Пять близнецов

Ричард тоже ничего не боялся. Его копье стукнулось о щит противника и сломалось. Рыцарь с гербом ключа наклонился вправо, тяжелый щит должен был завершить дело, но, оттолкнувшись копьем от земли, мужчина снова твердо уселся на лошадь.

Ричард уже развернулся к врагу. Он вытянул руку, и оруженосец вложил новое копье, которое тут же нашло свою мишень. Они снова устремились друг на друга, один волнуясь о том, что может позорно проиграть, а второй, что его убьют. Но зрителям никогда не испытать таких же волнений. Им там, издалека, лишь бы увидеть зрелищ, ведь пережить страх или гордость они не в силах, если это, конечно, не тот рыцарь, за которого они пережевали. И за Ричарда были многие, возможно, поэтому он нанес такой сильный удар.

Копье сломалось надвое. Противник ударился собственный щитом. Губа – красная. Левая нога – не в стремени. Сам – не на лошади. Затылок – красный.

Конь поволок потерявшего сознание рыцаря. Копье недолго катилось, а щит и вовсе рухнул и больше не двигался, а Джеймсу пришлось все это наблюдать. Он подумал, какой же этот Ричард урод, раз специально оставил побольше сил для такого показного боя. Джеймс смотрел на кровь, пока его противника объявляли победителем турнира. Никто из множества рыцарей не смог победить сира Ричарда Дендремона.

Но я не рыцарь, подумал Джеймс с улыбкой.

Слуга, который сегодня подносил ему хлеб, на этот раз принес кое-что пожестче – щит и шлем. Щит треугольный, а шлем, защищавший верхнюю половину головы, переходил в кольчугу.

– Я верю в тебя, – напомнила поцелуем в губы Кейтилин. Джеймс благодарил ее за это. Как женщина она ему не нравилась, но как человека он ее любил.

Спускаясь по ступеням и ощущая тяжесть взглядов, Джеймс вздыхал, ни на кого не глядя, ища только слова. Когда он дошел до середины ристалища, он как можно громче заговорил, иногда устраивая передышки:

– Наш победитель турнира, сир Ричард Дендремон, очень хорош в бою, однако… он считает, что боги подарили мне игрушку, а не настоящее оружие, и потому… сегодня для него произойдет еще один бой. Со мной!

Я так уверен в том, что оружие богов обладает невероятной силой, что готов сразиться даже без коня! И я собираюсь сделать это прямо сейчас.

Ричард посмотрел на него свысока, не просто как наездник на пешего, а как король на обезумевшего крестьянина, что хочет напасть на самого главного сира в королевстве с грязной палкой, утверждая, будто она – волшебный посох.

Но Джеймс поступил верно, ведь Скакун мог испугаться молний, да и конь ему все равно не поможет, зато его отсутствие унизит победителя рыцарского турнира.

– Хоть вы, Избранный, – Герберт подчеркнул последнее слово, как бы помогая Джеймсу, – сражаетесь без коня, но все равно вы проиграете… если упадете. А так как ваше оружие, как можно увидеть, сломаться не может, значит, Ричард не проиграет, пока не упадет.

– А мне, уважаемый сир Герберт, можно просто ломать об него копья или же следует повалить на пол? – спросил Ричард, видя свою победу. – И если можно просто ломать копья, то сколько мне стоит сломать?

– Нисколько. Чтобы было честно, вы тоже можете выиграть, лишь заставив Избранного упасть, – сказал Герберт. – Итак, в случае победы один из вас отдает свой меч противнику, ибо если Джеймс вдруг проиграет и отдаст оружие богов другому, то это может повлечь неприятности. Помимо меча, кто-то из вас должен будет отдать победителю тысячу золотых. Итак, начинайте.

Джеймс бросил взгляд на жену Кейтилин. Та улыбнулась, и парню полегчало. Ричард взглянул на Мейбл, Изабеллу, и в конце на Агнесс. Он видел, как они смотрели на Джеймса и что-то тихо шептали ему вслед. Ричард желал их внимания, ведь жена его умерла, но отец искал женщину побогаче. Все-таки Ричард легенда и это поможет. Правда легенды касались не только самого рыцаря, но и его жены. Говорили, что его жену убили в ее же замке, причем кто-то из слуг. Некто превратился из человека в монстра и разодрал на части красивое тело юной жены Ричарда. С нею он был счастлив, а Джеймса практически не замечал. А тот как раз подумал, что, возможно, Дендремонам предначертано умирать необычными смертями.

