Дракон королевы

– Кстати, откуда ты можешь знать о том, как правитель должен вести себя по отношению к своим подданным, – продолжала приставать Серафина. – У тебя они разве есть?

У меня их было больше, чем может уместиться в одном Фаллоте, но зачем всех и каждого об этом просвещать.

– Я потом тебе расскажу, – отмахнулся я.

Она, разумеется, не придала моим словам особого значения. Серафина считала, что весь мир вертится исключительно вокруг нее. Вероятно поэтому все дураки вроде меня, так сильно ею увлекались. До нее естественно, хотя бы со стороны одних духов, долетали сплетни о том, что я управляю целой империей, но она не особо в них верила. Или считала, что империя волшебных существ может быть исключительно эфемерной, как и стаи ее бесплотных джиннов. Но моя империя и мои подданные были очень даже материальными. Хотя и духов среди моих слуг тоже хватало. В основном они занимались шпионажем, так как были бесплотны и незримы, им не стоило труда просочиться в любую щель, все услышать и увидеть, но при этом остаться незамеченными самим.

Пока мы пререкались с Серафиной, толпа под окнами становилась все более агрессивной, да и в самом замке ситуация накалялась. Краем своего сверх чуткого драконьего уха я уловил бряцанье оружия и зловещие перешептывания. В замок, разумеется, пока никто проникнуть не успел, но как выяснилось, и тут, прямо под носом, у королевы тоже полно недоброжелателей.

Рано она распустила ассасинов, хотя чем они могли помочь. Людей слишком много. Они все сносили на своем пути. Рыночная площадь под окнами замка уже была распотрошена. Подъемный мост, который не успели вовремя поднять, тоже пострадал, а чудовище, которое я поселил во рву замка, чтобы оно охраняло королеву, даже не думало выныривать. Видимо, злоязычная Серафина уже успела испортить отношения и с ним.

И почему я только ее терплю? Почему не даю толпе ворваться сюда и разорвать ее на части? Любой любовник, уставший от ее прихотей, так бы и поступил – собрал бы драгоценности короны в мешок и удрал, а ее бы оставил на растерзание врагам. Но я был драконом. И, кажется, во мне, в самом деле, начали просыпаться собачьи инстинкты по защите хозяйки.

Я дохнул огнем в лицо какому-то акробату, который сумел добраться до окна замка по канату, очевидно предварительно наброшенного петлей на кронштейн одного из флагов. Он с криком полетел вниз к тому самому обитателю рва, который, кстати, зашевелился, почуяв, что добыча сама идет в пасть. Пока не долетел до мутной воды, нахал напоминал горящий факел. Ему даже повезло, что он не выжил. Уж я- то успел насмотреться на несчастных, которые вынуждены были доживать свой срок в обожженной ядовитым огнем шкуре. Страдали они куда больше, чем прокаженные, да еще у них открывался особый дар видеть и слышать нечисть, что лишь усугубляло их мучения. Для многих людей вид и голоса нечисти куда страшнее, чем даже ожоги.

Но не для щуплого смазливого паренька, который неуверенно терся у входа в тронный зал. Он что-то тихо наигрывал на свирели, от чего стража на посту начала мирно похрапывать, опершись на собственные алебарды.

Такое воздействие на людей мог производить только Нолан. От его музыки стражники моментально засыпали, а прямо на полу меж мраморных плит расцветали необычные вьюнки незабудок. Они вились вверх аж до терракотового потолка, а по цветам порхали дивные пикси. Разве такая музыка не волшебство?

– Нолан! – строго окликнул я его, хотя на самом деле был восхищен. – Что ты тут делаешь?

Он тут же оторвался от свирели. И как не странно незабудки почти сразу же увяли без его музыки, а стражники начали просыпаться. Я поспешно отвел его в узкий тамбур за тронным залом, но зло уже успело свершиться. Нолан успел заглянуть в двери и увидеть Серафину, болтающую с духами. Глаза у него загорелись, как у бестолкового влюбленного мальчишки. Серафина на всех молодых и наивных людей влияла одинаково. Это взрослые опытные мужчины устраивали против нее заговоры, а вот их сыновья были не прочь стать ее ручными собачонками. Если она хочет править и дальше, то ей надо сделать ставку на население помоложе, а всех людей среднего возраста вырезать под корень. Нужно будет ей это посоветовать, если, конечно, после сегодняшней ночи она останется жива. Я ощущал негодование советников-заговорщиков, которые уже направлялись сюда. Так получалось, что я улавливал их голоса издалека. Как так вышло, что почти все советники Серафины приняли участие в заговоре против нее. Они серьезно настроены, а мне еще нужно разбираться с Ноланом. И зачем этот дуралей вылез сюда в такой горячий момент?

