Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник

Ульрих наверняка был Ульрихом фон Ланцигом – увы, подробностей его дальнейшей судьбы письмо не раскрывало. Что же до Сильфера, Айдан готов был хоть в тот же миг броситься на его поиски, да больно далека была дорога, на лошади не проскачешь. На юге Гевинтер подступал к берегам Срединного моря, противоположный берег которого тянулся далеко на восток, пока наконец не поворачивал на полдень, и там, на острие скалистого полуострова, дорогу к сказочным краям сторожил Сейлиг Рич – богатый город, который, как и Толимар, держали под контролем ааренданнцы. Имя его было сладким для северных уст, оно мелькало в легендах, олицетворяя дальние края, в которых могут происходить любые, даже самые неправдоподобные события. Странно было даже подумать, что в Сейлиг Риче можно в самом деле очутиться. Может быть, подумал Айдан, какой-нибудь другой хронист однажды будет там и пообщается с Сильфером – а мне бы в Толимар прорваться…

Но всё же история Дейермера пополнилась именами, лицами, в воображении монаха уже не смутные тени ехали на север, а старик, девушка, дама, толстяк и рогатое чудище. И элегантный бандит, разумеется, – Ульрих фон Ланциг. Айдан пообещал себе, что не успокоится, пока не узнает о них больше, пока они не оживут совершенно. Он уже взялся за перо, чтобы записать всё, что, выяснил за последние два дня, но вспомнил о предрассветной службе и застонал в голос.

***

Ланциг притих, как напуганная девчонка. Разговоры – лишь о чуме, и то шёпотом, словно болезнь могла услышать и наброситься на сплетников. Ещё месяц назад она была далеко, за Севериновым валом, все надеялись – обойдётся, северный ветер отгонит заразу. Теперь уже на улицах раздавались крики. Ааренданнцы обещали помочь, но пока отделывались рекомендациями. Местный барон повелел вышвырнуть из города всех кошек, и в первую очередь чёрных, но, разумеется, ничего этим не добился.

Пожалуй, простых путников вовсе не пустили бы в город, велели бы седмицу, не меньше, сидеть в лагере у стен, но отряд Дейермера никто бы не посмел задерживать. Кто-то пустил слух, что предводитель – святой, способный исцелять чуму наложением рук, и на площади перед таверной очень быстро замаячили едва стоящие на ногах фигурки. Дейермер сперва велел трактирщику прогнать их, но тот начал канючить, и, выбранившись, мнимый святой всё же вышел к народу. Он очень злился. Черни ведь невозможно объяснить, что чума – серьёзное заболевание, что нужно во всех тонкостях соблюдать сложные схемы лечения, да и то болезнь отступит лишь после одной, двух седмиц борьбы – нет, им всем нужен один волшебный пасс, и они будут верить в его существование, пока не передохнут. Попросив воды, попив и успокоившись немного, Дейермер начертал в воздухе никому не нужную, но зрелищную колдовскую фигуру и, пока все пялились на неё, накрыл площадь незримыми, подлинными чарами – не целительными, но укрепляющими сопротивление хворям. Не помогут – так хоть не навредят никому. Но этим было мало. Посыпались вопросы: правда ли, что этак Светлый Властелин карает за грехи своих нерадивых рабов, и не близится ли конец света. Дейермер про себя назвал их суеверными кретинами, а вслух сказал, что и Свету, и Тьме интересны только души, а телесные недуги происходят в основном от пренебрежения правилами гигиены. Людишек эта речь впечатлила, правда, как стало понятно позже, гигиену они приняли за неизвестного им ранее подвижника – святого Гигиену, автора особо строгих правил поведения для мирян. Подоспевшие чуть позже монахи очень просили Дейермера больше не смущать умы простых людей своими, без сомнения, душеспасительными, но слишком премудрыми речами. Он пообещал, что не будет, а сам с большим злорадством наблюдал за попытками незадачливых клириков не дать людскому воображению превратить его нехитрый ритуал в священнодействие с участием ангелов.