Деревянная перегородка, вдоль которой скакали всадники, казалась небольшой… когда ты верхом на массивном коне. Будучи пешим Джеймс заметил, что перегородка заканчивается на уровне его шеи. Обзор был виден, а перегородка словно защищала его. Джеймсу представилось, что лучники могли бы тут укрываться, если замок вдруг захватят. А потом посмотрел на Ричарда и сглотнул.

Меч – символ и чести, и силы, и рыцарства, и бесстрашия. Мечам даже дают имена. Но когда под ногами резвая лошадка и ты стремительно приближаешься к противнику, крепко сжав копье, то именно оно становиться самым страшным оружием. Настоящим боевым копьем можно на бегу проткнуть сразу двух хорошо экипированных мужчин. За такое копьям следует давать не только имена, но и фамилии, а там уже и пару прозвищ. Но почему-то все помнят только то, что копье можно разломать одним ударом меча. А может ли бластер сломать копье надвое?

Джеймс поставил правую ногу чуть вперед, а левую далеко назад, чтобы его труднее было сбить. Выставил щит перед грудью. Направил бластер в ту точку, в которой должен был оказаться Ричард. Тот тоже приготовился: копье направил вниз, точно туда, где скоро, по его мнению, будет голова врага.

– В атаку! – крикнул Ричард и помчался.

Расстояние быстро сокращалось. Когда между ними осталась половина пути, Джеймсу показалось, что он что-то забыл. Ричард был в пяти ярдах. Джеймс нажал на крючок. Ничего. Абсолютно ничего. Нажал снова. Ничего. Бросив бластер, Джеймс двумя руками схватился за щит и выставил его вперед. А потом почувствовал сильный толчок.

Копье пробило щит. Обломок застрял внутри. Джеймс пошатнулся, выронил щит, замахал руками, пытаясь найти опору. И нашел. Ухватившись за край перегородки, он подтянулся к ней и с легкостью выдохнул.

Не проиграл.

Предохранитель!

Любое нормальное оружие способно убить сразу, как только достаешь его из ножен, будь то кинжал или лук, молот или боевой цеп. Ножны – это как предохранитель, только для оружия людей. А у оружия богов, можно сказать, два таких предохранителя и Джеймс умудрился об этом забыть.

Посмотрев на щит, парень выругался. С дырявым щитом все равно, что без него. Сняв оружие с предохранителя, парень повернулся к радующемуся Ричарду.

– Похоже, боги тебя надурили. Никакой ты не Избранный, разве что Избранный Ради Шутки! – Ричард начал смеяться. Смешки так и вылетали из него, как пчелы из улья. Он не сдержался и снял с себя шлем, а потом выкинул его вперед. Джеймс хотел нацелиться в голову мерзавцу, но потом передумал. Если боги узнают, что он убил кого-то из благородных людей, то тогда они наверняка заберут оружие и перестанут общаться с ним. А Джеймс ведь еще даже не знает, едят ли они зеленый хлеб или нет. Тем более у Ричарда есть сын, а кровной мести Джеймс не желал. Придется целиться в щит.

Ричард вряд ли думал об этом, ведь прямо сейчас он скакал на Джеймса, который схватил бластер двумя руками. Его молнии прожгут этот замок.

С каждым мигом их разделяло все меньше и меньше. Джеймсу на мгновенье показалось, что даже конь Ричарда зол на него. И когда между ними осталось пять ярдов, Джеймс выстрелил.

Сгусток молний застал Ричарда врасплох. Он пошатнулся, одна нога вылезла из стремени, но все-таки он удержался. Джеймс присел, и поздно отправленное в атаку копье его не задело, но загорелось от искры. Пламя быстро перешло по всему древку, а оттуда на деревянную перегородку. Та испытала на себе много всего. Эту щербатую старушку и случайно тыкали копьем, о чем свидетельствуют дыры, и падали на нее, стальными доспехами царапая тощее длинное тело, но еще никогда она не загоралась.

Пламя охватывало фут за футом. Горело не копье, ведь оно было выброшено в песок. Даже щит и сюрко уже не горели – кто-то успел их потушить. Это перегородка, повидавшая турниров больше, чем самый старый рыцарь, загорелась. Вскоре дым начал щипать глаза, а сейчас Джеймсу они были нужны. Он решил, что надо подпустить врага не больше чем на три ярда, чтобы молнии свалили, но не убили Ричарда.

