Мастер нового времени

– Следят, – Ханна Казимировна тоже пила коньяк. – Только желающих подзаработать хватает. Давайте, не чокаясь… до такой степени мы не наглеем, чтобы чокаться… так вот, не чокаясь, за здоровье. Здоровье, ребята, говорю вам, надо беречь. А как его беречь, если не пить, – завершила она свою тихую, но пламенную речь.

Кучерявый выпил немного за собственное здоровье и здоровье товарищей по столу, быстро доел неказистый салатик, решив, что для сохранения здоровья надо закусывать, чем бог послал. Тут принесли супчики.

– Тыквенный суп-пюре сегодня, – объявил официант, составляя на стол суповые тарелки.

– Ох, это мой любимый! – восхитилась Настенька, доселе молча попивавшая «газированный лимонадик». Выглядела молодая женщина вполне нормально. Ее длинные, вьющиеся, русые волосы лежали естественно, словно не знали ни укладки, ни покраски, ни каких других парикмахерских ухищрений; косметики на лице, в противовес Ханне Казимировне, вообще не было. Назвать ее состояние депрессией Кучерявый смог бы едва ли, хотя хохотушкой она тоже не являлась. Но ведь далеко не все, кто не смеется постоянно, впали в депрессию. Вот помнится, поэтесса Агата Агафонова реально большую часть времени депрессовала… Размышления Кучерявого прервали:

– А про что вы роман пишете, Арни? – проворковала Ханна Казимировна, наливая себе еще «чайку».

– Ханна Казимировна, не переусердствуйте, – предупредил Депп даму. – Помните, как позавчера чуть мы не спалились? Коньяк, знаете ли, – обратился он уже к Кучерявому, – имеет свойство сильно пахнуть изо рта. Опять же, Ханну Казимировну, при всем уважении, начинает от излишнего потребления спиртного пошатывать. Вот вечером, когда мы «спать, спать по палатам, приболевшим и врачатам», – пропел он на мотив старой пионерской песенки, – тогда можно и позволить себе.

Махнув в сторону Деппа шарфом, Ханна Казимировна игриво покачала головой, и повторила свой вопрос, явно пока не успев потерять нить беседы.

– Так о чем вы, Арни, пишите, голубчик?

– Странную тему мне заказали, – признался Кучерявый. – А главное, я же, понимаете, поэт! Я же не прозаик. Могу статеечки писать, но чтобы роман!..

– Почему же вам его заказали? – встряла Настенька.

Кучерявый вздохнул: он и сам по сей момент не совсем понимал, почему.

– Сказали, я талантлив, – скромно пробурчал невольник чести, – а талантливый человек талантлив во всем. Как-то так.

– Правы ваши заказчики! – заявила Ханна Казимировна. – Чем я только в жизни ни занималась! Сейчас рисую. Знаете ли, неплохо получается. Даже покупают мои картины. Покажу попозже. Что за тема? Мы готовы подсказать.

В последней сентенции Кучерявый не совсем был уверен, ведь как бы нормально ни выглядели его собеседники, они были с отклонениями: кто с явными, как Джонни Депп и не бросившая пить Ханна Казимировна, а кто с незаметными, как Настенька, но Кучерявый был уверен, что ее депрессия просто не бросалась в глаза. В этот момент официант собрал тарелки из-под первого (тыквенный суп-пюре, и правда, был вкусен), а потом ловко составил с подноса большие блюда со вторым. Самой еды на блюдах было немного, но размазали ее красиво.

– Цветовая гамма всегда вызывает у меня восхищение, – прокомментировала Ханна Казимировна внешний вид продуктов: зеленая фасоль гармонично соседствовала с желтым и красным перцами-гриль, кусок индейки чудно сочетался с темно-бордовым гранатовым соусом.

Вопрос Ханны Казимировны о содержимом будущего романа Кучерявый решил проигнорировать, надеясь, что, увлекшись едой, она про него подзабудет. И правда, та с аппетитом взялась за второе. Ее примеру последовали остальные.

– Ну, ребят, дижестивчику, так сказать, – дожевывая фасоль, произнес Джонни. – За знакомство!

Допив коньяк из граненого стакана, Кучерявый печально посмотрел на графины.

– А остатки куда? – ему срочно захотелось захватить сосуды в номера и там продолжить банкет.

– Не волнуйтесь, Арни, – мягко проговорила Настенька, – официант нам их на ужин вынесет. В палатах у нас есть еще заначка.

