Полная версия
Погрешности против хорошего вкуса
– Хорошо, мы, конечно, проверим, есть ли там эти пресловутые золотые искры, – сказал Тони. – Но кто нам отдаст этот фрагмент? Пока вся операция ведется под покровом тайны, мы не можем заявиться в градоправление и рассказать про витраж, да еще с просьбой разобрать городские часы.
– А мы и не будем ничего предпринимать, – резонно заметил Ганимед. – Пусть себе остается на прежнем месте. Вот когда одиннадцать фрагментов будут у нас в руках – тогда пожалуйста, начнем решать эту проблему. А пока – несколько вам заданий. Ты, Реутов, дружище, будь добр узнать о наличии золотых искр в стеклянной пластине, чтобы уже наверняка. Аня, пойди в редакцию к Мыльникову – ты ведь его хорошо знаешь? Попроси, чтобы напечатал заметку про целебные свойства циферблата городских часов.
Тут у всех присутствующих вытянулись лица.
– Что, привлекать к этому дополнительное внимание? – возмутилась Нарышкина. – Это безумие, Ганимед!
– Вовсе нет, дорогая. Чем руководствовался наш Малоземов, когда прятал витраж? Прячь на видном месте, – вот его принцип, причем весьма действенный. А мы еще его усугубим. Как сказал один оккультист прошлого века: «Хочешь скрыть истину – опубликуй ее».
– А почему? – вдруг подал голос Лотар.
– Да никто читать не будет потому что. Только запретный плод сладок. У меня есть основания думать, что некоторые враждебные силы попытаются помешать нам отыскать витраж. Вот у Магдалины список подсказок исчез – к добру ли это, спрашиваю вас? А так мы только заметем следы.
Прибавлю, что не все были согласны со столь хитроумным запутыванием следов, но Нарышкина все же предложила Мыльникову написать об этом статью (сразу после того, как Реутов проверил золотые искорки, забравшись ночью по стремянке к часам).
Журналист опросил Катю Чехову и ее бабушку, навел справки у доктора Клюге и нацарапал в «Городской листок» небольшую статейку под дурацким названием «Глаз-алмаз – который час?».
Статья имела успех у горожан, и теперь по вечерам лавочки на площади перед зданием суда наполнялись жителями и приезжими, желающими поправить зрение. От всего этого проиграл бюджет гимназии, поскольку книга, подпорченная Шерстобитовым, не выдержала конкуренции и перестала приносить доход.
– С чего это Мыльников таким наблюдательным стал? – ворчала сестра Петронила, в третий раз с чувством досады перечитывая заметку. О подлинном источнике информации в газете ничего не говорилось.
Госпожа Патронесса, напротив, с интересом восприняла эти сведения, велела циферблат почистить, а внизу прикрепить доску с инструкцией, как долго и под каким углом смотреть на него, чтобы зрение улучшилось. Александра стала бегать на площадь после занятий, но времени как следует поглазеть на стрелки, плывущие поверх готических цифр, почти не было – плотный график в гимназии, подготовка к празднику Новициата и осеннему балу съедали все досужие часы.
Хозяин «Городского листка» тоже не дремал: градоправление рекомендовало ему каждую осень готовить очерки по истории города.
Именно по этой причине Карменсита, журналистка и тайная дочь Мыльникова, с сумкой наперевес неслась по улице за каким-то господином. Он не очень был расположен к беседе, судя по быстроте его удаляющихся шагов.
Она что-то кричала ему вслед, но староста улицы Св. Георгия непреклонно шел вперед, не поворачивая головы. Карменсита собрала все силы, пошла на обгон и загородила Остролистову проход к дому, тяжело дыша пышной грудью.
– Семен Сергеевич, пару слов о вашем прадеде, молю!
Остролистов молча взял ее за талию, приподнял и убрал с дороги. Когда он зашел в дом, девушка расположилась у окна столовой и принялась яростно в него барабанить.
– Господин Остролистов, голубчик, всего пару слов! – кричала она так громко, что на нее уже начали оглядываться прохожие.
В доме не наблюдалось никакого движения; заметив, что окно закрыто неплотно, Карменсита просунула под него длинный ноготь, открыла его и, раздвинув горшки с бальзаминами, очутилась в комнате.
На шум появился разгневанный староста; Карменсита встретила хозяина жилища на коленях с воздетыми руками.
– Умоляю, несколько слов о вашем предке, а не то Мыльников меня прибьет или, того хуже, урежет жалованье! – девушка уже приготовилась всплакнуть, как вдруг Остролистов наконец смягчился.
Через минуту они сидели за столом и распивали кофе.
– Что трудного в работе старосты? – спросила журналистка, разворачивая блокнот.
Остролистов задумчиво пожевал усы и ответил:
– Наладить контакт с домовыми.
Карменсита зафиксировала эту мысль и тут же зачеркнула. Ее батюшка такой ерунды не потерпит, поэтому она поспешила сменить русло беседы.
