Насущный хлеб войны. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США

Федеральная армия тоже начала брать заложников с самого начала войны и тоже рассматривала это как свое неотъемлемое право. Заложниками становились и мужчины, и женщины. В июне 1861 года в Виргинии северяне обнаружили в доме мистера Уэста конфедератскую военную форму и захватили двух его взрослых дочерей, чтобы удерживать их в форте и тем самым обеспечить «хорошее поведение» отца – под этим, вероятно, подразумевалось, что он не присоединится к армии Юга. В захваченных городах заложниками становились члены местной элиты. В Нэшвилле генерал-янки посадил в тюрьму двух «богатых мятежников» в ответ на то, что южная армия в Чаттануге захватила двух сторонников Федерации. Некоторые офицеры, подобно генерал-майору Бенджамину Батлеру, хотели бы формализировать эту практику. В 1862 году после обмена заложниками в Опелузасе, Луизиана, он надеялся заключить соглашение, которое бы облегчило «давление» на нонкомбатантов, однако ничего подобного так и не произошло124.

И на Севере, и на Юге журналисты критиковали практику захвата заложников, когда этим занимался неприятель, однако обе армии считали это обычной частью войны. Иногда в качестве заложников специально выбирали известных людей, однако выбор мог оказаться и случайным – хватали тех, кого армия встречала на марше. Пленников могли держать в военных лагерях, в фортах или в потайных укрытиях в сельской местности. Офицеры относились к этому весьма терпимо. Иногда они спасали заложников до официального обмена или отпускали на свободу тех, кого захватили сами. Свидетельства массовых казней заложников отсутствуют, однако для некоторых из них плен заканчивался очень плохо. Когда в Нэшвилле двое мирных жителей, сторонников Юга, попытались сбежать из плена, один был пойман, а другой убит125.

Как мы уже убедились, рассматривая другие аспекты военного поведения, с заложниками могли обращаться по-разному. Иногда военные захватывали заложников, протестуя против плохого обращения неприятеля с местными жителями, хотя подобная практика оказалась бесполезной. В декабре 1862 года Роберт Э. Ли посоветовал удерживать в заложниках майора-северянина из Западной Виргинии: он предполагал, что в таком случае янки перестанут требовать от жителей оккупированных территорий приносить присягу США. (Нет необходимости пояснять, что северяне на это не пошли.) В некоторых случаях армии практиковали равный обмен – одного заложника меняли на другого – но порой приходилось отдавать целую группу мирных жителей для того, чтобы вызволить из плена одного-единственного человека. Почти все заложники были белыми, хотя иногда военные могли захватить и рабов. В Миссури майор-северянин захватил в заложники раба мистера Адамса, сторонника Конфедерации, чтобы заставить его вернуть другого раба его законной хозяйке, стороннице северян миссис Джой. Имена рабов не приводятся, и мы не знаем, что случилось с ними дальше126. Обращение с заложниками также очень различалось. Конфедерат Роберт Э. Ли утверждал, что с заложниками необходимо вести себя «уважительно», а генерал-янки Адольф фон Штейнвер обещал кормить их за собственным столом и обращаться с ними как с «друзьями». Позднее он пригрозил расстрелять заложников, если местные партизаны убьют кого-то из его людей, что было не так уж и по-дружески. Некоторые офицеры отпускали заложников гулять по городу, если те не пытались его покинуть, а некоторые держали их в кандалах. Вне зависимости от того, как с ними обходились, большинство заложников не поддавались так называемому «стокгольмскому синдрому» и не чувствовали к врагам ни малейшей симпатии. Напротив, у некоторых формировалось глубокое отвращение к их захватчикам и искреннее восхищение теми, кто их спас. Когда через несколько десятков лет в Кентукки скончался сельский доктор, в его некрологе содержалась благодарность капитану-северянину, освободившему его из плена127.

