Ночь пяти псов

Семин вошел на территорию жилого комплекса, однако идти домой сразу ему не хотелось. Он не спеша сделал пять кругов по прогулочной дорожке, но настроение не изменилось. Видеть мать в его теперешнем состоянии было бы невыносимо. Порой он не мог ее не винить, хотя всеми силами противился плохим мыслям. У Анбина был один запрещенный прием, которым тот пользовался, когда чувствовал, что загнан в угол: он мог спросить, не употребляла ли мать Семина наркотики, когда была им беременна. Семин не мог ответить на этот вопрос даже себе. Наверное, наркотики все-таки не принимала, но очевидно было что-то другое, и очень сильное. Иначе как он мог родиться таким? Даже в Европе альбиносы рождаются редко, что говорить об Азии… «Что же ты тогда натворила, мама?..»

«Ты где?» – прочел он пришедшее на смартфон сообщение от матери. Он написал, что уже около дома, но стер сообщение и написал новое, с требованием оставить его в покое – и тоже удалил, не отправив. Семин разозлился. Он злился сейчас гораздо чаще, чем раньше, словно организм компенсировал потерю зрения вспышками гнева. Как правило, сначала он сердился на мать, а затем – на себя, за то, что рассердился.

Семин давно заметил, что люди предпочитают не подходить к нему слишком близко, словно он заразный. А одноклассники, бывало, даже выбрасывали в мусорное ведро вещи, к которым он прикоснулся. Он привык быть один. Привык играть сам с собой – в таких случаях он мог придумать и изобразить даже не двоих, а десятерых человек. До сих пор одиночество Семина не пугало, но он понимал, что с грядущей слепотой придет одиночество иного порядка.

Одиночество иного порядка… Семин вспомнил позапрошлое лето, когда приехал с мамой на пляж Кёнпхо на восточном побережье. Из-за палящего солнца они не стали выходить из машины и сидели там, глядя на море и слушая радио. Двое ведущих разглагольствовали о рае и аде. Они упомянули старинную притчу о длинных ложках, в которой рассказывалось, как люди в аду торопятся накормить только себя, однако им трудно поднести неудобные ложки ко рту, не выронив еду, тогда как в раю каждый кормит длинной ложкой другого человека, и поэтому все сыты и счастливы. Семин тогда громко расхохотался: он не понимал, на кого была рассчитана эта наивная аллегория. Мама странно на него посмотрела. Семин не ответил на ее взгляд и отвернулся к окну. Множество ребятишек со смехом и радостным визгом играли в воде у самого берега.

Понаблюдав за ними, Семин обратился к матери:

– Рай лучше всего виден из ада.

Он заметил, как ее глаза потемнели от боли. Семин знал ее мысли: девятилетний мальчик не должен так говорить, не должен так чувствовать, но что он мог поделать? Таким уж он был рожден, таким был его удел – наблюдать за яркой радостью мира из беспроглядного мрака. Ослепнув, он не сможет и наблюдать. Из ада он обозревал рай, но теперь даже ада ему не увидеть. Как же назвать место, находясь в котором, мечтаешь видеть хотя бы ад?

У него заболело в груди, стало трудно дышать, словно легкие отказывались раскрываться. Неловко присев на бордюр, обрамляющий клумбу, Семин сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. К счастью, это помогло. Он поднялся, широко расправляя плечи, и тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернувшись, Семин увидел пожилую пару. Их взоры встретились, но Семин и не подумал опустить глаза. Если люди считают допустимым его разглядывать, он будет разглядывать их в ответ.

В таких ситуациях Семин казался себе животным в зоопарке. Мама однажды сказала, что это мышление жертвы. Возможно, она была права. Семин все-таки первым отвел взгляд и торопливо зашагал прочь, будто вспомнил о срочном деле. Отойдя на некоторое расстояние, он обернулся – стариков уже не было видно. И все равно не покидало чувство, что кто-то тайно подсматривает. Всякий раз, когда возникало это ощущение, избавиться от него было совсем не просто. Семин нервно потер лицо, будто сдирая прилипшие взгляды. Куда бы пойти? Стоило лишь задуматься, и захотелось оказаться в заброшенном доме. После ареста Иоанна он ни разу там не был. Да, дом будет идеальным укрытием. Семин почти побежал.

Обветшалую постройку все еще окружали полицейские ленты. Подойдя почти вплотную к желтым полоскам, преграждавшим вход во двор, Семин заглянул внутрь. Он торопился изо всех сил, но, оказавшись у входа, не мог решиться идти дальше.

Заброшенный дом был для Семина особым местом еще до того, как он познакомился с Иоанном. Семин упрямо протестовал против переезда в жилой комплекс и смены школы, но чем ближе был день переезда, тем сильнее в нем разгоралась тайная надежда на то, что в новой школе все сложится по-другому. Однако по-другому не сложилось. Не прошло и недели, как его новые одноклассники стали наперебой делиться найденной в интернете информацией об альбиносах, словно соревновались друг с другом в осведомленности. А через две недели весь класс мог бы защитить научную диссертацию по альбинизму. Из всего, что Семину довелось услышать от одноклассников, его особенно поразило сообщение об альбинизме у растений, проявляющемся в отсутствии зеленого пигмента, необходимого для процесса фотосинтеза, без которого растения очень быстро умирают. Семин и сам не мог объяснить, почему мысль о погибающих растениях отозвалась в нем большей болью, чем рассказы об охоте на детей-альбиносов в Танзании, где их тела продавали за большие деньги, или история о первом в мире зоопарке, где наряду с животными держали и людей-альбиносов. Объяснить он не мог, но чувство было глубоким и неизбывным. У него словно отняли последнее пристанище, и больше некуда было бежать, не за что сражаться. В тот день, когда Семин услышал от Анбина о растениях-альбиносах, он отправился после школы к заброшенному дому, который приметил сразу по переезду, но еще ни разу не заходил внутрь. Открыв покосившиеся ворота, петли на которых, казалось, вот-вот отскочат, Семин вошел во двор и вдруг разразился слезами. Это произошло неожиданно, еще секунду назад он и не подозревал, что заплачет, но теперь слезы было не остановить. Семин не был плаксой, он сдерживался, даже когда был один. И в тот раз ему удалось быстро взять себя в руки, но поплакав даже совсем недолго, он испытал огромное облегчение. С тех пор Семин приходил в заброшенный дом, когда становилось слишком грустно и больно. Дом превратился в его тайное убежище. И когда позже Иоанн сказал, что надо разуться и поцеловать землю, Семин не почувствовал ничего неправильного. Более того, он понял, что это самый подходящий ритуал для такого места. Сам Иоанн считал это место святым.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В корейской мифологии существо, похожее на дракона, но драконом не являющееся (здесь и далее примечания переводчика).

2

Учебный год в Южной Корее начинается 1 марта и заканчивается в феврале.