– На кухне с тобой плохо обходятся? Или в корпусе для слуг, где ты спишь, тебя чем-то обидели? – я схватил парня за шкирку и неприятно удивился, нащупав у него под ветхим кафтаном какие-то бугры, напоминавшие металлические крылышки.

– Я хотел посмотреть на королеву. О ней столько всего говорят.

– Ты очень вовремя.

Нолан не уловил сарказма в моем тоне.

– Она действительно слепая или ясновидящая? – начал бойко интересоваться он.

– А ты сам как думаешь?

– Я знаю, что ясновидящие носят повязки на глазах, потому что от собственного прозрения и созерцания мира духов у них появляется жгучая боль в глазах, – признался он.

– Ты называешь прозрением способность людей увидеть бесплотных созданий, а также тебя, меня и духов?

– А разве это не прозрение – жил и видел только людей, а потом заметил, что есть еще и другие. Целый мир других! Прямо у нас под носом! Я впервые опешил, когда увидел, как золотистые духи из песка танцуют под мою музыку, хотя был ребенком. Кругом был безлюдный берег и море, и вдруг появились они, закружились хороводом вокруг моего костра, выкинули мне на ужин из волн рыбину, больше похожую на монстра. Как оказалось, она способна разговаривать и выполнять желания. Я этим злоупотребил, и из прибрежной деревеньки, где я жил, меня, разумеется, прогнали. Люди нас боятся, как и всего, что мы приносим с собой. А также всех, кто появляется рядом с нами.

– Я тебя понимаю, но сейчас не время для задушевных бесед. Слышишь, какой гам под воротами.

– Люди требуют хлеба?

– Что?

– Ну, такие массовые нашествия случаются в странах, где народу приходится много голодать. Они обычно собираются толпой и идут в замок местного феодала с требованиями их накормить.

Я и забыл, что Нолан много путешествовал и насмотрелся на всякие ситуации. Как объяснить ему, что королева не отнимала урожай у народа для собственных закромов, а всего лишь припугнула толпу черными духами и своей романтической связью с ручным драконом.

– Шел бы ты к себе, а то вдруг и тебя побьют за то, что ты сегодня сытно поужинал, а другим приходится жить впроголодь, – в тон ему подпел я и деликатно подтолкнул его к выходу.

– Я могу сыграть для них, чтобы усыпить их голод, – охотно вызвался наивный донельзя Нолан. – Я умею музыкой делать так, чтобы люди переставали чувствовать боль, жажду, голод, тоску. Поэтому меня часто приглашали играть на похоронах, чтобы печаль проходила. Но эффект держится лишь до тех пор, пока я не умолкаю.

– Боюсь, здесь ты этим ничем не поможешь, разве только зарастишь подходы к замку незабудками.

Нолан и не подумал, что я над ним смеюсь.

– Иди, а то ты меня отвлекаешь.

– Я, правда, могу помочь.

– Я разберусь как-нибудь и сам.

Я не учел, что юноши, однажды увидевшие королеву, уже не хотят от нее отходить. Видно, что я не один попался в ее сети. Нолан жутко нервничал и ежесекундно порывался прошмыгнуть обратно к дверям тронного зала. Я удерживал его с трудом.

– Давай ты пойдешь и выспишься. Надеюсь, кровать тебе предоставили удобную?

– Жесткую, но удобную, – он помялся, – знаешь, а на траве в лесу спать комфортнее, чем в замке.

– Хочешь вернуться назад в лес?

– Нет, но…

– Тогда подожди с болтовней до завтра. Я найду тебя утром, и мы поговорим.

