Расправившая крылья

Ярославна Долина

Расправившая крылья

1

Кинни бежала. Морозный воздух обжигал щеки, сковал ресницы. Снег уютно шуршал под лыжами. Шустро работая руками, девушка присела, оттолкнулась и спружинила вниз с выступающего склона, засыпав белой крошкой рыжего кота под елью. Тот дернул ухом, проводил взглядом мохнатую шапку хозяйки. Рядом из леса появился высокий воин в зимней форме, тоже на лыжах. Ярко выделялись на фоне белоснежного склона его темные, взлохмаченные ветром погони волосы. Оттолкнулся, бросился наперерез Кинни. Она оглянулась, сделала резкий крюк и прыжок. Барс улыбнулся, признавая ее временное преимущество, сменил технику скольжения.

– Все равно не догонишь! – крикнула девушка, послав ему поцелуй.

Риваль засмеялся в голос, исчез за поворотом.

Колосок чихнул – снежинка в нос попала – побежал за хозяевами по свежей лыжне на звук шуршащего снега. За поворотом склон становился круче, давая лыжникам возможность разогнаться. Риваля не было, а вот Кинни на полном ходу неслась вниз, румяная и смеющаяся. Наконец, этот бессовестный упрямец ее муж, также известный как отчаянный и непредсказуемый граф танбатский, глава объединенного графства барсов и антилоп, увидит, что ее можно пускать с отрядом дежурных на обход границы. Таков был уговор.

– Не дашь себя догнать на лыжах, Кинни, – сказал он, когда в сотый раз озвучила свою просьбу. – Позволю ехать с дружиной.

Позволит он. Кинни, между прочим, с детства училась боевому искусству и прошла подготовку в войске под командованием самого воеводы Регана. Но упрямый муж стоял на своем, и справиться с ним было невозможно, даже чисто физически. Риваль, этот хитрющий высокий барс с телом могучего воина и совершенно бессовестными губами, был в другой весовой категории и имел в запасе нескончаемый арсенал уловок.

Кинни коварно сощурилась – склон уже заканчивался, и она была впереди. Всего-то неделя лыжных гонок, и победа в руках. На тренировки Риваль увез жену в ее родные земли, исторически принадлежащие племени антилоп. В Танбате, наконец, установился мир и порядок, благодаря которым удалось вырваться на короткий отдых.

Здесь, в землях антилоп, пейзаж был гористым, что давало возможность выполнить условия уговора. Барс все эти дни изображал коварного пирата, посягающего на честь воительницы. По его словам, на границе из-за каждого пригорка на нее мог такой прыгнуть. А потому тренировал строго, нападал внезапно, догонял всегда… Она надежду уже почти потеряла, и тут вдруг снежный обвал, который сегодня свалился с ели прямо на пути "пирата с дурными намерениями" (да, Риваль иногда бывает излишне драматичен). Кинни выиграла время и смогла оторваться. Муж ее, конечно, упрямец, но обещания выполняет железно. Газель уже и встречу боевую с братьями своими названными Заилом и Намиром представить успела, и посиделки у воинского костра, когда хлопнулась щекой о твердую мужскую грудь.

– Так-так, пират опять получает свой трофей, – плотоядно оскалился Риваль, обнимая жену. – Свой сладкий-сладкий трофей.

– Да как ты! – воскликнула, ничего не понимая, оглянулась на склон, ища его лыжню. – А пирату не вредно? Ничего не слипнется за неделю?

Риваль обнял ее за плечи одной рукой, ведя к протоптанной снежной тропе, прижалась щекой к его теплому телу.

– Не, у него волшебный трофей, – муж поцеловал ее в нос, – им невозможно насытиться.

Подняла на него лукавый взгляд. Этот барс каким-то образом умел пробуждать в ее груди тепло, раздувать угли и поддерживать огонь. И все это в самые неожиданные минуты. Остановился, прочитал мысли в глазах жены и теперь поцеловал в губы, резко и глубоко, так, что от удовольствия поджала пальцы ног в своих мохнатых сапожках. Это он тоже делать умел очень хорошо.

– Возьму тебя на задание, Кинни, так и быть, – сказал Риваль, возобновив шаг. – Ты сегодня хорошо тренировалась. Молодец. Готова.

– Правда?! – подпрыгнула, чмокнула его в щеку, захлопала в ладоши, даже пошла в пляс, хрустя сапожками по снегу. – Тра-та-та, тарам-пампам.

