Карибский кризис

Питер, поняв, что дальнейшие увещевания не имеют никакого смысла, насупившись, спросил:

– Ты можешь отдать мне катер, на котором мы сюда прибыли?

– Никаких проблем! Он твой до конца отпуска вместе с командой.

– Хочу понырять где-нибудь подальше от туристов…

– Да-да, понимаю. Я распоряжусь. Если что-то ещё будет нужно, не проси меня, просто скажи Мигелю, и всё.

– Спасибо!

– Ты наелся? – улыбнулся сэр Гриффит.

Особенностью еды от Линя было то, что, забывшись, её можно было поглощать бесконечно, пока не лопнешь. Но великий китайский мастер подавал такие порции, после которых в животе не ощущалось тяжести, но от голода через несколько минут не оставалось и следа. Он не только создавал свою эксклюзивную еду, но и умел ею правильно кормить. Питер об этом знал давно, поэтому ответил:

– Конечно! Линь же никогда не даст съесть лишнего!

– А как тебе сами улитки?

– Ощущение, будто в рай попал! – погладил себя по животу Питер. – Знаешь, в Москве в некоторых ресторанах тоже подают довольно вкусных улиток. Но они там неприлично мелкие.

– Представляешь, какой-то хитроумный француз придумал устроить в Кёнигсберге приёмный пункт улиток. Местные старушки тащат ему их целыми вёдрами и сдают по какой-то совсем смехотворной цене. Блестящая придумка! Француз богатеет, как колонизатор, меняющий стеклянные побрякушки на золото по весу. Старушки счастливы, потому что получают настоящие деньги за то, что собирают вредителей в своих личных садах и огородах. Француз считает их наивными дурочками, а они его полным идиотом. В общем, получилась абсолютная коммерческая гармония. Это мне всё Линь рассказал. Этот француз присылает ему их в сезон живыми. И все как одна идеального размера.

Улыбающийся повар-китаец опять поклонился.

За кофе племянник и дядюшка поговорили ещё о каких-то мелочах, после чего расстались.

Глава 7

Весь день Ольга провела в компании молодых рослых шведов (трёх парней и двух девушек) и инструктора пуэрториканца Санчо.

Бросив якорь между необитаемыми островками, они любовались коралловыми рифами и их экзотическими обитателями. Правда, Ольга с аквалангом не погружалась и лишь поплавала с трубкой и маской. Санчо, хоть и убедился в подлинности и непросроченности её сертификатов и удостоверений, всё-таки настоял хотя бы на одном дне акклиматизации и отдыхе после длительного перелёта. Но и этим она осталась довольна. Чем сидеть в номере или без цели бродить по порту, уж лучше поболтаться на волнах и освежить технические навыки, помогая своим спутникам управляться со снаряжением. В итоге, день оказался очень насыщенным и пролетел незаметно.

К пяти часам пополудни чуть обгоревшая (не уберегли полностью солнцезащитный крем и тент на катере), просолившаяся в морской воде, уставшая до зелени в глазах, но очень довольная тем, как провела первый отпускной денёк, Ольга вернулась в отель. До дружеского ужина со шведами и Санчо оставалось около трёх часов, вполне достаточно, чтобы привести себя в порядок и даже слегка вздремнуть. Но только она смыла соль и нанесла косметическое молочко, успокаивающее кожу, раздался телефонный звонок.

– Миссис Илларионова?

– Да.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте!

– С Вами говорит мажордом сэра Джона Гриффита сеньор Мигель Перес-Кальядо, – сообщил бархатный баритон по-английски с лёгким испанским акцентом.

– Слушаю Вас, сеньор Перес-Кальядо!

– Я уполномочен передать Вам, миссис Илларионова, приглашение сэра Гриффита на ужин, который состоится сегодня на его яхте «Изабелла Шестая». Вы можете видеть её из окна Вашего номера. Время начала ужина – восемь часов вечера.

– Чему будет посвящён ужин, и кто ещё будет на нём присутствовать?

– Сэр Гриффит просил передать, что он хочет обсудить с Вами тет-а-тет несколько важных вопросов, касающихся деятельности филиала его компании в Москве.

– То есть это будет деловой ужин?

– Да.

– Хорошо, мистер Перес-Кальядо, я поняла! Можете передать сэру Гриффиту, что я буду вовремя.

– Премного благодарен. У трапа Вас встретит капитан яхты Крэк. Всего наилучшего!