Зря я вообще на него отвлекся. В тронный зал успели проскочить несколько советников-заговорщиков. Кто-то из них подставил кинжал к горлу слепой Серафины, хотел снять ожерелье, но его рука внезапно загорелась. Я сам был удивлен этим зрелищем, когда ворвался в зал. Его руку я поджечь не успел, даже не дышал еще огнем. Но его ладонь уже обратилась в пепел. Кинжал валялся на полу у трона, так и не отпив крови Серафины. А он хотел именно ее крови. Этот кинжал был живым, как и мой особенный меч, хранившийся в Империи. Есть сталь, которую называют живой, потому что она сама рвется резать и колоть, и напоить ее кровью досыта невозможно. Такую сталь способен контролировать только очень умелый маг. Откуда такой кинжал мог взяться у заговорщиков? Какой колдун им его дал? Он должен был по силам быть равен мне. И почему кинжал сам не напал на королеву, когда сгорела державшая его рука? Вместо этого он взлетел с пола, как стальная птица, и принялся резать и колоть предавших королеву советников. Всех, кроме нее самой. Последний выживший с обгоревшим остовом руки молил о пощаде, но кинжал рассек и его глотку. А затем послушно лег у трона королевы.

Ну и ну! Моя помощь даже не понадобилась. У меня не было особого времени разочароваться, так как снаружи долетали шум и крики.

Кажется: «На костер королеву!»

Какое совпадение! Она тоже хотела отправить на костер всех их. А костер должен был разжечь я, ее верный дракон.

Для первого раза я слегка дохнул огнем, и трупы заговорщиков за секунды сгорели дотла. Причем свое пламя мне приходилось контролировать с большой тщательностью, ведь если я прожгу мозаичный пол у трона, то Серафина житья мне не даст своими придирками.

У нас все, как у образцовых мужа с женой. Сделаешь какую мелочь не так, и добрая женушка будет тебя потом пилить в течение месяца. Поэтому я старался проявлять аккуратность.

Серафина ничуть не испугалась напавших на нее. Но ее нежные ушки точно раздражал шум, доносившийся с улиц.

– Сожги их всех! – прошептала она одними губами. Как она любит отдавать приказы! Темная кружевная повязка на глазах делала ее похожей на предсказательницу, которая слепа физически, но внутренним оком видит все наперед. Я не хотел сжигать тут всех! Зачем мне это нужно? Я и так спалил слишком много городов! У меня совесть нечиста! Не знаю, как раскаяться за все, что уже сделал, не то, что палить следующий город или все государство, как она того от меня хочет. Если так и дальше пойдет, то ради ее прекрасных глаз мне и весь мир придется спалить. Поправка! Глаз ведь у нее нет! Тогда ради чего же? Обычно порывы безумия принято оправдывать тем, что мужчины делают что-то ради прекрасных женских глаз? А если у твоей избранницы глаз нет? Чем оправдаться тогда? Тем, что я сделал это ради толпы ее духов? Можно подумать они могут меня на что-то подговорить или заставить.

Да, ладно, пропело что-то внутри меня, как назойливый дух. Разве у Серафины не самый стройный стан, не самая высокая грудь, не самая лилейная кожа. Зачем ей еще и глаза. Они и так прекраснее всех!

Даже прекраснее Розы? Я точно начал свихиваться. Думаю, без участия ее духов не обошлось. Восточная магия кого хочешь сведет с ума. Наверное, скоро из-за Серафины я сам себя сожгу.

Кто-то из ее темных духов уже надевал ножны на кинжал. А зря! Этому волшебному оружию не мешало бы сейчас пролететь по толпе и порезать всех, кто встретится по дороге. Будто уловив мою мысль, кинжал вырвался из ножен и метнулся в распахнутое окно, попутно порезав портьеру, расшитую гербами. Снаружи тут же раздались визги и всхлипы. Кинжал точно кого-то искромсал.

Я сам спрыгнул из окна вслед за ним и крайне удивился, обнаружив, что Нолан стоит уже рядом со мной. Как он за мной успел? Сложно ли свернуть себе шею, когда спешить за драконом? Но Нолан был хоть перепуганный, зато живой и невредимый. А вот кинжал стальной птицей витал над толпой, то и дело пикируя вниз, и раня то одного, то другого бунтаря. Со стороны казалось, что им управляет рука летающего невидимки. Но я- то знал, на что способна такая сталь и без помощи духов. Ее не напоишь кровью даже легионов. Может мне остаться в стороне и предоставить работать кинжалу. В многолюдной массе людей его жертв было как-то не слишком заметно. Быстро кинжал со всеми не справится. То есть в итоге- то он всех перережет, потому что обороняться против него бесполезно. Как защититься от лезвия, которое никто не держит? Его не у кого выбить или выхватить, об него можно только пораниться. Поэтому благоразумные люди от него уворачивались или бежали, но и прочих было достаточно, чтобы разнести по камешку весь замок. Придется вмешаться.

