Фаталити. Цена его успеха

В больнице врач сделал мне УЗИ и сообщил, что сердцебиение у плода остановлено. Я не хотела принимать это. Мне казалось, что такого со мной не может произойти.

«Мой малыш жив. Разве он может покинуть меня?» – внутренний голос старался успокоить меня.

Я вертела головой из стороны в сторону, отрицая реальность. Я говорила врачу, что он ошибается, что такого не может быть. Казалось, что я слышу и чувствую сердцебиение своего ребёнка.

– Посмотрите получше! – потребовала я, – Уверена, что вы ошибаетесь!

Врач посмотрел на меня с сожалением и вновь повторил:

– Сердцебиения нет. В ближайшие дни плод сам выйдет. Ощущения будут, как при месячных. Через неделю приходите на повторное УЗИ. Если что-то останется, мы сделаем чистку, – он говорил так, будто это было важно в тот момент.

Мир вокруг меня разломился на две части. Единственное что держало меня от того, чтобы не свихнуться в тот период – это мысль, что внутри меня зарождена жизнь – плод нашей с Ираклием любви. И вот мне сообщают, что его не стало… Всё рухнуло и потускнело.

Я старалась не плакать в кабинете. Шла по коридору, держа руку на животе и поглаживая его. Меня сотрясали слёзы, которые я держала в себе. И лишь дойдя до уборной, я позволила себе разрыдаться, скатившись на пол.

– Почему? Почему ты ушёл от меня? – шептала душе, покинувшей моё тело. – Ты обиделся, что я так поступила с твоим папой? Поэтому?

Я смотрела в одну точку. Словно впала в транс, в голове на повторе бился вопрос: «почему?».

Не помню, когда и кто нашёл меня в таком положении и отвёл в палату, но очнулась я только на следующий день. С огромной дырой в сердце.

За одни сутки я потеряла любовь и плод этой любви. Все эти дни я успокаивала себя мыслью, что, несмотря на то что Ираклия больше не будет в моей жизни, на свет появится часть его и будет всегда рядом. Я успокаивала себя мыслью, что смогу подарить ребёнку ту любовь и заботу, которую больше никогда не смогу подарить его папе.

Но итог оказался жестоким. Судьба не хотела оставлять мне ничего от Ираклия. И я начинала её ненавидеть.

***

Последующие дни были сродни аду. Я уехала к бабушке, чтобы спрятаться в её объятиях. Рассказала правду. Про Вальтера, про то, как заставила Ираклия бросить меня. Умолчала только про беременность. Решила не разбивать её хрупкое сердце.

Она плакала вместе со мной, но продолжала быть сильной. Поддерживала и ухаживала за мной. Успокаивала и убаюкивала по ночам, как в детстве. Ей было горько от происходящего. Она не понимала, почему я приняла такое решение. Убеждала, что Ираклий должен знать правду о людях, которые его окружают. Но я оставалась непреклонной и взяла с неё клятву ни при каких обстоятельствах никому ничего не рассказывать.

Эта была тяжёлая неделя для меня. Я не могла принять свою новую реальность. Ту реальность, где я просыпалась утром и не могла больше обнять, позвонить или написать Ираклию, чтобы пожелать ему доброго утра. Всё казалось затяжным диким сном. Разве, возможно, чтобы нас больше не было? Разве, возможно, чтобы я больше его не любила?

Я продолжала отрицать факт выкидыша – касалась живота и поглаживала его. Говорила с ним, признавалась в любви, просила быть сильным. Я наивно предполагала, что в моей жизни ещё возможны чудеса, и крошечное сердце сможет забиться. Но каждый раз, когда видела кровь на нижнем белье, начинала сотрясаться и плакать. Я старалась делать это за закрытыми дверьми, не на глазах у бабушки. Но знаю, что она всё слышала и чувствовала. Знаю, как больно ей было. Но у меня не было сил, чтобы держать всё в себе и не причинять ей боль.