– Спасибо! Всего доброго!

«Чёрт! Осталось всего-то два часа! – глянула Ольга на циферблат, висевший на стене. – А у меня все тряпки мятые!»

На несколько минут она замерла.

За какие-то жалкие два часа предстояло:

1) решить, что надеть;

2) привести одежду в порядок;

3) сделать:

– маникюр;

– педикюр;

– прическу;

– макияж.

Ах, да:

4) еще решить, какие нацепить украшения.

В общем, долго размышлять было совершенно некогда. И Ольга, не став терять времени на выяснение возможностей сервиса отеля, принялась распаковывать чемодан и сумки.

Что у неё было с собой?

Два летних деловых костюма:

светлый беж и оливковый,

последний под цвет глаз, естественно.

Думала,

ведь будут деловые встречи.

Нет!

Костюмы не годятся —

слишком официально,

всё-таки ужин на яхте,

то есть почти дома.

Платья?

Три вечерних:

белое,

чёрное,

красное.

Зачем столько?

Разве это много?!

Нет!

И вечерние платья не годятся —

публики не будет.

Деловой ужин тет-а-тет —

это не вечеринка,

не приём

и не свидание,

получится,

слишком вычурно.

«Господи, что же надеть-то?!!

Совершенно нечего надеть!!!

Стоп!

Глупая!

Кто ж от тряпок-то пляшет?!

Что это будет?

Для меня деловой ужин.

А для него?»

Ольга отошла от кровати, на которой разложила вещи, села в кресло и опять задумалась. И мысли её на сей раз приняли совсем иное направление: «Да он сейчас руки от удовольствия потирает! Сидит, негодяй, и посмеивается, представляя, как я тут идиоткой скачу по номеру и не знаю, что надеть! Рефлексивное управление называется! Господи, а ведь отпаривать и гладить ещё! Слава Богу, утюжок прихватила! Ладно-ладно, умная девочка! Не отвлекайся! Соображай, раз такая умная! Итак…»

Когда Солнце уже более часа как упало в море, а набережная с высоты птичьего полёта напоминала раскалённую и истекающую огнем и искрами подкову, Ольга выпорхнула из отеля. На ней был белый прогулочный костюм, стилизованный под морскую форму. Приколотая серебряной булавкой шляпка, наподобие тех, что носят французские моряки (волосы она заплела в косу и, переломив её надвое, закрепила второй серебряной булавкой), шёлковые блуза с якорями на погончиках и юбка-плиссе длинны миди. На груди висел скромный серебряный медальон, сочетавшийся по стилю с булавками на голове. При каждом шаге юбка меняла цвет с голубого на почти белый и обратно.

Она шла по набережной

уверенной походкой,

сосредоточенная

и ЗЛАЯ от голода.

А набережная была превращена в непрерывающуюся цепь кафе и ресторанов. По вечерам хозяева их выставляли столики и стулья от дверей до самого парапета. Некоторые прихватывали и пирсы – уж слишком много собралось в порту дайверов на каникулы. Где кончается одно заведение и начинается другое, можно было определить по скатертям или их отсутствию, подставкам для свечей и униформе официантов. То тут, то там, чуть в стороне от столиков, размывали жаром воздух барбекюшницы. Около них в колпаках самых различных фасонов колдовали повара.

Какие куски мяса доходили на живом огне!

А какая рыба!

А запахи!

Одуреть можно,

если неплотно перекусила последний раз в полдень,

и с тех пор успела

наплаваться,

навозиться с тяжёлым снаряжением,

принять душ,

а потом два часа,

как вентилятор,

крутилась,

собираясь на этот непонятно как образовавшийся ужин!

Отдыхающая публика уже частью устроилась за столиками, а частью прогуливалась, выбирая, где задержаться и провести вечер. В основном это были парни и девушки, здоровые и жизнерадостные. Среди них также было немало матерых и крепких мужчин постарше. Никаких папаш и мамаш во главе семейств с детьми. Гул разговоров на десятках наречий. Взрывы хохота. Настроение превосходное. Все довольны тем, как складываются каникулы. Дайверы вообще народ не склонный к унынию и меланхолии. Вот уж кого обожают рестораторы! Уж эти ничему не дадут пропасть! Всё закажут и всё съедят до полуночи!

