Верни меня домой

«MARVEL». Встала у полок с этой заграничной хренью и слюни пускает. Смешно. Крутой деловой программёр с паяльником и девочка – глаза в пол лица из-за каких-то игрушечных человечков. Смотрит, разглядывает, в руках вертит. Что-то красное с синим, что-то из комиксов, Человек-Паук, вроде. Я не фанат «MARVEL», но костюм вроде паучка. У Марты нет денег. Нет, я конечно дал ей карту, там есть немного на расходы, но вот таких денег у неё точно нет.

– Это новая серия, обновленная. Специально ждала, когда она у нас появится, даже думала заказать на сайте, – тихо говорит она, как будто сама с собой разговаривает, а теперь в пол смотрит.

Забираю у неё из рук это «чудо», а она вцепилась и не отдаёт. Силой рву коробку из рук и иду на кассу, Ковалевская бежит за мной. Стараюсь не смотреть на электронное табло кассы, когда оплачиваю покупку, чек тоже не беру. Чтоб не передумать. Отдавать такую кучу бабла за кусок пластика меня задушит жаба.

Марта молчит, а я сую ей в руки коробку с игрушкой. Серый, да это ненормально! Она мне никто. Чёрт, но я так люблю, когда она улыбается.

– Спасибо, – бурчит Снегурка. И опять в пол смотрит. Уже дома после ужина прочитал на коробке, кого купили – «Фигурка Человек Паук Мстители Avengers коллекционная 32 см». Забил в Гугл. Ну, да…

– Ковалевская, вроде взрослая уже, а в куклы играешь, – подначиваю её, чтобы выведать, что это за любовь такая у неё.

– Это не кукла. Это – герой! – гордо так ответила, губки поджала.

– Хорошо, герой. А почему его выбрала? Там же тьма других было, почему этот?

– Мы с Пчёлой в детстве очень любили супергероев и играли в них. Она часто была Женщиной-кошкой, – Марта хихикнула.

– Даже не знаю, о ком ты.

– А мы играли. Было весело, – глаза затуманены, полуулыбка застенчивая, скрытная.

– А вот этот тебе зачем? – спросил я, кивнув в сторону игрушки.

Марта замолчала, задумалась, а потом на выдохе:

– Скучаю по детству, по Майе скучаю, по бабушке.

Глава 11

Марта

Анцифиров уехал на работу, я стояла босиком на кухне и пытала кофемашину. В итоге руганулась, психанула и бросила всё это безобразие в мойку. Частички мокрой кофейной каши гроздьями просыпались на столешницу, и я уже мысленно представила ужас в глазах «Мистера Пропера», если б он это увидел. Мне стало смешно, и раздражение как рукой сняло. И тут мой взгляд упал левее кофемашины. Ха, кто-то уехал на работу без документов. На микроволновке лежал его бумажник, в отдельной обложке документы на машину и права. И его паспорт. Так-так-так. Марта, ну ты же можешь глянуть одним глазком? Руки сами потянулись к паспорту. Фото. Ух ты, а он фотогеничный. Взгляд волчий. «Я убил восемнадцать человек. Быстро и без сожалений», – говорит Анцифиров фотографу, который делает снимок. Хотя, нет, не так. Вот срабатывает спуск затвора на фотокамере, Анцифиров вскакивает и с криком «Это Спарта!» пинает фотографа в грудь. Я смеялась в голос. Место рождения – село в райцентре, где мы учились в школе. Дата. Стоп. Какое сегодня число? О! Так это через два дня – 16 сентября. И он молчит, ничего не говорит. Хотя он вообще много молчит. Неужели он поменял планы из-за меня? Что он там сказал тогда – «нет таких»? Это же означает, что нет никого, да? Я открыла страницу на семейном положении, ну, да, нет, и не было, хотя б официально. Графа «Дети» тоже пустая. Это я так, больше для проформы. Марта, ну ты странная, нахрена тебе эта информация?

Так, день рождения. Подумав немного, я набрала Мирона.

– Мирон, это Марта, – мне было стыдно, что я не знала, как звали друга Анцифирова. Вот так, по кликухе – просто Мирон.

– Что случилось? – он напрягся, чувствовалось по голосу.