– Недавно градоправление решило создать памятную стелу с именами всех старост, которые вступили на свои должности при ангелах. Как вы оцениваете этот шаг?
– А чего его оценивать? Лоботрясы они все были, – неожиданно процедил собеседник.
Карменсита поперхнулась.
– А ваш прадед? Что вы скажете о нем?
– Лучше бы он водку пил, – отозвался Остролистов, прихлебывая кофе.
– Лучше, чем что? – осведомилась Кармен, с грустью думая об ожидающем ее нагоняе и воплях отца, что она самая никудышная корреспондентка. Все остальные ее коллеги уже взяли у старост интервью и строчили статьи в «Городской листок».
– Стенопроходец проклятый, – развивал свою мысль Остролистов.
– Так он был стенопроходец? Это же так интересно, расскажите подробнее! – Карменсита сделала вид, что она полностью в курсе, хотя такое слово слышала в первый раз.
– А чего рассказывать, ходил себе через стены. – Староста становился все мрачнее. – Сначала он в стенку прятался от прабабушкиных сковородок, которые она в него метала. А потом уже стал по делу и без дела. Плевал он на калитки и ворота там всякие – где хотел, там и шел. Не по-людски это, – закончил удивительно длинный для себя монолог Остролистов и утопил взгляд в кофейной чашке.
Карменсита была довольна; она нащупала нитку для стоящего рассказа. Сковородки и вовсе сообщали истории особую пикантность. Ее карандаш проворно двигался по страницам блокнота.
– Стенопроходство, археология – ваш прадед был таким многогранным человеком, – с уважением заметила девушка.
– Да уж, – вздохнул Остролистов. – Он под землей лазил и в курганы заходил как к себе домой.
– А карту кладов это он ведь вместе с ангелами составил?
– Он бы лучше завещание приличное составил, – пробурчал мужчина. – Без штанов – по его милости.
Но Карменсита пропустила последнюю реплику мимо ушей…
8
Евангелина появилась в Ялуторовске на фоне весьма скандальных событий. Все началось с того, что госпожа Патронесса решила обновить внешний вид городского парка за приютом святого Иосафата и заказала в столице партию статуй античного образца для украшения центральной аллеи. За каждое изваяние из городской казны было уплачено по три сотни рублей – стоимость каррарского мрамора плюс работа скульпторов из самой модной столичной мастерской. Сюда еще следует прибавить расходы на транспортировку, также влетевшие в копеечку.
Что касается скандала, то он разразился, когда недосчитались одной скульптуры – из заказанных восемнадцати в Ялуторовск привезли только семнадцать и пустую упаковку, набитую мусором и камнями.
Марья Клементьевна пришла в ярость от произошедшего. Это был первый случай, когда градоправление ощутило темперамент своей начальницы в полную силу. Она накинулась на Т., конвоировавшего доставку статуй, и отчитала его со свирепостью, какой здесь еще не видывали.
– Ты себе в карман деньги положил, признайся! – кричала она вовсе уж нелепые обвинения.
Ангелы-секретари, присутствовавшие при этой сцене, густо покраснели, но госпожа Патронесса, как всегда, не приняла их в расчет.
– Помилуйте, мадам, зачем мне сдались эти три сотни? – защищался Т. – Если бы я и пожелал украсть казенные деньги, то выбрал бы более умный способ и более солидную сумму.
Конечно, Марья Клементьевна и сама понимала слабость этой версии, но других сколько-нибудь вразумительных объяснений придумать не смогла.
После разбирательств на местном уровне последовала мучительная переписка по телеграфу с мастерской, где был сделан заказ. Оттуда пришло подтверждение, что вся партия – восемнадцать статуй из каррарского мрамора – была упакована в специальные ящики прямо в присутствии Т. и торгового посредника, занимающегося сбытом произведений искусства. Из этого следовал вывод: именно восемнадцать статуй погрузили в поезд, и где-то по дороге одна из них потерялась. Каким образом можно было незаметно умыкнуть ее из вагона, а главное, зачем и кому это понадобилось – на данные вопросы не имелось даже приблизительных ответов. Да и кто посторонний мог вообще узнать про перевозку мраморных объектов?
– Я понимаю, что можно вытащить кошелек из сумки, срезать с пояса золотой брегет и прочее, но залезть в вагон, увидеть громоздкие ящики и распаковать их из чистого любопытства – в этом нет никакой логики, – заметила госпожа Патронесса на заседании финансового совета градоправления. – Остается допустить только одно: кто-то проговорился о статуях. – И она выразительно посмотрела на Т.