Около второго от «Капитана» пирса, как и было оговорено, Ольга увидела свою группу. Шведы и Санчо сидели за длинным грубоватым столом из тёмного дерева и о чём-то оживлённо беседовали. Изрядно коптившие толстые свечи, вставленные в высокие чугунные канделябры незамысловатой формы, освещали их лица. Три официанта в дырявых треуголках поверх красных бандан и рваных тельняшках с широкими полосами расторопно разгружали подносы. У одного из них через голову даже была наложена кожаная повязка, закрывающая глаз. Ни дать ни взять самые настоящие пираты.

Когда Ольга подошла к поджидавшим её новым знакомым, перед ними уже громоздились, как крепостные башни, глиняные кружки. Рядом стояли широкие блюда с мясом, рыбой, свежими овощами и зеленью. Запотевшие бока кружек поблескивали стекавшими по ним каплями, куски мяса и рыбы – горячим жиром, а овощи – упругими и гладкими округлостями. Ей чуть дурно не стало от приступа голода. Как же хотелось плюнуть на всё и просто опуститься на скамью рядом с этими симпатичными ребятами. Впиться зубами в кусок сочного и румяного мяса,

откусить,

немного прожевать,

ощутив его острый вкус,

и

погасить пожар во рту

ледяным пивом!

Увидев её, мужчины присвистнули – их девушки были одеты всего лишь в джинсы и непритязательные блузки. Санчо даже вскочил ей навстречу.

– Привет! Не пугайтесь! – обратилась Ольга ко всем, приостановив островитянина жестом. – Я подошла сказать, что не смогу сегодня посидеть с вами. Извините! Но, меня, как назло, пригласили на ужин. Я просто никак не могла отказаться. Вот пришлось даже принарядиться слегка. Но завтра утром я опять с вами!

Шведы разулыбались и понимающе закивали. Санчо же, яростно сверкнув очами, пообещал живьём скормить акулам того, кто пригласил её на ужин. Он был так страшен и решителен, что Ольга искренне рассмеялась. Распрощавшись, она пошла дальше.

Конечно же!

Все мужчины оглядывались!

А местные мачо,

такие же инструкторы, как Санчо,

мгновенно вспыхивали,

увидев её,

и извергались

восторгами и комплиментами.

Некоторые из них

даже не были лишены

поэтического дара,

а один, очевидно, самый впечатлительный

умудрился раздобыть и вручить

небольшой букетик

каких-то розовых цветочков.

Но всё это не вызывало в ней

никакого волнения.

Она шла по набережной

уверенной походкой,

сосредоточенная

и ЗЛАЯ от голода.

– Ольга! – послышалось за спиной в нескольких шагах от пирса «Изабеллы Шестой».

Она оглянулась.

Перед ней стоял Питер.

– Слушаю Вас, мистер Корнер.

– Отлично выглядишь…

– Спасибо.

– Джон отдал мне на всё время отпуска катер, на котором мы сюда добирались. Если ты хочешь понырять, то у меня есть полное снаряжение. И я знаю, где здесь отличные места.

– Спасибо, но я уже присоединилась тут к одной группе. Хорошие ребята из Швеции, толковый и не очень ленивый инструктор. Сегодня я весь день была с ними в море и прекрасно провела время.

– А… Понятно… А я тебе звонил весь день… Ну что ж… – поник Питер.

– Мне пора…

– Да-да… Ужин… Меня он не пригласил…

– Пока.

– Прощай…

И Ольга, бросив букетик в море, ступила на пирс.

Глава 8

– Она идёт по пирсу, сэр, – доложил Мигель по громкой связи.

Сэр Гриффит в этот момент стоял перед зеркалом в своей каюте и оценивал, как на нём сидит белый свободный костюм из жатого хлопка с узелками: «Недурно-недурно! Я бы даже заметил, что очень недурно».

В течение всего дня он, чтобы не изводиться ожиданием и не перегореть до вечера, старался отвлечь себя от мыслей о предстоящем ужине с Ольгой. Иногда ему это удавалось.

После завтрака с Питером он часа полтора листал новые романы, по поводу которых сверкали умом критики. Но, так и не выбрав ничего достойного своего внимания, оставил их и раздражённо подумал: «Ну, ничего не зацепило! И почему от всех этих книг так разит кисловатым дешёвым кофе?! Если раньше писали, чтобы читатель умнел, то теперь – чтобы создать у него впечатление, что он уже и так умный! Чёрт! Как бы писатели пишут свои как бы книги, а как бы читатели их как бы читают! Чушь какая-то! Швейцарские часы за десять баксов от жуликов на Бродвее!» Поиздевавшись подобным образом ещё несколько минут над убогостью современных авторов, он взял с полки «Улисса» и отправился на пляж. Тот самый, о котором Питер рассказывал Ольге на катере.

