
Полная версия
Фамильное древо
Я выслушала его монолог, не зная, смеяться или хмуриться, и ограничилась тем, что с нервной улыбкой допила чай.
– Ваше Высочество, а почему вы не переживаете о безопасности леди Джейгор? Она тоже может взять серьги, – заметила я и все-таки нахмурилась. – Мне кажется, я буду в большей безопасности, если вы позволите мне ознакомиться с ходом расследования. Обещаю, я не стану рисковать собой.
– Если я Вам позволю, Вы однозначно совершите что-нибудь безумное, – помедлив, напророчил Третий.
– То есть мы с Джоаной нужны Мастеру Вейелу, чтобы сотворить что-то с проклятием? – сделала я вывод. – Но как он может…
– Вега, – перебил меня Третий, – Вы мудрая женщина. Позвольте охране работать спокойно, не отвлекаясь на внезапные порывы подопечных, вызванные родственными чувствами. И не светите своими связями с Орденом Королевы. Я распорядился принять на работу Эрдана ри Сайерза, и, поверьте, он приложит все усилия, чтобы Джоана была в безопасности, но Вам перед ним лучше не мелькать.
– Как скажете, Ваше Высочество. Но для протокола – я против и, держу пари, охрана – тоже, только ее никто не спрашивает… мы будем на выставке, – я неуверенно покосилась на запертую дверь библиотеки. – Я передам Джоане рекомендации касательно платья и постараюсь держаться поближе к ней, чтобы принцесса смогла облить нас обеих.
– Я восхищен Вашим благоразумием, – церемонно сообщил Третий. – Вы уделите время Ее Высочеству?
– Разумеется, – с легкой душой согласилась я. – Она хочет рисовать что-то конкретное? В прошлый раз, кажется, в списке пожеланий был пирокластический поток…
– А теперь – Расселиновая система перепускных труб, – доверительно сказал принц, и вместе со словами пришел отголосок веселого смеха, причем, кажется, не его. – Прошлой ночью там была авария, и на месте базарной площади образовалось озеро.
– Ее Высочество видела аварию?
– Во всей красе. К счастью, ее гораздо больше заинтересовала радуга над свищом, чем то, что плавало в озере, не то тема для рисунка была бы еще экзотичнее. После, признаться, я показал ей радугу над спиральным фонтаном в Облачном квартале, но в отсутствии видимых труб под давлением она должного впечатления не произвела.
Я поймала себя на мысли о том, что, даже если бы трубы фонтана были видны, то все равно не произвели бы должного впечатления: в трубу перепускной системы запросто прополз бы сам Третий на карачках. Что после этого значит та медная мелочь, которая снабжает водой фонтан?..
– Вы не учили ее чертить? – спросила я.
– Нет, – с легким удивлением откликнулся принц. – Учитывая проблемы с поиском учителя рисования…
– Да, разумеется, найти учителя черчения было бы еще сложнее, – смутилась я. – Просто мне пришло в голову, что трубы было бы гораздо интереснее чертить, чем зарисовывать… или, к примеру, совместить чертеж с пейзажем.
На том конце на несколько мгновений воцарилась удивленная тишина, и я уже подумала, что предложение оказалось излишне авангардным, когда сенсоры снова ожили:
– У нас сохранилась готовальня, – тоном опытного змея-искусителя сообщил Третий, и я, не выдержав, все-таки фыркнула в чашку – по счастью, уже пустую.
Оставался, впрочем, один неизменно сложный вопрос. Он и раньше порой вызывал у меня затруднения, но теперь я и вовсе не знала, как к нему подступиться.
Какое платье надеть?..
***
Убедить тетушку отпустить нас с Джоаной на прогулку после столь опрометчивого разговора тет-а-тет с бароном Джинринн оказалось проще, чем я ожидала. Достаточно было напомнить, что в Лиданге свежий воздух отсутствовал как класс, что плохо сказывается на цвете лица, и деликатно намекнуть, что на выставке собирались показаться весьма высокопоставленные персоны.
Леди Джейгор мгновенно припомнила, кого из высокопоставленных персон я умудрилась уговорить на посещение моего творческого вечера, и тотчас сдалась. Третий мог вить из людей веревки, не произнеся ни одного слова, не показавшись на глаза и понятия не имея, что, собственно, вьет веревки.