Рыцарь схватил новое копье и помчался вперед. Джеймс видел его сквозь пламя, колыхающееся подобно волнам. И пламя, и Ричард горели, приближались к Избранному. Джеймс заметил ожоги на лице врага. Он чувствовал, что того трясет. Трясет от ненависти, а не страха.

Джеймс взглянул на Ричарда сквозь красно-желтое пламя. Сузив брови и стиснув зубы, Джеймс ругнулся и выстрелил. Копье было в футе от него, но мощный толчок выкинул Ричарда из седла. Тот упал, загорелся, проиграл.

– Потушите пламя! – приказал Генрих.

– В этом поединке победил Джеймс Избранный, – донеслось откуда-то. Джеймс улыбнулся. Он взглянул на свою ладонь. «Да, я Избранный» – подумал он.

Вскоре оруженосцы и пажи принялись тушить перегородку и Ричарда. Джеймс с интересом взглянул на него. Тот лежал неподвижно. Вначале это сильно радовало, но потом парень подумал…

А какой толк от этой победы? Он даже не выучился пользоваться оружием – забыл о предохранителе! – но все равно поборол с его помощью. Не так много получаешь удовольствия от легкой победы. Однако Ричарда нужно было поставить на место.

Джеймс срочно поставил бластер на предохранитель. Осталось только четыре выстрела, так что многих он бы не убил. Все-таки меч, подумал Джеймс, куда опаснее. А это значит, боги дали ему далеко не самое лучшее, скорей наоборот.

Чего они этим хотят добиться? Да еще и этот зеленый хлеб. Джеймсу было очень интересно, что же будет дальше, а сейчас он, наклонившись, обнимал свою жену. Чмокнув ее в щеку, в благодарность за веру, он принялся принимать поздравления от других.

Следом должен был случиться еще один пир, на котором будут присутствовать самые дорогие и аппетитные блюда, но никак не Джеймс, ведь сегодня тому следует тепло встретить ночных гостей – кричащих двуногов. Те предпочитают совсем иные блюда, и хоть те из мяса, зато готовить их практически не надо.

***

– Я слышал, что эти крикуны со змеиной пастью и хвостом… заканчивающимся змеиной пастью, – говорил лысый простолюдин своим друзьям.

В таверне приятно пахло элем и вкусной едой, факелы горели ярко, а помещение казалось уютным, но никому не приходило в голову веселиться. Сегодня лучше зайти дом, запереть двери на ключ, закрыть ставни и уснуть крепким сном, чтобы не слышать страшных криков.

– Нет, такая нежить зовется амфисбеной. Летать она не умеет и вообще не существует, – заговорил старик с длинной седой бородой, – вот я сколько всего повидал на своем веку, но нечто, в народе называющееся амфисбеной не видел ни разу. Ни разу, – поднял морщинистый палец старик.

– Ты и не видел нечто, в народе называющееся затылком, но это не значит, что его у тебя нет, – ответил лысый.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что василиск существует? – усмехнулся старик, разевая беззубый рот.

– Ох не знаю, амфисбены ли, василиски ли сегодня тут будут, но те твари, что прилетают к нам каждое полнолуние – пугают меня до смерти. Не знаю, снилось ли мне это или видел я наяву, но как шрам на лице в моей голове осталась та ужасная тень.

Горела тогда свеча, ставни от страшного ветра открылись, а пока я их закрывал, то увидел то существо… Дочери постоянно плачут, слыша их крики. Моя любимая дрожит. Да и меня самого подташнивает, когда я слышу их. Так что пойду я вслед за братцем. Ради спокойствия собственных девочек можно и пропустить пару кружек. Тем более настроения пить у меня нет. Доброй ночи, – вышел из-за стола высокий сильный мужчина с бородой.

В ту позднюю ночь старику и лысому, последним гостям таверны, то ли тоже вдруг расхотелось пить, то ли тоже захотелось прижать к себе напуганных красавиц, но в любом случае они поскорее ушли. Они и так напились на пирах, а пришли сюда лишь по старой привычке. Они бывали здесь каждый день, как когда-то давно каждую неделю их прадеды молились в церквях. Но то было сотни лет назад. И то было не Пламя Высших, где веруют в настоящих богов, но Деревянное Королевство, в котором верят в Хранителя. И тогда стояли церкви, бесповоротно пожиравшие деньги, силы и время людей на бессмысленные молитвы, а нынешние боги установили здесь волшебное сооружение, лечащее за серебро, и в обмен на него же снабдили лекарей особыми травами, поэтому смерти из-за болезней грозят лишь старикам… и тем, у кого нет лишнего серебра. Даже младенцам здесь мало что грозит, ведь каждого рожденного отдают богам, чтобы те подарили им силы бороться со множеством недугов. И из десяти младенцев не возвращают живым только одного, а оставшиеся девять обычно доживают до зрелости.

