Золушка из Преображенки

Есения Светлая

Золушка из Преображенки

1

Надя натянула на ногу разбухший от осенней слякоти сапог. Подошва на правом носу радостно раззявила свой беззубый рот. Эх, заклеить бы…

Вздох раздался гулким эхом в пустом помещении. В фойе сельского клуба было холодно так, что изо рта шел пар. Вот и сапоги, мало того, что сырые, так еще и окончательно застыли. Но идти в грязной обуви к бытовке, где хранились ведра и тряпки, Надя не хотела. Поэтому разулась здесь, у огромной, сваренной из толстенных труб, батареи. Срезали бы ее давным-давно уже, все равно не греет. Отопление теперь осталось только в маленьком кабинете завклуба и в танцевальном зале.

Полтора десятка молодняка, как говорила о посетителях завклуб Любочка Самохвалова, каждые выходные топтались тут под громкую музыку, пили ядреный местный самогон по углам и кидали окурки на крыльцо. Любочка молодняк не гоняла и за отвратительное поведение не отчитывала, считая, что тогда и эти придурковатые приходить перестанут, а не будут ходить на дискотеку, так и вовсе клуб придётся закрыть.

В отчетах Любочка, конечно, расписывала свою работу позначимее: был в них и кружок очумелых ручек, и хор, и массовые мероприятия на праздники. Но на деле все сводилось к дискотекам по пятницам и субботам, да новогодней елке, разряженной тут же в танцевальном зале к празднику самодельными игрушками.

Надя старалась приходить к завершению этих коллективных подрыгиваний. Как раз успевала после работы приготовить ужин, накормить Кольку и проверить у него уроки. А потом бежала сюда отмывать полы и отскребать крыльцо. Зимой еще чистила снег, от ворот до входа в сам клуб.

Но до зимы еще далеко. Октябрь лишь пару раз ударил морозом да изредка сорил мелкими колкими снежинками по утрам, все остальное время шли дожди, превращая сельскую грунтовую дорогу в месиво из суглинка и ледяной воды.

Свет на улице и в фойе выключался с одной кнопки, поэтому замок на обитую железом дверь Надя вешала уже в темноте. Руки замерзли и не слушались. Она растерла их друг об друга, затем о тоненькое драповое пальто, и только после смогла справиться со старым замком.

Фонари не горели, поэтому спускалась с крыльца практически на ощупь. Чуть оступилась, перепрыгнула через пару последних ступенек и, чтобы не упасть в грязь, в последний момент уцепилась за деревянные, отполированные временем перила.

В здании сельсовета, стоящего напротив клуба, горел свет. Видно, Макарыч что-то подсчитывает. Дома одному скучно, вот и сидит за работой допоздна. Надя, решив проверить старика, направилась к сельсовету. Кособокое старенькое деревянное здание с яркой новомодной вывеской у двери выглядело нелепо. И уж точно не походило на здание администрации, больше на какой-то полузаброшенный дом.

Покосившееся крыльцо жалобно скрипнуло под ногами. Преодолев три ступени, Надя вошла внутрь. Здесь не в пример было теплее, да и дышалось легче, чем в прокуренном клубе.

– Макарыч, ты здесь? – крикнула Надя с порога.

В ответ раздался забористый храп старика. Надя улыбнулась и прошла внутрь до кабинета председателя.

– Макарыч, – снова она, – пойдём домой!

Старик вздрогнул, дернулся, похлопал себя по заросшим седой щетиной щекам, поправил очки, а потом глянул на посетительницу.

– А, Надежда Петровна! Хорошо, что разбудила. Что-то я заработался. Вот, бюджет подсчитываю, да заснул над ним маленько. Погоди, милая, вместе пойдем. Холодит?

– Холодит. Ветер поднялся, насквозь продувает.

Макарыч окинул взглядом женский наряд, укоризненно покачал головой и ответил:

– Не мудрено. В таком тоненьком пальтишке околеешь, да заболеешь потом.

– Ничего, я привыкла.

– Дурная привычка, Петровна! Ты баба еще молодая, беречься надо!

– Скажешь тоже, – горько усмехнулась Надя. – Куда беречься-то? Уж пятый десяток разменяла, кому я, старуха, нужна.

– Глупости не болтай, – рыкнул на нее Макарыч, надевая толстый болоньевый пуховик. – Сыну нужна. Себе в первую очередь. А возраст мозги должен прибавлять, а не болячки.