Риваль остановился, сложил руки на груди, пряча улыбку. Кинни она и есть Кинни. Другой такой нет.

– Хорошо танцуешь.

Газель вдруг остановилась, поняв, что исполнила знакомые движения, зарделась, как маков цвет. В их антилоповой культуре танцы имели особое ритуальное значение – танцевать можно было только для мужа, исключительно наедине. Хорошо изучив обычаи племени нареченной, Риваль не упустил случая в ночь свадьбы потребовать свой брачный танец. Вот уж полтора года Кинни замужем за этим барсом, но до сих пор иногда смущалась, когда барс просил его. Потому что, танцуя для Риваля, наблюдая за его взглядами при этом, получала наслаждение, чувствовала такую свободу и власть, в которых признаться самой себе ещё не хотела.

Натянула мохнатую шапку на глаза. Риваль засмеялся, услышала хруст его шагов рядом.

– Ай! – воскликнула, когда поднял на руки, понес по тропинке мимо засыпанных снегом елей.

Положила голову мужу на плечо. Благодаря его могучему росту Кинни увидела то, что обычно пропускала. В звенящей, почти волшебной, тишине пушистые белые деревья стояли неподвижно, словно боялись растерять свои роскошные наряды. В лучах зимнего солнца снежные кружева светились всей радугой оттенков. Никакие бриллианты мира не могли сравниться с ними. Небо без единого облака, яркое, синее. Даже ветра не было. Только мороз. И хруст шагов Риваля.

– Люблю тебя, – сказала тихо.

Прижал к себе крепче.

– Люблю тебя, – отозвался эхом.

После того, как Кинни чуть не погибла в плену кердов, Риваль не отпускал ее от себя. Сказал, что второго такого раза просто не переживет. А Танабату нужен правитель. По крайней мере до тех пор, пока у них с Кинни не появится наследник.

Впереди показалось селение антилоп. После объединения с барсами племя вернулось на прежнее место – пустынное, заросшее дикой травой. Только обломки сожженных домов напоминали о былом величии. За полтора года антилопы отстроились заново. Не так широко, конечно, как раньше. Но дома, новые и крепкие, построили по обычаю – спиралью. И площадь центральную заново выложили камнем, и храм. На главной улице опять стали слышны детские голоса и смех. Нет, никто не забыл пожар и горе, что он принес, но учились жить заново.

До пожара Риваль тоже строил дом в селении антилоп, чтобы они с Кинни могли жить в нем и растить детей. Не обычный глинобитный, а деревянный и теплый. Судьба распорядилась иначе. Дом вместе с остальным населением сожгли соратники Риваля барсы, а сам парень стал единственным оставшимся в роду наследником графства Танбацкого.

Хрустя сапогами по снегу, Риваль прошел мимо селения в сторону леса. Там, за первым рядом деревьев, он построил их с Кинни дом заново. Без единого изменения. Газель спросила его тогда, зачем взялся строить и значит ли это, что переедут они в лес теперь. Было бы глупо ожидать, конечно. Граф Танбацкий обязан вести дела во дворце в центре Танбата, управлять землями и войском. Там они с Кинни и жили. А теплый деревянный дом в лесу антилоп стал такой необходимой отдушиной, местом, где граф с графиней могли просто быть собой – мужчиной и женщиной, мужем и женой, Ривалем и Кинни.

На улице смеркалось, когда пересекли первый ряд деревьев. Крыша дома спала под снежным покровом, в окне тихонько шептал свет от печи.

– Я сама могу идти, – тихо сказала Кинни мужу, поиграв с прядью его волос.

– А я могу нести.

Прошел по расчищенной снежной дорожке, толкнул плечом дверь, занес внутрь и только теперь поставил Кинни на ноги.