Должно быть, религиозное рвение было заразным, потому что тем же вечером Анхар изъявил желание проповедовать. Он созвал в свою комнату всех, кто был в отряде – правда, пришли немногие. Кого-то ввергали в панику рассказы о Тёмном Властелине, другие просто находили речи рогатого бесконечно занудными. Дейермер явился из вежливости. Кроме того, у Анхара на родине, в Вейхви́дейво́рте, некоторые считали его живым соратником Нергеддеона, участником Великой Войны – Дейермер находил занятным слушать легенды о тех днях с таким видом, словно в любой момент хрустнешь пальцами и скажешь: «Эх, славно мы тогда сражались! Таких бы, как я, хоть сотню – не сдали бы Тёмную Цитадель!» Напротив него, почти прижимаясь к мохнатому боку неэрн, пристроилась Тайко. Ноги напоказ – и как теперь слушать проповедь? Она всегда была такой – влекущей и безжалостной, как соблазнительные мраморные ангелы в ротондах Альдонии. Третьим стал здешний рыцарь, имени которого Дейермер никак не мог запомнить – то, что фон Ланциг, это ясно, а как дальше – Угальдвин? Или, может, Рихард? Простой рубака, но много кого знал на севере, когда надо – проявлял изобретательность, и с удачей накоротке. Дейермер ему сразу сказал, что никакой добычи скорее всего не будет, но этому, кажется, уже прискучила нажива – захотелось бессмертия, не в этом мире – так хоть на страницах летописей. Неудивительно, что он пытался притащить на проповедь монаха, которого Дейермер велел не пускать. В дороге Анхара маскировало альвестское чародейство, но говорить о Владыке Мрака он соглашался только в своём истинном облике – и лучше бы кому попало его не видеть. Монаху сказали ждать аудиенции в трактирной зале, а рыцарю объяснили, что если будет и дальше трепаться о делах экспедиции, то отправится своей дорогой.

Анхар подготовился: накрутил на рога красных и синих ленточек – без этого у неэрн не принято было проповедовать. Его расстроила скудность аудитории, но ведь сам Нергеддеон начинал едва ли не с меньшего – и вскоре слушатели были обрадованы вестью о том, что они-то и отыщут ключ к освобождению Тёмного Властелина. Дейермер привычно кивнул. Величайшей мечтой всех неэрн было вернуть Владыку, это алой нитью проходило через все их обряды, и в Вейхвидейворте решили попробовать, скоординировав с помощью высокого чародейства усилия многих верующих, отлить из их молитв оружие, которое смогло бы разрубить Нергеддеоновы оковы. Успехов пока не было; неэрн считали, что сила Обратной Стороны должна помочь – вот Анхара и отправили вслед за Дейермером, чтобы получше изучил тёмное отражение мира и подумал, как его использовать.

Но за обычными речами последовало нечто новое – поданное под видом величайшего откровения описание Обратной Стороны как действительной и физической темницы Нергеддеона. Ведь почему она мрачная: потому что Тёмный Властелин. А почему те, к кому она прикоснулась – Пробуждённые – гибнут? Почему Тьма не делает их сильнее, а убивает? Потому что Его сознание сковано и Его промысел искажён. Логично? Как дважды два. Конечно, Дейермеру стоило сдержаться. Но зачумлённые просители уже подточили его терпение, а он всегда не выносил любителей голословно рассуждать об Обратной Стороне. Чего он только не наслушался. Где обретаются души умерших? На Обратной Стороне! Где философский камень? Так на Обратной Стороне, коллега! Дорогая, я потерял свои очки. Поищи их на Обратной Стороне, растяпа. Дейермер поднялся и объяснил, что заточение Нергеддеона является чисто метафизическим, и оно не привязано ни к какому конкретному месту, так что искать Его узилище на Обратной Стороне так же бессмысленно, как и в подвале таверны.

– Но ты же сам говорил, – уязвлённым тоном воскликнул Анхар, – что ни в одном из других миров нет стольких, да простит меня Заточённый, мелких божеств! Чем они рождены, как не дыханием Его? Выходит, здесь Он! А если мы будем знать, где находится Владыка, то вернее сможем освободить Его!

– Так вот в чём дело? Думаешь, у вас не получается нанести удар, потому что вы не знаете, где оковы?

Анхар радостно кивнул.

– Не понимаю, – фыркнул Дейермер. – Ты всерьёз мне хочешь сказать, что у Владыки Мрака есть физическое тело?

Анхар напрягся. Утверждать подобное было бы святотатством.

– Ты никогда не верил, что у нас получится! – наконец довольно зло гавкнул он. Тайко отодвинулась: вдруг будет драка. – Считаешь, неэрн слабы, да? Кто тогда, если не мы? Ты, что ли?