Кучерявый поразился поставленной на широкую ногу доставке спиртного в элитный санаторий.

– Здесь все так пьют? – он кинул взгляд на соседние столы.

– Не-е-е, – протянул Джонни, – у всех свои проблемы. Это наш стол так удачно подобрался. Возьмем Трофима-байкера, живущего в соседней со мной комнате. Он ударился при падении с мотоцикла головой и соображает плохо. Какое там пить! Или сосед Ханны Казимировны. Тот здесь прячется от правосудия. Хочет получить справку для суда о своей психической двинутости. Так он вообще в завязках. Ханна пыталась его вызвать на общение, но Забытько – кремень!

У Кучерявого в голове маленько зашумело: то ли от выпитого, то ли от получаемой информации.

– А что сделал Забытько? – спросил он.

– Убил жену, – спокойно ответила Ханна Казимировна. – Категорически не пьет. Прикидывается больным с провалами в памяти. Я его, конечно, понимаю – при таком раскладе пить нельзя. Проколоться ведь можно и справку не дадут.

Арнольд даже протрезвел.

– Всё равно же знают, что он косит. Ну проколется… Ничего страшного. Справку-то ему сделают независимо от… – поэт икнул, от стресса забыл, что находится в графинах, быстро налил себе в опустевший стакан «лимонадику» и тут же выпил. Джонни на него посмотрел с укоризной, однако, с пониманием.

– Видишь ли, Арни, – Депп хлопнул поэта по плечу, – сюда может нагрянуть следователь с вопросиками, может еще кто-то неудобный. А представь, Забытько напьется и будет не в форме. То есть, не сможет нормально изобразить сумасшедшего. Нет, я его понимаю. Расслабляться рано!

Кучерявый задержал дыхание, чтобы избавиться от неотпускавшей икоты – шампанское не помогло. Соседи по столу проявили сочувствие и налили ему еще шипучего: обычной водички или чайку в графинах не было. Шумно выдохнув, поэт медленно, большими глотками, как учила в детстве мама, начал пить. Немного отпустило.

– Хорошее шам… хороший, говорю, у вас лимонад!

– «Вдова Клико», – тихонько прошелестела Настенька.

В этот момент Кучерявый понял, что нагло пьет за счет товарищей по несчастью, а ведь денег у него нет. Гонорар из газеты переведут только в начале следующего месяца, а денег, которые у него остались, не хватит даже на глоток пресловутой «Вдовы». Надо сказать, поэт не знал, сколько стоит бутылка элитного шампанского, но догадывался, что очень дорого.

– Простите, господа, – несколько заискивающе проблеял Кучерявый, проклиная себя за раболепие, и ни к месту вспомнив про Кису Воробьянинова, чуть не сказал: «Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы», но вовремя сдержался, – у меня средств нет с вами расплатиться. Видите ли, мое здесь пребывание оплачивает редакция, а доход мой, мягко говоря, не велик. Спасибо за ваше гостеприимство, – Кучерявому продолжало быть противно слушать самого себя, – но впредь мне придется просить графин с наполнением, входящим в официальное меню санатория.

На минуту за столом установилась тишина: новые друзья поэта переваривали услышанное. Первой спохватилась Настенька.

– Что вы, Арнольд! Не думайте отказываться! Вы – представитель вымирающего класса русской интеллигенции. Вы пишите стихи и начинаете роман. Это ли не наша обязанность, святой долг – поддержать вас, чем можем! – У барышни горели глаза, она была полна энтузиазма помочь русской литературе в лице Кучерявого, а он, в очередной раз, подумал, что она как-то не тянет на болезную депрессией.

– Ну-у-у, – протянул Депп, – батенька, вы удивили! Настенька безусловно права! Конечно, мы с вас не возьмем ни копейки, пусть бы вы и предлагали. У меня богатые родители, они постоянно пополняют мой счет. У Настеньки муж, хоть последняя сволочь, но денежек ей дает, дабы она здесь получше лечилась и на волю не рвалась. Да, по большому счету, он тратит ее собственные средства. У Ханны Казимировны тоже свои капиталы – она вообще ни от кого не зависит. Расслабьтесь, мой друг, пейте спокойно. Старайтесь днем не усердствовать, чтобы не дышать парами спирта в лицо медперсоналу, и не шататься слишком сильно.

– Опять же, вам роман писать, – вступила Ханна Казимировна, – поставьте себе норму в день, чтобы успеть к сроку. Днем пейте в меру, а вечером, исписав нужное количество страниц, спокойно пользуйтесь нашим баром.