Если представлять себе рай местом, где всё не в изобилии и тучном избытке, а в гармонии и в меру, то Джон через пять минут попал именно туда. Это был неширокий, всего метров пятьдесят, и мелкий, не глубже полутора метров, залив со светло-голубой прозрачной водой. Пальмы и белейший песок, покрывающий всё дно и образующий на суше полосу в двадцать шагов. Идеальная чистота, и ни души.

Впрочем, последнее объяснялось просто. Порядок на пляже – тем, что люди Джона ежедневно убирали сброшенные пальмами сухие листья и прибитые волнами водоросли. Безлюдность – тем, что взрослые жители острова круглые сутки обслуживали приезжих, а ближайшее поселение, откуда бы сюда могли совершать набеги крикливые ватаги ребятишек, находилось в километрах двенадцати за горным перевалом. Туристов же пляжи вообще не интересовали – все они посещали остров ради дайвинга.

Под склонившейся к песку пальмой стояли лежак с полотенцами, шезлонг, столик и дорожный холодильник. Чуть в стороне на стволе другой пальмы висела лейка душа. Джон положил «Улисса» на столик, разделся донага и направился к морю.

У самого берега стайки мальков дёргались из стороны в сторону. Джон ступил в воду и спросил их:

– Как вы тут только не сваритесь?

Дружные полупрозрачные существа ответили ему новыми быстрыми зигзагами.

– Ладно, ребята, вы, как хотите, а я на глубину, – сказал он им и вошёл в море по колено.

Однако и там вода была почти горячей.

Джон сел на дно, вытянув ноги, выгнул грудь и задрал лицо вверх. Облака, казалось, уснули посреди неба и не собирались никуда лететь.

– И что это? Только одни ленивые и толстые овечки? – иронично поинтересовался Джон и задрал лицо выше.

Совсем ещё не утомившееся Солнце, будто рассмеявшись над шуточкой, ослепило его.

– Да-да-да! – зажмурил глаза и наморщил нос Джон. – Вот и я о том же! Неужели нельзя было сделать каких-нибудь носорогов или верблюдов для разнообразия!

Но тут прилив возбуждения ниже пояса отвлёк его от созерцания небесных скульптур.

– Ох, уж эти русские улиточки! – пробормотал Джон.

Он перевернулся и прижался к песку.

«Интересно, что же она всё-таки наденет сегодня? – вспомнил он об Ольге, но вопрос этот не требовал ответа, поскольку был всего лишь поводом думать и думать о ней. – Только бы не напялила длинное вечернее платье или какой-нибудь деловой костюм. Впрочем, кажется, эта женщина не только красива и умна, но у неё ещё есть и вкус, если судить по тому, как она была одета в Москве. Тот тёмно-зелёный деловой костюм, в котором она присутствовала на обеде в монастыре, был безупречен и в тему. Интересно, очень интересно, как же она выпутается сегодня. Чёрт, а какая у неё походка… И как извивается талия…» Слова утихли. Остались только зрительные образы, вызывавшие фантазии…

– Чёрт! Зарёкся же думать о ней до вечера!!! – рыкнул он спустя минуту и, тотчас вскочив, побежал навстречу горизонту, смешно задирая ноги, как обыкновенный мальчишка…

Одолев разными стилями в общей сложности не менее мили, Джон распластался в полном бессилии среди мальков. От мыслей об Ольге не осталось и следа. Всё тело сотрясали удары сердца, а вся воля была направлена на восстановление дыхания. Когда же лёгкие перестали жадно выхватывать куски воздуха, а грохот в груди превратился в относительно спокойный и равномерный стук, он встал и, пошатываясь, вышел на сухой песок.

В глазах, несмотря на Солнце, светившее во всю мощь, было темно. Голова кружилась. Желудок требовал слона вместе с ушами, хвостом и бивнями. Но получил лишь маленькую бутылку прохладной минеральной воды. Затем, уже после того, как Джон растёрся полотенцем, смыв с себя под душем соль, и сел в шезлонг, он получил ещё грамм двести свежего ананасового сока и затих.

Вернувшееся сознание тоже потребовало пищи. И оно получило её. Ему досталось окончание «Улисса», восемнадцатый эпизод со всеми его многочисленными «да», на единственное значение которых указано в письме Баджану от 16 августа 1921 года.