– И в самом деле, кто? – едко промолвил Дейермер. – Так вот тебе идея. Боги тесно связаны со своими почитателями, причём связь эта работает в обе стороны. А представь, что пыхтение богов поднимается к Нему, и они тоже могут влиять на то, что с Ним будет? Может быть, вам пора проповедовать и среди богов?

Рогатый не сразу понял, но обида на его морде начала уступать место восхищению. Дейермер пожалел, что позволил подтолкнуть себя к таким откровениям.

Город безбожников

Ночь выдалась гнетущей: в обрывках Айдановых снов мелькали образы, вереница зелёных огоньков змеилась в почти священной темноте ночного леса, неясные фигуры плыли в дымке над болотом, гнусавя непристойные гимны, – вроде бы, это был отряд Дейермера, но как будто и нет. Мастер Бернхард – почему-то пузатый и с пышной бородой – шептал, что это он и был Дейермером. Потом вдруг Бернхард пропал, а щека оказалась на жёстком, колючем тюфяке.

В коридоре кто-то и в самом деле перешёптывался, дверь слегка скрипнула, как будто на неё надавили. Айдан насторожился. Подумал: если ворвутся, брошусь в них одеялом и, пока будут высвобождаться, сбегу. Или нет? Да нет, не смогу. И вот он просто лежал и ждал, пока разбойники придумают наконец, что делать с хлипким запором.

– А вы что тут забыли? – скомандовал кто-то, как будто Вальтер. – Ну-ка свалили обратно в свою помойку!

– Заткнитесь! – простонали в соседней комнате.

– И я вас двоих запомнил; называетесь торговцами, картошку возите, а на деле обычное ворьё.

За окном всё ещё было темно – хорошо, Айдан перевернулся на другой бок и накрылся с головой одеялом. И там была она. Только в прекрасном белом платье, хотя лицо почему-то расплывчатое, словно в капюшоне из снов – вот ровно таким и пришло это сравнение – они шли по монастырскому коридору, и Айдан всё хотел что-то сказать ей, но слова ускользали с языка всякий раз, когда им надо было отправляться в путь.

Снаружи кто-то взвыл, резкий голос приказал замолкнуть, и потом в самом деле стало тихо, но волшебство не возвращалось, и больше хронист не смог уснуть.

Спустившись по тёмной лестнице, пробравшись между столами в сумрачной зале, Айдан вышел на улицу. Над головою ещё догорали звёзды, но по мере приближения к восточному горизонту они беспомощно бледнели, да и небо там становилось рыжим, разогретое невидимым ещё солнцем. Над горизонтом облака легли тонкими слоями, как мечи, брошенные на кузнечный горн: сверху они были ещё тёмными, а снизу раскалились. ад самой дорогой небо царапнул белый коготь – падающая звезда. Неподалёку и другая вытянула бледный хвост, но никуда не двигалась. Монах мрачно воззрился на неё: в хрониках такие часто сопутствовали бедствиям.

Священник уже возился у алтаря, распаковывая книги и священные символы: благословляющую ладонь, всевидящее око, восемь чаш, а точней – тонкостенных металлических плошек, которые вкладывались друг в друга и символизировали восемь ступеней восхождения к Сияющему Престолу, восемь испытаний, ожидающих души на пути в Светлый Ормэн.

Как он серьёзно подготовился! – подумал Айдан. – Не могу вспомнить: что мы делали год назад в седмицу Малого Откровения? Неужто тоже столько бара… прошу прощения, священных предметов ворочали каждое утро? А чаши ровненькие, блестящие, как только сберёг в дороге – да у нас в Ланциге, когда наконец купили новые, кто-то на второй же день у одной погнул краешек, да так и не признался, а потом ещё один из братьев швырнул её в того, кто уверял, что, дескать, и с гнутыми таинство не становится недействительным – и она, конечно, не стала краше от этого.

Заметив Айдана, священник зашипел:

– Ну, явился наконец! Я уж сам за тобой хотел идти, – искры посыпались из непрощающих глаз. – На вот, раскладывай.

Ну, это, знаете ли, уже слишком! – возмутился про себя Айдан. – Я вам не какой-нибудь там ничтожный служка, я…

– Да, хорошо, хорошо, сейчас, – смиренно промолвил он. – Извините, что задержался.

Священник принялся бережно листать дорожное Писание, задерживаясь ненадолго на каждой странице – так делали некоторые клирики, утверждая, что даже беглый взгляд на богодухновенный текст для души аки нектар бессмертия. Айдан же начал вынимать одну за другой полукруглые чаши, покрытые снаружи резьбой с изображением восьми главных добродетелей, осторожно откладывая в сторону тряпицы, которыми они были переложены – но уже третью чашу почти что выронил, потому что над ухом ни с того ни с сего раздалось негромкое, но весьма отчётливое:

– Ты, надеюсь, умеешь одновременно работать руками и слушать?