Кучерявый едва не заплакал и, видимо от нахлынувших чувств, перестал икать. Он высморкался в салфетку, пригладил всклокоченные волосы и решился предложить тост.

– Друзья, давайте, на посошок. Сделаем еще по глоточку, потому что не могу не предложить поднять бокалы за вас, за людей, поддерживающих русское искусство от всего своего широкого сердца! Не все, поверьте, так тонки душой, – Кучерявый вспомнил чиновников от литературы из писательского союза и совсем было растрогался, но тут Депп разлил напитки по стаканам. Не чокаясь, они кивнули с пониманием друг другу, и от широкого сердца и тонкой души бодро выпили.

Бармен забрал графины со стола, официанты собрали тарелки. В столовую вошла Ангелина Федоровна и обратилась к постояльцам элитного санатория:

– Господа, прошу всех на время тихого часа пройти в свои комнаты. А вас, Арнольд Христофорович, попрошу любезно со мной.

Кучерявый вздрогнул: чего это ему с ней.

– Идите, Арни, – шепнула Настенька, – наверное, вам дадут распорядок вашего дня. Не бойтесь.

Воодушевленный словами милой барышни, поэт решительно шагнул навстречу Ангелине Федоровне. Он почувствовал, как его шатнуло. Пивал Кучерявый и побольше, но видимо, сказалось нервное напряжение, а также коньяк в смесях с дорогим шампанским, к которому организм поэта привычки не имел никакой.

– С вами все в порядке? – спросила администраторша.

– Да, ничего страшного, – Кучерявый собрал остатки сил и попытался сохранить душевное спокойствие и телесное равновесие. – Эмоции обуревают. Незнакомая обстановка. Не пил, опять-таки, со вчерашнего. Абсинеция, наверное, на почве отказа.

– Абстиненция, – поправила его Ангелина Федоровна, – это бывает. Не волнуйтесь. Вот ваше расписание на сегодня. Олег Евгеньевич решил дать вам полноценный отдых: только сон, прогулки и полезное питание. Завтра с утра, на пустой желудок сдадите анализы. После завтрака будете писать. Два часа. И час после дневного сна. Мы сверились – это самое продуктивное время для творчества. У нас Ханна Казимировна рисует и во время прогулок: мольберт с собой носит. Если вас это сильно не перенапряжет, можете тоже с собой на прогулки брать блокнотик с ручкой. Посмотрим, не многовато ли это. Но Олег Евгеньевич сверился с вашим договором с издательством. За год вы должны написать определенного объема роман, поэтому он поделил объем на количество дней в году и выделил ежедневно соответствующее количество часов на творчество. В первую неделю посмотрим, как вы будете справляться с заданной нормой. Если плохо, придется просить вашу редакцию продлить пребывание в санатории, так как увеличить часы, нанеся непоправимый урон вашему здоровью, мы не имеем никого права! Вашему здоровью и так нанесен достаточный урон! – заключила Ангелина Федоровна сурово. – Сейчас идите поспать. Дойдете? Помните, где ваша комната?

Кучерявый кивнул. В полузабытье он побрел к лестнице, с ужасом представляя, как будет выдавать норму. Знавал поэт таких писателей… писателишек, писунов, графоманов от литературы, которые были способны ежедневно выдавать на-гора энное количество букв. Но он! Поэт! Человек вдохновения, порыва! Добравшись до второго этажа, Кучерявый обернулся. За ним шли все его соседи по столу.

– Плохо дело? – участливо спросил Депп, поравнявшись с новым другом.

– Плохо! – всхлипнул поэт. – Они мне тут норму прописали! Я должен каждый день писать в определенное время – это раз! Я должен выдавать определенное количество страниц, чтобы успеть к сроку сдать роман – это два! А если не буду успевать, меня здесь задержат дольше чем на год!

– Уроды, – проворчала Ханна Казимировна. – Так поступать с человеком высокого полета, который должен испытывать подъем, воодушевление! Которого должна посещать муза, в конце концов!

– Что-нибудь придумаем, – почесал в голове Джонни. – Не расстраивайся раньше времени. Когда тебе писать начинать? Уже сегодня?

Кучерявый протянул листок с расписанием.

– Нет, сегодня у меня отдых. Завтра с утра начинаю. Видите, после завтрака два часа и час после дневного сна. А еще щедро разрешили писать в «блокнотике», – последнее слово поэт произнес, ехидно копируя администраторшу, – во время прогулок. На вас, Ханна Казимировна, ссылались: мол, вы с мольбертом гуляете и рисуете, если хотите.