– Евсей Макарыч, очки вторые забыли!

– Ах, да, едрешкин-кочерыжкин! Спасибо. Пойдём, Наденька. Где же ключи у меня, были вроде где-то здесь?

Старик сменил очки, положил футляр в огромный карман пуховика. Подумал, покрутился вокруг стола, потом что-то вспомнил и сразу достал из-под разложенных на столе документов связку ключей.

Выключил свет в кабинете, закрыл на замок дверь, проверил. Все тоже самое повторил и на входе в здание.

Надя терпеливо ждала Макарыча. Идти им было все равно в одну сторону, не так страшно, да и вместе все же веселее.

Дом Макарыча находился в метрах пятистах от администрации, жил он один, вдовствовал, хозяйством не занимался. Как и по молодости, все время пропадал на работе, привык все держать в своих руках. Односельчане его очень ценили, а потому переизбирали несчетное количество раз.

Наденька же жила еще дальше, практически на самой окраине. Дом у нее был большой, просторный, добротный. Когда-то еще свекр помог отстроить да облагородить.

– Что с домом-то решила делать? – вторя ее мыслям спросил Макарыч. Он шел на полшага впереди и освещал дорогу фонариком.

– А что мне с ним делать, Макарыч? Была бы я одна наследница, отдала бы, да уехала. Или вовсе от наследства отказалась. А с Колькой никак. Опека выписать его не разрешает, нужно, говорят, обеспечить равноценным жильем. И он такой же наследник. А значит остается мне одно, свой дом выкупать у банка. Платить за Егорова кредит, чтобы не отобрали дом.

– Эк, как, – крякнул старик. – Так там платежи, наверное, хорошие!

– Не то слово, Макарыч. Не то слово…

– Не потянешь ты с зарплатой нашей, Надь. Тебе бы в город!

– Да понятно это все, Макарыч. Но за один день не сорвешься. Да и в неизвестность ехать, все бросать, – страшно. Работу бы найти.

– Ты бы это, хоть пока Колька на каникулах будет, на разведку съездила. У меня его можешь оставить, если один забоится. Я пригляжу.

– Спасибо, Евсей Макарыч. Подумаю.

– Ну ты это, главное – не вешай нос. Образуется.

2

За разговором дорога прошла незаметно, и уже через минуту председатель тепло попрощался с Наденькой, свернув в сторону своего дома.

Дальше путь лежал по бездорожью и в кромешной темноте. И в прямом, и в переносном смысле.

Макарыч говорит, что все образуется. А как оно образуется теперь? Нет, не образуется. Нужно решаться, ехать в город и искать работу. Снимать хоть какое-то жилье. Кольку в другую школу переводить.

Удружил Егоров, муженек поганый. Сам на том свете преспокойно себе отдыхает, ни о чем не заботится. А ей теперь всю эту кашу расхлебывай. Надя чертыхнулась, отругала себя за то, что к ночи вспомнила покойного, тут же перекрестилась, а потом осторожно побрела по обочине, там, где трава уже слежалась плотным ковром, не дающим ногам утопать в грязи.

Колька уже спал. Дверь в его комнату была приоткрыта, и тусклая красноватая полоска света от соляной лампы лениво выползла в коридор и лежала на ковре, словно объевшийся кот.

Надя тихонько разделась, сунула сапоги на полку с электрическим подогревом, еще раз порадовавшись, что смогла купить это чудо техники на распродаже. К утру сапоги высохнут. Завтра воскресенье, единственный выходной день, нужно успеть заклеить обувь, а возможно даже попробовать ее подшить.

Когда-то в детстве дед показывал, как пользоваться крючком, ловко при маленькой Наде пришивал к старым валенкам новые подошвы. Видела она такой где-то в сараюшке с инструментами, нужно поискать.

Надя прошла на просторную кухню, проверила суп на плите. На дне кастрюли красовались три ломтика картофеля и с половину половника бульона. Колька все-таки не доел и в холодильник не убрал. А завтра скажет, что оставил для нее. Чувствует, что продукты теперь впритык. Ничего от него не скроешь.

Надя вздохнула, вылила в тарелку остатки супа через край, поела. Веки отяжелели, спину ломило от усталости. Она уронила голову на руки, да так и задремала прямо на столе.