Вопрос был риторический, но тот внезапный приступ ловкости, которым Айдан встретил его, послужил едва ли благоприятным ответом. А вот священник прекрасно справлялся с тем, чтобы листать, вставлять в нужные места голубые, расшитые серебряной нитью шёлковые закладки и говорить одновременно.

– Ты, значит, из Ланцига, да?

– Я… из Ланцига, – не решился врать во время подготовки к молитве, да ещё и не обдумав как следует.

– Выходит, я всё правильно понял. Мой хороший друг Рихард прислал мне птичку, сказал, что один из его монахов, по имени Айдан, отправляется в Хейвенфельт с ответственной и небезопасной ношей, – тут рука у хрониста снова дёрнулась, металл зазвенел о металл. – Просил меня догнать этого монаха и стать его, как бы это сказать, ангелом-хранителем на какое-то время, – прозвучало желчно и насмешливо. – А он-то, как оказалось, совсем и не туда едет.

– А как вы?.. – только и смог выдавить Айдан.

– Так ты, мальчик мой, не только что не скрываешься – всякому язычнику понятно, кто ты и откуда. Когда я вчера услышал, что тебя называют Айданом, сперва не поверил, но потом подумал: вряд ли в Ланциге было два Айдана и обоих в одно и то же время отправили с поручениями. Нет, не надо ничего рассказывать, я не хочу знать, что придумал Рихард и зачем он тебя втравил в это дело. – Хронист хотел вставить, что Рихард почти даже пытался отговорить его, но паузы для этого не представилось. – Так получилось, что мне действительно срочно нужно в Хейвенфельт, так что будь нам по пути, я б тебе составил компанию, как раз нагнал бы на Севериновом Валу, а так – придётся отделаться от тебя советом. Да ты хоть смотри, куда ставишь-то! – резко прикрикнул он и, протянув недобрую руку, поменял местами две плошки.

– Но в Толимаре…

– Так, это ты потом Рихарду расскажешь, я про это ничего не хочу знать. Твоё дело, сам решай, как поступать. Я бы тебе сказал: сделай, как Владыка подскажет, но ты же разве Его послушаешь? Так вот, совет, – сопровождённый пронзительный взглядом. – Никому не верь.

– Как это, совсем никому? – от удивления Айдан даже забыл шевелить руками, но тут же резкий тычок заставил его вернуться к работе.

– Да, и мне тоже. Рихард велел передать тебе: бойся того, с кем мастер Бернхард говорил в свой последний вечер, а ещё больше – спутников Дейермера, потому что если кое-кто из них всё-таки жив, то именно в нём твоя погибель. Как знать, – зловеще усмехнулся священник, – не я ли хаживал с Дейермером двадцать лет назад. Испугался? Правильно. Я ещё так понял, он дал тебе с собой что-то – нет, не надо мне ничего говорить! Я с этим ничего общего иметь не хочу! Похоже, он эту вещь очень сильно хотел удалить из монастыря. Видимо, сейчас она может начать притягивать опасность. Нет, я не знаю, какую. Я вообще, наверное, не должен был бы тебе этого рассказывать, но… Так, нет, это вот сюда поставь. Неужели у вас в монастыре всё держали в таком беспорядке? Тебе даже нельзя поручить расставить чаши!

Довольно невежливо оттолкнув Айдана, священник простёр над злосчастными чашами руки, две-три подвинул на каких-то полпальца и остался очень доволен собой.

– И вот я говорю: береги всё в тайне и ни в коем случае не показывай никому того, что дал тебе Рихард. Болтай тоже поменьше. А то ж ты мало того, что окружил себя крайне подозрительным народом, так ещё и говоришь о себе с каждым встречным!

– Но чем же они подозрительные-то? – застонал задавленный запретами Айдан.

– Тебе про каждого рассказать? – выставив благословляющую длань и убедившись, что всё безупречно, он бросил через плечо недоверчивый взгляд.

Какое-то время оба молчали. Священник, вроде бы всё сказал, что хотел и распевался, Айдан же от его советов почувствовал себя совершенно опустошённым. Это как же, получается, ни с кем даже посоветоваться нельзя? Но как ещё разузнать хоть что-нибудь о Дейермере и его злосчастном походе, если сидеть всё время с мрачным видом и затворёнными устами? Своими сомнениями он поделился со священником и спросил, как ему быть теперь, отягощённому этим советом.

