Насущный хлеб войны. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США

Многие американцы понимали, что сецессия может привести к войне. Когда белые жители Юга оценивали эту возможность, большинство из них плохо понимало, насколько разрушительной способна оказаться война. Поколение, участвовавшее в Революции, уже ушло, и в общественной памяти закрепилась славная победа над англичанами, а не вред, нанесенный гражданскому населению и его ресурсам. Мексиканская война длилась всего два года, и боевые действия велись по большей части не на территории Юга. В 1812 году война действительно пришла в регион, и некоторые жители помнили, в чем это выражалось. Заставшая ту войну бабушка Уильяма Чемберлена сказала своим родственникам, что, пока на стенах еще держится дранка, гражданским нужно прятаться в домах. Звучали и другие голоса, предупреждавшие о надвигающейся угрозе. Отец Дэвида Строзера был в ту войну солдатом. По его словам, потребовалось бы несколько лет, чтобы сделать из добровольцев настоящую армию. Однако, как писал позднее солдат повстанческой армии Уильям Л. Шеппард, большинство юношей знали о войне только из книг, а большинство белых южан были до невероятного наивны в том, что касалось влияния боевых действий на жизнь гражданского населения и на необходимые для выживания ресурсы73.

С официальным объявлением войны после обстрела форта Самтер политическая обстановка на Юге продолжила накаляться. Конфедераты допрашивали соседей, которых подозревали в симпатиях к Федерации, вскрывали их письма, угрожали и заставляли покинуть дома. Вскоре они перешли к прямому насилию и стали сжигать дома и лавки, принадлежавшие юнионистам. Под подозрение подпадал любой, кто высказывался против Конфедерации или недостаточно активно выражал ей поддержку. Политический кризис проник даже в семьи: родственники восставали друг против друга. Некоторые – но далеко не все – юнионисты предпочли молчать. Были и те, кто не интересовался политикой или боялся ссориться с соседями: такие старались держаться вне конфликта74.

В обстановке нарастающего хаоса сотни белых жителей Юга решили покинуть регион. Многие сторонники юнионистов уехали после апреля 1861 года, послушав дружеские предупреждения соседей о том, что им может грозить беда. Другие бежали, потому что их имущество оказалось конфисковано новым правительством или потому что они отказались приносить клятву верности Конфедерации. Военное министерство Конфедерации стало проверять паспорта не раньше августа 1861 года, да и то только в некоторых районах, поэтому даже через несколько месяцев после битвы за форт Самтер люди по-прежнему могли уехать из южных штатов. Там, где юнионистские настроения были сильнее, ситуация складывалась прямо противоположным образом: на востоке Теннесси, например, бежать приходилось сторонникам Конфедерации75.

Тем, кто остался, предстояло переосмыслить свое отношение к людям и вещам. Война потребовала свое: начался тот смертоносный процесс, который забирает практически все человеческие и материальные ресурсы общества. Северяне и южане, которые у себя дома исповедовали ценности коммунализма и разумного распоряжения имуществом, по-новому взглянули на то, какие ресурсы им потребуются, чтобы выжить. Это произошло очень быстро, в первые же недели конфликта. Население разбилось на две новые категории – гражданские и военные – с новой идентичностью, новыми ролями и расходящимися представлениями о ресурсах. Нонкомбатанты с твердыми политическими убеждениями изо всех сил старались поддержать свою армию. Остальные больше заботились о собственном выживании. Весной 1861 года в регионе началась напряженная борьба за ресурсы – и первым был, собственно, человеческий ресурс.

Глава 2

Население

С началом боевых действий в 1861 году гражданское население и военные оказались друг напротив друга подобно армиям в бою. Многие солдаты – и янки, и конфедераты – хотели привлечь к своим действиям внимание гражданского населения, которое они в определенном смысле считали своей целевой группой. И в самом деле, мирные жители внимательно наблюдали за армиями, а военные, в свою очередь, наблюдали за жившими своей обычной жизнью гражданскими. Обе армии рассчитывали на понимание со стороны гражданского населения, хотя военные осознавали, что тот, кто поначалу был наблюдателем или даже сторонником, может со временем превратиться в противника. Нонкомбатанты могли как помогать военным, так и вредить им, используя для этого знания и навыки, полученные до 1861 года. Во время войны они поддерживали боевой дух, занимались контрабандой и шпионажем, доставляли письма и информацию, работали на армию. Иногда они даже становились заложниками: в такой ситуации человек сам превращается в некое подобие ресурса. И в процессе борьбы двух армий друг с другом за малейшее преимущество мирное население тоже вовлекалось в их конфликт, как это всегда случается во время войны76.