В 1862 году Джордж Ч. Роу из Фредриксбурга, Виргиния, попал в заложники. В своем дневнике он описывает всепоглощающее чувство бессилия и жгучую неприязнь к обеим армиям. Когда началась война, ему было примерно тридцать лет; к этому времени он стал успешным адвокатом и занимал умеренную политическую позицию. В 1860 году он проголосовал за демократа Стивена Дугласа. После сецессии он выступил на стороне Конфедерации, однако не присоединился к армии. В 1862 году вместе с восемнадцатью другими южанами янки взяли его в заложники – это был акт мести за то, что конфедераты захватили в Виргинии сторонников Федерации. Августовским вечером у него на пороге появился вооруженный офицер, который сопроводил его и других заложников в тюрьму Олд-Кэпитал в Вашингтоне, Колумбия. Роу предстояло провести там месяц. Он с отвращением описывал грязную камеру и отвратительную пищу. Некоторые заключенные ему нравились, другие внушали страх, при этом его неимоверно злил сам факт такого унижения – быть удерживаемым против воли. В своем бедственном положении он вместе с другими заложниками обвинял обе армии: северянам доставалось за «деспотичность», а южанам – за то, что они захватили сторонников Федерации. Заложники написали обращение военному министру Эдвину Стэнтону, но ничего этим не добились. После этого Роу встретился с чиновниками Военного министерства и отказался приносить присягу. Он ссорился с охранниками, и один из них пригрозил его убить. Друзья слали ему передачи, и однажды его навестила жена. Наконец, в сентябре 1862 года произошел обмен заложниками и Роу оказался на свободе. Получив паспорт, он с облегчением вернулся домой128.

Весной 1863 года в армии Севера появился новый Кодекс, в котором говорилось в том числе и об обращении с заложниками. Автор Кодекса, Фрэнсис Либер, был умным, амбициозным, непостоянным и непростым человеком; на сохранившейся фотографии он кажется мрачноватым, на его лице ярко выделяются пронзительные глаза. Он родился в Берлине, подростком отправился воевать против Наполеона, а потом принял участие в войне за независимость Греции. Позднее он эмигрировал в Америку и в 1830-е годы стал преподавателем в Университете Южной Каролины, где ему предстояло проработать двадцать один год. За это время он издал несколько выдающихся работ по политологии, завоевав себе репутацию либерала, однако в отношении рабовладельческого вопроса был кем угодно, но не прогрессистом. Он приобрел себе нескольких домашних рабов и утверждал, что обращается с ними лучше, чем большинство хозяев, отвергая идею отмены рабства на федеральном уровне. При этом он полагал, что когда-нибудь в отдаленном будущем может начаться постепенная эмансипация. Он прекрасно ладил с местными рабовладельцами, включая Джона К. Кэлхуна. Однако когда на Юге стали распространяться сецессионные настроения, Либеру стало неуютно, и в 1857 году он перебрался в Университет Колумбия в Нью-Йорке. Вероятно, он продал своих рабов – хотя точной информации об этом у нас нет – и в 1861 году стал юнионистом и поддержал эмансипацию. В его семье взгляды разделились: сыновья Либера сражались во враждующих армиях129.

После 1861 года Либер поддерживал Республиканскую партию и отстаивал идею активного ведения войны. Он обратился к нескольким офицерам, предложив составить для военных кодекс поведения, и в 1862 году генерал армии США Генри Халлек назначил его членом созданного для этой цели комитета. Либер написал бо́льшую часть документа, получившего его имя и опубликованного 24 апреля 1863 года под названием «общий приказ номер 100». Кодекс представлял собой длинный список не связанных между собой статей (общим числом 157), бо́льшая часть которых была посвящена отношениям между военными и гражданскими. Кодекс Либера оказался таким же противоречивым, как вся его жизнь. С одной стороны, он писал, что армия должна как можно меньше вмешиваться в жизнь мирных жителей и щадить их настолько, насколько это позволяют «потребности войны». Современная армия, настаивал Либер, в отличие от армий Древнего мира должна защищать нонкомбатантов. С другой стороны, он полагал, что мирные жители вражеской страны не способны не являться неприятелями и потому вполне могут быть подвергнуты тяготам войны. На протяжении всего текста Либер подчеркивает важность того, что у него называется «военной необходимостью»: солдаты должны предпринимать любые действия, направленные на отстаивание интересов Федерации, включая смерть «вооруженного неприятеля» и «других лиц». Либер запрещает жестокое поведение, но разрешает «военную хитрость», если она не опускается до «вероломства», – однако различие этих двух понятий не объясняется. В сущности, Кодекс Либера был настолько противоречив, что с его помощью можно было оправдать любое предпринятое военными действие. Принципы Старого Света соединяются здесь с идеями Нового; следы наполеоновской эры, которую Либер застал в юности, смешиваются с юнионизмом образца 1861 года130.