Восставшая толпа шла, круша все. Как беспощадны могут быть люди, возбужденные слухами. Слово, как спичка, чтобы кинуть его в толпу и поднять пожар. Нолан прятался за моей спиной.

– Что делать? – беспокоился он. – Что будет с королевой? Ей нужно бежать морем.

Похоже, в побегах у него уже была практика.

– Не нужно! – я превратился в дракона прямо перед воротами замка, которые готовились осаждать, и толпа подалась назад. Дышать огнем даже не пришлось, я занес когтистую лапу размером больше, чем подъемный мост, и большинство собравшихся с криками разбежались. На оставшихся я слегка дохнул, они занялись, как факелы и обратились в пепел. Фигуры из пепла осыпались на мост и в ров, будто их сдувало ветром. Все похоже на ту войну, в которой я помог выиграть Серафине. Только там рассыпались воины, а здесь восставшие мещане и лавочники. Кто-то разбежался, кто-то погиб, но вскоре кругом нас образовалась сосущая пустота. Даже стражники со стен куда-то подевались. Рыночная площадь далеко за воротами замка была безлюдна, как пустыня.

Я превратился назад и сел на цоколь рядом с Ноланом, который с ужасом и потрясением наблюдал за сказочным происходящим. Трубадур положил бы все на балладу, но Нолан умел лишь играть. Ни одной песни, насколько я заметил, он не знал.

– А теперь сыграй мне свою музыку из чар еще раз! Заставь незабудки с пикси зацвести прямо на этом пепле! – попросил я, но он отнесся к этому, как к требованию и заиграл с невероятным старанием.

От его музыки росли до невероятной высоты цветы, русалки выныривали из рва, а феи так и рвались водить хоровод под его мелодию. Откуда только все взялись? Еще недавно на территории Фаллота не было ни одной феи. Они опасались сюда забредать. Слухи о жестоких нравах Серафины, которая в прошлом отлавливала волшебных созданий и сажала их в зачарованные клетки, из которых невозможно сбежать, отпугнули бы от страны любых сверхъестественных существ. Но сейчас я видел здесь фей всех четырех сезонов года. А еще фей рощ, лесов и полей. Они водили хоровод над пеплом, взвихрившимся под их стопами, а над их головами кружились листья: пестрые – осенние, зеленые – летние, весенние лепестки цветов и немного снега с той стороны, где в круг вошла фея зимы. Все они примчались сюда послушать музыку Нолана? Я в это даже не верил, хотя видел своими глазами.

А Нолан все наигрывал, и незабудки вырастали прямо из пепла, свивались в столбы, тянулись к небесам. Солнце вдруг стало светить ярче. Какие-то несчастные бродяжки, спрятавшиеся за разоренными толпой лавками, бросив осторожничать, вылезли из своих укрытий и тоже пошли в пляс по пустой площади. Они были босоногими и плясать по булыжникам им наверняка было больно, но о мозолях на ступнях они забыли. От музыки Нолана радостно смеялись все: и феи, и люди.

Не смеялась лишь одна женщина – королева Серафина. Она стояла на балконе тронного зала, и ощущение было такое, что она смотрит прямо на нас. Повязка на глазах не мешала считать ее зрячей. Нолан тоже смутился, безошибочно ощутив, что она на него смотрит, если только так можно сказать о той, у кого нет глаз. Он обернулся на нее и прекратил играть.

Вместе с музыкой тут же кончилось волшебное мгновение. Хоровод фей рассыпался. Люди пришли в себя и изумленно озирались по сторонам. Незабудки вмиг завяли.

– Да ты и впрямь кудесник! – я потрепал Нолана по плечу. А прелестная фея весны в нарядном зеленом платье подлетела и надела юноше на голову венок из мирта – своего любимо цветка. Кстати, саму ее тоже называли Миртой.

– Спасибо, милый юноша, – прощебетала она, и кокетливо улыбнулась еще и мне перед тем, как улететь. -Заходите ко мне на досуге, господин дракон, отведайте моего вина.

Ну, уж спасибо. Усыпляющее разум действие ее вина я отлично помнил. Другие феи тоже одарили Нолана влюбленными взглядами. Какие-то из них поспешили преподнести ему свой любимый цветок, какие-то яркий осенний лист, даже фея зимы дала ему на память острую льдинку, которая не таяла, но могла послужить стилетом.