Мне ужасно хотелось поделиться с тетушкой своими неожиданными выводами, вполне объяснимыми, но неискоренимыми страхами и заранее попросить прощения за то, что будет происходить с репутацией семьи весь следующий год, а то и не один; попросить совета, показать список требований – вдруг я что-то упустила? Жизненный опыт все-таки не заменить одной только логикой… но пришлось в очередной раз промолчать и пойти радовать Джоану внезапной сменой планов.
День выдался чудесный. Пожалуй, следовало выйти из дома пораньше и действительно посвятить некоторое время прогулке, но предстоящее приглашение во дворец отчего-то вогнало меня в состояние, близкое к мандражу, и я почти все утро провела в ванной комнате, изведя половину пузырьков с полосканиями, пенами и гелями. Выйти меня убедила старая камеристка, вежливо намекнувшая, что леди, конечно, должна кушать как птичка и весить как перышко, но это вовсе не повод бурчать голодным животом на престижной выставке. Пришлось прислушаться к голосу разума и спуститься к ланчу, чтобы лишний раз убедиться: одна небезызвестная леди в минуты стресса ест вовсе не как птичка, и компания за столом ей просто необходима, чтобы не терять лицо (и фигуру). К счастью, тетушка и Джоана знали меня как облупленную, и сразу после чая мы с кузиной без лишних разговоров отправились на Оплавленную Аллею.
Выставка уже открылась; художники расставили свои картины вдоль прогулочных дорожек, в тени деревьев, и солнце и листва рисовали поверх готовых изображений свое собственное творение. Художники из Гильдии никогда не выставлялись на открытом воздухе именно из-за причуд естественного освещения. По их мнению, картины нужно рассматривать в том же свете, в котором они были нарисованы.
Свободные художники же никогда не выставляли свои творения в галереях – потому что картины должны быть прекрасны в любой обстановке.
Мы с Джоаной скоро остановились, очарованные танцем солнечных зайчиков на полотне с изображением королевского дворца с гигантским перепускным каналом между башен. Настоящие блики на нарисованном водопаде, низвергающемся с желоба на крыше древнего строения, оказались настолько к месту, что, пожалуй, достигнуть подобного эффекта нарочно не удалось бы даже самому талантливому художнику.
Чрезвычайно довольный собой творец дежурил у своего полотна и рассказывал всем желающим историю строительства королевского дворца и все те хитрости, которые пришлось применить строителям, чтобы пустить горный ручей прямо по кровле. Когда он пошел по второму кругу, мы с Джоаной опомнились и отправились дальше. Картина, что говорить, была сказочно хороша – на солнце, с резными тенями листвы и золотистыми бликами на воде; но в сдержанном свете комнат особняка она смотрелась бы совершенно по-другому. Да и тетушка вряд ли бы сочла уместным вешать на стену изображение того, на что можно преспокойно полюбоваться из окон третьего этажа.
Слегка охрипший художник поглядел нам вслед с откровенной досадой, но окликать не решился.
Вдоль южного окончания аллеи выстроились пейзажи Нальмы – не всей, разумеется, а исключительно верхних районов. Площадь со спиральными фонтанами со всех ракурсов, десяток изображений королевского дворца, Государственного Драматического театра, Королевской оперы и Национального музея Ирейи – и я поймала себя на внезапной мысли, что маленькой принцессе здесь было бы скучно. Все это Ее Высочество видела изо дня в день, и оттого, что привычная архитектура оказалась перенесена на полотно, она не стала ни загадочней, ни красивее. Всего лишь изображения, вызывающие не больше чувств, чем обычные голограммы – просто предмет интерьера. Ничего нового, ничего действительно интересного.
Но в гостиных приличных домов другого и не вешали, и художники привычно реагировали на спрос.
– Мама решит, что мы ее обманули и гуляли с Эрданом и Аиданом, если вернемся без картины, – уныло прокомментировала Джоана, отвернувшись от очередного изображения школы Изящных Искусств.
В малой гостиной, граничащей с библиотекой, у нас уже висело очень похожее полотно – разве что автор был куда как именит.
– Если не найдем ничего интереснее, вернемся к виду на спиральные фонтаны с верхней точки Облачного района, – вздохнула я – и тут же резко остановилась, встревоженная и еще не до конца понимающая, что привлекло мое внимание.