Илл. 2. Фрэнсис Либер, теоретик войны. Библиотека Конгресса США

Либер также заявляет, что в современных войнах почти не захватывают заложников – очень странная мысль, если учесть, как часто северные СМИ рассказывали о заложниках, захваченных обеими армиями. Согласно Либеру, заложник – это человек, захваченный «вследствие военных действий» или как «залог», чтобы обеспечить выполнение соглашения между двумя армиями. Далее он пишет, что с заложником нужно обращаться как военнопленным, т. е. его (Либер использует местоимение мужского рода) нельзя наказывать, подвергать жестокому обращению или лишать еды. При этом заложник, как и военнопленный, может оказаться объектом мести. Однако был Кодекс Либера противоречивым или нет, он все равно практически не повлиял на то, как военные обращались с заложниками. Хотя им и раздали экземпляры Кодекса, солдаты и офицеры почти не упоминают его в своих письмах и мемуарах. Некоторые из них, возможно, никогда о нем не слышали. В последующем Кодекс Либера стали считать образцом для регулирования поведения военных во время конфликта, однако весной 1863 года у армии уже составились собственные представления о том, как обращаться с заложниками. Конфедераты, само собой, высмеивали лицемерие кодекса, игнорируя при этом содержащиеся в нем предложения относительно заложников131.

После публикации либеровского Кодекса северяне по-прежнему захватывали заложников и вели себя с ними точно так же, как и до апреля 1863 года, – то есть делали то, что считали нужным. Захваченных мирных жителей удерживали в военных лагерях и местных тюрьмах, иногда за сотни миль от дома. Каждая сторона обвиняла другую в жестокости. В декабре 1863 года генерал Джордж Томас предположил, что конфедераты держали заложника-юниониста в «омерзительной тюрьме», – и в то же самое время Зебулон Вэнс, губернатор Северной Каролины, утверждал, что солдаты-янки заковывали заложниц в наручники. В Кодексе говорилось, что заложники должны быть мужчинами, однако за действия мужчин могли отвечать и женщины. В Луизиане полковник-янки приказал взять в заложницы местную жительницу, миссис Уилкоксен, после того как ее муж застрелил рядового, пытавшегося забрать у них продукты. Полковник намеревался удерживать жену, пока муж не сдастся северянам132.

Что бы ни писал Либер, солдаты по-прежнему практиковали и другие аспекты захвата заложников – например, равный обмен. Так, в Миссури пятерых мирных конфедератов обменяли на пятерых мирных юнионистов. Но этот принцип соблюдался не всегда: в Луизиане генерал армии США Натаниэль Бэнкс приказал наугад отобрать сотню белых мужчин, которым предстояло оставаться в заложниках, пока не отыщут человека, убившего капитана-янки. Заложники по-прежнему страдали из-за действий своих родственников. В декабре 1863 года майор Джеймс Т. Холмс сделал таким заложником мистера Д. У. Кимбро из Теннесси, потому что сын Кимбро, офицер армии мятежников, взял в плен двух солдат США; после этого их освободили. Мирные жители по-прежнему становились заложниками по причине событий, которые они не могли контролировать. Генерал армии Юга Джон Имбоден перевез из Западной Виргинии в Ричмонд тридцать пять заложников, мирных жителей и солдат армии Севера. По его словам, они должны были находиться в заключении до тех пор, пока северяне не отпустят на свободу неких «сторонников Юга», захваченных где-то на Севере.

О чем бы мы ни говорили – о контрабанде, переписке, шпионской деятельности, работе на армию, путешествиях или захвате заложников – официальные распоряжения практически не влияли на то, как обе армии взаимодействовали с мирным населением. То же самое относилось и к материальным ресурсам, начиная с провизии133.