– Норма. Вопрос. Нужен быстрый точный ответ. Только чтоб Сергей не слышал, – назвала я Анцифирова по имени, и сама удивилась.

– Давай.

– Еда. Какая ему нравится еда.

– Вся. Еда нравится вся. Ему всё вкусно. Жрёт всё, как не в себя, как будто в последний раз, – Мирон заржал.

– Нет, надо что-то одно, о чём говорил, может, что-то необычное.

– Хммм, дай подумать. Вот реально всеядный он, – в трубке пауза, – А, знаю! Каша рисовая на молоке со сливочным маслом. Только не сильно сладкая такая, знаешь, когда одновременно и солёная, и сладкая.

– Реально?

– Да. Серьезно говорю.

– Принято. Спасибо, – и я сбросила.

Охренеть, предпочтения. Ну, хорошо. Я приготовлю молочную рисовую кашу. Обязательно со сливочным маслом. Бутерброд с сыром. И как в детском саду какао сварю. Можно ещё шоколадку подарить – дети же любят сладкое. И опять рассмеялась.

На самом деле, объективно, у меня не было причин относится к Анцифирову с эмпатией. Он терроризировал меня в школе, приставал ко мне, и даже чуть не изнасиловал, а ещё его выходка год назад стоила нам с Русланом больших нервов. Он раздражал меня. И это злило меня ещё больше. Ничего не значащий для меня человек, и, тем не менее, я испытываю какие-то эмоции по поводу его присутствия в моей жизни. Я злилась, пока не поняла, что именно меня в нем так раздражает. Не могу просчитать его. Да! Все мои знания психологии можно выкинуть на помойку. А ведь раньше я никогда не ошибалась, всегда просчитывала, прогнозировала, подбирала соответствующую линию поведения, а с ним не выходит. Именно это и раздражает. Я привыкла к правильным решениям, к сложным задачам, которые, в итоге, всё равно решаются, я привыкла быть правой во всём. А тут фиаско. Не получается спрогнозировать, что от него можно ожидать. Когда я раз за разом раскладывала его на кирпичики, потом снова и снова собирала, делала какое-то заключение, он обязательно выкидывал что-то такое, совершенно не свойственное параметрам выбранного типа личности. И опять сначала. Каждый раз я вспыхивала, ликуя: «Вот оно!», и каждый раз погружалась в разочарование, когда Серый опять поступал так, как от него не ожидают. Ошибаясь раз за разом, я не могла понять главного – что им руководит. А это очень и очень важно, Марта.

Он сорвался, всё бросил, отодвинул свои планы и дал кров, что для мужчины, который живёт один, уже много значит. Никакой выгоды у него в этом деле нет. Спать я с ним не буду, он это знает. Он не стал бы врать, что мне грозит опасность. Что им руководит, Марта? Думай, думай, ответ как всегда на поверхности, его только надо увидеть.

Моя реальность на сегодня – Руслан, который находится в СИЗО, моя временная беспомощность в этом вопросе. Я готова заняться чем угодно, только бы отвлечься. Всё складывается так, что мне придётся устроить день рождения этому придурку.

Марта, ты же умная, даже не так – ты чертовски умная, надо исключить переход праздника в плоскость отношения мужчина – женщина. Потому что вот это точно нахрен не нужно, а Анцифиров может, он такой. Исключить алкоголь, исключить любое напоминание, что я девушка, которой он руки в трусы совал, а он мужчина, вот совсем не хочется всё испортить и отбиваться от похотливого кобеля. Включаем мозг. Мы познакомились детьми. Надо сделать детский день рождения. Да, с детским шампанским, тортом, детским подарком. Тогда энергетика будет соответствующая. Когда вокруг шарики, сладкий торт и игрушечный подарок, в последнюю очередь мужчина будет думать, как бы стянуть трусы и затащить в кровать.