Этот художник был вопиюще молод и хорош собой; он определенно напоминал мне кого-то, но в первое мгновение я лишь скользнула по нему взглядом и застыла, как привороженная, перед его триптихом.
Для своего творения он выбрал не привычное полотно, не дешевую бумагу и не экзотичные папирусы. Это было толстое стекло с легким голубовато-зеленым отливом на срезе.
Сюжет отсутствовал как таковой. На трех витражах радужной волной взлетали ввысь десятки, сотни бабочек – и ни одна не повторялась, не совпадала ни оттенком, ни рисунком на крылышках, ни их формой; но что-то общее пронизывало всю картину, заставляя ее казаться цельной, завершенной и невероятно волнующей в своем стремлении вверх.
Солнечный свет беспрепятственно проходил сквозь изображение и падал на траву многоцветными лучами.
– Павеллийские самшитовые крылатки, – прокомментировал художник, заметив наш интерес, – в течение своей жизни постоянно меняют окрас. Их миграция – просто невероятное зрелище.
– Они ведь ядовитые, – тихо сказала Джоана и чуть сильнее сжала пальцы на моем предплечье.
– Леди прекрасно эрудирована, – ослепительно улыбнулся художник. – Крылатки становятся ядовиты, как только превращаются в бабочек.
Я наконец смогла оторвать взгляд от смертельной радужной волны на стекле – и снова прикипела.
Пожалуй, я впервые в жизни видела мужчину, способного поспорить красотой с Третьим.
То есть… менее похожие типажи было еще поискать. Его Высочество собрал в себе лучшие черты старой ирейской аристократии: изящное телосложение, точеное лицо, великолепные манеры и поставленная самыми именитыми хореографами пластика движений. Вся его внешность – сдержанная, исполненная достоинства; над его образом работал не один десяток человек. Перед принцем хотелось склониться, признавая его превосходство.
Стоящий передо мной мужчина чем-то ассоциировался с нарисованной им волной. Легкая небрежность в одежде – воротник рубашки, распахнутый чуть сильнее, чем следовало бы, свободно развевающийся конец пестрого шелкового шарфа, торчащая из кармана узких брюк тонкая перчатка; невозможного оттенка глаза – темно-голубые, как небо над морем перед грозой, – темные брови вразлет, будто он всегда немного хмурится, и асимметричная улыбка, наполняющая все черты лица каким-то неуловимым внутренним светом, отличающим действительно красивых от рождения людей.
Склоняться перед ним не хотелось определенно. Он вызывал совершенно ошеломительное желание прижаться губами к его вечно приподнятому левому уголку рта или хотя бы немедленно сменить старое платье, сшитое по эскизу для дам, готовящихся в скором времени снять траур, на что-нибудь более светлое и подходящее молодой леди.
– В этот период жизни они ярче всего, – продолжил художник, вежливо не замечая моей реакции, и указал на первый витраж – действительно самый яркий, розово-рыже-сиреневый, как закат над водой. – Через две-три недели крылатки переходят в цвета холодного спектра, – плавный жест, привлекающий внимание к второму изображению триптиха, – и утрачивают ядовитые свойства. Из чешуек на крыльях синих и голубых бабочек делают основу для укрепляющих средств по уходу за волосами. А к концу жизни, – художник перешел к последнему витражу, – крылатки выцветают до бледно-сиреневого цвета и прячутся. Бледно-сиреневые крылатки больше всего ценятся коллекционерами, поскольку их очень сложно найти.
– Вы рисовали с голограммы? – спросила я и сама не узнала свой голос.
– Нет, миледи, – художник улыбнулся чуть шире, левый уголок его рта приподнялся еще выше – и на щеке обозначилась сногсшибательная ямочка. – Я имел счастье побывать в Павеллийском Национальном заповеднике, где лично наблюдал за самшитовыми крылатками. Впрочем, должен признаться, что первую, ядовитую, фазу видел исключительно через стекло скафандра.
Я поспешно отвела взгляд от углубившейся ямочки на его левой щеке и вдруг поняла, что не имею ни малейшего представления, о чем говорить дальше.