У каждой армии, разумеется, были собственные ресурсы и собственные специалисты, однако ни один ресурс не бесконечен, и солдаты не всегда могли рассчитывать на помощь своих товарищей – особенно если те были ненадежными, неумелыми или не имели возможности помочь прямо сейчас. В течение всей кампании военные зачастую принимали решение обратиться за помощью к гражданским. Так между армиями и мирным населением формировались сложные отношения, в которых нашлось место всему: сочувствию, добровольному сотрудничеству, заключению сделок, препирательству, угрозам и открытой ненависти. Некоторые гражданские были горячими приверженцами той или иной стороны. Другие не отличались особой вовлеченностью в политику, и хотя в определенных ситуациях им приходилось выбирать, они не испытывали интереса к конфликту и стремились избежать связанных с ним проблем. Юнионисты, то есть те, кто стремился всеми силами поддерживать федеральные силы, оказались в меньшинстве: возможно, 30–40 % от белого населения Конфедерации и пограничных штатов. Однако обе армии прекрасно знали об их существовании77.

Теоретически законы, регулировавшие отношения между мирными жителями и военными, существовали. Обе армии признавали Военный кодекс 1806 года и применяли его по отношению к гражданскому населению Конфедерации и Соединенных Штатов, включая пограничные штаты. В этом документе по большей части рассматривались вопросы взаимоотношений солдат друг с другом, однако там четко говорилось о том, что гражданские лица занимают по отношению к военным подчиненное положение. Обе армии полагали, что действие Военного кодекса распространяется на все территории, на которых идет война, и в начале конфликта эту точку зрения поддерживали оба военных министерства. Военные арестовывали гражданских вне зависимости от того, действовала ли местная судебная система. В соответствии со статьей 56, «кому бы то ни было» запрещалось оказывать помощь неприятелю деньгами, провиантом или боеприпасами, статья 57 запрещала «кому бы то ни было» вести переписку с неприятелем или предоставлять ему сведения, а в статье 60 утверждалось, что гражданские лица, работающие на армию, должны соблюдать военную дисциплину. Соединенные Штаты включили Военный кодекс в свое законодательство в 1861 году; в том же году Кодекс был напечатан в Конфедерации, а в январе 1863 года, когда на Юге официально появился собственный свод законов, Кодекс вошел в него в редакции 1806 года78.

И тем не менее обе армии с готовностью использовали гражданское население в своих целях, игнорируя положения закона. Определенные действия со стороны дружественных гражданских лиц позволялись, поощрялись и вознаграждались, в то время как аналогичные действия, предпринятые в интересах вражеской армии, влекли за собой наказание. Мятежники считали проконфедератски настроенных белых своими союзниками, а юнионистов врагами. Для солдат федеральной армии ситуация выглядела с точностью до наоборот. Однако и те и другие отдавали себе отчет в том, что мирные жители обладают обширными знаниями и множеством полезных умений. Именно в силу этого они старались использовать их в своих интересах. В июле 1862 года ситуация усложнилась: командующий северной армией Джон Поуп опубликовал несколько приказов общего характера, целью которых было регулировать отношения между военными и гражданскими. В апреле 1863 года Фрэнсис Либер сформировал собственный Кодекс, в котором речь шла в целом о том, как армия должна вести себя с мирными жителями. Но, как показала практика, на реальном поведении солдат официальные распоряжения практически не сказывались.