Две недели я держала телефон отключённым. Сбежала от всего мира. Выла от бессилия. Но было необходимо возвращаться. Жизнь продолжалась, как бы бессмысленно теперь это не звучало. У меня были обязательства перед тренерами и Денисом, и мне необходимо было вернуться в танцы.

За последующий месяц я успела услышать и прочитать о себе много разных слов. Меня смешали с грязью знакомые и незнакомые люди. Заклеймили "шлюхой". Моя социальная сеть разрывалась от обсуждений нашего расставания с Ираклием.

Сам Ираклий стёр в сетях любое упоминание обо мне. Ни одной фотографии, ни одной песни обо мне не было у него на странице. У меня не поднялась рука последовать его примеру, и я просто удалила страницу. В глубине души ещё теплилась надежда, что однажды он узнает правду, и мы будем вместе.

Слухи расползались с сумасшедшей скоростью. Я стала достоянием общественности. Что я только не услышала про себя за эти дни. Знакомые говорили со мной через силу, а некоторые могли обсуждать мой поступок, стоя в нескольких метрах от меня.

Я думала, мне будет сложно пережить ненависть людей к себе, но оказалось, что я сильнее данных обстоятельств. За последующие месяцы я обросла бронёй. Меня больше не беспокоило чужое мнение о себе.

Место, где было всегда спокойно – танцы. Тренера обо всём знали. И о нашем расставании, и о том, с кем меня поймали за поцелуем. Но они тактично молчали, не травмируя лишними вопросами и разговорами. Наоборот, видя, как много я работаю, они заставляли меня работать ещё больше.

Я танцевала утром, днём и вечером. Танцевала в любую погоду и при любых обстоятельствах. Порой, я ночевала на скамейке в зале, чтобы не тратить время на дорогу и размышления. Я боялась останавливаться – мысли тут же безжалостно пожирали душу. Я танцевала, чтобы боль не могла добраться до моего израненного сердца. Она была безжалостна.

Единственный, кто знал правду о той ночи – это Денис. Из-за меня ему тоже пришлось столкнуться с негативом в свой адрес. Но ему было это всё безразлично. Ему претил этот город и местные, и он с нетерпением ждал, когда переедет в Штаты. Но перед этим, он, как и я, мечтали поучаствовать на Блэкпульском фестивале, который должен был состояться в мае месяце. Раньше мы с ним даже думать боялись об этом мероприятии. Но в тот год чувствовали, что готовы и достойны этого места.

Мы оба тренировались, как одержимые. Проходили отборочные соревнования и понимали, что мы достойны попасть на этот фестиваль. С раннего утра и до ночи мы репетировали и учили новые связки. В перерывах пили кофе и общались, будто ничего и не случилось – это помогало мне отвлечься. Тренера были рядом. Были нашей опорой и поддержкой.

Так и прошли пять месяцев со дня нашего с Ираклием расставания. Меня продолжали презирать те, кого я любила всем сердцем и по кому скучала. Друзья не хотели даже смотреть в мою сторону, что уж говорить о разговоре со мной.

Я постоянно думала о родителях Ираклия. Скучала по Тине. Мне не хватало её материнского тепла. Я вновь осиротела… только теперь по собственной вине. Каждый раз я набирала её номер и сбрасывала. Не готова была услышать на том конце провода её разочарованный мною голос. Услышать, как я ей ненавистна, и как она меня презирает.

А мне так хотелось с ней поговорить. Поделиться своими достижениями. Рассказать, что получила приглашение на участие в фестивале, и Всероссийская федерация танцевального спорта взяла все расходы на себя.

Это было значимым событием в моей жизни. Мне хотелось кричать от гордости за себя. Кричать от счастья. Но вместо этого, я кричала от пустоты вокруг и внутри себя. Рядом не было никого, кроме бабушки. Всё вернулось на круги своя – будто бы и не было всех этих лет, прожитых с Ираклием. Он пришёл в мою жизнь, подарил новых людей, яркие краски, а когда ушёл – забрал всё с собой.