К счастью, рядом со мной была Джоана, прочно и надежно влюбленная в сына баронета Сайерз и твердо уверенная, что мужчины слегка за тридцать – второсортный товар. Ее ничуть не тронула ни красота художника, ни его манеры, и настрой кузина сохраняла чрезвычайно деловой.
– Сколько вы хотите за триптих, господин?..
– Крейг Ривз, – понятливо представился художник и назвал цену, явно завышенную в расчете на торг.
Что ж, сегодня ему повезло вдвойне.
– Надеюсь, в цену включена доставка? – вклинился в наш разговор великолепно поставленный баритон, при звуках которого я будто очнулась ото сна – и мир стал четче, резче и ярче еще до того, как я обернулась, чтобы увидеть, как Его Высочество собственной персоной любезно улыбается всем окружающим. – Леди Альгринн, леди Джоана…
У него никаких ямочек не было, а улыбка выглядела скорее отработанной и машинальной, чем искренней, но у меня сразу от сердца отлегло. Эта красота – достигнутая ежедневным трудом и многолетними тренировками – казалась куда более привычной, понятной и родной, чем варварские краски художниковых глаз.
– Я тоже хочу бабочек! – с нехарактерной ей капризной интонацией заявила маленькая принцесса, выступая из-за отцовской спины. – В игровую, там как раз три окна!
Его Высочество едва заметно дернул бровью.
– Эти витражи уже выбрала леди Альгринн, милая, – сказал он и повернулся к господину Ривзу. – Возможно, вы продадите Короне права на изготовление копий?
– Не хочу копию, мне нужны именно эти бабочки! – решительно сообщила принцесса и стиснула в маленькой ручке фирменный пластиковый стакан с трубочкой – кажется, такие продавались на входе на выставку. – Папа! Неужели леди не уступит витражи принцессе?!
– О, разумеется, Ваше Высочество, я… – начала я и осеклась, потому как Третий вдруг резко повернулся к дочери и повысил голос:
– Не капризничай! Принцессе не подобает злоупотреблять своим положением! Ты вполне можешь подождать несколько дней, и…
Господин Ривз побледнел и отступил назад, не решаясь ответить даже на заданный непосредственно ему вопрос. Это его и спасло: маленькая принцесса надула губы, топнула ногой, скривилась – и закричала:
– Я принцесса, ты подождешь! – и сердито махнула на нас с Джоаной пластиковым стаканчиком.
Выплеснувшийся нам на руки и юбки светло-коричневый состав действительно напоминал сладкую газированную воду, которую продавали у входа, но пах совершенно по-другому.
– Ох, Эмори!.. – возмущенно воскликнул принц, отобрал у дочери стакан и перешел на хелльский язык: – Госпожа Риана, будьте добры, уведите Ее Высочество. Сегодня она больше не покинет дворец. Проследите, чтобы принцесса поняла, чем это вызвано.
– Папа, витраж! – заканючила маленькая принцесса, но няня неумолимо утянула ее в портал.
А Третий превзошел сам себя, рассыпаясь в извинениях перед нами с Джоаной, выторговывая право на копирование витражей и доставку оригиналов в особняк Джейгоров. Приглашение во дворец прозвучало как-то мимоходом, явно не подразумевая отказа, будто не было ничего естественнее, чем явиться ко двору в грязных перчатках и мокрой юбке, чтобы переодеться во что-нибудь готовое из последних творений королевских портных. Кузина поглядывала на меня с удивлением, но не возражала, и спустя четверть часа мы уже вышли из портала прямиком в гардеробную комнату.
Я несколько смутилась, сообразив, чья она, но Его Высочество преспокойно выделил нам с Джоаной заранее приготовленные платья, позвал горничную и деликатно вышел.
– Вега, – со скрытой угрозой в голосе окликнула кузина, – ты не хочешь объяснить мне что-нибудь еще?
– Леди Джейгор будет в восторге! – невпопад сказала я ей, указав взглядом на горничную, которой совершенно ни к чему было знать лишние подробности. – Мы обязательно должны рассказать ей о визите во дворец!
Джоана понятливо подхватила бессмысленный треп о радостях незамужних леди и поддерживала его до тех пор, пока горничная не проводила нас до покоев маленькой принцессы, где нас дожидался Третий, по общепринятой версии занятый воспитанием дочери.