– Ты можешь отправиться со мной в Хейвенфельт, конечно, – ответил тот, а потом, зловеще ухмыльнувшись, добавил: – если вопреки здравому смыслу веришь мне. Но, знаешь ли, одно упоминание Дейермера притягивает злодеев и демонов, как самая сладкая невинная душа, так что лучше бы тебе считать, что все вокруг желают тебе зла.

Айдан подумал, как это всё будет выглядеть: вот так вот неожиданно сдаться, повернуть, сказать, что передумал ехать в Толимар. Да и священник наверняка не даст расспрашивать о Дейермере – а тогда какой смысл в этом путешествии? Какое-то время он всё-таки колебался, но чем дальше – тем больше думал не о Дейермере даже и не об Ульрихе фон Ланциге, а о ней. Она ведь продолжит свой путь на север. Нет, – решил он, – пусть будет неизвестность, пусть кишат вокруг соглядатаи Нергеддеона, моё место всё-таки…

– Но, может быть, в Толимаре есть кто-то, с кем я мог бы, ну, поговорить, не опасаясь за свою жизнь?

– Ну, если ты совсем не хочешь слушать добрых советов, то можешь поболтать с каноником Бальдуином. С Дейермером он, правда, не ходил, но когда-то интересовался тем же, чем и ты. Потом оставил это – может быть, и тебя уговорит. Найдёшь его в кафедральном соборе. Я ему даже птичку могу отправить, чтобы он тебя не прогнал с порога. Так, всё, хватит болтать! Солнце уже почти взошло, нам пора заняться делом!

Он запел – довольно резким, но сильным голосом, растягивая гласные на концах строк, размашистыми движениями листая книгу от закладки к закладке, неспешно, но в то же время уверенно и почти не делая пауз между отдельными фрагментами; Айдан едва поспевал за ним, а пару раз и вовсе не попал в ритм, сбился и вынужден был ждать до начала следующей строфы. Другой рукой священник взял тонкий металлический стержень и ударял им в такт молитве по чашам. Пение смутным гулом отдавалось в своде ротонды, как будто камни тоже молились вместе с ними; звон серебристой нитью вплетался в узоры молитвы. Небо в разрывах между слоями туч раскалялось всё сильнее, и вот уже жаркий столп стал подниматься над горизонтом. Свежий ветер нежно щекотал ноздри, а где-то среди холмов синица, похоже, всерьёз решила присоединиться к их маленькому хору. Это было так непохоже на унылые, душные службы перед щелью святого Ремигия, что Айдан расчувствовался и вполне серьёзно представил себя воином духа на страже сонного, расслабленного мира.

Когда они закончили, священник тоже выглядел вдохновенным, взгляд его был всё так же пронзителен, но теперь в нём светилась мудрость и что-то даже более странное: словно он видел нечто недоступное взору – ангелов, кружащих в рассветном небе. Айдан и сам почувствовал, как стал ближе к Свету, а, обернувшись, увидел нескольких крестьян, застывших снаружи; с шапками, прижатыми к сердцу и выражением бесконечного благоговения на лицах – они стояли так ещё какое-то время после того, как всё завершилось и только камень дрожал от воспоминаний о молитве. Потом несмело, пригибаясь, боясь даже лишний раз дохнуть, они всё-таки зашли внутрь ротонды. Священник великодушно улыбнулся им, кивнул – и сделал Айдану знак начинать обычную утреннюю молитву.

***

Таким образом, священник со своими мрачными предостережениями оправился своей дорогой, а Айдан своей, только вот безобидный визит в архивы всё больше напоминал опасную экспедицию.

Во-первых, монах уже совершенно уверился в том, что мастер Бернхард умер не сам собой, но не мог понять, было ли это вызвано проклятьем Дейермера. Когда о последнем собеседнике мастера упомянул священник, Айдан тоже вспомнил, как на похоронах ехидничали по поводу любовницы – выходит, в свой последний вечер старик действительно говорил с кем-то и был весьма доволен беседой; может быть, речь даже зашла о Дейермере, и мастер решил, что за двадцать-то лет чары выветрились, и попробовал облегчить душу – не это ли его в конечном итоге сгубило? На логичный вопрос, почему тогда Бернхард не хлопнулся замертво прямо в таверне, Айдан ответил себе, что проклятье могло иметь отсроченный эффект, и тут же нафантазировал, что в таком случае оно наверняка заразно, и теперь собеседник мастера, если только ему не известно противоядие, тоже был в большой опасности – как, может статься, и один слишком любопытный монах, который мог подцепить проклятье, прочитав послание Бернхарда. Звучало натянуто, но ведь колдовство и не на такое гораздо, и Айдан так себя запугал этими подозрениями, что не решался больше трогать доставшееся ему наследие.