Хорошо, торт, роллы, пицца – это я закажу, и главное блюдо – рисовая молочная каша с маслом и какао, а ещё бутерброд с сыром, а-ля детский сад. Это я сделаю. Будет забавно. Шарики. Тоже можно. Или ну их? Подумаю. Детское шампанское и детский подарок. Я зашла в интернет и залипла. В моём детстве в «Детском мире» не было такого изобилия. Сейчас столько интересных игрушек, в которые с удовольствием поиграла даже я. Квардокоптер! Железная дорога на радиоуправлении! Конструктор «ЛЕГО» из миллиона деталей, строй хоть застройся. В итоге я выбрала радиоуправляемого монстра Remo Hobby Smax 4WD RTR, детское шампанское и заказала доставку на 16 сентября. Наверное, монстр Remo Hobby, это круто. По крайней мере, ему будет интересно хотя бы один вечер.

Глава 12

Через два дня

Пара дней – это слишком мало для подготовки грандиозного праздника, в целом, ничего грандиозного я и не планировала.

Только успела закрыть дверь за курьером, как прозвучал сигнал телефона. Готовность номер «раз», значит, Серый скоро должен вернуться. В комнате уже стоял фонтан серебристых и черных воздушных шаров, совсем немного, но вместе с растяжкой «С днём Рождения» они создавали настроение. На самом видном месте я поставила торт со свечами, нарядную бутылку детского шампанского и упакованный в серебристую бумагу подарок. На кухне уже дожидалась сваренная молочная рисовая каша, роллы, разложенные по тарелкам, и его любимая пицца пепперони. Гастрономически наш вечер выглядел упакованным под завязку.

Утром как обычно – бег, душ, завтрак, «я ушёл». Всё. И никаких там «кстати, у меня сегодня день рождения». Обычный день. Всё, как всегда. И я сделала вид, что для меня тоже обычный день, что я не знаю про праздник. А праздник ли? За всё время рядом с Анцифировым я не могла не заметить его поразительное равнодушие к себе, иногда он как будто бы специально игнорировал свои потребности. Равнодушный, неэмоциональный, холодный, молчаливый. Бывало, я сомневалась, человек ли он вообще.

Звук открывающейся двери, возня в прихожей, щелчок выключателя, шум воды. Я ждала его в комнате, а он встал на пороге, опешив. Считывала эмоции с его лица. Разумеется, я не стала терзать его слух ужасными завываниями типа «happybirthdaytoyou», а просто подождала, когда удивление пройдет.

– С Днём Рождения.

– Спасибо, – глаза опустил, стесняется.

Открываю детское шампанское и протягиваю ему бокал, а он продолжает молчать и удивляться.

– Это тебе, – протягиваю ему коробку в упаковочной серебристой бумаге.

– Реально? Мне? Ты серьёзно?

Киваю головой, а он смотрит ошалело. На меня, не на подарок, и видимо, даже забывает дышать.

– Ну, давай! – делаю кивок головой, подсказывая, что очень жду, когда он развернёт упаковку, откроет коробку и увидит, что внутри.

Очень аккуратно Серый разворачивал упаковочную бумагу, стараясь не порвать. Я наблюдала за этим и недоумевала, это же простая упаковочная бумага.

А потом он увидел джип. Эмоции пробились наружу, совсем немного, но искренняя улыбка и секундный детский восторг, а затем он смутился и опять загасил искры.

– Спасибо, – смущенно улыбается.

– Нравится?

Головой машет:

– Да! А торт можно?

– Сначала ужин, – и я направилась на кухню.

Когда Анцифиров увидел в тарелке рисовую молочную кашу, готова поклясться, у него заблестели глаза. Да что ж за субъект такой со странностями?! Ну вот что для него может значить простая молочная рисовая каша? Извинился, вышел из-за стола. Когда вернулся за стол, то с роллами и пепперони было покончено, и как всегда, не торопясь, чуть прикрыв глаза от удовольствия. Поймала себя на том, что мне нравится за ним наблюдать. Я научилась делать это незаметно, сквозь ресницы, делая вид, что опустила глаза и разглядываю что-то внизу. Потому что каждый раз, натыкаясь на мой взгляд, он надевал маску равнодушия и начинал контролировать свои движения, мимику.

Позже я внесла торт и Серый, смущаясь, задул свечку. Большой красивый зелёный кусок торта в тарелке. И опять наслаждение в каждом жесте, в каждом движении, смакует каждый кусочек фисташково-малинового кондитерского чуда. Ещё чуть-чуть и заурчит от удовольствия.