У игровой комнаты горничная сделала книксен и вышла, а я, наконец, оценила всю иронию ситуации: витражи здесь уже были, и стильные серебристо-голубые изображения зубчатой передачи идеально вписывались в интерьер.
– Ваше Высочество, вы были великолепны, – сдержанно улыбаясь, сообщила я.
– Благодарю, – церемонно кивнула маленькая принцесса и тут же нетерпеливо обернулась к столу, где няня уже разложила карандаши и теперь с опаской открывала готовальню, будто та могла укусить.
– Вега? – с нажимом окликнула Джоана. – Это было запланировано, поэтому ты так настоятельно советовала надеть старое платье?
– Именно так, – обреченно призналась я и покосилась на Его Высочество. Принц немедленно просиял обаятельно-вежливой улыбкой и пригласил нас к чайному столику, пообещав все объяснить, но я без промедления сбежала к маленькой принцессе.
Она отлично помогала отгонять мысль о том, что в какое-то ослепительно бесстыдное мгновение я всерьез хотела подарить свое благоволение какому-то низкородному ремесленнику, которого видела впервые в жизни, и только личное появление Третьего смогло вернуть все на свои места.
Избегать общения с ним мне удавалось примерно четверть часа – ровно столько понадобилось Его Высочеству, чтобы объяснить Джоане произошедшее, принести ей извинения, поздравить с помолвкой и распорядиться касательно индивидуального портала в особняк Джейгор и сопровождающих, способных внушить доверие тетушке. Затем принц чинно допил чай и радостно включился в процесс рисования Расселиновой системы перепускных труб.
Где-то на этом этапе выяснилось, что цвета Его Высочество чувствует куда хуже дочери, зато обладает поистине реликтовым в наше время навыком – чертить вручную – и даже способен научить маленькую девочку изображать эллипс при помощи циркуля и линейки, пока гостья отдает должное чаю с королевской фабрики.
Няня с философской меланхолией на лице сидела в углу детской, читая какой-то роман на родном языке, и даже не пыталась вмешиваться. Третий наследник престола Ирейи с азартом крутился возле стола, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не вычертить трубопроводы самостоятельно. А маленький беспощадный тиран, к моему бурному восторгу, ухитрялся строить и припахивать даже высокопоставленного папашу, не допуская и мысли о том, что кто-то тоже может разорять готовальню.
Меня, разумеется, руководство тоже не обошло вниманием, и вскоре я покорно штриховала первую радугу над озером, то и дело сталкиваясь плечами с Третьим, занятым облаками на небе. Ее Высочество чертила ось поврежденного разгрузочного байпаса, высунув от усердия язычок.
Увы, завершить картину мы не успели. Нас прервал паж – по виду немногим старше маленькой принцессы – но уже преисполненный чувства собственной значимости.
– Ваше Высочество, леди Альглинн, – говорил он не так чисто, как Ее Высочество, но очень старался. – Его Величество вылазил желание видеть вас в своей плиемной, но лекомендовал воспользоваться системой потайных ходов.
Его Высочество выпрямился, отложил синий карандаш и серьезно кивнул.
– Хорошо, Дарт. Мы отправимся немедленно.
Паж чинно поклонился и выскочил, и я тоже отложила карандаши. Принц повернулся к дочери, явно собираясь объяснить причины своего решения, но та его опередила:
– Понимаю, нужды короля превыше всего, поскольку они есть отражение нужд королевства, – заученно вздохнула она. – Надеюсь, леди Альгринн, вы сумеете уделить мне время в другой ваш визит. Леди надлежит завершать начатое.
Я едва справилась с неуместной улыбкой.
– Разумеется, Ваше Высочество. Я приложу все усилия.
Принц тем временем выдал указания няне и вернулся ко мне, вежливо предложив опереться на его локоть.
– Ближайший выход в систему потайных коридоров расположен в гостиной, – проинформировал он, уверенно взяв курс на выход. – Боюсь, там несколько пыльно…
– Ничего страшного, – заверила я. – Ваше Высочество, Его Величество пожелал нас видеть из-за… промедления?