Иногда они умирают от кричащих двуногов. Для этого и есть Джеймс.

Он стоял в Зоне Исцеления. Посредине находилась плоская стальная плита в десять ярдов длинной и шириной. В ее центре возвышался столб. В нем имелась дыра, благодаря которой можно было оплатить лечение и дать пожертвование богам, а чуть выше находился красный глаз, распознающий ранение, и еще ближе к небесам желтый, лечащий. Ни в коем случае не стоит даже пытаться сломать этот дар богов, иначе тот издаст оглушительный звук и прибежит стража, стоявшая на плите прямо сейчас.

В круг встали семеро мечников, включая Джеймса, за ними дюжина копейщиков, а в центре три барабанщика, и у всех на поясе мешочек с серебряными монетами. Некоторые из них немного выпили, но Джеймс, зная это, практически не злился. Стоит им услышать крик черной виверны, как они тут же протрезвеют и пожалеют, что не послушались.

Уже было темно, но помимо полной белой луны, броню заставляли сверкать красные огни факелов. И хоть пока что все держаться храбро, Джеймс должен был что-то сказать.

– Именно в этот день три сотни лет назад вблизи нашего города на пирамидах высадились никому незнакомые существа, которых все люди либо боялись, либо презирали, – начал Джеймс. – И тогда никто не мог даже представить…

– Иииеееееееее! Иииееееееее! – послышалось где-то вдали. Этот звук услышали не только в Божьем Городе, но и в нескольких ближайших городах.

– … что это боги. Теперь мы это знаем. Всем приготовиться, барабанщики – начинайте. Да помогут нам боги! – протараторил Джеймс.

Не у каждого копейщика, в отличие от мечников, имелся щит, а если и имелся, то только небольшой, надеваемый на руку, но по-настоящему было страшно музыкантам, которые хоть и были неплохо экипированы не могли ничем прикрыться и атаковать и более того – они являлись приманкой.

– Бум! Бум! Бум! Бум! Бум-бум-бум! Бум! Бум! Бум! Бум! Бум-бум-бум! – ругались барабаны. Если бы не они, то виверны напали бы на ближайшие цели – стражников на стене. Но природа чудовищ заставляла их лететь туда, где было больше шума и противиться этому они не хотели, как и не хотели оставлять людей одних каждую луну.

– Иииеееее! Иииееее! Иииеееееее! – кричали они издалека. Такие визги пронизывали всю плоть, от них кровь стыла в жилах, ладони потели, а сердце билось чаще. Но одно дело этот страх. Звук, издаваемый ими, был хуже визга малыша, чей отец самый немелодичный певец на свете. И стражникам, которым предстояло сразиться с ними, отчасти повезло, ведь вместо визгов они слышали…

– Бум! Бум! Бум! Бум! Бум-бум-бум! Бум! Бум! Бум! Бум! Бум-бум-бум!

Крики монстров стали громче. Было ясно, что они уже гораздо ближе, но где именно никто не мог сказать. В темноте их совсем не видно, поэтому лучники здесь почти бесполезны.

И тут твари замолкли.

Это означало, что они уже близко. Джеймса всегда смешило то, что стоит тебе пожелать, чтобы этих криков не было, как твое желание исполняется, и ты вновь хочешь услышать их. Услышать, чтобы знать, с какой стороны они нападут.

Джеймс стоял, а его сердце стучало быстрее, чем барабаны. Факелы освещают низ, твари же вверху – оттуда жди нападения. Парень не боялся, скорее сильно волновался. И он забеспокоился еще сильней, когда эта тварь уцепилась когтями в его щит.

При свете факела смутно виднелась голова, лишенная глаз, но с длинными острыми зубами. Вытянутая, как у собаки, морда выражала злобу и ярость, отчего казалось, что вот-вот потекут слюни. С двумя задними ногами и широкими крылами, как у летучей мыши, существо любило атаковать скорпионьим хвостом. И, несмотря на свои скромные два фута роста, заставило шагнуть Джеймса назад.