– А ты талантливый парень! – похвалил его я. – Другого они бы разодрали живьем, встреться он им по пути. А ты до сих пор невредим, да еще и награжден вниманием.

Серафина была этим фактом так недовольна, что резко хлопнула высокой балконной дверью. Ее вездесущие духи витали у нее над ушами и доносили обрывки нашего разговора. То, что она не могла услышать сама, слушали и пересказывали ей они. Почему она так разгневалась, что в стране появился любимчик фей?

Я тоже не знал, как мне относиться к юноше, которого я изначально собирался взять под свою опеку, а теперь вдруг выяснялось, что ничья помощь в общении с волшебным народом ему не нужна. Да и людей он мог легко заставить плясать под свою дудку. Причем как в переносном, так и в буквальном смысле. Смертные дурели от его музыки и начинали вытворять то, чего ни за что бы не совершили в здравом уме, даже недооценивать опасность. Минуту назад плясавшие под его дудку бродяги, снова попрятались кто куда.

– Кстати, как она называется? Твоя дудка? В ней угадывается то мелодия свирели, то флейты.

– Я сделал ее сам, – Нолан погладил молчавший уже инструмент, по бокам которого мелко были высечены крылья и конечности какого-то неземного существа. – В ней есть кое-что и от свирели, и от флейты, и от дудки. Так что можно использовать для нее любое из названий. Но я дал ей имя Акте.

– Имя? Для свирели? – это было сумасбродство.

– Это в честь самого красивого ангела, когда-то павшего с небес, чей голос и внешность пленяли крылатые легионы.

Необычно? Разве самым красивым ангелом был не Люцифер. Вслух я ничего не сказал. Лишь сухо кивнул Нолану.

– Пусть будет Акте, если хочешь.

Сам Нолан был еще удивительней, чем его чарующий музыкальный инструмент. Юноша едва появился в Фаллоте, а уже стал для меня загадкой. Никогда не видел, чтобы кто-то нравился моему народу больше, чем я сам.

ДУДОЧНИК ИЗ РОДА ФЕЙРИ

– Идем! – я проводил Нолана не на кухни к прислуге, а в свои собственные дворцовые покои. Хоть я в них ни разу и не ночевал, но официально они мне полагались. Они располагались в восточном крыле замка, недалеко от покоев самой Серафины, находившихся в центральных башнях. Хорошо, что покои не были смежными.

Я усадил Нолана на кушетку и стал осматривать. Не осталось ли на нем травм? Он сиганул вслед за мной с такой высоты! Наверняка, должны обнаружиться хоть ушибы.

Мои пальцы наткнулись на какую-то шероховатость у него на спине. Это точно были уже не просто чешуйки на коже. Какие-то зазубрины, явно металлического происхождения, выпирали у него на лопатках по обе стороны от позвоночника. И они росли прямо из кожи.

– Эдвин! Меня осматривал ни один дворцовый лекарь, и никто не смог ничем помочь.

Я пропустил мимо ушей фамильярность. Бедный парнишка обращался прямо по имени к приближенному королевы, как если бы мы и впрямь были братьями. Главное, чтобы он не повторил этого на публике.

– Посиди тихо! – скомандовал я. – У тебя точно ничего не болит.

– У меня вечно что-то болит, когда я не играю. Музыка все лечит.

Смотря какая музыка. Его музыка могла не только заживлять, но и губить. Я помнил, как толпа придворных чуть не сиганула с обрыва, загипнотизированная его мелодией. А еще мельком видел, как какая-то горничная расшибла коленку. Нолан всего лишь сыграл пару нот, а травмы на ней зажили. На нем самом они не проходили. Если только их можно было считать травмами. Драконьи чешуйки, прорастающие в человеческой коже, это, скорее, уродство, чем травма.

– Они у тебя с рождения? – я хлопотал над ним, как заботливая мамаша. Сам Нолан относился к этому безучастно. Видимо, он действительно привык к тому, что его подвергают многочисленным осмотрам. Если он часто останавливался в феодальных владениях и крепостях, то, местные лекари, наверняка, интересовались его необычностью. Вероятно, даже ставили над ним какие-то опыты. Я заметил, что пара чешуек с кожи содрана. Вполне возможно докторским ланцетом.

– Надеюсь, ты не застенчив, – я порвал на нем ветхую рубашку. Она была ношеная, но из чистого шелка. Наверняка, кто-то из тех, для кого он играл, ему подарил.