Дальше, вставал вопрос о том, был ли ночной гость Бернхарда невинным искателем истины или же он специально заговорил о Дейермере, чтобы сгубить старика и окончательно похоронить правду. В этом случае предостережения священника были по делу: следующей целью вполне мог стать и хлипкий монашек, преспокойно катящий на север с записками покойного. Айдан попробовал примерить роль злодея на своих попутчиков – правдоподобнее всего смотрелся Фродвин – и начал прикидывать, как изобличить его, но дело шло туго. Как вывести чернокнижника на откровения, было непонятно.

Не давала покоя и загадочная гибель ааренданнца, которая в караване то и дело скакала с языка на язык, причём убиенного уже уверенно кликали альвестцем, словно убили заморского пришлеца-чародея, а не одного из их местных приспешников, да и безобидное «закололи, когда болтался возле монастыря» порой превращалось в «зарубили, не таясь, перед всей братией». Айдана даже всерьёз спросили, каков из себя был убийца и как он сам уцелел во время побоища – едва удержался от того, чтобы приписать себе пару подвигов. Но смех смехом, а слишком уж подозрительно совпало: ведь мастер Бернхард умер в тот самый день, когда поблизости шастал чародей – этому и никакой отравы не нужно, чтобы сгубить человека, притом самым незаметным, недоказуемым образом. Недаром Шаан говорил, что развалить обвинение в убиении при помощи колдовства – это плёвое дело. Но если старика угробил ааренданнец, то кто разделался с ним самим, да ещё так ловко, что убийца скончался раньше своей жертвы? Во всей обители только мастера Рихарда можно заподозрить в способности одолеть чародея, если только не принять во внимание слегка фантастический, но оттого ещё более притягательный вариант: что мастер Бернхард сам, почуяв приближение насильственной кончины, отыскал негодяя и, отмстив ему, спокойно отдал Владыке душу. Поразмыслив, Айдан соорудил и более сложный сценарий, в котором ааренданнец вызнал у старика о Дейермере, но потом обоих угробил Фродвин. К сожалению, хотя любую из догадок можно было вставить в хронику, их обилие не помогало понять, как и от кого защищаться в дороге несчастному историку. А ещё ведь и сподвижник Дейермера прибавился в качестве действующего лица! Одно было приятно – среди путников никто не напоминал ни самого́ загадочного колдуна, ни эльфийку, ни старуху, ни толстого южанина, ни тем более рогатое чудовище.

Однако не только Айдана беспокоили ланцигские дела. Вальтер то и дело подлавливал кого-нибудь, чтобы поговорить наедине – и все вскоре начали догадываться, что рыцарь не просто так примкнул к отряду, а по герцогскому велению расследует убийство ааренданнца, дабы голову душегуба выдать альвестскому дознавателю и тем купить его снисхождение. Подробности некоторых бесед очень скоро становились общим достоянием, – например, все каким-то образом узнали, что у Шаана на значке не ворон, как у всех гевинтерских инквизиторов, а чайка – и, стало быть, он не тутошний, а из само́й Альдонии, великого южного города, расположенного на берегу Срединного моря у самых границ Гевинтера. Обломав зубы об Этельфледино молчание, Вальтер отыгрался на Годфруа. Тот сперва всерьёз поверил в россказни о строгих обычаях Северной Марки, которые запрещают женщине путешествовать в компании кого-либо, кроме лишь близких родственников или особо уполномоченных людей – и очень забеспокоился, начал рассказывать, как они с ней познакомились в Аррекьо, совать Вальтеру текст договора и, пока рыцарь читал, даже шёпотом осведомился у Айдана, можно ли как-нибудь понарошку обвенчать их с Этельфледой – причём желательно так, чтобы она ничего не узнала. Когда Шаан ему сказал, что Вальтер всё придумал, чуть не дошло до поединка – к счастью, Годфруа слишком боялся, что его госпожа узнает, сколько всего он разболтал рыцарю, и предпочёл помириться.