Спустя четверть часа он резко захлопнул книгу. «Кажется, я придумал способ думать о ней через чтение! Всё о ней! Хотя… – Джон улыбнулся сам себе: – Разве я собирался сегодня читать из „Улисса“ что-нибудь другое? – и тут же посмеялся сам на собой: – Вот-вот, я и говорю, везде она!» Далее мысли, умолкнув, превратились во вполне конкретные образы, но ненадолго. Желудок очнулся вновь, и Джон, завязав полотенце на бёдрах, направился босиком в сторону дома.

Вокруг была земля, принадлежавшая ему. Почти на всех его трехстах восьмидесяти акрах до общественного песка на пляже росли кусты и деревья (нет-нет, не одни пальмы, но и ещё кое-что). Землю покрывал роскошный газон. Нежно-колючий после утренней стрижки. Никаких тропинок (кто их тут протопчет?!) и выложенных камнем или плиткой дорожек. Отсутствовали и теннисный корт, и поле для гольфа – Джон не испытывал к этим играм ни малейшего интереса, как, впрочем, и к любым другим играм. Он всегда увлекался только плаванием, велосипедом и разными гимнастиками. Конкуренции ему с лихвой хватало и в жизни. В общем, во всём его имении, помимо старинного дворца, из инженерных сооружений были ещё узкая мощёная дорога от парадного входа до ворот усадьбы, сами эти ворота, небольшая вертолётная площадка, да несколько мостиков через протекающую по территории поместья речушку.

Джон обожал ходить босиком по своему парку. В голову всегда от таких прогулок приходили приятные мысли. На этот раз прикосновения стоп с газоном напомнили первую поездку в Израиль, и он понял, почему. Чуть ли не главной ценностью там была самая обыкновенная трава. Немногие могут позволить себе траву в земле обетованной – уж очень дорогая там вода. Это вызвало невольную улыбку. Приятно быть сказочно богатым, в том числе, и по израильским меркам. Однако желудок уже не просто потребовал еды, а устроил в животе настоящее восстание, и Джон прибавил шагу.

С террасы за ним наблюдал Линь. Как только хозяин скрылся в доме, китаец кивнул официантам, и те начали накрывать стол. Сам же повар отправился на кухню. Там в закрытом чугунном сотейнике, томились в собственном соку нежнейшие бараньи котлетки из взбитого нежирного фарша, слегка заправленного измельченными пореем, морковью и совсем юным бамбуком.

Джон вышел обедать через четверть часа. Питера не было. Мигель доложил:

– Мистер Корнер отдыхает у себя в апартаментах. Он просил его не беспокоить.

– Вот что, Мигель, передай Ричи, что он вместе с катером поступает в полное распоряжение мистера Корнера до конца каникул. И вообще, пока он здесь, любая его просьба – моя, – сказал Джон, а про себя отметил: «Надо же, как всё-таки по-разному действуют на людей эти русские улитки».

– Будет сделано, сэр! Приятного аппетита, сэр! – поклонился Мигель и исчез.

Котлетки подали под персиковым соусом на листьях рукколы. Рядом поставили блюдо со спаржей, сваренной в лимонном соке с мёдом по технологии, известной только Линю. Фужер официант наполнил на одну треть красным вином. В конце обеда Линь лично принёс печёное яблоко, фаршированное финиковой пастой, тыквенными семечками и грецкими орехами. Выглядело оно несколько необычно. Никаких морщин, нажитых в духовке. Не знаешь, что печёное, подумаешь: свежее.

Благодаря Линю Джон никогда не ел лишнего, и обычно после обеда его не клонило в сон. Но было одно исключение. Даже после в меру отведанной баранины от своего повара ему всегда хотелось немного вздремнуть. Не отказал он себе в этом удовольствии и на этот раз, заснув под тончайшим балдахином на низком жёстком диване, поставленном в тенистой части парка в метрах сорока от дома.

Сон его продолжался около часа…

Проснулся же он оттого, что ему приснилась Ольга. Организм его опять был в полной готовности. «Ну вот, что я говорил! Это просто сумасшествие какое-то! – посетовал он про себя. – Чёрт побери! Вот это женщина! Так! Надо бы опять выпустить жар! А то к ужину от меня останется один пепел».