В избе было тепло. Печь ещё не потухла, тлеющие угли весело перемигивались. Если снаружи неизвестный свидетель не узнал бы тайное жилище графа Танбацкого, то по внутреннему убранству уж точно догадался бы. Сняв сапожки и запустив пальцы ног в пушистый ковер, Кинни рассеянно подумала, что один недостаток у ее мужа все же был – он любил удобство, как говорили за морем "комфорт". Как правило он шел в соседстве с немыслимой роскошью. Проследила взглядом за тем, как Риваль убрал верхнюю одежду в шкаф, прошел к столу – расписному дубовому столу с резьбой по краю столешницы. Там лежали чертежи крепости, которую барс задумал построить для защиты земель от возможных атак с моря. В тот раз, когда Риваль чуть было не потерял Кинни, керды зашли в земли Танбата с воды, не встретив серьезного препятствия. Много времени ушло у графа на этот чертеж. Никому больше доверить не смог. Сперва, конечно, созвал в Танбат лучших зодчих графства. Изучил предложенные чертежи. Все поголовно были больше про красоту и торжественность нежели про защиту и укрепление. Поэтому оборонительную часть начертил сам, после обсудил с Клеопатрой, вдовой покойного ныне графа Танбацкого и старшего брата Риваля. Она состояла в Совете ученых барсов и считалась поистине умнейшей женщиной графства. Клеопатра сразу сделала несколько предложений по поводу проекта и попросила дать время на более глубокое его изучение. Вот как раз доставили окончательные выводы.

Кинни прошла к печи, вынула котелок с томлеными овощами и мясом. Здесь, в лесной избе, они с Ривалем сами готовили еду, рубили дрова, носили воду и без чьей либо помощи вели простой быт. Насколько простым он мог быть в доме с ворсистым ковром, белоснежной, застеленной мехом пуховой периной, одноцветной мебелью из массива дуба и печью, обложенной расписными изразцами.

Кинни поставила котелок на стол, зажгла восковые свечи в тяжёлом кованом подсвечнике – зимой солнце садилось очень быстро. На улице снова пошел снег, тихо мерцая, заглядывал прямо в окно. Пряный аромат медовых сот наполнил воздух. Риваль отложил пергамент, принес на стол тарелки и приборы, обнял Кинни:

– Пахнет божественно.

Развернулась в его руках, положила ладони на широкую грудь.

– Вы просто проголодались, милорд.

Кивнул, многозначительно улыбнулся.

– Проголодался.

Когда наклонил голову, Кинни привстала на цыпочки, чтобы быстрее встретить его губы. Только этот мужчина умел целовать так, что целый мир замирал. Столько времени вместе, а живот все так же сводило от приятного предвкушения. Быть обнятой этим большим воином, окруженной его запахом, силой, Кинни даже предположить не могла, что на земле может существовать такое удовольствие. В секунду короткого просветления сообразила, что Риваль, действительно, голоден. Опустила голову, прижалась лбом к его груди.

– Ты не ел с утра, Риваль. Восстанови силы.

Разомкнул нехотя руки, отступил, признавая ее правоту. Кинни поставила тарелки, унесла обратно котелок к печи. Обернулась, кокетливо улыбнулась мужу:

– А вам, милорд, силы еще потребуются. Вы же снова получили трофей.

Риваль засмеялся, отодвинул стул Кинни. Дождался, когда сядет, и только после обошел стол и сел напротив.

– Я думаю, – сказал, откусив от свежей теплой лепешки, – миледи что-то добавляет в свою стряпню. Что-то, вызывающее зависимость.

Кинни засмеялась, глядя в улыбающиеся глаза барса. Она его любила. Любила крепко, без оглядки и давно уже перешла все мыслимые границы безопасности. В сердце ее не было ни единого угла, не завоеванного Ривалем. Оттого заветное желание подарить барсу наследника в последнее время превратилось в настоящее наваждение. Полтора года они с Ривалем жили как муж и жена, но малыша все не было. Ни слова упрека не сказал барс за все эти месяцы, словно не видел даже проблему. Особенно рада была в этот раз Кинни поехать в дикие места антилоп, потому что на родной земле надеялась найти снадобье, помогающее зачать. Жена Орада, брата Кинни, родила месяц назад. Газель хотела поговорить с нею.

– Что за задание будет у тебя, Риваль, на которое возьмёшь меня? – сказала Кинни, отвлекаясь от невеселых размышлений.

Он задержался с ответом, внимательно разглядывая ее. Тарелка пред ним была пустой. Тут только поняла газель, что, вероятно, просидела в раздумьях о зачатии весь ужин, и Риваль смотрит на нее так уже продолжительное время. Улыбнулась невинно, похлопала ресницами. Тяжело вздохнул:

– К Даиру поедем. Государство новое образовалось на континенте. Очень большое, обширнее всех остальных вместе взятых. И свирепое к тому же. К границам земли Даира подошло. Нужна поддержка.

– Я с тобой!

– Конечно, со мной, Кинни. Теперь всегда со мной.