– Не думаю, – успокаивающе улыбнулся принц и остановился, чтобы запустить каким-то хитрым заклинанием в чугунную завитушку над камином. В ту же секунду из-за полки повеяло сыроватым воздухом, и Его Высочество поспешил ступить на плитку перед самым огнем, увлекая меня за собой. – Мы… имели разговор на эту тему, и я выразил надежду, что мой четвертый брак не будет разрушен излишней поспешностью, проявленной в неподходящий момент. Его Величество отнесся с пониманием. – В тот момент, когда камин с прилегающим участком пола, выложенным узорчатой плиткой, вдруг повернулся вокруг своей оси, голос принца даже не дрогнул, а стоило мне пошатнуться от неожиданности, как Третий с готовностью меня поддержал – и тотчас потянул за собой, как в танце, вынуждая с движущегося пола сойти. И все – стена встала на место, будто и не было ничего.
А мы оказались в густой, плотной темноте без единого проблеска света.
Пахло пылью и сыростью. Эхо от наших шагов заметалось где-то вдали, и у меня вдруг закружилась голова и подогнулись колени – а единственной надежной опорой оказалась рука принца.
– Вы в порядке? – чутко уточнил Его Высочество, на всякий случай взяв меня и за вторую руку. – Мне нужно отпустить Вас на минуту, чтобы зажечь свет.
– Да, конечно, – невпопад отозвалась я, но руки не отпустила.
От его пальцев веяло теплом даже сквозь перчатки. Он не спешил, терпеливо дожидаясь, пока я справлюсь с собой, и заклинание-светлячок сплел только тогда, когда я сама отступила назад.
А светлячок вышел золотисто-пшеничным, как его волосы, и в его свете даже пустой заброшенный коридор выглядел не так уж зловеще.
– Думаю, Его Величество хочет познакомиться с Вами, Вега, – как ни в чем не бывало продолжил принц и снова предложил опереться на его руку, – и, возможно, обсудить Ваш список требований. Но, поскольку официальные аудиенции к королю расписаны на три месяца вперед, внезапное изменение в графике привлекло бы нежелательное внимание, и пришлось выделять время между текущими визитерами и пользоваться системой потайных ходов.
Коридор вдруг показался мне еще уже и теснее, чем был на самом деле, но Его Высочество уверенно повел меня к ближайшей развилке, и я привычно подчинилась.
– В списке есть пункты, которые Его Величество посчитал нецелесообразными? – осторожно поинтересовалась я.
– Не знаю, – с легким напряжением в голосе ответил принц. – Отец ничего не говорил по этому поводу. Но даже в том случае, если его что-то не устраивает, все обсуждаемо. И… я встану на Вашу сторону. Обещаю.
– Даже если это будет не в ваших интересах? – я бросила на него косой взгляд и с удивлением поняла, что Его Высочество действительно собран и напряжен, как перед схваткой – даже предплечье под моими пальцами будто окаменело.
– В данный момент не в моих интересах подрывать Ваше доверие, Вега, – криво усмехнулся принц. – Вы и без того напуганы.
Я остановилась, и он вынужденно последовал моему примеру, наконец-то взглянув мне в лицо.
– Охрана тоже вошла в коридор? – ровным голосом спросила я.
– Нет, – с легким недоумением откликнулся принц. – Карту потайных коридоров знает только семья Ариэни. Остальным, даже самым приближенным, не дозволено в них заходить. Вас, разумеется, это не касается, поскольку Ваше официальное вхождение в семью – вопрос времени.
Я криво усмехнулась – вышло практически зеркальное отражение его лица.
По сути, наша ситуация отличалась от стандартного брачного контракта только несвоевременно зашевелившимися контрабандистами и неудобным начальным условием. Да и то, каких-нибудь сто лет назад никто не удивился бы, если бы невесту заставили родить до официальной церемонии: нужно же убедиться, что она точно сможет произвести на свет дитя! Правда, первенца в этом случае ничего хорошего не ждало, а наследником становился второй ребенок, рожденный уже в браке… а мое дитя признают безоговорочно, и он – а с ним и я заодно – получит титул, о котором Альрави никогда не смели и мечтать.
Но Его Высочество вместо того, чтобы напомнить мне расклад и запереть в спальне, терпеливо ждал, когда я отойду от шока и сама сделаю первый шаг – а попутно защищал ото всех, кто обладал достаточной властью, чтобы поторопить растерявшуюся маркизу.