Общественное мнение

В обеих армиях знали, что к вопросу сецессии и войны жители Юга относились по-разному, и внимательно отслеживали проявления поддержки со стороны гражданских. И хотя этот общественный диалог никоим образом не регулировался властью, он представлял собой важный психологический ресурс. Янки, прибывавшие в Дикси в 1861-м – начале 1862-го, с радостью отмечали каждое проявление проюнионистских чувств. Когда рядовой Оскар Лэдли и его сослуживцы в июне 1861 года вошли в Графтон, Виргиния, сотни местных жителей приветствовали их, размахивая флагами США. Лэдли понимал, что подобное выступление требовало храбрости: с его точки зрения, сторонники сецессии воспользовались бы первой же возможностью, чтобы отомстить юнионистам. Подобные отвага и энтузиазм со стороны гражданских поддерживали северян, куда бы те ни направлялись79.

Многие мятежники отдавали себе отчет в том, что среди белого населения южных штатов были и сторонники Федерации, и те, кто принял сецессию без малейшего энтузиазма. Поэтому их также приободряло изъявление проконфедератской позиции. Проводы в армию включали в себя торжественную церемонию с флагами, выступлениями и громкими поздравлениями. Капрал Джеймс Э. Холл с восторгом вспоминал, как его воинское подразделение маршировало через Беверли, Виргиния, и местные жители бросали к ногам солдат цветы. Весной 1861 года, пока военные находились в лагере, мирные жители продемонстрировали свою лояльность тщательно продуманными театральными представлениями на политические темы. В военный лагерь в Джорджии группа гражданских принесла портрет Эдварда Эверетта, кандидата в вице-президенты на выборах 1860 года, выступавшего в тандеме с юнионистом Джоном Беллом. Офицер армии мятежников пронзил портрет штыком, после чего две женщины подожгли изображение факелом80.

Вместе с тем представители обеих армий были болезненно чувствительны к проявлениям враждебности со стороны нонкомбатантов. Солдаты-янки отмечали, кто был к ним дружелюбен, а кто нет. Рядовой Остин Стернс был ошеломлен, когда в Калпепере, Виргиния, услышал, как белая южанка у окна молит Бога покарать армию северян. У него, как он признался, мороз пробежал по коже. Подполковник Чарльз Денби, оказавшись в Хантсвилле, Алабама, недовольно писал, что «никто нам не рад». Ему было тяжело видеть «скрытую ненависть» местных жителей, и он мечтал, чтобы война поскорее закончилась. Другие офицеры тоже ощущали эмоциональное давление. Полковник Джозеф Ревир заявил, что «даже конкомбатанты ведут заговоры, чтобы навредить нам всеми доступными силами». Чтобы одержать над ними верх, с его точки зрения, Северу требовалась более крупная и более дисциплинированная армия81.

Южные войска тоже хотели видеть поддержку со стороны гражданских и тоже остро чувствовали отношение к себе. Полковник Патрик Клиберн сообщал, что осенью 1861 года, пока его отряд шел через Кентукки, они не встретили ни единого «друга», хотя официально этот штат считался нейтральным. Местные жители запирали свои дома, женщины и дети убегали прочь, и только одна белая старушка подняла перед собой Библию и заявила Клибурну, что готова умереть. Естественно, ему было неприятно. Подобное случалось и в Конфедерации. В некоторых регионах Теннесси и Виргинии – тех штатов, где в 1860 году большинство поддержало Джона Белла, – сторонники Федерации осыпали войска мятежников насмешками. Иногда мирные жители просто не махали солдатам в ответ. Один солдат-повстанец на много лет запомнил, как с крыльца дома на него в ледяном молчании смотрела местная семья82.

Илл. 1. Подполковник Чарльз Денби. Библиотека Конгресса США

Безразличие со стороны мирных жителей могло быть таким же неприятным, как и явная враждебность. Большинство солдат в обеих армиях полагали, что война интересовала абсолютно всех, но некоторые люди оказались к ней равнодушны. Рядовой армии мятежников Эдвард Мур, горячий сторонник Конфедерации, был ошеломлен до глубины души, когда услышал слова мирного жителя, сказавшего, что мысли о войне ни на минуту не помешали ему спать. Похожие чувства испытывал генерал-янки Джейкоб Кокс, столь же горячий сторонник Федерации, которому время от времени приходилось встречать людей, не интересующихся ничем за пределами их ближайшего окружения. Солдаты тоже считали нейтральную позицию чем-то невероятным. Дж. М. Годоун, инженер в армии США, полагал, что некоторые белые южане хранили дома как флаг Конфедерации, так и флаг Союза, и вытаскивали тот, который лучше соответствовал ситуации. Такое поведение заставляло предположить, что некоторые гражданские никогда не примут сторону той или иной воюющей стороны83.

