Время посмотреть вверх. Сборник рассказов

«И третье, самое сложное – добротой. Тебе нужно будет помогать тем, кому действительно нужна помощь. И делать это искренне»

И она помогала. Девочкам – накрывать стол, троечнику – решить пример. Кому-то донести вещи, а кого-то просто успокаивала и подбадривала.

В конце продленки к ней подошла одна из одноклассниц. Она неловко теребила в руках краешек юбки и боялась поднять глаза.

– Давай с тобой дружить? – тихо произнесла она. – Меня Катя зовут.

– Давай! – улыбнулась девочка. – А меня Света.

– Очень приятно, – вежливо отозвалась Катя и опустила взгляд вниз, на Светины руки. – Ой, какой у тебя красивый орнамент на браслете! Ты его купила?

– Нет, сама с бабушкой плела.

– А меня научишь? – с восхищением спросила девочка.

– Научу, – пообещала Света и погладила браслет пальцами. Её желания сбылись. Так почему бы теперь не помочь другому. – Только надо плести вместе с бабушкой, только она знает, как сделать из него не простой браслет, а волшебный!

– Ух ты…

Найденыш

«Возьми, ну, возьми, я хороший…»

– Нет уж, – шепотом отвечала я и отпихивала приставалу ногой подальше. Тот не сдавался и вновь возвращался.

«Смотри, какой я красивый, ласковый. А еще я добрый, веришь?»

– Верю, верю, но не до тебя мне, милый. Найди себе кого другого.

«А мне ты нравишься…»

– Ты мне тоже, – смиловалась я. – но к себе все равно не возьму!

«Ну почему?»

Я бы, наверное, еще долго препиралась с найденышем, но тут автобус остановился, а водитель громко объявил на весь салон:

– Автобус дальше не идет, просьба покинуть салон!

Мигом подскочила, закинула сумку на плечо и намеревалась совсем-совсем не оглядываться и не поддаваться на обиженный взгляд в спину, когда услышала грустный, почти человеческий вздох за спиной. Сердце остановилось на мгновенье, словно укоряя меня в черствости.

– Ладно, – пробормотала я, разворачиваясь на каблуках. – Кис-кис-кис, иди сюда!

Из-под ближайшего сиденья громко мяукнули, и уже через мгновенье кот оказался у меня на руках, громко урча.

– Будешь Кузей, – произнесла я, почесывая его за ухом.

«Мррр, как скажешь, хозяйка»

4

Звонок

– С-соедините меня с номером 680—25.

Голос девушки дрожит от страха, и я медлю пару мгновений, прежде чем ответить. Даю времени прозвучать фальшивой записи соединения, и негромко произношу:

– А я ведь предупреждал, Джейми, – она всхлипывает, мгновенно узнавая голос. – Ай-яй-яй, какая непослушная, девочка… Ты ведь знала, чем это закончатся.

– Нет! Нет! Не мучайте мою маму! – я слышу плач и с удовольствием вслушиваюсь уже в крики боли. – Я все сделаю, все! Больше не буду убегать! Пожалуйста, прекратите!

– Ты знаешь, куда звонить, когда вернешься, – бросаю трубку и откидываюсь в кресле. Попалась.

«Новости за 14 декабря… Вновь найден труп молодой женщины. Напоминаем вам, что череда убийств продолжается с осени этого года, а зацепок по делу серийного убийцы крайне мало. Однако, сегодня у нас в гостях сотрудник полиции Кларк Пристон. Кларк, здравствуйте. Появилось ли что-то новое в деле «Телефонного убийцы?»

– К сожалению, нет, все тоже. Его никто не видел, а только слышал. Нет никого, кто бы мог его опознать, а о звонках мы узнаем от родственников. Не знаем, за что зацепиться, – мужчина вздыхает. – И поэтому я очень прошу, если вам начнут звонить с угрозами, обратитесь по горячей линии, которую вы видите на экране. Мы обеспечим вам и вашим близким полную безопасность».