Очнулась от мурлыканья кошки, тычущейся мокрым носом в руку. Погладила животинку за ухом, скинула ее со стола и пригрозила пальцем, чтоб той больше не повадно было на стол лезть. Уставшая и обессиленная доплелась до кровати и думала, что сразу уснет. Но не тут-то было. Снова мысли одолели, снова страх схватил за горло. Как теперь им с Коленькой выживать. Прав Макарыч, в город им надо ехать!

3

Никогда она не думала, что Вадим Егоров, который был первым красавцем в их универе, станет ее мужем. Вадим на агронома учился, на два курса старше.

А Наденька на экономиста поступила – сама, на бюджет, рада была безумно. В общежитии комнату дали. И подружка ее, Светка, тоже поступила. Вместе и жили, и радости делили с ней пополам, и горести. Студенческая жизнь закружила, завертела. Хорошо было. Все успевали: и учиться, и по выставкам бегать, и в бассейн, и в спортзал, и в кино.

Надя, конечно, красавицей себя не считала, но и дурнушкой не была. Парни за ней ухаживали, да и на Светку женихи не меньше внимание обращали. Только они все отшучивались, да головы ребятам морочили – на свидания всегда вместе приходили. И к мнению друг друга – с кем стоит дружить, а с кем нет – прислушивались.

А Егоров чисто случайно как-то подошел к ним в кинотеатре, за минут пятнадцать до начала сеанса. И просто попросил поменяться местами. Ему нужен был ряд повыше, а девушкам взамен предложил практически те же места, но в центре зала. Подружки и не думали отказываться! Какая удача! Зачем Егорову понадобились места в дальних рядах, сомнений не вызывало. Конопатая Ольга Рябова с третьего курса прослыла девушкой легкой на общение. Она висела на плече у Егорова и забавно выпячивала губки бантиком, предполагая, что так выглядит более сексуально.

Билетами обменялись, пообщались еще пару минут и разошлись. Надя и забыть забыла про эту встречу. А Вадима зацепило. Понравилась ему Надя Макарова. Быстро он выяснил и где учится, и где живет девушка. Уже через неделю стоял с цветами под окнами общежития, уговаривая ее пойти на свидание.

Светка, по ранней договоренности, подругу в беде не бросала. На свидание ходила с ними исправно, всегда умудрялась садиться посередине, да и вообще не оставляла влюбленного Егорова наедине с дорогой подругой.

Вадим бесился, но отчего-то понимал, что если прогонит Светку, уйдет и Надя. Так и дружили втроем, под приглядом подруги.

Надя хоть и рада была помощи подружки, да только со временем и к Вадиму привыкла. И доверять ему больше стала. Ведь отдельных встреч не ищет, руки не распускает. Интересный и вежливый. Красивый. С лица, конечно, воду не пить, но это приятный бонус. Значит, дети будут красивые.

Когда осознала, о чем подумала, испугалась. Поняла, что тоже влюбилась. Только когда же успела? Вроде и не собиралась.

Вадим оказался проворнее. Он, поняв, что Светка просто так не отстанет, а Надя сама ее не осмелится попросить остаться дома, тоже стал приглашать на свидания своих близких и не очень друзей. Каждую неделю приводил нового знакомого, смотрел, как реагирует на них Надина подруга, искал подходящего.

Глазки у девчонки загорелись при виде Макса Орлова. Не лучшая партия, но Светка влюбилась по уши. Наде, конечно, это совсем не понравилось, но Светка советы лучшей подруги и слушать не захотела, и даже на Надю обиделась тогда, мол, ты только о своем счастье и думаешь.

Парочка вскоре отпочковалась и ушла в свободное плавание, наконец-то оставив влюбленных без надзора. Но Вадим теперь и сам был настроен на серьезные отношения. Будучи уже без пяти минут специалист, строил планы на будущее, мечтал работать по специальности и часто говорил о замужестве.

Надя же была расстроена. Она и с любимым расставаться не хотела, и переживала, думала об учебе. Бросать университет ради ранней женитьбы не хотелось.

Все решилось быстро: сразу после защиты диплома Егорову предложили работу в сельхозкооперативе, с хорошей зарплатой несмотря на отсутствие опыта.

Вадим уехал, Надя осталась учиться в городе.

Казалось, разлука должна была дать возможность оценить ситуацию, немного отвлечься от бушевавших в душе чувств. Только Вадим звонил по пять раз на дню, приезжал к Наде на выходные и постоянно звал к себе. Ему дали корпоративную квартиру, а неподалеку, в соседнем селе, жили его родители и всячески помогали. Вот и невестку звали к себе в гости познакомиться.