Глава 3

Провизия

Солдатам обеих армий требовалась еда, и эту материальную потребность приходилось удовлетворять каждый день. Голод во время войны был самым тяжелым испытанием, признавался ветеран армии Севера Дж. Д. Бладгуд. Во многих конфликтах провизию считали наиболее важным типом ресурса, необходимым для сохранения боевого духа солдат; как отметил Наполеон, «армия марширует, пока полон желудок». В древности войска регулярно отбирали еду у местного населения, однако в современном мире предполагается, что военные получают пайки и потому способны преодолеть любое расстояние, не притесняя мирных жителей. Обе армии, участвовавшие в Гражданской войне, должны были питаться, используя исключительно собственные ресурсы, о чем полагалось заботиться офицерам-снабженцам и интендантам. Однако ни северянам, ни южанам не хватало организованности. Подобно участникам других вооруженных конфликтов, конфедераты и федералы начали обращаться за необходимыми ресурсами к мирному населению, при этом они зачастую нарушали устав. Некоторые жители региона с радостью делились с ними едой, особенно в самом начале войны, однако остальные (и их было большинство) неохотно расставались с провизией, которая была необходима им самим. Вскоре население Америки разделилось на две категории – мирные жители и солдаты, – между которыми шла все более ожесточенная борьба за еду134.

У американских военных имелись руководства по реквизиции продовольствия, в которых всячески подчеркивалось, что мирные жители обязаны удовлетворять требования военных. Принятый в 1806 году Военный кодекс должен был структурировать поведение солдат в военное время, при этом потребности армии, само собой, оставались на первом месте. Статья 52 запрещала солдатам покидать свой пост ради «грабежа и мародерства»; любого военного, совершившего такой проступок, военно-полевой суд мог приговорить к смерти. В Кодексе нет определений «мародерства» и «грабежа», однако в Оксфордском словаре английского языка под «мародерством» понимается захват трофеев, а под «грабежом» – похищение чего-либо у некоего человека или из некоей локации. В соответствии со статьей 54, солдатам и офицерам во время марша полагалось вести себя «достойным» образом; они не должны были «уничтожать или портить» без приказа командующего принадлежащие мирным жителям деревья, кроличьи садки, пруды, сады, поля или луга; если солдат причинял вред деревьям, садам или лугам без такого приказа, его могли подвергнуть военному трибуналу. В Постановлениях армии Конфедерации, выпущенных в 1863 году, статьи 52 и 54 были воспроизведены дословно. И, как мы уже знаем, статья 56 запрещала мирным жителям снабжать неприятеля едой. Обновленные постановления армии США от 1861 года предусматривали, что при необходимости генералы могут потребовать от жителей неприятельского государства контрибуцию деньгами или «натурой»135.

В «Военном словаре» Генри Ли Скотта, опубликованном в 1861 году, подробно объяснялось, как солдаты могут получать от мирного населения еду. Скотт родился в 1814 году и бо́льшую часть своей жизни прослужил в армии. Войну он встретил в звании подполковника, но вскоре ушел в отставку. В «Словаре» он утверждал, что при реквизиции провианта необходимо соблюдать определенные процедуры. Так, офицеры должны выезжать в сельскую местность в сопровождении нескольких солдат и охранника и в обмен на продовольствие выдавать мирным жителям официальные документы, которые в ближайшем будущем – во время конфликта или по его завершении – можно будет обменять на деньги или товары. Скотт понимал, что зачастую война «вредит» сельскому хозяйству, однако солдаты должны поступать по справедливости со всеми гражданскими, вне зависимости от того, как те настроены: «дружески», «нейтрально» или «враждебно». При реквизиции продовольствия не допускалось мародерство. При этом Скотт делает акцент на том, что нонкомбатанты обязаны уступать солдатам свои припасы. В его «Словаре» под «продовольствием» подразумевается еда для животных, а не для людей, однако в ходе войны солдаты обеих армий употребляли это слово как для обозначения продуктов, так и для обозначения фуража. В обеих армиях имелись состоящие из трех офицеров контролирующие органы, чьей задачей было рассматривать жалобы гражданских лиц относительно вреда, причиненного их собственности. Такие органы создавались и в оккупированных США регионах. Предполагалось, что они будут служить мирным жителям чем-то вроде апелляционного суда, однако записей об их работе почти не осталось, и мы мало что о них знаем136.