Когда начались военные действия, солдаты и мирные жители продолжили горячо обсуждать политику. Иногда солдаты задерживались ради спора с местным населением, хотя офицеры старались такого не допускать. В 1861 и 1862 годах в Чарльзтауне и Аквайя-Крик, Виргиния, и Мемфисе, Теннесси, сторонники и сторонницы Конфедерации собирались в общественных местах, чтобы вступить в политическую дискуссию о причинах войны с солдатами-янки. В других городах – например в Ноксвилле, Теннесси, – проживало больше сторонников Федерации, и когда туда прибывали войска мятежников, их солдаты жаловались на плохое отношение со стороны местных. Однако у военных не всегда получалось определить настроения мирных жителей: некоторые предпочитали хранить молчание. Солдат федеральной армии Джеймс Грэхем поговорил с некоторыми мелкими виргинскими рабовладельцами, которые показались ему «симпатичными», однако он так и не смог понять, что они думали о войне на самом деле84.

Контрабанда

В такой неясной политической ситуации белые нонкомбатанты выражали свою преданность – или отсутствие таковой – конкретными действиями: они тайком снабжали военных необходимыми вещами. В соответствии со статьей 56 Военного кодекса было запрещено передавать неприятелю деньги, провиант и боеприпасы, однако в подобной контрабанде принимали участие тысячи гражданских. Это был важный, хоть и остававшийся в тени, сегмент экономики военного времени, и он не ограничивался деньгами, провиантом и боеприпасами. После битвы за форт Самтер незаконный товарооборот между Севером и Югом принял невиданные масштабы. На Севере производили множество товаров, необходимых армии мятежников. А со временем и мирное население Юга стало испытывать растущую нехватку предметов повседневного спроса. Начало войны ознаменовалось стремительным ростом нелегальной торговли. В мае 1861 года мирные жители уже организовали контрабанду военных товаров из Балтимора в Виргинию. Вскоре ценными стали даже самые обыденные предметы – например спички. Многие северяне не возражали против торговли с Югом, а сторонники Конфедерации были готовы платить85.

Контрабандисты могли действовать из самых разных побуждений: финансовых, семейных и политических. Многие понимали, что война дает возможность быстрого обогащения. Осенью 1861 года в газете «Ричмонд экзамайнер» предположили, что объем контрабанды между Виргинией и северными штатами уже достиг нескольких миллионов долларов в золоте. Те, кого не особенно интересовала прибыль, занимались контрабандой, чтобы помочь своим близким. Они не писали на конвертах свои фамилии: так, например, северянин «Дик» отправил письмо некоему «Неду». Южане, поддерживавшие Конфедерацию, исходили из политических убеждений. Примером может послужить покинувший армию мятежников по причине инвалидности солдат, который занялся контрабандой и стал перевозить товары между Виргинией, Пенсильванией и Мэрилендом. И наоборот, если южане хотели поддержать Федерацию, они контрабандой вывозили через Кентукки на Север хлопок, сахар и рис. Но поскольку боевые действия по большей части велись на территории Дикси, а южная экономика всегда уступала северной, контрабандные товары в основном двигались с Севера на Юг86.

Как это случалось во время других войн, контрабандисты полагались на проверенные временем уловки. Некоторые использовали вымышленные имена. Многие демонстрировали выдающиеся предпринимательские способности. Так, одна банда перемещала товары на сотни миль: сначала по суше через Кентукки, потом на лодках вверх по реке Теннесси до железнодорожных станций, откуда их переправляли по другим направлениям. Товары прятали в сундуках с двойным дном или даже – что требовало большей изобретательности – в тушах мертвых лошадей. У одного особенно изворотливого контрабандиста, Уильяма Т. Уилсона из округа Сент-Мэри, Мэриленд, в шляпе обнаружили мочевой пузырь животного, в который он залил жидкий хинин87.

