную банку с приделанной деревянной рукояткой. Цветом она была зеленая, как и большая часть предметов в вооруженных силах Империи.

– Граната состоит из взрывной части (он щелкнул по «банке» ногтем) и метательной рукояти. Рукоять, в свою очередь, состоит из рукояти (смех в классе был пресечен суровым взглядом поручика) и взрывателя (он указал пальцем на ближний к взрывной части конец рукояти. Там было небольшое отверстие, из которого торчало проволочное кольцо). Чтобы гранату активировать, надо разогнуть усики чеки и только после этого выдернуть чеку. Ясно?

– Так точно! – гаркнул класс.

Поручик неторопливо разогнул усики чеки, подошел к двери, ведущей в коридор, выдернул чеку и бросил гранату на пол, а сам шагнул в коридор.

Лем, как и остальной класс, остался стоять и даже не шелохнулся – вполне логично, что поручик не стал бы убивать целый класс новобранцев просто потому, что у него была граната.

– Молодцы, сынки! – похвалил вернувшийся в класс поручик. – С завтрашнего дня вы два раза в неделю будете учиться метать гранаты. Вопросы?!

В учебке было нелегко. Лем уставал не только физически, но и интеллектуально – информацию им выдавали спешно и большим объемом, не было времени на повторения и размышления: требовалось быстро выслушать, быстро усвоить и быстро сообразить, как это можно применить.

Радовало другое – по прибытии в расположение части, где он будет проходить службу, время на закрепление теоретических сведений у Лема стопроцентно будет.

Лем был распределен во второй егерский корпус (численность корпуса – 80 человек) четвертой егерской дивизии (400 человек), являющейся частью третьей бригады (10 дивизий) четвертого егерского полка (три бригады), командовал которым полковник Робинсон. Воинская часть, куда из разных концов Империи привезли пополнение (и Лема в том числе), находилась неподалеку от столицы, что считалось почетным: в случае осады столицы, на подмогу Императорскому дозорному легиону будет отправлена именно эта часть, как самая близкая. Следовательно, кого попало сюда не допускали.

На знамени четвёртого егерского полка была изображена зачеркнутая снежинка. Как всем было известно, снежинка символизировала стеклянную крупу, остающуюся после уничтожения «aranearum speculum» любого типа.

Весьма распространенный символ в воинской геральдике.

Второй егерский корпус радушно принял пополнение в лице Лема и еще пары человек, переброшенных сюда из разных учебных частей империи. Фельдфебель, командовавший корпусом Лема, был строг, но на все вопросы отвечал чётко и информативно, что позволило новобранцам быстрее ассимилироваться.

Опасения Лема по поводу того, что у него могут возникнуть проблемы при вливании в новый коллектив были напрасны: солдаты знали, что империя находится в почти не прекращающемся режиме войны со стеклянными пауками, поэтому всячески старались поддержать своих товарищей – логично, что в бой лучше идти рядом с людьми, которые к тебе расположены по крайней мере доброжелательно. А то пуля-то случайно и в спину прилететь может.

Там же Лем обзавелся людьми, за неимением более подходящего слова, именуемых «друзья». Чуть ближе, чем сослуживцы, но пока еще чуть дальше, чем друзья. Первый – это Джим. Джим был правильным, носил небольшие очки и, фактически, олицетворял собой совесть: честный, умный, осторожный, крайне мало пьющий и не курящий. Второй – Дилан – гремучий, шумный и немного мизантропичный человек, чья харизма была похожа на удар тараном в ворота: этот лохматый черноволосый человек был крайне эмоционален, и порой создавалось впечатление, что он – изрядно принял на грудь, хотя это было не так. Лему поначалу было весьма трудно вообразить его в каске и с винтовкой в руках – слишком уж неуместен он был на поле боя. Третья – Розмари – крайне резкая и злобная на вид особь, которую язык не поворачивался назвать «девушка», только «баба»: не толстая, но крупная, привлекательная, но опасная, как удар серпом.

В корпусе Розмари звали (за глаза) «Разорви» – за буйный нрав. Что, впрочем, не мешало ей быть хорошим другом и неплохим человеком – стоило только узнать её поближе, разобраться, что же она за существо такое.

Распределение времени в воинской части осуществлялось таким образом, чтобы постоянно обеспечивалась ее боевая готовность и создавались условия для проведения организованной боевой учебы личного состава, поддержания порядка, воинской дисциплины и воспитания военнослужащих, повышения их культурного уровня, всестороннего бытового обслуживания, своевременного отдыха и приема пищи. Иными словами, все обитатели части поделены на три смены: первая заступала на дежурство в полночь, вторая – в восемь утра, третья – в шестнадцать часов. В это время, дежурная смена отвечала за несение караула, приготовление пищи и прочие необходимые «вещи». Во время восьмичасовой «смены» солдаты, помимо прочего, выполняли стрельбы различной сложности, совершали различные физические упражнения (в обязательном порядке) и следили за чистотой в расположении части.

Остальные шестнадцать часов считались личным временем солдата и офицеры, как правило, старались не мешать военнослужащим заниматься какими-то своими делами. Кто-то беззастенчиво спал, кто-то штопал форму, кто-то лишний раз ходил на стрельбище, кто-то читал (или писал), некоторые собирались в «кружки» (по шахматам, кулачному бою или еще чему-то), другие – ходили в местное кафе, где пропускали через себя разрешенное уставом количество алкоголя, и слушали музыку.