– Помилуйте, да не брильянты же мы перевозили! – взмолился он, обводя взглядом собравшихся. – Разве в этом была какая-нибудь секретность? Ну, может, и сказал двум-трем людям про них – и что ж с того? Обращаю также ваше внимание, что замки на вагоне не были, не были сломаны! Можете вы себе представить, что кто-то планирует столь тщательную операцию: выясняет время следования поезда, его остановки, затем на одной из станций проникает в вагон неизвестно каким образом, незаметно утаскивает статую, которую под силу поднять только нескольким мужчинам атлетического телосложения, да еще зачем-то набивает ящик мусором и аккуратнехонько его запечатывает! Сколько труда – и ради чего? Чтобы поместить у себя в саду мраморную Андромеду?
– Бред, – печально вздохнули его коллеги.
Госпожа Патронесса, к чести ее стоит заметить, приложила все усилия, чтобы разыскать пропажу. Марья Клементьевна провела два совещания с начальником полиции, где они в подробностях обсудили маршрут поезда и все географические пункты на пути следования. Был проинформирован персонал станций, где делались сколько-нибудь продолжительные остановки, и приняты прочие необходимые меры.
Однако инцидент дал возможность скрытым недоброжелателям госпожи Патронессы проявить свое неудовольствие.
– Вы, конечно, понимаете, – медленно растягивая слова, говорил председатель совета по финансам, – что теперь мы будем выдавать деньги на ваши проекты с известной долей осторожности. Городской бюджет располагает значительными средствами, но это не повод бросать их на ветер. Разумеется, мы не жалеем денег для благоустройства и процветания нашего города, но…
И за этим «но» следовали продолжительные реприманды. Только серафический секретариат милосердно молчал, хотя госпожа Патронесса вряд ли смогла это оценить. Она чувствовала себя гимназисткой, пролившей чернила на фартук, – ее злого умысла в происходящем не было, но виноватой считалась все-таки она. Ей удалось так быстро и толково освоиться с обязанностями патронажа – и вдруг столь досадный промах! Финансовый отдел, да и другие тоже, не дали ей никакого спуску и не сделали скидку на весьма скромный стаж ее работы – от силы три месяца. Брови насупились, губы презрительно поджались. «Невежда, недоучка, мещанка», – явственно читалось на этих физиономиях, хотя и не произносилось вслух.
Сумма убытка, кажущаяся не такой существенной, на самом деле умножалась на два, ибо пропавшая статуя была частью скульптурной группы «Персей и Андромеда». «Осиротевший Персей», «Похищение Андромеды», – язвили заголовки в городской газете. Печать в Ялуторовске полностью координировала свои действия с мнением градоправления, и из этого выходило, что последнее одобряло травлю Гадаловой в прессе. Яд сарказма, прикрытый маской деланного сочувствия, оказался серьезным довеском к неприятной ситуации. Благодаря изданию господина Мыльникова каждый житель города был осведомлен о подробностях скандала.
В самый разгар конфликта и появилась Евангелина – девушка с небесными чертами лица в поношенном платье из гроденапля, укрытая от октябрьского холода только жиденькой шалёнкой из синей шерсти.
Почти полдня она слонялась по центру города, не пропуская ни одного магазина и уходя почти сразу же после того, как встречала удивленные взгляды приказчиков. Ближе к вечеру ее пригласили в полицейский участок. Там она не смогла толком ничего объяснить, кто она и откуда, – назвала только свое имя.
– Фамилия? Место жительства? Документы? – допытывался от нее околоточный, но она лишь приветливо улыбалась и хлопала пушистыми ресницами.
– Ну а делать-то что умеешь? – спросил он у нее наконец, но получил только пожимание плечами вместо ответа.
– Так, может, ты слабоумная? – предположил надзиратель.
– Нет, я в своем уме, господин хороший, – уверенным тоном сказала девица.
– А раз ты в здравом уме, пойми, тетёха, что город этот не простой, здесь все жители на особом счету. И даже волосы на головах у каждого посчитаны. Тут нельзя без дела шататься. Может, ты от паломников отбилась? – предложил он ей еще одну версию событий. Будь девица чуть поумнее – наверное, уцепилась бы за эту идею и наплела с три короба, но она по-прежнему молчала.
– У нас бродяжек уже годов семь как нету, и вдруг нате пожалуйста! Что мне с тобой прикажешь делать? Ну чего к нам-то ты заявилась? Дошла бы уж до К. – там бы в горничные устроилась или в дом терпимости. А у нас-то и того нет. Но если хочешь, я тебе в момент желтый билет выправлю и в К. перешлю? – не без надежды в голосе спросил околоточный.
Со спокойным достоинством девица отрицательно покачала головой.
Еще через полчаса столь же бесплодного общения надзирателя посетила коварная мысль, благодаря которой Евангелина оказалась в кабинете госпожи Патронессы. Для последней это был сюрприз – она никак не ожидала, что бродяжки входят в ее компетенцию, и уже хотела было выгнать ее в три шеи, как тут ей деликатно объяснили, что нельзя, что это, может, и не бродяжка, а шпионка, которая неизвестно что здесь вынюхивает.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.