Как же, обеспечат. Нет ничего лучше старого-доброго страха, а он проникает везде, как и мой голос, я точно знаю. Последняя девочка была непослушной, а оттого умирала долго. Получилось написать множество номеров ее кровью, рассказывая о себе. Почему, если я вынужден постоянно слушать голоса, то всякая шваль имеет право отмахиваться от моего? В записной книжке покоились все номера, на которые она звонила, а их было сотни… Может не будь она такой болтушкой, не раздражала бы так сильно?

Впрочем, неважно. Чей-то тонкий, визгливый голос уже третий час жалуется на учебу. Господи, нельзя же быть таким нытиком! Что ж, милая, за это ты и поплатишься. Я долго за тобой наблюдал, слушал. Мерзкая, противная, самоуверенная девчонка, упивающаяся слабостью других. Что ж, теперь ты будешь слабой…

«Тело растерзанной школьницы нашли спустя два дня после ее смерти в одной из заброшенных квартир на *** —авеню. Это уже пятнадцатая жертва „Телефонного убийцы“. Новых фактов полиция не сообщает»

Идиоты. И девочка эта – идиотка. Ее визгливый голос действовал на нервы, и сжимать тонкое горло одно удовольствие. Впрочем, хрип вышел лучше визгливого голоска. Наконец, отдохну от него… Хоть чуть-чуть.

Их всегда так легко запугать. Понизить голос, рассказать, что будет, если она хоть кому-то расскажет о звонках. И дать послушать запись воплей прошлой жертвы. Это всегда пугает до дрожи в голосе. У меня целая коллекция записей. Вопли жертв, просьбы о помощи, крики детей. Весь арсенал для запугивания – я и крики боли. Разве не чудесно?

Я не оставляю следов, а мой голос знают только жертвы. И ни одна не расскажет о нем из могилы.

***

– Что еще он вам говорил? – офицер полиции внимательно записывает каждое слово за дрожащей девушкой. Та сидит, завернувшись в плед, а в руках у нее чашка горячего чая. И ее все еще трясет.

– Он пытал прошлых девушек. Включал их крики и просьбы о помощи. Сказал, что если обращусь в полицию, то следующими будут мои родные. Я не могла больше это слышать, – она всхлипывает, закрывая глаза. – А потом сказал, что будет ждать меня. В нижнем белье и на все готовой. Он называл м-меня падшей женщиной и говорил, что ничего не стоит раздвинуть ноги еще раз. Я-я… Я согласилась… Но в последний момент передумала. А на следующий день убили мою лучшую подругу Кони. Её мама сказала, что позвонила какая-то девочка и сказала, что мне нужна помощь.

Я, я боялась подойти к телефону, но он не звонил, и тогда я начала беспокоиться. А потом, он зазвонил. И тот голос сказал лишь адрес. Я пришла к вам… Пожалуйста! Защитите моих родных! Я все вам расскажу, пожалуйста!

***

Спустя пять дней худощавого мужчину выводили в наручниках из заброшенного дома. Убийца рвался из рук и кричал, что невиновен. Но в доме нашли все – записи с криками жертв, телефонный аппарат и книгу с телефонными номерами. Все было решено.

Дома Алика торопливо заперла дверь и выдохнула. Все закончено. Она молодец. Скоро приедут родные, и все забудется. Телефонный звонок разбил тишину.

– Алика, милая, – мужской, низкий голос мягко пожурил ее. – умная девочка. Но не умнее меня. Твоя семья мертва. Из-за тебя я лишился своей коллекции, и ты порядком мне надоела. Что же будешь делать теперь, ведь я в паре домов от тебя?

***

Вытерев нож чистой тряпицей, мужчина присел около трупа девушки.

– Я спрячу тебя глубоко под землей, а полиции оставлю письмо, что вы с семьей переехали. Пришлось раскошелиться на билеты, чтоб сбить их со следа хоть ненадолго. И мне придется переехать. Твои вопли для коллекции не годятся. Но зато я уже нашел новое место работы. В Огайо нужен новый диспетчер. Так что, аривидерчи, милая!