За день до вылета в Лондон раздался звонок на телефон. На экране высветилось имя Тины. Я была удивлена и испугана. Не брала дважды трубку, потому что боялась услышать, что она скажет. Но на третий раз я набралась сил и приняла вызов. Молчала. Не могла и звука произнести.

– Илиана? – услышала я мягкий голос женщины. – Ты тут?

– Да. Здравствуй, Тина, – поздоровалась сквозь дрожь в голосе.

– Привет, моя хорошая.

В ту секунду я решила, что она ничего не знает, раз так мила со мной. Но я ошиблась.

– Я всё ждала, что ты позвонишь мне, и мы поговорим, – продолжила она.

– О ситуации с Ираклием? – уточнила, чтобы не выглядеть глупо.

– Да.

– Я не готова говорить об этом. Ни с кем.

– Давай поговорим о том, о чём готова.

– Ты ведь знаешь, как трудно даются мне слова, – сдержано отвечала ей, а внутри всё горело от волнения.

– Да, ты у нас человек–действие, – с досадой отметила она. – Я звонила, чтобы поругать тебя, а услышала твой голос и поняла, что не могу. Ты ведь моя девочка.

Сердце сжалось от её слов. Это было неожиданно и очень приятно.

– Ты ведь помнишь, что наши двери с Русланом для тебя всегда открыты?

С глаз предательски покатились слёзы. Казалось бы, запасы должны быть уже израсходованы, но мой организм продолжал меня удивлять.

– Ты здесь? – уточнила она.

– Да, – ответила тихо.

– Почему ты плачешь?

«Потому что не достойна вас» – звенело в мозгу.

– Ты просила не говорить об этом вслух, – старалась успокоиться, ведь не должна была казаться слабой.

– Знаю, что не хочешь говорить об этом. Но неужели ты разлюбила Ираклия? Я спрашиваю сейчас не как его мама, а как твоя.

Каждое её слово болью отпечатывалось на сердце. Я не смогла произнести вслух : «да, я разлюбила Ираклия» – это оказалось невозможным. Я онемела. Подбирала другие слова.

– Я остыла, – с трудом выговорила я сквозь сухость во рту. – Не хочу серьёзных отношений, семьи. Мечтаю о другом. Мы разные с Ираклием. Разве не было очевидным, что итог будет таким?

– Абсолютно нет. Ничего более неочевидного, чем твой поступок, я представить не могу. Твои глаза так горели рядом с ним. Что могло случиться за месяц?

– Тина, прости. Я не знаю, что ещё мне сказать.

– Я не верю, что ты могла полюбить другого. Ты не из тех людей, кто разменивается чувствами.

– Я и не люблю другого. Просто с ним лучше и перспективнее.

Она замолчала. Ничего не говорила. Я представляла, какого ей слышать всё это, и это ранило меня.

– Не хотела стать для вас разочарованием, – призналась честно. – Не звонила, потому что было стыдно перед тобой и Русланом.

– Если понадобится помощь, ты всегда можешь позвонить нам. Мы любим тебя, несмотря ни на что.

Не помню, как мы попрощались. Помню лишь, как плакала после нашего разговора. Я знала, что не смогу позвонить им ни при каких обстоятельствах. Знала, что это наш последний разговор. И это скручивало всю душу в тугой узел.

На следующий день мы прилетели в Великобританию. Это был самое важное событие в моей профессиональной карьере. Я готовилась к нему так долго и так упорно. Понимала, что чтобы не случилось, мне нужно идти вперёд и добиваться намеченных целей, иначе в будущем я начну винить весь мир в своих бедах.

Я думала, что сильная. Думала, что справлюсь со всем, что уготовила мне судьба. И даже не догадывалась, что нахожусь на грани.