– Жесть! – заключила Ханна Казимировна. – Но мы вам поможем. Думаю, сегодня вечером надо собраться у меня и все обсудить. Поэта в обиду не дадим!

Глава 5. 9 апреля, суббота

Накануне вечером Кучерявый к своему удивлению обнаружил в элитной палате элитного санатория прекрасный бар. Ханна Казимировна проживала в трехкомнатных апартаментах, соседствовавших с еще более элитными пятикомнатными, где обитал, практически безвылазно, подсудимый миллионер Забытько. У Ханны Казимировны были прикормлены бармен Сева, делавший в столовой полезные напитки, и медсестра Глафира. Второго бармена – сменщика Севы, прикармливать не стали, так как по словам Джонни Деппа «лицо у него не вызывает доверия». Однако Джонни не дремал и завербовал в свои ряды медсестру Аннушку, которая быстро сдалась под натиском его харизмы.

Завербованная и прикормленные (разница состояла в необходимости или отсутствии оной платить этим людям деньги за услуги) постоянно поставляли своим клиентам спиртные напитки и закуски. Последнее было следствием того, что пациентам санатория прописывалось определенное меню. Большинство просто следовало принципам правильного и здорового питания, а некоторым прописывали даже более жесткий «стол». Нарушать меню, дополняя его разными изысками, не разрешалось, поэтому заказывать пациенты могли только вещи, не касавшиеся еды и питья: книги, краски для рисования, игры (умеренно), колготки для дам, носки для мужчин и далее в таком же духе.

– Как эта контрабанда проносится? – не верил своим глазам Кучерявый, разглядывая бутылки и закуски на столе в гостиной Ханны Казимировны.

– Ребята здесь не живут. Опять-таки, они выполняют заказы пациентов – обычных курьеров, конечно, сюда не пускают. Мы же тут вроде как анонимно лечимся, – начал объяснять Джонни Депп. – Они пакуют бутылки и снедь по коробкам, подписывают и заклеивают скотчем. Деньги мы им переводим на карточки. Главврач мог бы распорядиться проверять все коробки и пакеты, которые сюда нам привозят, но здесь есть люди, не терпящие вторжения в личное пространство. Леченье леченьем, а есть вещи, не совместимые с анонимностью. Разве, например, Забытько, позволит проверять то, что ему передают… О, скандал случится тот еще. Короче, главное не звенеть бутылками. Ребята их прокладывают тщательно поролоном, а сами бутылки заворачивают в специальные упаковочные плотные пакеты. Тару мы ставим обратно в коробки, и наши помощники таким же манером их вывозят с территории.

– Ох, как здорово все продумано! – искренне восхитился поэт. – Ничего, что лечение идет не активно? Врача это не смущает?

– Что вы! – махнула рукой Настенька. – Ему ж деньги за нас платят или, как вот Ханна Казимировна и Забытько, сами пациенты оплачивают пребывание. Им даже выгодно нас тут держать подольше. Мне, кстати, дают таблетки от депрессии, они с алкоголем плохо сочетаются, и я их не пью. Джонни прописали что-то от его навязчивого состояния…

– У меня диссоциативное расстройство идентичности, – гордо назвал Депп свой диагноз. – Мне говорят, что я уникум, потому что при моем диагнозе обычно у человека бывает, как минимум, две личности, а во мне одна. Я есть Джонни Депп. Других личностей во мне нет.

– Чем объясняет сей феномен главврач? – искренне заинтересовался Кучерявый проблемой Джонни.

– Олег Евгеньевич считает, что вторая личность во мне глубоко спряталась и просто не проявляет себя, – для человека с расстроенной психикой Депп говорил вполне стройно. Однако Кучерявый вспомнил, что большинство психически ненормальных людей ведут себя на вид адекватно – так сразу про них и не скажешь. – Вот из меня и пытаются вытащить меня настоящего. Безуспешно.

– Это из-за того, что вы лекарства не принимаете? – опять встрял с вопросом поэт.

– Не! Это от того, что я нормален. Я – актер Джонни Депп. Лечить-то не от чего, – и он улыбнулся во весь белозубый рот, став еще больше похожим на своего альтер эго.

– Джонни в основном лечат при помощи гипноза, – заговорила Настенька. – Ничего не получается. Значит, он и в правду Джонни Депп, – заключила она уверенно.