– Не беспокойся! Я распоряжусь, чтобы тебе принесли новую одежду получше старой, – я осматривал странные золотые борозды, растущие у него прямо из кожи на обеих лопатках. Очень похоже на маленькие металлические крылышки, которые только начали еще прорезаться у него в спине. Они были рельефными и очень красивыми, но абсолютно не приспособленными для полета. К тому же кожа вокруг них позеленела, как болотная тина.

– Тебе точно не больно? – я коснулся их пальцем и поранился. Моя пламенная кровь капнула прямо на спину Нолану, и к моему немалому удивлению, вообще его не обожгла. Обычно от моей крови обжигались даже все сверхъестественные создания. А на коже Нолана она мигом погасла, не причинив ему ровным счетом никакого вреда. Да он и впрямь еще один сын Мадеэля! Жаль, что я не имел прямого контакта с отцом, чтобы вызвать его в любой момент из ада и спросить, с какой Рианон он еще переспал, пока бродил по земле смертных. Или это был не он сам, а один из его приближенных? Мало ли его знаменосцев и военачальников стали демонами вместе с ним. У Нолана бесполезно было спрашивать о его происхождении. Он сам ничего не знал.

– У тебя есть еще такие наросты на теле?

Он кивнул.

– Пальцы на ногах больше напоминают зеленые ростки, поэтому я ношу обувь на несколько размеров больше своей ноги.

Я обратил внимание, что в его матерчатых дырявых сапогах, действительно, пробиваются какие-то зеленые листики.

– Да, ты диковинка!

– Спасибо, что напомнил. За это меня отовсюду и гонят. Даже тогда, когда сами зовут в замок, зная, кто я. Один барон так позвал меня исцелить музыкой его умирающую дочь. Едва девушка села на смертном одре, сказала мне спасибо и заметила, что у меня по шесть пальцев, зеленые ногти, да еще и зеленые ростки в коже, из замка меня прогнали с позором. Даже вознаградить за исцеление забыли.

– И ты сыграл на прощание так, что у них рухнул весь замок?

Я всего лишь пошутил, но Нолан вполне серьезно ответил:

– Нет, вначале я отошел на достаточное расстояние от замка, чтобы самому остаться невредимым, и только потом сыграл.

Я тихо присвистнул. А он не так прост, как кажется.

– Мы, дудочники из рода фейри, созданы для того, чтобы наказывать своей музыкой зазнавшихся людей или, напротив, награждать тех, кто отнесся к нам с симпатией и пониманием.

В его философии был определенный смысл.

– Очень хорошая мораль! Я и сам так делаю.

– Говорят, такова мораль всех фейри.

– Ну, не совсем, – я знал, что мораль фейри намного более сложна и многогранна, но не стал сразу его разочаровывать. Под названием фейри в данном случае имелся в виду весь наш волшебный народ. В некоторых странах нас так прозвали, какие-то суеверные крестьяне даже подносили нам дары. Они оставляли их на лугах и полях, будто взятку, заодно не забыв попросить, чтобы не вытоптали их урожай и не наслали на их села голод и чуму. А мы это могли. Я сдерживал буйный нрав своего народа, как мог, но мне не всегда это удавалось.

– Как ты себя назвал? – я нахмурил брови. – Дудочник из рода фейри?

– Я не один такой. По крайней мере, я слышал и о других. Иногда видел, но они все необщительны. Изгои и одиночки, как я. Наполовину люди, наполовину бессмертные. Выродки от союза людей и нелюдей. Мы никому не нужны, но мы многое умеем, и нас лучше не злить.

– Я тебя злю? – усмехнулся я, с трудом сдержав огненный вздох.

– Не ты! – поспешно возразил Нолан. Какой он все-таки наивный и искренний. Даже шуток не понимает. – Ты вообще какой-то особенный. Не такой, как все. Когда я встречал других волшебных господ, они давали понять, что я им в подметки не гожусь и вообще зря мешаюсь под ногами. А ты отнесся ко мне по-доброму. Не всем дудочникам из рода фейри повезло найти себе понимающего друга. Волшебного друга!

– Только тихо о том, что я волшебный! В замке меня и так побаиваются.

– Зачем ты здесь? Разве нет какой-то волшебной страны, где живут такие, как ты? Я слышал о целой Империи, но ты почему-то не там.

– Я опекаю королеву.

– Ей нужна опека? – он искренне изумился. – По-моему это от нее и ее темных духов надо оберегать других.