Белые южанки тоже занимались контрабандой товаров с Севера на Юг и по территории Конфедерации. Они не так давно заинтересовались политикой и горели желанием помочь мятежникам, используя в качестве прикрытия традиционные гендерные стереотипы. Миссис Вудс (полное имя неизвестно) руководила бандой контрабандистов в Хопкинсвилле, Кентукки. В 1861 и 1862 годах у нее имелись постоянные партнеры в Нэшвилле и Ричмонде. Контрабандистки использовали в своих целях даже превратные представления о слабости женщин и их неумении стрелять. Под дулом пистолета Нэнни Уэбстер заставила лодочника переправить ее через реку Потомак из Мэриленда в Виргинию. С собой она везла хинин, нитки и иглы. Благодаря кринолинам женщины могли спрятать под юбками даже такие товары, как ботинки или газеты88.

Контрабандисты ввозили на Юг множество товаров, включая и те, что были запрещены Военным кодексом. Так, они доставляли заказчикам соль, ружья, предметы роскоши (такие как кружево) и множество лекарств, в том числе и морфин. Среди них были люди самого разного социального происхождения – например, врач из Теннесси и священник из Балтимора. Появилось убеждение, что контрабандой управляют евреи; именно поэтому бригадный генерал армии США Улисс Грант в декабре 1862 года генеральным приказом № 11 выгнал всех сотрудников-евреев из своих подразделений в Кентукки, Теннесси и Миссисипи. Опасаясь протестов, президент Линкольн быстро отменил этот приказ. На самом деле, большинство контрабандистов, как и большинство белого населения Севера и Юга в целом, не были евреями89.

Контрабандисты предпочитали определенные маршруты, о которых становилось известно, когда кого-то из них ловили. Из пограничного штата Мэриленд они проникали в Конфедерацию через реку Потомак, изобилующую удобными бухтами, островками и притоками. На юге Мэриленда было много сторонников Конфедерации, готовых пересечь Потомак с запрещенными товарами. Многие путешествовали через Кентукки, рабовладельческий штат, который в 1861 году остался в составе Федерации, хоть и занял при этом нейтральную позицию. «Штат мятлика» был идеальным перекрестком: по его территории протекала река Огайо, здесь же был расположен крупный внутренний порт Цинциннати. Кроме того, Кентукки граничил с Виргинией и Теннесси, двумя конфедератскими штатами, а среди местного населения имелись серьезные разногласия по политическим вопросам. В 1861 году Кентукки и Теннесси заключили неофициальное временное соглашение о том, чтобы офицеры-янки не досматривали багаж в поездах, курсировавших между штатами. Однако даже в 1862 году, когда Кентукки присоединился к Федерации, контрабандисты продолжили действовать по всей территории штата90.

Их ловили и иногда наказывали. Мирные жители – такие, как Джон Фаулер, погонщик скота из оккупированной северянами Виргинии, – с готовностью сдавали таких людей властям. Фаулер разоблачил англичанина (или человека, который называл себя англичанином), перевозившего запрещенные товары между Северной Виргинией и Южным Мэрилендом. Когда контрабандистов ловили на территории Федерации, их, как правило, судил не местный суд, а военная комиссия или военный трибунал. Наказание могло быть суровым. Так, Майер Ласки, владелец таверны из Нэшвилла, за контрабанду лекарств был приговорен к году каторжных работ. Другим же случалось отделываться легкими приговорами. Сели Льюис, осужденному в Теннесси за контрабанду и шпионаж в пользу Конфедерации, Авраам Линкольн заменил смертный приговор шестью месяцами тюрьмы91.