– Чем займемся? Хочешь куда-нибудь? – спрашивает и в глаза заглядывает.

– Не-а, у меня идея лучше. Погнали смотреть «Как приручить дракона».

– А погнали, – он хрипло рассмеялся.

Позже мы смотрели мультики, раскинувшись на кровати, а когда я стала засыпать, предложила ему доесть торт и определиться, где он будет спать. Если он хочет смотреть мультики дальше, то тогда я могу лечь на раскладушке, он может остаться в кровати. Когда я вернулась из душа, он уже спал. Выключила свет, оставив лампу, чтобы не снести колени, когда буду пробираться в гардеробную. Присела на кровать, продолжая смотреть вторую часть «Как приручить дракона». А потом я отвлеклась и стала рассматривать его лицо. Надо же, а в детстве он выглядел гораздо проще. Но детально вспомнить лицо почему-то не получается, я же всегда старалась держаться от него подальше. Помню только глубоко посаженные глаза, холодный взгляд и специфичный прищур. Он стал совсем другой, очень мужественные черты, прямой ровный нос, что удивительно после стольких драк, губы. Я быстро отвела взгляд. Да, красивые чувственные губы. Обычно они сжаты или искривлены ухмылкой, поэтому не обращаешь внимание на форму. Заломы на лбу от того, что он морщится. Шрам на виске. Он как будто почувствовал, что я его рассматриваю, и перевернулся на живот, скинув одеяло. Твою мать. На его спине и плечах не было живого места. Шрамы. Разных размеров и формы. На разном расстоянии друг от друга. Я не удержалась и аккуратно дотронулась до большого грубого рубца, который неровно стянул кожу. И тут же отдернула руку. Подняла одеяло, накрыла его и вышла из комнаты.

Я закрыла за собой дверь-купе в гардеробную и включила стеновую панель подсветки. Его берлога. Хотя, если рассматривать детально, то ничего не изменилось в обстановке, кроме установленной и заправленной бельём раскладушки. На полке, где аккуратной стопкой разместились белые футболки, лежали его часы. Швейцарские. Я не очень разбиралась в мужских аксессуарах, но надпись Swiss Military Hanowa говорила сама за себя. Крутые часики. С хронографом. Выглядели они дорого. Припоминала с трудом, вроде это средний ценовой сегмент, но всё равно – Анцифиров и швейцарские часы, у меня это в голове не укладывалось. И тогда я решила рассмотреть ярлыки на одежде. Что ж, и здесь меня ждал сюрприз – Levi's, Tommy Hilfiger, Guess. Всё предельно просто, бесцветно, очень скудно, но это не вещевой рынок в райцентре, это даже не middle или mass-market уровень. Это выше среднего. Обувь – всего три пары. Reebok, GEOX, Ralf Ringer. Я почему-то вспомнила его задрипанные китайские кроссовки в школе. Сколько он в них ходил, года три? А сейчас вот это. Как ему удалось? Очень надеюсь, что законным путём. А вообще, он молодец.

Засыпая в его постели, я долго не могла понять, что за ощущения. Постельное бельё льняное. Оно жёстче, чем сатин, не привыкла к таким ощущениям. А ещё я чувствовала какое-то смутное беспокойство, была какая-то возбужденная и никак не понимала, в чём же дело.

Глава 13

Серый

Ковалевская смешная, когда утром выползает из кровати и хочет спать. Губы припухшие, и один глаз закрыт, не знаю, почему именно один глаз. И на все вопросы мычит, что не спроси – «Ууууу». Торможу себя. Постоянно торможу. Это чужая женщина. Нельзя.

На ноге у неё шрам. Огнестрел, сто процентов. Я эти следы ни с чем не спутаю. Как пулю словила? Куда она ввязалась? Где была четыре года?