Неподходящий наряд

Она была в неподходящем наряде. Рыжая юбка, синие чулки и ярко-розовая кофта. У нее было самое дурацкое имя и отражение. И поэтому она была прекрасна.

Она приходила в это кафе по четвергам. Заказывала кофе, доставала чупа-чупс и ноутбук, поправляла хвостики и принималась печатать.

Впервые я увидел ее из парка. Она ярким пятном привлекла мое внимание, так что я вгляделся получше и обомлел. Розовые волосы, россыпь веснушек, яркий маникюр и зеленое платье с красным пиджаком. Я не мог отвести взгляда. Мой унылый вечер заиграл новыми красками.

С тех пор я постоянно приходил в этот парк и наблюдал за необычной девушкой. Выучил ее привычки. Узнал имя – Клариса, и любимый кофе – латте с карамелью. Безумно хотелось познакомиться, но мой серый костюм никак не вписывался в ее яркий образ. С этим что-то надо было делать.

И вот день настал. Я сидел в красных штанах и синем свитере. Чувствовал себя идиотом, но сидел. Ждал. На сиденье рядом лежал букет радужных роз. Поражать – так наповал!

Наконец, сзади раздался цокот каблучков. Она присела напротив меня и улыбнулась.

– Какой у вас необычный вид…

– Как и у вас, милая леди, – я протянул ей цветы. – Позвольте пригласить вас на свидание?

5

По парку шли двое. Нелепые, слишком яркие, слишком непривычные для взгляда, но оттого не менее счастливые. Ведь только мы делаем наш мир ярче.

Человек – это истина, которая умирает

Я меняла повязки, смачивала тряпицы и стирала пот со лба. А раненный все говорил, говорил, говорил. О детях и жене, которых оставил там, далеко, а теперь и не знает, когда вернется.

О потраченном детстве, когда ели все, что придется, а девочек на свидание водили в яблоневый сад. Считалось самым важным – подарить своими руками добытое яблоко.

О юности, когда кровь бурлила в жилах, а первый поцелуй так сладок, что лучше него, казалось, нет ничего.

Он шептал, метался на постели, хватал меня за руки и смеялся. Перед его глазами вставала вся жизнь. А я была невольным слушателем.

Он говорил, что всегда возвращался. Куда бы его ни закидывало – всегда. А потом снова рвался в бой. Война стала неотъемлемой частью жизни, и он ходил туда, как на работу. Тяжелую, опасную, но любимую.

Он смеялся, говоря, что искал подвиги, чтобы потом рассказывать их своей Жоззи. Ему казалось, что без этого никак. Ведь таков был устоявшийся круг. Дом-работа-подвиг-дом… А ведь совсем не это ей было нужно…

Он плакал, когда говорил, что ненавидит эту чертову войну. Что она испортила, исковеркала жизнь, походя сломав как еще одну игрушку. Что он устал вытаскивать товарищей из-под пуль, видеть во снах кровь и остекленевшие глаза. Он хотел домой – к Жоззи и детям, и лишь сейчас понимал, что ему и не надо было никуда уходить, чтоб обрести счастье.

Но война не оставляет выбора.

Он показывал фотографии. Любовно вёл пальцами по родным чертам, кусал губы и запрокидывал голову, пытаясь удержать снова рвущиеся слезы. Он все прекрасно понимал.

Он говорил, говорил, говорил, и речь его сбивалась в бессвязный шепот, то затухающий, то вновь набирающий силу. Я меняла повязки и слушала.

Ведь это единственное, что я могла для него делать.

Небо

Я стою на краю крыши. Над головой вечернее, алое небо, подо мной пропасть. Напрягаюсь, готовлюсь. В этот раз я доведу все до конца. Раз, два…

***

Небо над головой темно-синее, с едва разгорающимся рассветом где-то внизу. Голубая, нежная каемка еще безумно мала, но потихоньку завоёвывает все оставшееся пространство. Я прижимаюсь к прохладному окну и, прищурившись, наблюдаю за медленно разгорающейся искрой солнца. Что ж, и бессонница бывает полезна.