Глава 14

Турниры проходили отлично. Никогда ещё мы с Дэном не были так уверены и сосредоточены, как в тот день. Были собранными, артистичными, яркими. Выдавали свой максимум.

Я ощущала подъём энергии. Впервые за долгое время искренне улыбалась. Чувствовала себя летящей над облаками. Казалось, что ещё смогу быть счастливой. И я честно не знаю, зачем в один из перерывов, в шаге от финала, я взяла в руки телефон и открыла новости. Одно неправильное решение – и всё пошло ко дну.

На экране телефона высветилась новость: «Ираклий Дадиани, новый артист лейбла «Raven», был замечен в объятиях дочери своего продюсера Вальтера Давыдова.». Следом открылись фотографии Ираклия с девушкой. Они куда-то шли, он смеялся и смотрел ей в лицо, обнимая за хрупкие плечи. Один снимок был красочнее другого. Они целовались, смеялись, обнимались. У меня не хватило сил досмотреть их до конца.

Разбитое сердце царапало душу. Я была разорвана в клочья от увиденного.

Ираклию понадобилось всего пять месяцев, чтобы найти мне замену и открыто заявить об этом миру. Ещё недавно он её презирал, а теперь смотрел влюблёнными глазами. Поменял нас местами…

Меня трясло от злости и обиды. Хотелось позвонить Вальтеру и спросить, не будет ли его дочь тянуть Ираклия вниз. Хотя вопрос был, конечно, риторический. Возможно, всё изначально было сделано для любимой и единственной доченьки. Что тут скажешь, красиво были сыграны карты.

Ираклий с Соней вырвали почву из-под ног. Я не могла собраться с мыслями. Перед глазами всплывали их объятия и поцелуй. Наверное, только тогда я до конца осознала, что потеряла Ираклия навсегда. Что больше нет шанса нам быть вместе.

Мне хотелось плакать, но я не могла. Держалась из последних сил, потому что нужно было выходить на паркет. Старалась быть сильной, отключить голову и посвятить себя танцу с Дэном. Но ничего не выходило. Я была рассеяна. Совершала ошибки. Не могла танцевать, не могла играть. Меня тошнило. Вся моя напускная сила испарилась в воздухе.

Я понимала, что мечты Ираклия сбылись. Он нашёл утешение в другой, снова улыбается и, вероятно, счастлив. А в это время мои мечты и вся жизнь летели в пропасть.

Мы должны были с Денисом совершить сложный элемент. Мне необходимо было сгруппироваться, чтобы партнёр перекрутил меня в руках, подбросил и в нескольких сантиметрах от земли поймал и прижал к себе. Я чувствовала, что моё тело отказывается слушать меня, и я не должна рисковать. Но именно этот элемент гарантировал нам стопроцентное место в финале, и я решила не слушать себя. Старалась сосредоточиться, но была напряжена.

Когда Дэн подбросил меня, вся моя жизнь крутилась перед глазами. Я почувствовала головокружение от волнения. И совсем забыла о том, что лечу над землей и должна собраться, чтобы партнёр меня поймал. Уже в полёте всё пошло не так, как должно было. Денис понял это, когда я забыла протянуть ему руки для поддержки. Он наплевал на танец, судей, баллы. Просто хотел успеть меня поймать любым способом.

Но ему это не удалось. Моё тело вместе с душой разбились о паркет. Я почувствовала хруст в спине. И в этот же момент, другая девушка, танцующая спиной ко мне, в быстром ритме двигалась назад на меня. Ни я, ни Дэн, ни партнёр девушки не успели её остановить. Она наступила каблуком мне на ногу, и в этот миг, не выдержав, я вскрикнула от адской боли, пронзающей до мозга костей.

Всё случилось за считанные секунды. Мир вокруг перестал существовать, погрузившись в мрак. Из глаз текли слезы от невыносимой боли в спине, ноге и сердце.

Я пыталась встать, Дэн пытался помочь. Но меня будто ножом прибили к земле. Я не могла пошевелиться.