Какая-то близкая она. Я никогда не жил с девушкой в одной квартире. Я ж даже просыпаться утром с ними не люблю, потому и не вожу к себе баб, или к ним, или нейтральная территория, а после секса свинтить по-быстрому, без вот этих всяких. Вот чёрт, а ведь это, действительно, первый раз, никогда не жил с девушкой. Да я вообще после школы ни с кем никогда не жил. Армия не в счет, это вынужденное проживание на одной территории, а когда дембельнулся, у Вовки прожил всего неделю. Уехал в город, снял квартиру и замутил с Мироном бизнес. Никогда я по собственному желанию ни с кем не жил. Всегда точно знал, что быт зависит только от меня, ни на кого полагаться не надо, я со всем справлюсь. Это мой первый раз.

А Снегурочка – неряха. Да ну на хрен! Ну как так-то? Не парится вообще. Вещи на место не кладет. Кружку за собой не моет. Сварила макароны, вода выкипела, разводы на кастрюле, плита вся замызганная. Фу. А душ приняла – воды по колено на пол налила, а волосы её везде. Вообще везде! Она лысеет что ли? Или специально их вырывает и ходит разбрасывает?

День рождения. Это вообще трындец какой-то. Выть хотелось. Вот как она узнала, что у меня в детстве не было ни одного дня рождения? Торт. Не было торта у меня ни разу, особенно с надписью. Свечка. Я так только в кино видел. Шарики какие-то. Охренеть. Подарок протягивает в упаковочной бумаге. Мне! Подарок! Открываю бумагу аккуратно, красивая такая, гладкая, пальцы скользят, нельзя такую красоту рвать. А там джип на пульте. А Ковалевская через плечо заглядывает и спрашивает: «Нравится?». Хорошо хоть не передо мной встала. Я глаза закрыл, зубы сжал и головой киваю, шепчу: «Нравится». Так, Серый, ну чего как сопля, а? Дыши давай.

Но прикончило меня другое, просто разметало на запчасти по всей квартире. Когда к столу позвала, а на кухне – каша рисовая с маслом. Комок сглотнул, головой киваю, «спасибо» говорю, а сам ложку в рот – как у неё получилось, вот откуда знает, как люблю, ведь даже прихватилась ко дну кастрюли, привкус такой, любимый. А тут вижу, что ещё какао и бутерброд. Улыбаюсь, извиняюсь и в ванную иду. Воду включаю и лбом в зеркало упираюсь. Глаза вытираю, умываюсь. Так, Серый, ты мужик или не мужик. Соберись!

Возвращаюсь за стол. И тут она про завтрак в детском саду говорит, какао, каша, бутерброд, и улыбается. Милая, да не был я никогда в детском саду, никто мне никогда завтраки не готовил. Улыбаюсь, опять головой киваю. Не надо ей это знать.

Почему она чужая женщина? Почему она не моя?

Проснулся утром от запаха, ею пахнет, Снегурочкой моей. Втягиваю воздух и задерживаю дыхание, нос щекочет её запах, а я в её постели. Накрылся одеялом по самые уши и подушку её к себе прижимаю. Лучшее утро. Так я ещё не просыпался.

***

Трехэтажный мат. Визгливый голос матери и её бормотание. Опять звук бьющегося стекла.

Пьяное нечленораздельное мычание этого алкаша. Я вижу его прямо перед собой и не могу сдвинуться с места. Он дышит перегарным смрадом мне в лицо, невидящие налитые кровью глаза смотрят мимо меня, рот перекошен яростью. И мне снова пять.

– Какого хрена ты, ублюдок, побираться ходил опять? К Нинке, соседке. А? – он хватает меня за шиворот и начинает трясти. От ужаса я не могу пошевелиться, руки и ноги меня не слушаются, и я висну в его руках как куль с мукой.

– Сколько раз говорить тебе, чтобы ты не ходил за калитку. И брать куски ни у кого не смей! Тебя как щенка подкармливают, твари! – он плевался неразборчивыми словами. Потом он швырнул меня в стену, рванул за провод кипятильник, лежащий неподалёку. Я мигом сообразил, что сейчас будет, и невзирая на ушибленную ногу, встал и побежал, в воздухе засвистел провод, и меня обожгло болью. Вспышки боли пронзают меня насквозь, провод свистит и свистит, местами кожа лопается и висит лохмотьями, на меня начинает опускаться тьма, и последнее, что я вижу, это перекошенное пьяное лицо и кривые раздутые губы, выплёвывающие: «Будешь ещё? Будешь ещё?»