Кучерявый боялся этого вопроса, но не удержался и задал его:

– Простите, а что тогда делать с настоя… то есть, с тем Джонни Деппом, который в Америке снимается в кино?

Присутствующие засмеялись, будто он сказал полную ересь, и Арнольду стало немного неудобно от своей бестактности.

– Американский Джонни и есть ненастоящий! – заявил «настоящий» Джонни. – Он выдает себя за меня, поэтому я и попал в такой переплет! Когда я был в России на гастролях, меня подменили: в Штаты отправили другого человека, а меня оставили здесь. Но я не унываю, – Депп посмотрел на Кучерявого точно, как Джек Воробей. Впрочем, кроме фильма про пиратов поэт особо ничего и не припомнил бы.

В итоге план действий для Арни так и не составили, решив отложить важные решения назавтра, – уж больно хорошо текли беседа и напитки.

***

На следующий день после завтрака Кучерявый понуро побрел в свою комнату отрабатывать два часа, которые должен был посвятить написанию романа. Мобильный телефон поэту оставили, поэтому он решил проконсультироваться с Витьком Поляной – иногда Витёк мог дать действительно полезный совет в творческом плане. Друг ответил мгновенно:

– Арни, дружище, ты там как? Я за тебя вчера аж переволновался! – прокричал он в телефон.

– Нормально, – честно ответил Кучерявый. – Сносно, – он не стал рассказывать про алкогольные послабления: мало ли, вдруг прослушка. Говорят, все мобильные телефоны кто-то там слушает и даже рекламу выдает согласно прослушанному контенту.

– А я, прикинь, посеял визитку с телефоном вашей тетки, которая дает разрешение на посещения. На ней и адрес санатория. Короче, куда-то делась. Ты уточни, раз тебе телефон отдали, можно ли мне приехать и куда направляться.

– Конечно, Витёк! – искренне возрадовался порыву друга его посетить Кучерявый: без привычного окружения, несмотря на наличие новых друзей, было несколько печально. – Но у меня к тебе вопрос важный.

– Валяй! – Витёк тоже расслабился, услышав голос друга и узнав, что у того все в порядке.

– Понимаешь, я никогда не писал большой прозы, романов не писал. С чего бы начать, а? Я, понятное дело, посмотрю в Сети, какие советы дают начинающим романистам, но вдруг ты мне дашь сразу дельный совет, вот без этого всего лишнего шебуршания.

Витёк откашлялся.

– Сейчас у меня будет каминг-аут, – в итоге проговорил он.

– Что у тебя будет?! – Кучерявый, мягко говоря, опешил. Он попытался вспомнить значение странного слова, употребленного Витьком Поляной, но на ум приходили всякие непотребства, в которые, в применении к Витьку, верить не хотелось.

– Ну, сейчас я тебе раскрою свой секрет, понимаешь? – опять закашлялся Витёк. – То, что я скрываю от общественности. Короче, Арни, я издаюсь под женским псевдонимом. Понимаешь? Пишу романы, их издают, но под женским именем. Никому об этом не говорю, потому что, Арни, мне стыдно о таком говорить. Поверь, это только для заработка. Ты же знаешь, поэтов не читают. Да и не издают особо. А бабские романтические сопли идут на ура… Вот… – и Витёк засопел в трубку.

Кучерявый быстро переварил информацию и решил, что это не худший каминг-аут, который он слышал в жизни. И, действительно, понять Витька можно вполне. Вот он, Кучерявый, собирается писать роман, да еще и про дьявола, который должен делать добрые дела (концепцию пока поэт до конца не осознал). Уж лучше, кстати, писать под псевдонимом – хоть под женским, хоть под каким.

– Нормуль, Витёк, не волнуйся. А как тебя зовут?

– Элеонора Саксен, – проблеял друг.

– Э-э-э, отличный псевдоним! А про что ты пишешь? – Кучерявый забыл о своем вопросе, заинтересовавшись неизвестной ему доселе страницей биографии своего друга.

– Пишу полную чушь. Ромфант пишу. Про женщин, которые попадают в другой мир, где всякие там эльфы, драконы. Сейчас новый цикл начал. Прекрасно продается, издательство просит продолжать. Называется цикл «Невольница». Вторую книгу сдал, приступаю к третьей. Там наша девица попадает в мир Востока, но это, конечно, не настоящий наш восточный мир, однако, его основные черты присутствуют. Короче, там она попадает в плен к Султану, а у них любовь, а ему нельзя с ней… Первая книга называлась «Невольница и Султан», вторая «Невольница-беглянка». Третью озаглавил «Месть невольницы».