День, собственно, идет насмарку, я уставшая и не выспавшаяся, но баюкаю внутри видение зарождающегося дня. Зевок. Кажется, оно того стоило. Тема пар проходит мимо меня, лишь автоматически фиксирую что-то в тетради. Ну и плевать, экзамены лишь в конце года.

Обратный путь под светлым с едва заметными облачками небом несколько бодрит меня. Задираю голову вверх и щурюсь от яркого солнца. Как жаль, что не могу взмыть в эту великолепную голубую высь…

Я уже говорила, что влюблена в небо? Тонкий луч солнца скользит по моему лицу. Кажется, это взаимно.

Когда это случилось – не помню. Знаю лишь, что замерла тогда посреди улицы, углядев впросвет между зданиями кусочек догорающего заката. Розовый свет затапливал небосклон, а фиолетовые облака острыми стрелами неслись куда-то за горизонт. Само же солнце, желтое, в багряно-рыжем ореоле ослепило меня, пронзив в самое сердце. С этого момента я всегда поднимаю глаза вверх.

6

Чтобы посмотреть. Убедиться, что оно рядом. Чтобы ощутить поддержку и ухватить кусочек личного счастья. Причудливые фигуры облаков, мягкие краски дня и насыщенная палитра закатов. Небо завораживало, пленило и звало к себе.

Только вообразите себе, каково это – падать вверх. Проваливаться в этот омут. В это бескрайнее небо. Тянуться к искрам звезд, желая убаюкать в ладонях. Страстно желать полета и все чаще искать выход на крышу.

Замок на старом чердаке поддался не сразу. Поскрипел для солидности, осыпал мне руки ржавчиной и, смилостивишься, пропустил. В первые вылазки мне хватало и неба – я расстилала плед, куталась во второй и опрокидывалась на спину. Небо надо мной теряло свои границы, вырываясь из клеток домов и высоток. Здесь небо было совсем рядом.

Я тянула руки вверх и мне казалось, что мои ладони впитывают все краски дня. Разглядывала облака и давала им имена. И смотрела, смотрела и смотрела. В любое свободное время ускользала из квартиры и уходила к небу. Запускала самолетики, никогда не зная, куда они приземлятся. И страстно хотела сама стать самолетиком, чтоб ощутить эти волшебные мгновения полета.

И вот я стою. Ветер треплет волосы, на губах играет улыбка, а все тело поет в предвкушении движения. Надо мной вечернее, алое небо, подо мной пропасть. Я стою на краю крыши и готовлюсь сделать шаг.

Раз…

Два…

Три.

Я отталкиваюсь от привычного края и лечу. Мгновение лечу, пока вновь не ощущаю твердую поверхность под ногами. И тогда вновь разбегаются и прыгаю. С крыши на крышу, навстречу небу и полету. Ветер свистит в ушах, а удар окрышу отдается болью в ногах, но я счастлива. Свобода.

Мой заливистый звонкий смех несется вслед, заставляя людей поднимать головы вверх. Как знает, может, и они влюбятся в небо? А пока я бегу, перелетая с крыши на крышу, и впереди бескрайнее небо, в которое я влюблена.

Звон

Бом-м-м. Бом-м-м. Бом-м.

Я запрокидываю голову вверх и улыбаюсь. Бом-м. Обожаю колокольный звон. Он вестник радости, вестник счастья, вестник сытного обеда.

Бом-м.

Тяжелые, мерные удары сменяются легким перезвоном. Ах, красота. Я готов слушать это вечно!

Каждый голос, каждый звук уникален. Он зависит от характера человека, от смелости, от силы руки, готовящейся к очередному удару. Бом-м. Как же прекрасно.

Я несусь от одного колокола к другому, собирая свежую жатву. Ах, этот уникальный перезвон серийных убийств. Четкий, звонкий, отчаянно жаждущий привлечь внимание. Мерный рокот намеренных, но защищающих свою жизнь колоколов. Ничего, и вы когда-то сорветесь в тонкий звон-плач, когда останется последний шанс. А гул случайных убийств? Он так похож на вой, что некоторые люди слышат его.