Контекст

В 1861 году ежедневный рацион в обеих армиях, как правило, включал в себя фунт мяса (предпочтительно, свежей говядины), фунт хлеба, немного овощей, кофе и сахар – для большинства солдат этого было достаточно, чтобы выжить. Со временем паек у южан становился все меньше: его сокращали в 1862, 1863 и 1864 годах. Продовольствие для пехоты поступало с интендантских складов, расположенных в таких местах, как Луисвилл, Кентукки у армии Севера и Коламбус, Джорджия у армии Юга; его доставляли в поле по железной дороге или обозами. Каждый день солдаты обеих армий расходовали множество калорий, и зачастую они обнаруживали, что им требуется больше пищи, чем армия могла им предоставить. Некоторые хотели овощей и фруктов для того, чтобы не заболеть цингой, другие находили армейский паек однообразным или попросту несъедобным. В федеральной армии мясо иногда оказывалось червивым, а солдаты Конфедерации жаловались на покрытую слизью говядину странного синеватого цвета137.

Среди генералов обеих армий, отвечавших за снабжение, наиболее способным, похоже, был Монтгомери Мейгс, назначенный в 1861 году главным интендантом армии Севера. Впрочем, его роль по большей части сводилась к общему руководству, а основные решения, связанные с поставками продовольствия, принимали командиры на местах. Мятежникам никогда не удавалось накормить всех своих людей, хотя еды на Юге было достаточно. Историки полагают, что виной тому было неэффективное управление, нехватка фондов и слабая транспортная система. Сами солдаты винили в этом своих интендантов: считалось, что представителями именно этой военной специальности оказываются все отбросы армии – лентяи, забияки и пьяницы. Рядовой Джон Робсон предполагал, что многие интенданты были жуликами, приберегавшими лучшие припасы для себя, а занимавшийся до войны коммерцией майор Майкл Харман еще в 1861 году предсказал, что не владеющие системным подходом неопытные интенданты поставят победу Юга под угрозу. Многим офицерам определенно не хватало тщательности и аккуратности, необходимых для этой работы138.

Вероятно, на протяжении всей войны у армии северян было больше еды, однако эффективность янки в том, что касается доставки продовольствия, сильно преувеличена. У федералов случались голодные кризисы, когда целые полки на долгое время оставались без еды. Солдаты обвиняли в этом ленивых интендантов, жадных поставщиков и некомпетентных инспекторов. Военное министерство США пыталось искоренить мошенничество и бессмысленную трату ресурсов, однако задача оказалась ему не по силам. Кроме того, новые интенданты практически не проходили никакого обучения: предполагалось, что они всему научатся на месте. В 1861 году капитан Чарльз Лейб, назначенный интендантом в Бакхэннон, Западная Виргиния, описал, какого труда ему стоило добыть экземпляры Военного устава. Далее он попытался убедить офицеров выписывать мирным жителям свидетельства о реквизиции, но некоторые попросту отказались это делать – вероятно, им не хотелось тратить время. Результатом бюрократической беспомощности стало то, что в армии янки тоже начался настоящий голод139.

Обе армии сталкивались с множеством сложностей на последнем и самом важном этапе доставки продовольствия – когда провизия должна была поступать непосредственно солдатам в поле. По всей территории Юга продовольственные обозы могли попасть в неприятельскую засаду или задержаться в пути по причине неблагоприятных погодных условий и плохих дорог. Что касается железнодорожного сообщения, то вагоны ломались, а поезда запаздывали или становились мишенью для вражеских атак. Во время очередной наступательной операции каждая армия стремилась уничтожить созданные противником временные продовольственные склады. Из-за постоянных проблем с поставками солдатам обеих армий приходилось подолгу ждать получения пайков – мучительная ситуация, особенно для людей, занимающихся тяжелым физическим трудом. Рядовой армии США Герман Берхаус утверждал, что, по мнению его товарищей, они «имели право» получать от армии приличную еду140.