2

Глава Дома Ноан стоял на помосте лэрда в своем родовом замке, построенном предками из прочной скальной породы. Внешние стены, увитые вьюном, хорошо защищали от сырости, которая возникала из-за парникового эффекта, характерного для здешних мест. В огромном камине полыхало пламя. Треск смолистых поленьев разрывал в клочья давящую тишину.

Перечитав свиток, увенчанный большой гербовой печатью Танбата, нахмурившись, Ноан поднял голову к собравшимся. С высоты своего роста лэрд видел каждого представителя клана. Собор Ноан занял весь парадный холл замка. Только мужчины, сильные воины, закаленные в битвах. Рядом с каждым членом Дома стоял гигантский черный волк. Напряжение нарастало, решимость и жестокость концентрировалась в воздухе. Даир осмотрел сородичей:

– Дом Ноан! – эхо его слов разнеслось во все концы каменного холла.

Волки оскалились, люди стояли совершенно неподвижно. – Танбат – наш главный союзник! Я не верю в то, что Риваль Танбацкий мог объявить нам эту войну. И не пойду на него!

Громкий рык разъяренных животных пронесся по замку. Даир положил руку на рукоять меча.

– Прошу слова, мой лэрд.

Ноан развернулся к седовласому мужу, такому же высокому, как все представители земли волков. Он служил отцу Даира и был предан клану.

– Говори.

Воин указал на свиток.

– Этот документ, мой лэрд, был заперт гербовой печатью Танбата. К ней имеет доступ только сам граф. Разве не это есть доказательство объявленной войны?

Клан загудел, как осиный рой. Волки опять зарычали. Даир посмотрел в пламя камина. Риваль был его другом детства. Трудно поверить в такое чудовищное предательство. Особенно после того, как Даир обратился к Ривалю за помощью.

– Танбат узнал, что мы в беде, – продолжал воин. – И решил извлечь выгоду. Мы должны напасть первыми!

Один за другим представители клана взметнули скрещенные пальцы в знак согласия. Даир осмотрел ещё раз сородичей. Он отвечал за их безопасность и за жизни всех жителей земли волков. А потому не мог ошибиться. Ноан поднял руку, и гул прекратился. В наступившей тишине шорох разрывающегося пергамента был похож на удар меча.

– Мы не пойдем на Танбат войной! – сказал Даир, превращая ультиматум в клочья. – Пока не убедимся в правдивости этого вызова. Я поеду в Танбат. И все выясню.

Тишина еще некоторое время стояла в холле. Ноан развернулся, бросил остатки свитка в огонь. Печать Танбата на глазах начала плавиться.

– Это опасно, – вперёд выступил тот же воин. – Я поеду также.

Ноан кивнул ему, заложил руки за спину в ожидании споров. Мужчины клана были недовольны, но неохотно подчинились. Даир кивнул:

– Решение принято! Остальные кланы будут оповещены в течение суток.

***

На старой потрескавшейся доске Клео вывела слово "Тан-бат" и обернулась. Детки тихо притаились за деревянными, наскоро сбитыми партами. Комната была небольшой и простой, но при этом сухой и тщательно убранной. Девочки носили опрятные, хоть и обычные платьица, мальчики надели парадные белые рубахи.

– Кто готов прочитать? – Клео улыбнулась.

Веснушчатый Велли дёрнул руку и тут же опустил робко.

– Велли, – девушка кивнула ему. – Ты справишься, всегда верь в себя. Давай же.

Мальчик пригладил торчащий чуб и встал:

– Тааан… Тааан… бат.

– Чушь собачья! – такая же рыжая девочка, сестра Велли, подпрыгнула со стула. – С чего это миледи чертать нам тут Танбат, который мы и так знаем. Там написано про дикие земли, где живут люди-волки!

Эти малыши были совсем необразованными. Каждый новый класс так себя вел. И неудивительно – ребята росли в трущобах Танбата и сами стояли за себя. Маленькие отважные дикарята… Клео сама была такой когда-то и знала, на что шла, решившись обучать их.

– Мари, – Клео подняла стул девочки, упавший от резкого толчка. – Велли прав. Я написала слово "Танбат". А ты говоришь про заморское государство. Там живут такие же люди, как мы, просто выше ростом. Садитесь.

Брат с сестрой снова заняли места и стали толкаться локтями. Клео тем временем вернулась к доске:

– Иногда что-то нам кажется очень знакомым, и мы перестаем его замечать, – она отодвинула шторы и выпустила в классную свет сияющего на солнце снега.