Ошарашенный, Кучерявый попросил Витька подарить ему при случае свой новый роман. Витёк радостно согласился. За это время Кучерявый успел набить в поисковике на ноуте «Элеонора Саксен книги» и обнаружил, что Витёк весьма плодовит, а тиражам можно позавидовать. И тут он вспомнил, зачем звонил.

– Витёк, так ты мне поможешь? С твоим-то опытом! С чего мне начинать писать роман?

– Сначала нужна общая концепция, – бодро начал вещать Витёк. – Возьмем мой последний цикл или, как сейчас все говорят, крайний. Крайний цикл возьмем. Сначала я придумал концепцию, то есть, о чем будет цикл. Цикл будет о девице, попавшей в Восточную сказку. И там ее приключения. Конкретно в первой книге – приключения во дворце Султана, чьей невольницей она стала. Потом пишу план романа. Поэпизодник я лично не пишу – мне хватает общего плана по главам. После этого начинаю писать эти самые главы.

– Значит мне с концепции надо начать… – с концепцией у Кучерявого и была беда. – А как тебе приходит концепция в голову? Не, тебе, Витёк, проще. А мне откуда брать концепцию? Прочитать книжки на тему доброго дьявола? Времени-то особо нет. И потом, повторяться тоже не хочется. За такие-то деньги надо попробовать выдать оригинальную идею.

– Ты мне дома сказал что-то типа «отправить волонтером делать добрые дела». Пусть и в самом деле поработает волонтером, – предложил Витёк. – Подумай. Свежо и оригинально.

На этом друзья закончили разговор, и Кучерявый засел за описание концепции. Вскоре два часа, отведенные на работу над романом, истекли. Теперь полагалось пойти в ресторан на второй завтрак. Оказалось, что именно он и сервируется в виде шведского стола. Кучерявый взял себе печеное яблоко с медом и ванилью, ряженку и присел за свой стол. Вскоре к нему подсели остальные.

– Сейчас гулять пойдем, – объявила Ханна Казимировна, – и обсудим, как тебе помочь. – Накануне вечером все дружно перешли с поэтом на «ты».

Прогуливались пациенты санатория по огромному парку, раскинувшемуся вокруг особняка. В нем росло множество вечнозеленых деревьев, а на остальных уже начали пробиваться первые листья. То тут, то там мелькали мраморные скульптуры, будто притаившиеся, чтобы подслушать людские разговоры.

– Видишь, Арни, вон камера и здесь еще одна, – показывал Джонни Депп. – Навязчивости в слежке за нами нет, но по всему парку развешаны камеры, в которые постоянно смотрит охрана. У них домик стоит возле въезда на территорию. По периметру всего забора проходит ток, так же как у нас по периметру окон и балконов.

– То есть, убежать отсюда нельзя, – констатировал Кучерявый, правда, пока планы бегства ему все равно в голову особо не приходили.

– Нет, только если официально выписывают или родственники забирают под собственную ответственность.

– Но я же свободный гражданин… – полуспросил поэт, непривычный ни к какому стеснению своих порывов.

Ханна Казимировна вздохнула.

– Понимаешь, Арни, – она остановилась и посмотрела прямо ему в глаза, – тебе стоит осознать одну вещь. Это – психиатрическая лечебница, формально, по документам. Да, элитная и сильно платная, и тем не менее. У них лицензия, и даже суды официально признают выписанные ими справки. Другое дело, что буйных они сами не берут – неохота возиться. С остальными так: кого сдали родственники, утомившиеся от наших сдвигов, – она хмыкнула, – кто сам пришел. Я вот сама пришла, в отличие от того же байкера Трофима, у которого реальная беда с головой, и родственники все справочки от врачей приложили – его без их согласия не выпустят. Поэтому мне уйти проще. Настеньке тоже не сложно, хотя ее и муж сдал, но у нее обычная депрессия, и держать ее против воли сильно не будут. Джонни сюда поместили родители, так как уверовали, что их сын – не Депп. Тебя поместило издательство, но с таким случаем я не сталкивалась. Неизвестно, что там у них в договоре с санаторием прописано. Однако не думаю, что тебя легко отпустят: не ты платил за пребывание, могут быть прописаны какие-то неустойки, если ты, Арни, отсюда по своей воле уйдешь и роман не напишешь.