Вернувшись в дом, Джон скинул с себя всю одежду, натянул облегающие шорты, и отправился в тренажерный зал, устроенный в одном из полуоткрытых помещений на первом этаже. Там с помощью своего тренера и массажиста Джафара, огромного рельефного мулата, он тщательно размялся, а потом не менее часа таскал железо и голыми руками сгибал и разгибал специально заготовленные прутья арматуры. Время от времени Джафар измерял у него пульс и удовлетворенно кивал, не произнося ни слова. В самом конце тренировки мышцы, казалось, уже были готовы лопнуть от напряжения и усталости. Однако Джон взял подкову и разломил её, будто засохший круассан. И сразу же почти в бессознательном состоянии рухнул на кушетку перед Джафаром.

Массажистов, каким был этот мулат, на свете существует не более сотни, и служат они, как правило, за всю свою жизнь только у одного человека, а после смерти его доживают отпущенный им срок миллионерами. Например, на тех же Карибах. Что ещё добавить к этому? Спустя час Джон снова был готов погнуть или разорвать что-нибудь металлическое. Но пора было собираться на яхту. И он, выпив предложенный Линем коктейль из взбитых в подсоленном йогурте устриц и зелени, отправился в ванную…

– Хорошо, – ответил Мигелю Джон, продолжая рассматривать себя в зеркале.

Как приятно

растягивать мгновения

перед неизбежным наслаждением!

Тянуть…

и тянуть…

и тянуть… превращая

крохотные комочки времени в тонкие-претонкие нити,

пока время, не вынеся этой пытки,

не вырвет у тебя из рук

их:

– Крэк встретил её, сэр. Не опоздала ни на секунду. Они уже на борту.

– Да, вот что, Мигель, – сказал Джон, закончив, наконец, созерцать свое отражение, – распорядись приготовить для неё апартаменты у нас в доме. Думаю, завтра она всё-таки переедет к нам.

– Всё уже готово со вчерашнего вечера, сэр.

– Прекрасно! Можешь быть свободным. Сегодня ты мне уже больше не понадобишься.

– Удачной рыбалки, сэр!

– Спасибо!

Джон ещё раз глянул на себя. Костюм сидел так, как хотелось: свободно, мягко и дружелюбно.

– Ну какой я агрессор? Да я просто «облако в штанах», как сказал бы их поэт, – произнёс он вслух и, отметив про себя: «Между прочим, я на него даже чем-то похож», – направился к двери каюты.

Нет, не подумайте, Джон Гриффит никогда не читал русского поэта Владимира Маяковского, которого процитировал, и даже имени и фамилии его не знал. Просто как-то раз он краем глаза видел передачу по телевизору, в которой упоминались русские поэты, посещавшие Америку. И один из них ему очень понравился. Высокий широкоплечий парень со смелым и наглым взглядом. Было в нём что-то близкое Джону. Поэтому и запомнилось одно из его курьёзных выражений.

Глава 9

Мужчины любят играть в суперменов, женщин это вынуждает становиться ведьмами.

Когда сэр Гриффит вошёл в кают-компанию, Ольга слушала капитана яхты. Он по приказу хозяина проводил для неё короткую экскурсию. Это входило в план вечера. Должна же была эта русская оценить, в какую роскошь её допустили.

Тридцатипятилетний симпатяга Крэк с тонкими чертами лица, внезапно оканчивающимся монолитным подбородком, распевал перед гостьей, как кит в брачный период. В своих белых морских одеждах вместе они смотрелись ослепительно. Казалось, что рядом с их молодостью и красотой, великолепие кают-компании выглядело поблекшим и нелепым…

и острейшая бритва

полоснула душу

по нежнейшему месту:

«Кажется, она готова отдаться этому болвану прямо здесь! —

и следом приступ ярости:

– Но ничего, сейчас ты увидишь, кто здесь настоящий капитан и кому тебе надо будет отдаться! —

но тут же:

– Как же всё-таки хороша она в этом костюмчике! Какая шейка! А икры!»:

– Я смотрю, у Вас новый матрос, Крэк? Проводите инструктаж?

Кэп вытянулся, как космический джет из чёрной дыры.

«Вот это правильно! Тянись-тянись, где ты ещё найдёшь такое место!»:

– Здравствуйте, Ольга! Очень рад Вас видеть! Вам идёт этот морской стиль!

– Добрый вечер, сэр Гриффит! Спасибо!

– Крэк, можете выходить из порта!

«Вон отсюда, хлыст, и чтобы рожи твоей смазливой сегодня больше не было видно!»