Борьбе северян с контрабандой мешала коррупция и некомпетентность их армии. Во всех войнах, которые она вела, солдаты нарушали правила, чтобы заработать немного денег, и механизмы контроля были бессильны это предотвратить. В 1862 году контрабандисты, действующие между Мемфисом и Эрнандо, Миссисипи, переоделись в мундиры федеральных войск и выдали себя за сотрудников Интендантского ведомства. Это сошло им с рук: они успешно доставили груз хинина и морфина. Для поиска контрабандистов на территориях, оккупированных США, армия Севера привлекала детективов, и временами те действовали успешно, однако им не удалось полностью искоренить незаконную деятельность. Генерал-майор Уильям Т. Шерман жаловался на то, что, несмотря на присутствие на территории войск Федерации, контрабандистам удается доставлять товары по Миссисипи до Мемфиса и внутренних регионов Конфедерации92.

В силу очевидных причин Военное министерство Конфедерации даже не пыталось остановить движение контрабанды. В августе 1861 года в лагере неподалеку от Манассаса, Виргиния, полковник Дорси Пендер поговорил с несколькими белыми женщинами, которые незаконно перевозили в Мэриленд сундуки с солдатской униформой. Судя по всему, полковник был восхищен их решимостью и не отдал приказа об аресте. В сущности, военные Конфедерации сами участвовали в деятельности по перемещению контрабанды. Одни офицеры подряжались доставить оружие из Мексики через Рио-Гранде – типичный способ обойти установленную федералами морскую блокаду, – а другие, такие как генерал Сэмюэл Дж. Френч, разыскивали группы контрабандистов и призывали своих интендантов присоединиться к ним на благо армии Юга93.

Те, кто провозил товары через линию блокады, отличались еще большей отвагой – или, возможно, большей алчностью. Это было очень выгодное дело. Северянам удалось заблокировать значительную часть трафика товаров на морских границах Конфедерации, и контрабандисты, которым удавалось усыпить их бдительность, могли рассчитывать на огромную прибыль. В южных газетах сообщалось, что за избежавший блокады груз запрашивали вплоть до его десятикратной стоимости. Владельцы судов продавали за рубежом хлопок и привозили домой оружие, боеприпасы и порох. Установить личность этих людей непросто, но мы можем очертить биографии тех, кто оказался пойман. Стивен Бартон, брат военной медсестры Клары Бартон из армии США, возил контрабанду из жадности. В 1850-е годы он уехал из Массачусетса, где его обвинили в ограблении банка; суд оправдал Бартона, но восстановить свою репутацию ему так и не удалось. Он переехал в Северную Каролину и стал преуспевающим мельником, однако ему хотелось больше денег, и потому он начал провозить товары через линию блокады. Его поймали, судили военным судом и в конце концов отпустили. Незадолго до конца войны он умер94.

Письма

Мирным жителям удавалось обходить и еще одну статью Военного кодекса. Речь идет о статье 57, запрещавшей вести с неприятелем переписку и передавать ему информацию. Нарушители запрета подлежали военному суду и могли быть приговорены к смертной казни. По причине войны объем личной переписки между военными и гражданскими значительно вырос: люди писали друг другу как из практических соображений – чтобы сообщить какие-либо сведения, – так и по личным причинам. Помимо прочего, письмо служило доказательством, что автор все еще жив. Как бы то ни было, предполагалось, что обмен почтовыми отправлениями между Соединенными Штатами и Конфедерацией прекратился в июне 1861 года. Однако на протяжении еще нескольких месяцев некоторые почтмейстеры продолжали доставлять почту из одного региона в другой. В нейтральном штате Кентукки жители могли посылать письма обеим противоборствующим сторонам. Были на Юге и другие места, где чиновники или офицеры договорились не препятствовать обмену письмами, если те не носили политического характера95.

Белые жители Юга быстро разобрались, как отсылать письма по неофициальным каналам. Некоторые обращались к помощи посыльных, которые возили почту между Севером и Югом, но большинство действовали своими силами. Письма из Конфедерации тайком перевозили по самым оживленным дорогам из Северной Виргинии в Южный Мэриленд, а также внутри самой Конфедерации. Салли Макдауэлл из Теннесси пишет, что существовало «много способов» пересылать письма, несмотря на присутствие рядом армии янки. Как и до войны, жители Юга обращались за помощью к друзьям, родственникам и соседям, которые проскальзывали через вражеские ряды, чтобы лично доставить письма адресатам – по несколько посланий за раз. Один сторонник Федерации с гневом назвал эту систему «почтовой службой мятежников»96.