Один раз в месяц всем военнослужащим полагались два дня выходных, идущих подряд. Так же, каждую неделю каждый солдат имел сутки отдыха. Обычно в два идущих подряд выходных дня солдаты отправлялись в ближайший город (коим была столица) и проводили свое время там. В случае неявки на третьи сутки солдат считался дезертиром и огребал по полной программе от офицеров.

Один раз в месяц смены менялись графиком: те, кто заступал на дежурство в полночь, начинали работать, например, в восемь, те, кто в восемь начинал – в шестнадцать часов выходили «на работу», и так далее.

Лем, Дилан, Розмари и Джим играли в кафе в дартс – на имперский шоколад. Империя кормила свою армию отменным шоколадом. К тому же, его можно было выменять через пару дней в столице на что-то другое: столичные жители с удовольствием отдавали взамен ром, виски, табак (хотя и армейский был неплох) или книги. Каждый сам выбирал, что ему нужно.

– Ходят слухи, – Лем швырнул дротик и выбил «8». Дилан издал унизительный звук и встал напротив мишени. – Что столичные хлопцы выдумывают такую штуку, как «самодвижущаяся крепость».

– Эт что за монстр? – спросила Розмари. Пока что среди четверки егерей в этой партии лидировала она. На втором месте был Джим.

– Ну представь себе, – Лем вписал результат Дилана в общую таблицу, предварительно отняв у него один балл – просто из вредности, – Металлический короб с действительно толстыми стальными стенками, на колесах или лапах. Внутри него человек и винтовка. Пауки стенки пробить не могут, а солдат внутри – знай себе стреляет! Красота!

– Но он же тяжелый будет очень, – усомнился Джим. – Не одна лошадь потребуется, чтобы сдвинуть. А если ставить паровой двигатель, то это уже паровоз будет.

– Бронепоезд, – хмыкнул Дилан. Пока никто не видел, он подрисовал себе лишний балл – просто так, из вредности.

– Так для него рельсы нужны! Глупость, – сказал Джим. – Не практично.

– В том-то и загвоздка, – усмехнулся Лем. Усмешку вызвал бросок Розмари – она выбила «4». – Что тяжело, да неудобно. Вот и кумекают, как лучше поступить. Как и с самодвижущимися повозками загвоздка – для этих тоже не понятно что нужно: то ли новый тип колес, а то ли дороги новые.

– Дороги проще, – сказала Розмари. – И всем остальным удобнее будет.

– Не, дороги – это дорого и повсюду их не построишь, – возразил Лем. – А колеса, проходящие везде, – это удобно.

– Дороги.

– Колеса.

– Дороги!

– Колеса!

– ДО-РО-ГИ!!! – крикнула Розмари.

– КО-ЛЁ-СА!!! – Ответил криком Лем. Оба замолчали и продолжили спокойно играть.

– В общем, слухи – слухами, – сказал Лем, – А такая штука была бы крайне полезна. К тому же, раз она весит достаточно много, можно попросту давить этих стеклянных тварей.

– Хрусть! – усмехнулся Дилан. Он выбил «10».

– Угу, именно, – кивнул Лем. – А еще слышали: пехоте придумали такую штуку, пулемет?

– Ну да.

– Угу.

– Нет. Что это? – спросил Джим.

– Пулемет, это… – задумался Лем. – Это как наша винтовка, только стреляет быстрее и в магазине больше патронов.

– Тяжелый, наверно, – снова заметил Джим. – С такой дурой попробуй побегай по полю!.. да еще в мороз!

За окном как раз бушевал ледяной ветер, сопровождающийся давно не виданным в этих краях морозом.

Даже стекла замерзли и покрылись рисунком.

– Всё-то тебе тяжелое! – возмутился Лем. – Вот женишься – жене своей говорить будешь, что она – тяжелая!

– Эй! – возмутился Джим, у которого была девушка, служившая в аэрополку механиком на дирижабле. Очень хрупкого вида девушка, между прочим.

– Да ладно вам! – махнула рукой Розмари. Ее взмах руки отправил дротик точно в центр мишени. Партия подходила к концу и полкило шоколада должны были вот-вот сменить хозяина. – Но все же подумайте: пулемет – крайне полезная штука. Мы, егери (или егеря?), будем стрелками «дальнего» боя, почти как артиллерия. Наши винтовки, особенно если на них оптический прицел поставить хороший…

– Типа «ПО-12», – кивнул Лем: как раз сегодня на стрельбах он испытал это полезное устройство и оказался им крайне доволен.

– …Метров с трехсот врага бьют, – продолжила Розмари. – Представьте: наступают на нас, мы из окопов кладем первую волну еще до того, как они до нас добегают, а те, кто добегает – получают из пулеметов, пока мы перезаряжаемся и пока пушки картечь забивают. Удобно.

Все покивали и согласились.

Пулемет был торжественно одобрен четырьмя молодыми егерями.

В другой вечер, но все в том же кафе, все те же четыре друга-егеря, играли в шашки (увы, но бильярдный стол трагически погиб в предыдущее воскресенье: два солдата не поделили непонятно что и устроили мордобой с крушением имперской мебели; в данный момент оба нарушителя порядка находились в госпитале – владелец кафе остался почему-то недоволен уничтожением собственного бильярдного стола; в качестве меры наказания, владельцем заведения были изъяты из публичного доступа: доски для дартса, игральные карты, шары для второго бильярдного стола, шахматные доски и набор для игры в наперстки) – снова на шоколад: в скором времени предстоял поход в столицу, и шоколад можно было выгодно обменять.