Двуног отскочил от щита прямо к голове Джеймса. Тот рубанул по темному телу. Вырвался крик. Потекла кровь. Такая же, как у людей, а не черная, как говорят.

Другая тварь попыталась врезаться в шлем рядом стоящего стражника, но копейщики мигом устранили угрозу. Крылья с дырками ослабли, двуног истошно завопил и шмякнулся о плиту, а позже, благодаря стальному мечу, лишился своей жалкой жизни, даже не успев подняться.

Следующая пара виверн вместе атаковала мечника. Первая налетела сверху, а вторая – снизу. Мечник щитом отбил одну тварь, а потом ему в ногу вонзился хвост. Заматерившись, парень упал, а двуноги только этого и ждали. Тот, что нападал сверху, вцепился когтями в звенья кольчуги, а острым, как наконечник стрелы, хвостом ударил в живот. Его собрат успел нанести такой же удар, но потом стражники быстро разобрались с монстрами.

Какой-то неуверенный двуног летал над ними и попискивал, не решаясь напасть, и тогда атаковали его – копье пронзило насквозь небольшую тушку.

Один за другим двуноги издавали дикие, страшные и предсмертные крики, а потом падали на землю, извивались, клацали зубами, истекали кровью и умирали. От удара меча или копья, но все девять страшилищ были убиты. Не нужно даже пары десятков воинов, чтобы сразить этих тварей.

Подождав некоторое время, стражники убедились, что угрозы больше нет. Схватив единственного раненого, они подтащили его поближе к столбу. Факелы защищали от тьмы, братья по оружию – от новых ран, а божий дар мог спасти жизнь, поэтому, несмотря на раны, воин почти не волновался за свою жизнь.

Пока друг раненого клал три серебряные монеты в отверстие, одни глядели на свои окровавленные копья и мечи или на следы от когтей на щитах, а другие с испугом и стыдом или чувством превосходства и гордостью смотрели на мертвых кричащих двуногов, что сейчас не издавали ни звука.

Из красного глаза на столбе вырвался кровавый свет. Позже его стало меньше – три полосы света, контрастирующие с желтизной факелов, указали на боевые раны стражника. Потух глаз красный, но заработал глаз желтый.

Солнечный свет лег на раны мужчины. И теперь на месте кровоточащих ранений, способных вызвать гниение или какую-то ни было болезнь, начала расти кожа, восстанавливая тело. Вскоре от ран не осталось и следа, а на месте недовольной гримасы засияла улыбка.

– Мы это сделали! Как и всегда. И сегодня, к счастью, никто не умер. И все благодаря богам! – встал на ноги раненый.

– И все-таки, сир Джеймс, почему же вы не воспользовались оружием богов? – спросил другой парень. Избранный задумался и ответил:

– Я победил Ричарда, но то был всего лишь турнир. Я слишком плохо владею этим даром, поэтому, чтобы не навлечь беду и не осквернить честь богов своим неумением, я не стал этого делать.

Джеймс понял, почему они не спросили раньше. Они видели, что на поясе у их предводителя бластер, но боялись услышать отказ. А так у них была надежда, что молнии помогут им. Хотя все равно им волноваться не следовало, ведь монстры бессильны против них в таком количестве.

– Завтра я стану обучаться у них, у высших, – провозгласил Джеймс, глядя на бластер. А сегодня его воины отнесут монстров кожникам, а следом – поварам, чтобы первые сделали красивые плащи, а вторые – вкусные блюда. Правда, носить эту одежду и кушать такие блюда на полнолуние не стоит – плохая примета.

Распрощавшись с воинами, и одиноко надвигаясь в собственный дом, Джеймс думал о зеленом хлебе, богах, Гринбредах, кричащих двуногах и Кейтилин. Посмотрев на свою отмеченную ладонь, Джеймс решил, что Ричард был не прав, думая, что боги насмехаются над ним. Если зеленый хлеб – зло, а боги, это вовсе не боги, а люди или похожие на них создания, которые прогрессировали больше людей, то дилийцы на самом деле насмехаются над всем родом человеческим, а не над одним Джеймсом.

– Завтра я стану обучаться у них, у высших, – шепнул Джеймс, когда Кейтилин, прильнувшая к нему, уснула.

Так прошел день человека, не имеющего фамилии и понятия, отчего он Избранный. Он преспокойно спал и улыбался, даже не представляя как в физических муках, но в радостном сне сир Ричард публично унижает Джеймса, а следом и отрубает ему голову.