"Мягко стелют, да жестко спать будет! " – говорила Светка, все больше завидуя подруге. Макса она никак не могла удержать, тот был падок на женскую красоту и, хоть явно и не изменял Светке, но подруга в буквальном смысле задыхалась от ревности.

Чтобы удержать любимого, она быстро решилась на более серьёзные отношения. И возможно, при другом подходе, ее судьба бы сложилась иначе, но решила Света сделать ход конем. Не стала предохраняться, через пару месяцев забеременела. Макс к тому времени оказался в неприглядном положении: за регулярные прогулы и несдачу сессии его могли отчислить, а потом и забрать в армию.

Светка, пожалев о своем скоропалительном решении, испугалась, напилась таблеток, которые добрые знающие советчицы через каких-то знакомых достали. Таблетки не помогли. И жениха не отчислили. И беременность никуда не делась, а в скором времени и вовсе стала заметной.

Молодые, после Светкиных угроз и истерик, все же решили расписаться. Родители сняли им отдельную квартиру и даже сыграли небольшую свадебку. Надя была приглашена почетной свидетельницей, Вадим, по общему согласию двух подруг и жениха, стал свидетелем.

Тогда-то и случился их с Надей первый раз. Опьяненные долгожданной встречей и радостью за друзей, они с Вадимом нашли укромный уголок, отдавшись своей накопившейся страсти. Весь мир для Нади тогда перевернулся с ног на голову. Поняла она и подругу, так спешившую замуж, осознала и то, что мужчине требуется женская ласка.

И как Вадим еще так долго держался, ждал ее? Ведь там, наверное, много девушек красивых, а деревенские – они ушлые, быстро такого завидного жениха успешного приберут к рукам.

Теперь и Надя заразилась ревностью. Не находила себе места, тосковала больше прежнего.

А Светка, словно дразнила, каждый день рассказывала подруге о том, как счастлива с мужем, как чувствуется ей шевеление ребёночка, как целыми днями они с любимым решают, в каких тонах обставить детскую и какие наряды купить для малышки.

На зимние каникулы Надя не поехала к родителям, а по приглашению Вадима отправилась знакомиться с будущими родственниками в деревню. Там же попала на настоящие смотрины.

За огромным столом собрались все близкие, а Вадима и Надю, словно молодоженов на свадьбе, посадили во главе стола. Поздравляли, сулили сладкую жизнь. Именно тогда и сказал свое веское слово свекр. Налил стопку, встал, серьёзно посмотрел на гостей, на молодых:

" С весны начну закладывать фундамент на ваш будущий дом. Участок уже куплен – большой, добротный. Ты Надя, пойми, в нашей семье бабы за мужиками, как за каменной стеной. Образование – это конечно хорошо, но путевые мужики долго бобылями не ходят. Думай, только недолго. К лету, как сдашь сессию, переводись на заочное, в августе свадьбу сыграем, в зиму уже в свой дом заедете, это я вам обещаю. Так что, гости дорогие, всех в августе ждем на свадьбу. Ну а кто невеста будет, посмотрим. Надя решится, значит она и будет. Не надумает, так и другую подберем".

Смех над столом пролетел сродни грому. Надя, оглушенная словами, даже не знала, что и ответить. Вадим тогда обнял любимую, поцеловал, прошептал:

– Ну что ты в самом деле, Надь. Ведь только за тобой слово. Скажешь да, и весь мир у твоих ног. Хорошо жить будем, в достатке. И учеба твоя никому не нужна будет.

4

Что в достатке жить лучше, согласны были и Надины родители. Ну и что, что в деревне. До города дорогу отстроят, машина своя будет. Да и не все ли равно, когда с милым везде рай. Надя послушно приняла мнение большинства, сдала сессию, а после перевелась на заочное. В село, где работал жених, она уезжала с надеждой на светлое будущее. Молодости вообще свойственно верить в то, что любые невзгоды нипочём. Вот и Надя верила.

Свадьбу сыграли, дом отстроили. И адрес, как первым поселившимся

на новой улице, дали по желанию. Село Преображенка, переулок Молодоженов, дом 1.

Все было радужным, и медовый месяц сладким. Только одно омрачало Надино счастье. Подруга Светка родила, а через месяц ребеночек умер от порока сердца. Надя и не знала ничего, поехала в город пригласить подругу на свадьбу, а застала ее в квартире одну, обезумевшую от горя.