Открыл глаза. Выдохнул. А на полу напротив меня сидит Марта в своей смешной мешковатой пижаме с жирафом, смотрит на меня озабоченно, с тревогой.

– Ты кричал, – тихо, полушёпотом, мурлычет.

– Это сон, не бери в голову, иди ложись, – прохрипел я, а потом вдохнул и попытался выпрямиться на раскладушке.

Но когда Ковалевская меня слушала? Продолжает сидеть и пялится.

– Иди и спи. Я в порядке.

– Ты разговаривал во сне.

– Слушай, Марта. Не испытывай судьбу, а? Ночью у моей постели тебе делать нечего. Надеюсь, с памятью у тебя всё в порядке?

– Почему ты говорил, чтобы он тебя не трогал? Кто тебе снился?

Вот, ёлки.

– Иди спи.

– Я не уйду. Закрывай глаза, и если он опять тебе приснится, я тебя разбужу, – так по-детски, серьезно и шёпотом.

Обнять её захотелось. Просто по-человечески обнять, за её странности все и душу глубокую, как море. Я сел на кровати, посмотрел на неё, и понял, что пока она в моей комнате, я не усну.

– Пойдем чай пить. Хотя какой чай. Три ночи… У меня мороженное есть.

Она молча встала и пошла за мной. Немного в стороне, приняла мои слова про ночь, мою кровать и её память. Боится меня. Ну, а что ты хотел? Этого и добивался.

Сидим на кухне в темноте и жуем мороженое, которое выгребаем из кружек чайными ложками. Растрёпанная, в пижаме смешной, ноги босые. Надо купить ей тапки.

– Когда я была маленькая, мне снились плохие сны. Всем иногда снятся плохие сны. Всякая абракадабра – я от кого-то убегаю, куда-то падаю, прячусь, чаще всего снилось, что сестру мою похищают и забирают у меня, а один раз приснилось, что она умерла. Каждый раз ко мне приходил папа, садился на кровать и читал мне «АнтиБабая».

– Чего?

– Стишок детский такой про Бабая, почему он не страшный. Там что-то типа «не играл в игрушки, не жевал ватрушки, не смотрел мультяшки, не гонял в пятнашки», про то, что дед Бабай не страшный, он хмурый, потому что одинокий.

Она тихонько рассмеялась.

– Совсем на память не помню, но я его записала. Просто тогда подумала, что буду своим детям читать. Все дети боятся бабайку и иногда видят плохие сны.

– Хочешь детей? – я постарался скрыть разочарование.

– Ну, как бы все девочки хотят детей, – она тихонько нервно рассмеялась и добавила: – Наверное.

– Должны хотеть, ты имела ввиду.

– Семью девочки хотят обычно. А семья – это ж дети, ну и всё такое.

– А вот тебе повод для размышлений – это ты хочешь детей или тебе сказали, что ты должна хотеть детей.

– Что ты имеешь против детей? – смеясь спросила она.

– У меня их не будет. Не хочу передавать по наследству всю эту генетическую помойку от моих непутёвых предков.

– Почему ты так говоришь? – возмутилась Марта.

Ну ведь не отстанет! Будет дальше упражняться в испытании моих границ на прочность. Надо сразу её с небес на землю спустить. Чтоб не приставала со своими бабскими разговорами и сопливые комментарии от меня не ждала.

– Моя семья – алкаши.

– Дети не отвечают за своих родителей, – начала было она.

– Слушай. Ковалевская, нас семь. Я седьмой. У меня было пять братьев и одна сестра. Из всего выводка относительно нормальные только я и старший брат. Брат номер два сидит, это его третья ходка, и, скорее всего, живым он уже оттуда не выйдет. Брат номер три отравился водкой. Брата номер четыре зарезали в пьяной драке, когда я был в армии. Сестра. Она бухала и спала с кем попало с четырнадцати лет, её убили, когда я еще учился в школе. Брат номер пять – главный собутыльник моей матери, я его трезвым не видел уже года три, наверное. Вовка, старший, работает на лесопилке в Строгановке, квартиру ему купили. Он не пьет, живёт один с собакой, женщины у него нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.