А некоторые даже видят меня. Пугаются, глупышки, конечно же. Хотя сами виноваты в моем появлении.

Я всегда упивался вкусом крови, а уж когда мне дали доступ на эту симпатичную планетку, то и вовсе ликовал. Сколько жизни, сколько силы, сколько уникального звука! Я убивал, иногда заставляя мучатся, иногда быстро. Я создавал свою мелодию.

Однако, оказалось, что можно сделать звук еще интереснее, а убивать, почти не скрываясь. Демон я или где? Шепнул одному экстрасенсу, намекнул другому, навел шумихи в правительстве и теперь пожинаю плоды, а они думают, что контролируют меня.

Теперь я даю выбор. Кто сколько убьет и что ему за это будет. А точнее, не будет. Ведь они могут выбрать число от нуля до пятидесяти совершено безнаказанно. А могут не ограничивать себя и стать моей добычей в тридцать пять лет. К этому времени они успевают сделаться поистине удивительным лакомством.

Люди как-то даже объяснили это, не затронув меня. Мол, демократия. Ха демо, как раз про меня… Мол, сможете защитить свою жизнь, да и бороться с перенаселением как-то нужно. Политики всегда все объяснят, на них можно положиться.

Я напоминаю о себе за пару дней. Тихо звеню колокольчиком над ухом. Люди так забавно пугаются! Вздрагивают. Особо несогласных я свожу с ума голосами, звоном и своим видом на периферии. Обычно им хватает, и они судорожно подписывают себе приговор под видом выбора числа.

Самых непослушных убиваю с особой жестокостью. Это так весело, когда игра идет по твоим правилам.

Особенно люблю нулевиков. Самая сладкая и невинная добыча. Их проще всего подвести под удар, ведь убить их проще простого, а если убьют они – то тем более дорога в мою пасть.

Жаль, что с каждым поколением их становится меньше.

Бом-м.

Колокола звенят в моей голове, сообщая о каждом новом убийстве и создавая новую мелодию. Я счастлив.

Бом-м. Скоро и твой день выбора.

И небо обрушится на нас…

Я сижу на влажной скамейке и сжимаю в своей ладони твою безучастную руку. Небо над нами багровое, тревожное. Мне кажется, что с каждой минутой оно опускается все ниже и ниже.

На тебя, меня, нас и всю планету в целом. Я задыхаюсь, паника поднимается все выше, перехватывая горло и не давая нормально вдохнуть.

– Ты видишь? Видишь? – шепчу я. – Ответь мне, наконец, я не могу бороться одна!

Небо спускается ниже, грозит черными облаками, которые вот-вот прольются моими слезами. Ты молчишь, а я все жмусь ближе, целую твои скулы, лоб, губы. Ты молчишь, но на миг мне кажется, что губы дрогнули, отвечая. Все еще тешу себя надеждой.

– Видишь? – мой голос взмывает ввысь, и я жмурюсь, не в силах видеть подступающую темноту.

Она везде. На небе, во мне, в тебе, поглотив все капли света и, кажется, даже любви.

– Нет. Я ничего не вижу, – ты отстраняешься, и я вижу, как сжимаются губы. – И никогда больше не увижу.

– Это ведь не страшно, – шепот тихий, но я знаю, что слышишь.

– Самое страшное, – грубо обрываешь. – Знать, что может быть лучше, чем есть.

– Что может быть лучше, чем жизнь?

В небе над нами сверкает молния, и я встаю. Ты не слышишь меня, не борешься, словно потеряв зрение, потерял и все человечное, что было.

– Я люблю тебя, слышишь? Любого люблю, понимаешь? – ты молчишь. Что ж. Ты сделал свой выбор, когда не пустил к себе в палату. Когда накричал на меня, что нет жизни без зрения. Когда не захотел учиться жить так. Когда замолчал.

Я не могу достучаться до тебя, не могу жить без тебя, не могу вытащить из бездны, если протянутая рука остается пуста.

Первые, тяжелые капли падают мне на плечи, на запрокинутое лицо, смешиваясь со слезами. Прости. Мне больно, безумно больно.