И южанам, и северянам пришлось адаптироваться к перебоям в поставках продовольствия. Некоторые, подобно капралу-мятежнику Джеймсу Э. Холлу, обращались за едой к своим родственникам; другие обменивали вещи на продукты у дозорных вражеской армии; кто-то обыскивал ранцы погибших солдат; иногда еду покупали у маркитантов. Северная армия получала немного продовольствия от Санитарной комиссии США, но у мятежников не было и этого. Голодные конфедераты воровали провизию у собственных интендантов. Голодные янки поступали точно так же. Работавшие в Интендантском ведомстве солдаты, подобно рядовому Генри Эплину из армии США, использовали свое положение, чтобы прикарманить немного еды. Генри писал своим родственникам, что оформлял поддельные ордеры на сахар, чай и патоку, а полученные продукты откладывал для себя141

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

См. данные федеральной переписи населения за 1860 год (с. 219) и запись от 21 сентября 1861 года в дневнике Сары Уэдли. После войны приход получил название Танджипахо.

2

См. данные федеральной переписи за 1860 года (с. 15), описание дневника Сары Уэдли и записи в дневнике от 3 января 1861 года, 1 октября 1860 года, 27 марта 1861 года, 13 октября 1860 года, 4 декабря 1860 года, 31 декабря 1860 года, 5 января 1861 года, 29 декабря 1860 года, 3 января 1861 года, 22 июля 1861 года, 20 марта 1861 года, 14 июля 1861 года и 28 июля 1861 года.

3

См. запись от 21 сентября 1861 в дневнике Сары Уэдли.

4

См. письмо Эдгара Элая миссис Теодор Фаулер от 24 января 1864 года. О роли гражданского населения в других войнах см. [Uglow 2014; Gibson 2014; Proctor 2010; Tirman 2011; Merridale 2006; Schrijvers 1998; Eby 1998].

5

См. [Bledsoe 2015; Watson 2013; Herrera 2015; Skelton 1992; Chetail, Haggenmacher 2011; Reardon 2012: 10–11, 15, 19–21, 87, 137; Coffman 1986: 42–211; Carnahan 2010: 23, 43, 119; Escott 2006: 17, 93–94; Davis 1991: 440, 541, 581]. Ср. [Witt 2012: 2–9, 237–238], где автор утверждает, что Кодекс Либера своим появлением обязан Линкольну.

6

См. [Dyer 1985: 4; Hickey 1990: 129–130; Schrijvers 1998: 105; Parker 2013: 28–29, 671]. В дискуссии о том, считать ли Гражданскую войну «тотальной» либо «жесткой», Ройстер [Royster 1991] и Феллман [Fellman 1995] утверждают, что она имела глубоко разрушительный эффект, в то время как Дилбек [Dilbeck 2016], Гримсли [Grimsley 1995] и Нили [Neely 2007] с этим не согласны.

7

См. [Goff 1969: 90–91, 129–130, vii; Wilson 2006: 3, 191–192].

8

См. [Shannon 1965: 53–103; Hagerman 1988: xi–xviii, 58; Huston 1966: 179–187; Wilson 2006: 191–192; Wiley 1943: 90–107; Escott 1978: 54–93].

9

См. [Le Duc 2004: 68–69, 84–85; Дневник У. Ч. Брауна; Adams 1916: 135, 147; OR: 951; Eggleston 1875: 208–210].

10

См. [Borch 2016: 1; Witt 2012: 269, 273–274; Alotta 1989: 202–209; Kastenberg 2011: 193–228]. С аналогичными бюрократическими сложностями сталкивались медицинские департаменты и Бюро Свободы; см. [Humphreys 2013: 34–36, 38–39, 129–130, 208–242; Downs 2012: 81–82]. Патентная служба Конфедерации работала более эффективно, потому что располагала небольшим и опытным коллективом сотрудников; см. [Knight H. 2011: 4, 49–52, 204–205].