Последующие события проходили, как в тумане, и будто не со мной. Медики вывели меня на носилках с паркета. На скорой отвезли в ближайшую больницу, где мне сообщили о повреждении пяточного сухожилия и межпозвоночного диска. Я не особо понимала, что происходит, была под воздействием сильных обезболивающих. Мне было интересно лишь одно: смогу ли я вернуться сейчас на паркет. Это единственное, что имело значение для меня на тот момент. Я хотела быть в финале. Хотела победы.

Я помню тот миг, как сегодняшний день. Потому что тогда мне сообщили, что я не вернусь на паркет ни в тот день, ни в последующие. Мне навсегда закрыли дорогу в профессиональный спорт.

Это были слова, которые сорвали с петель моё терпение. Я орала, как сумасшедшая. Просила сделать что-нибудь. Готова была выйти танцевать со сломанным позвоночником и ногой. Я отказывалась принимать их решение. Крушила всё вокруг. Кричала навзрыд.

Тот день был худшим в жизни. Потому что ко мне пришло полное осознание того, что я лишилась ВСЕГО! Я вновь стала сиротой, потеряла ребенка, любимого человека, мечты, карьеру… себя.

Я не могла вынести этой боли. Это было выше моих сил. Пыталась наложить на себя руки, чтобы избавительно от неё. Умоляла врачей убить меня. Кричала, что не хочу больше жить. Во мне трепыхалась одно желание – желание смерти. Я умирала от собственных мыслей, что дробили всё внутри меня на мелкие куски. На фоне этой боли я даже не чувствовала физической.

Рядом были тренеры и бабушка, был Дэн. Ещё никто и никогда не видел меня в таком состоянии.

Я ненавидела весь мир. Ненавидела себя. Маму, которая родила меня. Ненавидела Вальтера. Ненавидела Ираклия и Соню. И казалось, что жизнь моя закончилась.

Я не спала всю ночь. Безжизненно лежала в больничной койке и пустыми глазами смотрела в потолок. Когда в голове я прокручивала, как оборву собственную жизнь, в палату вошёл неизвестный мужчина с букетом цветов и корзиной экзотических фруктов.

Я посмотрела на него безразлично и отвернулась обратно. Решила, что он ошибся.

– Здравствуйте, Илиана, – вдруг произнёс он моё имя.

Я посмотрела на него озадачено.

– Вы ко мне? – уточнила я, но даже голову не смогла поднять, чтобы разглядеть его.

– Да, – он подошёл ко мне. Протянул букет алых роз, а корзину с фруктами положил рядом на полку. – Увидел вас вчера на фестивале и не смог выкинуть из головы.

– Если вы пришли сожалеть, то не по адресу. Я не приемлю жалости к себе, – принципиально отказалась от цветов.

– О, вы меня не поняли. Я здесь не из жалости. Скорее от большого восхищения.

– О да, я восхитительно закончила свою карьеру, – не удержалась от сарказма.

– Когда закрываются одни двери, обязательно открываются другие, – попытался приободрить меня.

Я промолчала. Не хотелось говорить с ним.

«Кто он такой? Всё равно ничего не поймёт!» – подумала я.

– Примите букет, – вновь протянул он розы. – Ваша самба свела меня с ума. Чтобы там не было, вы вчера были одной из самых ярких звёзд.

У меня не было сил для сопротивления. Забрала цветы и положила их рядом с собой. Они не вызывали во мне никаких эмоций, хоть и были красивы.

– Меня зовут Янис, – представился он.

– Как зовут меня, вы уже знаете.

Головная боль была адской, и я закрыла глаза. Было плевать на постояльца.

– Чего бы вы сейчас хотели? – спросил он после минутного молчания.

Я открыла глаза и посмотрела на него. Не понимала, кто он, для чего пришёл и чего хочет. Не понимала и было плевать. Даже если выкрасть, убить, взять в рабство – ничего бы не смогло вызвать во мне эмоции.