Муж ее, посчитав Светку виновной в смерти ребенка, ушел жить к родителям. А Светка сидела в четырех стенах, скулила и ненавидела весь мир. И Надю возненавидела, за то, что та счастлива. Обвинила во всех грехах, в том, что Орлова они с Вадимом ей специально подсунули. Прокляла, бросила в спину уходящей Наде, что не видать ей счастья и детей не видать.

Уезжала от подруги Надя в слезах. В серьезность слов Светкиных не верила. Пыталась потом встретиться с ней еще несколько раз, но итог был таким же. К ноябрю Светку из универа отчислили и она, подав на развод, уехала жить к родителям. На звонки не отвечала, а потом Надя и сама прекратила ее беспокоить. Если человек не принимает помощи, к чему лезть в душу. Она понимала, что подруге требуется время и, возможно, одиночество. Вкупе все это всегда вылечивало израненную душу.

Лишь через год Надя еще раз вспомнила Светкины слова. Первая беременность оказалась замершей на раннем сроке. А потом и вовсе у Нади никак не получалось забеременеть.

Отношения с мужем были хорошими. Не сказать, что Надежда чувствовала себя на седьмом небе от счастья, но и жаловаться было грех. Во всем помогали родители. Да и жили молодые в достатке, как и обещалось.

Постепенно страсть молодых улеглась, интерес пропал и стали они друг другу просто родственниками – жили под одной крышей, каждый занимался своим делом. Вадим работал агрономом, Надя в том же кооперативе кладовщиком. Постоянно на глазах друг у друга, да и у всех остальных на виду.

Вот почему Надя сразу поняла, что муж загулял – люди начали шушукаться, обсуждать их с Вадимом за спиной.

Больно ударило понимание того, что мужу оказалась не нужна, не интересна. Что слова любви были как сахар к утреннему чаю, лишь чтобы подсластить обыденность.

Хотела все бросить, развестись. Гулял муж, а стыдно людям в глаза смотреть было Наде. Значит, она виновата. Где-то не утешила или слово не то сказала. А может и то, что не было у них детей, стало решающим. Хотя Вадим, казалось, из-за отсутствия наследников, совершенно не переживал.

Пошла писать заявление в сельсовет. Велели обождать, каких-то вроде бланков не было. Надя не разбиралась, сказали – ушла. А вечером приехала свекровь. Поставила на стол бутыль, напоила силком сноху, заставила все рассказать.

Надька плакала, делилась наболевшим. Думала, что свекровь, как женщина, поймет, поддержит. Они ведь с ней ладили, с самого первого дня. Только мать Вадима отругала Надьку. Отругала, на чем свет стоит. "Есть в кого, – говорит, – Вадику гулять. Папаша Вадика, царство ему Небесное, тот еще ходок был. Все они кобели, а жить ради себя надо. Погуляет, да успокоится. Ребеночка скорей роди, все у вас наладится".

Надя что-то бормотала сквозь слезы, что муж не хочет, что она забеременеть столько лет не может.

Свекровь плюнула от досады, вложила в ладонь Наденьки коробок с ладаном. Велела пить по паре крупинок на ночь каждый день после месячных. Ну и мужа ублажить, напоить, если надо, вспомнить о том, что Надя женщина, а Вадимка всего лишь мужик, как и все – ведомый.

Надя свекровь проводила, еще несколько дней обдумывала ее слова. Уехать бы, да с насиженного теплого места срываться страшно. Раньше страшно было в деревню ехать, а теперь боялась в город возвращаться. Опростел у нее характер, и речь деревенскими словечками пестреть стала. Что она там, в городе теперь одна делать будет? Как жить?

Была не была, решила остаться, попытать счастья в семейной жизни в последний раз.

Послушно стала пить янтарные крупинки церковного ладана, сменила прическу, заказала красивое белье, купила дорогой коньяк. И повод в ближайшие дни имелся – десять лет совместной жизни.

Свекровь оказалась права. И в том, что муж на красивое белье и сладкие речи поведется. И в том, что ладан поможет. Надя забеременела сразу. И даже отношения с мужем, казалось, наладились. По крайней мере, шепотков и косых взглядов она больше не замечала.

Колька родился, и Вадим, на удивление, к семье прирос, по дому помогать старался, все крутился возле сына, рассматривал его, дул на пухлые пальчики. У Нади сердце заходилось от нежности, когда смотрела она мужа и ребенка. Неужели не успокоится, вон как мальчишку любит!