Где-то далеко на площади ударили часы.

– Мы можем привыкнуть даже к чему-то очень красивому и оттого как будто слепнем, – Клео подняла небольшой мяч. – А слепые не могут наслаждаться жизнью в полной мере. Поэтому, – она загадочно осмотрела учеников, они так старались, так ловили каждое слово, – сейчас мы вспомним все, что знаем про Танбат. Тот, кому я бросаю мяч, говорит и возвращает мне.

Малыши заулыбались, загалдели. Клео покачала пальцем.

– Мяч получит тот, кто хорошо себя ведёт. Готовы?

Дикарята сразу притихли, и девушка сделала первый бросок.

Эти драгоценные мгновения Клео бережно складывала в сердце, как капли бриллиантов, – смеющиеся галдящие детки, прыгающие, через игру запоминающие все, что учительница им давала. Она почти чувствовала, как в них просыпается потенциал, как великая сила просвещения пробуждает интерес к жизни, к наукам, и для каждого из них крепнет шанс совершить что-нибудь прекрасное.

Классу в трущобах Клеопатра тайком выделяла часть денежного довольствия, назначенного ей как вдове наследного графа Танбацкого. Оно уходило на покупку парт и учебные свитки, а также дрова для камина, одежду, письменные принадлежности. Вопреки расхожим домыслам довольствие было не очень большим, но Клео его хватало. После смерти мужа снова всплыли сплетни о том, как “вероломно” и “подло” девица из трущоб женила на себе первого парня графства. Ученый Совет на заседании, сразу после похорон Тристона, поднял вопрос о ее выселении и изоляции.

“Злокозненная ведьма должна жить вдали от честных людей” – такие слова она прочитала в письме, которое мальчик-паж принес сразу после окончания обсуждения. Чудовищная клевета. Да, Клео любила науку и читала фолианты заморских ученых, ее взгляды на происхождение земли, ветров, болезней и веществ не всем приходились по душе. Но ведьма?.. Скорее не по средствам любознательная простушка, которую к тому же угораздило родиться женщиной.

До встречи с Тристоном ей, маленькой девчонке из трущоб, приходилось идти на хитрость или даже откровенное воровство, чтобы добыть учебные свитки, но никогда в голову не приходила такая дикость, как любовное зелье. Просто однажды, подслушивая заседание ученого Совета из каморки, некогда принадлежавшей отцу, она слишком сильно облокотилась на дверь и ввалилась в залу. Пока лорды приходили в себя, девица одернула юбки и обрушила грозную речь на наследника трона за чудовищные ошибки в чертежах крепостной стены. В пылу спора Клео даже вытащила из каморки большой фолиант с собственными расчетами и, вручив все Тристону, удалилась. Каково же было ее удивление, когда на следующий день в их небольшой дом на пристани доставили приглашение на прогулку – для юной леди Клеопатры Шервен от его светлости наследного графа Тристона Танбацкого.

Свадьба была скорополительной – наперекор мнению света, учёных барсов и, разумеется, родных жениха. Ну, а потом понеслось. Потерявший голову от любви наследник трона добился для жены право принимать участие в заседаниях ученого Совета. И иметь свой голос. Скрипя зубами, мудрым лордам пришлось включить миледи и в научные разработки. Она даже создала проект одной из несущих башен крепостной стены Танбата. И, о ужас, граф его принял! Все воинство теперь имело честь любоваться на сие сооружение, ибо стояло оно на их земле.

Особенно большой интерес проявляла леди Танбат к лекарственному вопросу. Именно ее авторству принадлежала микстура, которую давали тяжело раненым рыцарям Танбата во время лечения, – она ослабляла боль и вызывала сон. Настоем же, сбивающим горячку, лечились не только в графстве, но далеко за пределами его земель. На его создание Клео потратила особенно много времени и сил, значительно потеряв при этом в весе.

Мудрые лорды не особенно замечали, как стремительно стройнеет их миледи. Их больше интересовал вопрос, к изучению которого она приступила как раз незадолго до смерти Тристона Танбацкого.

После гибели мужа Клео поняла, что восхваление мудрыми барсами ее ума и красоты на деле было искусно сплетенной ложью. В действительности ей не простили ни той гневной отповеди с уличением в ошибках, ни научных открытий. Жить-поживать Клео теперь в своем тихом доме на пристани, не заступись за вдову брата Риваль – новый граф назвал ее сестрой, наложил вето на решение Совета и повелел жить во дворце.