Я была мертва. И даже не догадывалась, что передо мной стоит единственный человек, которому удастся меня воскресить.

– Ничего не хочу. Только тишины.

– Вам она сейчас не нужна. Даже противопоказана, – он прошёл в край палаты, взял стул, поднёс к моей постели и, поставив рядом, сел на него. – В тишине приходят самые опасные мысли.

– Во мне других и не осталось, – ответила на автомате.

Я не думала над тем, что говорить и как выглядеть в его глазах. Говорила так, как если бы говорила с медсестрой или уборщиком в палате. Всё равно считала, что завтра меня уже не станет.

– Может хотите поделиться этими мыслями?

– С вами? – удивилась я.

– Порой легче поделиться своими переживаниями с незнакомцем. Близким не всегда всё расскажешь. Хочется уберечь их от переживаний.

«Как точно вы подметили» – пронеслось в голове. Но я молчала, уткнувшись взглядом в потолок.

– Готов выполнить любое желание, чтобы увидеть улыбку на вашем лице, – добавил он.

– Я хочу умереть, – перевела взгляд на него и увидела вспышку страха в его глазах.

Он явно не ожидал такого откровения.

– Вы уверены, что выполните любое моё желание? – усмехнулась я, утерев ему нос.

– За исключением некоторых, – отметил он. – Я понимаю, что вы шли к победе и упали в шаге от неё. Это больно, но разве смертельно? С вашим талантом и харизмой, у вас всё ещё впереди. Если не в профессиональном спорте, так где-нибудь в другом месте.

– Я упала в шаге от всего. Я потеряла всё, что только может потерять человек.

Он не понимал. Думал речь только о чемпионате. А я больше не могла молчать. Слова душили меня, но не способны были убить. Лишь доводили до полуобморочного состояния.

– Я упустила шанс на счастье, на победу, на полноценную семью. Потеряла любимого человека, родителей, друзей. Упустила заветную мечту, – голос задрожал, и я снова расплакалась. – Потеряла ребёнка.

Меня было не остановить. Я вывалила на абсолютно незнакомого человека всю боль, что грузом лежала на сердце. Было невозможно больше держать её в себе.

– Потерять всё это за несколько месяцев тоже не смертельно? – спросила у него.

Мужчина смотрел в мои глаза и молчал. Не знал, что сказать. Подбирал слова. А я не могла больше остановиться. Он был прав – мне необходимо было выговориться.

– Никто не знает, что я была беременна. Не с кем даже оплакать маленькую жизнь. Я потеряла смысл жизни. Не за что больше держаться. Я не понимаю, почему мне не дают спокойно умереть. Почему не разрешают? Почему все решают мою судьбу за меня? Почему? – мой голос сорвался на крик. – Ради чего жить? У меня ничего не осталось…

– Давайте вместе со мной, – накрыл мою руку своей. – Оплачем вашего ребёнка.

После его слов, я не сдержалась и разрыдалась.

– Ему было всего два месяца, но я успела привыкнуть к его присутствию под сердцем. Я любила его, ждала… – говорила сквозь слёзы. – Заглушала боль танцами, но теперь мне больше нечем её заглушать. Все раны вылились наружу.

Мужчина не был многословен. Но я чувствовала, что меня слышат. Меня поддерживают. Было уже неважно, кто это. Главное, что он был.

В палату вошла бабушка. Я тут же попыталась успокоиться и стереть с лица слёзы. За эти месяцы она сильно исхудала из-за меня. Я пыталась быть сильной и взрослой рядом с ней, но больше не могла.

– Здравствуйте, – тихим голосом поздоровалась она с мужчиной.

Янис встал, подошёл к ней, пожал ей руку и представился.

От той яркой и озорной бабушки не осталось ничего. Она просто представилась в ответ, по имени и отчеству. Никакой больше «Тамара. Для вас просто Тамарочка.». И всему виной – я. Как всегда – Я.