Сын рос красавцем, смышленышем, ходил везде за отцом по пятам, ждал с работы. И Надя ждала, только муж ненадолго остепенился. Прошло пару лет, и снова он задерживаться на работе стал и снова врал.

Во второй раз она затаила обиду, но теперь из-за сына побоялась рушить семейную жизнь. Ребенку в равной степени нужны и отец, и мать. А муж хоть и редко, но все же уделял ей внимание. Да и не молода она уже, чтобы страсть била в голову, будто шампанское. А когда хлопот полон рот, уж о любви ли думать?

Так и шло, снова каждый занимался своими делами. Надя не лезла в душу к мужу, он в равной степени относился хорошо и к ней, и к сыну, и о доме никогда не забывал. А о его похождениях Надя старалась не думать. Правду говорят, мужики не бывают однолюбами. Мало им, видимо, одной женщины.

Как бы ни было, но бОльшей подлости от мужа Надя не ждала. Все-таки в глубине души любила его и надеялась, что нагуляется когда-нибудь, успокоится.

Потому, когда муж пропал без вести, она лишилась и сна, и покоя. Стояла такая же осень, с проливными дождями и холодом. Вадим уехал в командировку, вроде как договариваться с каким-то поставщиком о новых семенах для посевной. Уехал и пропал. Не вернулся ни через день, ни через неделю. Надя заявила в милицию, но там лишь сподобились опросить всех свидетелей и развесить по району ориентировки с фотографией. На этом поиски завершились.

Плакал Колька, тенью ходила Надя и только свекровь восприняла все спокойно. Тогда Надя списала все это на возраст и болезнь пожилой женщины. Посчитала, что так даже лучше – пусть мать верит, что с сыном ее все хорошо…

5

Реакция свекрови понятна стала позже, намного позже. Полтора года Надя маялась, обивала пороги милиции, требуя продолжать искать пропавшего, ночей не спала. Нет-нет да и закрадывалась мысль, что с Егоровым все хорошо, но все же не верилось, что он мог так поступить с сыном. С ней, возможно, да, но не с Колькой.

Оказалось, смог. Об этом ей однажды и вылепил молоденький, разодетый в новую форму следователь. Так и сказал: "Прекратите истерики, мамаша. Муж ваш жив, он просто с вами общаться не хочет. Мы имеем право не разглашать его местонахождение".

Надя, где стояла, там и села.

– Как это не хочет общаться? А ребёнок?

– Ну, знаете, я вам как мужик говорю: ребенком человека к себе не привяжешь. Вы бабы странный народ. Сначала рожаете для себя, а потом удивляетесь, что ваши дети никому не нужны.

– Да… да как вы смеете! – вскипела Надя, выходя из оцепенения.

– Но-но, гражданочка! Без личностей. Могу вам только посоветовать на алименты подать. Так можно, тем более что человек найден.

На алименты Надя не стала подавать. Она вообще теперь ничего не хотела слышать о муже. Хотела было развестись, но поняла, что предстоит дележ имущества, а там и скандалы, и сплетни. Кольке и так досталось, еще и это все… Зачем? Бог с ним, с Вадимом, пусть живет, где ему хочется. Раз таким гнилым оказался, то может и к лучшему, что не на глазах, не в одной деревне.

Сыну только сказала, чтоб не переживал, что жив отец, только живет в другой семье. А он и не удивился. Ответил по-взрослому, по-мужски:

– Мам, мой отец всё-таки погиб. А там я не знаю, кого нашли. Но это точно не он. Может, двойник?

Надя потрепала вихрастую голову, вздохнула. Вот и у сына свое сложилось мнение. Оправдывать мужа? Так и сказать нечего о его поступке, подлость чистой воды. А прошлые заслуги на фоне этого известия словно стерлись, смылись вешними водами, дождями, выплаканными слезами. Действительно, он для них, наверное, умер.

Так и остались они с сыном жить здесь, в Преображенке. Надя ходила на работу, Колька учился. Через год похоронили свекровь. Попрощаться приехали все родные, кроме Вадима. Обсуждали, шушукались, еле вытерпела.

Трудно было одной: и со скотиной нужно управляться, и на работу, после тяжелой работы в сарае, прийти свежей и отдохнувшей. Деревенская жизнь вообще к бабам юморная.