Собрав учебные фолианты в тубус, девушка оглядела опустевший класс. Сегодня тут уже было не так холодно – денег хватило на отопление и очередную замену окон. Уже пятую за этот год. Место находилось в отвратительном районе города, среди торговых изб, за пределами высокой крепостной стены, опоясывающей Танбат длинной змеей. Стекла без конца били, особенно по ночам, да и родители учеников часто отбирали у малышей купленные для учебы вещи. Но дети жили на пристани и не могли добираться на уроки слишком далеко.

Клео надела пальто, накинула на голову отороченный мехом капюшон. Выходя, махнула на прощание пожилой леди, которая присматривала за классом.

– Будьте осторожны, миледи, – сказала та заботливо. – На улице холодно.

На Танбат, действительно, опустился мороз. Повесив тубус на плечо, Клео скрестила руки. Облачко пара вылетело изо рта и растаяло в воздухе. Озеро Кад, на берегу которого стояли торговые избы, почти полностью замерзло. Узкая полоса открытой воды позволяла переправляться небольшим лодкам. Остальные путники были вынуждены добираться в объезд. Сегодня на пристани было мало покупателей, и свежий снег, накрывший ее, сиял на солнце.

Поправив капюшон, Клео двинулась в сторону высоких городских ворот. За их пределами Танбат преображался, демонстрируя величественные дома с красными крышами и вымощенные камнем улицы. В самом центре стоял среди озёр высокий белоснежный дворец Танбат-холл, родовое гнездо мужа Клео и графа Танбацкого. Там же, совсем рядом на острове и был похоронен он сам, в фамильном склепе.

Сейчас, спустя полтора года, боль потери казалась не такой всепоглощающей. Она уже не убивала, не лишала внезапно дыхания. Раньше, бывало, Клео случайно замечала мокрые капли на пергаменте или рукаве платья, и только затем понимала, что опять плачет. Сейчас боль утихла, превратившись в ностальгическую благодарность судьбе за кусочек счастья.

Городские врата были уже совсем недалеко, когда, проходя под тенью укутанного снегом кустарника, Клео столкнулась с разбойником.

– Давай кошель, – без лишних приветствий потребовал он.

Девушка грустно оглядела его поношенную одежду и лохматые волосы. Это был совсем молодой парнишка с голодными глазами. Будучи девчонкой, Клео сама часто видела такие в зеркале. Хулиган шагнул к ней:

– А ну, быстро! – в его руке, покрасневшей на морозе и едва прикрытой рваной тканью, блеснул нож.

Девушка тяжело вздохнула. Далеко не в первый раз ее поджидали на улице хулиганы. За стенами города в трущобах она выглядела как намазанная маслом булочка в своих дорогих одеждах и мехах. Обычно, правда, нападали вечером. Этот, видимо, отчаялся.

Клео открыла ридикюль, захватила горсть пудры и швырнула в лицо обидчику. Парень дернулся, чихнул. Потом еще раз. И ещё.

– Что ты… – худые плечи резко вздрагивали, нож выскользнул, – что ты сделала со… со мной… ведьма!

Отработанным махом Клео сделала подсечку. Хулиган рухнул на лёд. Поддела носом сапожка оружие и швырнула в снег под куст.

– Ничего страшного с тобой не будет. Это всего лишь смесь жгучих перцев. А денег не дам. Если хочешь, пойдем до пекарни, куплю пирогов.

Мальчишка встал, вытер рукавом нос, вздернул подбородок:

– А и пойду.

Клео улыбнулась:

– И пошли, – зашагала вперёд, оставляя хулигана за спиной.

Парнишка чуть повременил и двинулся за ней.

Пекарня стояла у городских ворот. По просьбе леди пекарь сложил целую гору булок и пирогов в рушник, отдал парню. Тот обнял теплую выпечку, опустил глаза:

– Спасибо.

– Приходи вон в ту избу по вечерам, – Клео показала рукой. – Там всегда есть еда и тепло, и я провожу уроки, учу грамоте.

Парень вдруг вскинул голову, узнал.

– Учительница?

– Да.

Он задумался на мгновение и кивнул:

– Да, приду.

Расставшись с мальчиком, Клео зашла за городские ворота, пересекла мощеную дорожку. В мороз на улицах было совсем немного народа. Улица, по которой девушка шла, была лишена снега из-за повозок, которые жители Танбата сегодня предпочли пешей прогулке.