Глава 2

Плохие единороги

В пирамиде на весь зал растянулась цепь из сотен людей. Богов здесь было еще больше, наверное, около тысячи, но все смотрели только на одного.

Раздавались загадочные звуки, не знакомые миру животных или простых людей, а потому ассоциировавшиеся с космосом, и шумели обычные громкие барабаны. Свет падал только на двоих – бога и человека, и перемещался он медленно, как и они.

Пара шла по высокой лестнице. Спрыгнешь с последней ступени – угодишь в котел с зеленой кислотой. Красивая женщина, нагая и вся в крови, и невероятно высокий бог с руками, как копьями, торчащей верхней челюстью, лысым черепом и мелкими глазами шагали как раз к этому котлу.

– Раньше она была одной из вас. Но потом она стала предательницей, и посему ее жизнь закончится прямо на ваших глазах, – молвил громкий голос из неоткуда.

Девушка даже не пыталась вырваться. Она смотрела на ступени и плакала.

– От нее не останется ничего материального – ни кусочка плоти, ни капельки крови. Но вы должны запомнить ее, чтобы не совершить глупость и не повторить ошибку.

Когда уродливый бог шагнул на последнюю ступеньку, девушка прыгнула назад, но сбежать не удалось. Может ли ускользнуть котенок от мальчика, который его схватил?

Бог поднял ее на руки, и музыка исчезла. Все знали, что сейчас случиться, но отчего-то оставалось волнение. Послышался голос:

– Люди! Они всех вас используют и убивают, как меня сейчас!

Она полетела вниз. Девушка не хотела издавать звуков, но, когда ее тело коснулось кислоты, она завопила. Так страшно не кричала ни одна виверна. В пирамиде звук слышался еще несколько минут, но в головах людей – всю оставшуюся жизнь.

Несколько капель кислоты уничтожили пол. Ржавчина просто рыдала бы от зависти, увидев, как быстро исчезает металл. Но никто не смотрел на пол. Все внимание было на кислоте, однако она уже сделала свое дело. Страшный бог начал спускаться с лестницы. Снова послышались непонятные звуки, но уже без барабанов. Люди начали осознавать происходящие. Но мало кто из них догадывался, что это предупреждение не только для них, но и для богов.

***

Солнце поднималось одновременно с ведром воды. Девушка в красивых штанах, кожаных поясе и куртке с множеством карманчиков и сумке за плечом любила свои волосы цвета земли, поэтому ее одежда того же цвета. И только ее глаза были зелеными и нежными, как лепестки мяты.

Вскоре вода оказалась в деревянных бутылках, которые перенеслись в сумы, а те легли на темную кобылку. Сама же Кэтрин предпочитала ехать на гнедой. Эти две лошадки были ее единственными спутниками уже долгое время.

На вид барышня казалась совершенно беззащитной, но у девушки имелись телохранители – бластеры, серебряные, широкие, фут длиной. Они вмещали достаточное количество энергии, как и ее пояс, способный в миг стать невидимым, но отличным щитом – надо лишь нажать на незаметную кнопку. А капюшон скрывал ее лицо.

Девушка сидела на краю колодца и смотрела, как медленно плывут облака. Она совсем недавно проснулась, но уже успела проверить количество электричества для бластеров. Его оказалось слишком мало, поэтому придется навестить богов. И это радовало.

Она достала и развернула большую карту. На ней помечены города и пирамиды, в которых она побывала. Где-то принимали лучше, где-то – хуже, но как бы плохо или хорошо ее не встречали – она обязана постоянно странствовать, ведь она миссионерка.

Жители Деревянного Королевства еще не знают, как помогают боги. Дилийцы лечат взрослых и детей, не просят дорогие церкви, храмы и алтари, не отбирают время молитвами. Им неважны эти пустые слова – хочешь помочь богам, тогда дай денег. Так что в Пламени Высших нет епископов и монахов, от которых не так много толку, как от трудяг, которые и в правду что-то делают, а не чешут языками. Кэти рассказывает об этом, странствуя по свету.

Ей только девятнадцать лет, но она уже побывала более чем в ста крепостях, но только в двенадцати ее послушали. Эти людишки, относящиеся к касте тех, кто молится, имеют огромную власть. Но иногда бунтуют обычные крестьяне, иногда возвышающиеся над ними бароны и графы, и тогда Кэти остается в городе, являясь посредником между богами и людьми, вставшими на истинный путь.