И я боец, который сдался. Небо надо мной плачет, я наклоняюсь, бережно целую в висок. Ты хмуришься и просишь отвести обратно в больницу.

Я молчу. Все еще помню, как заливалась соловьем, а небо темнело. И вот она – развязка. Я не в силах ничего изменить.

Сдаю тебя на руки обеспокоенной медсестре.

– Главное, что ты жив. Помни это.

Ливень лишь усиливается, но я отмахиваюсь от предложения остаться. Не люблю плакать при свидетелях.

Я ухожу, в надежде, что поступаю правильно, и в надежде, что небо посветлеет.

Духи над водой

Они шли, едва касаясь замёрзшей поверхности озера. Сердце сжималось, глядя на них. Тонкий лед расползался трещинам. Они начинали светиться изнутри, а по воздуху плыл тихий звон.

Я стоял на берегу, затаив дыхание. Руки тряслись от осознания того, что у меня получилось. Я сбежал из дома. Вернулся сюда, лишь бы увидеть их. И вот они. И это не чья-то выдумка.

Они появлялись только с первыми заморозками, словно были предвестниками зимы. Многие так и считали. Однако, я знал, что это не так.

Их видели в разных местах. От крупных рек до мелких прудов и озёр. Высокие, сотканные из света фигуры вышагивали тонкими ногами по поверхности воды, собирая вокруг себя потусторонние огоньки.

Моя сестра утонула на этом озере год назад. Провалилась под тонкий лед, а я не смог ее вытащить. Лишь вымок в ледяной воде и чуть не умер в больнице от пневмонии.

Жить тогда не хотелось. Моя сестренка… Маленькая, солнечная сестренка, которая доверилась мне и пошла на это чертово озеро. До сих пор помню ужас в родных глазах.

Единственное, что сводило с ума – разливающееся сияние, которое успел увидеть до того, как потерял сознание.

Порыв ледяного ветра заставил вздрогнуть и отвлечься от мыслей. Вовремя. Существа остановились. Одно из них – самое большое опустило голову и скользнуло тонким щупом под лед. Там, где с самого их появления разливался тот самый свет. Мигая, он начал приближаться к поверхности, пока не заполыхал так ярко, что я был вынужден прикрыть глаза.

Они не забрали ее тогда. Это было не их время. Но сейчас…

Когда я, наконец, проморгался, на озере появилась еще одна фигурка. Маленькое, тонконогое существо подняло хобот и радостно затрубило. Остальные, подхватив его «песню», тоже задрали вверх морды, затрубили и начали светиться, постепенно исчезая. Исчезая…

– Нет! Постой, Деми! – я яростно замахал руками, пытаясь привлечь внимание. – Пожалуйста! Деми!

Она не слышала. Моя маленькая сестренка, ставшая чем-то новым, не слышала меня. По лицу потекли горячие слезы, я закричал, срывая голос:

– Д-е-ем-и-и! По-о-о-ст-о-ой! – что, что сделать, чтоб она меня услышала?! Я должен попросить прощение, я должен сделать хоть что-то!

Лед под ногами казался ужасно тонким и ненадежным. Шагнув вперед, с ужасом услышал тихий треск. Мне пару шагов, всего пару, лишь бы Деми меня увидела! Лед затрещал громче, и я закричал громче:

– Д-е-ем-и-и! Пожа-алуйста!

Шаг, еще шаг. Лед под ногами треснул, и я с громким криком рухнул воду. Испуганно замолотил руками, вновь чувствуя, как меня охватывает паника. И лишь поэтому не ощутил, когда меня обнял тонкий щуп большого существа, выдергивая из воды и ставя на безопасный берег.

Из-за его ноги робко выглядывала моя сестренка. Дух подтолкнул ее ко мне и Деми, расплакавшись, упала в мои объятья.

– Деми, прости меня, маленькая, прости. Я не хотел, я не знал… Прости меня… – она обняла крепче и, отстранившись, закрыла мне рот ладошкой.

– Все х-хорошо… – она всхлипнула и улыбнулась. – Ты не виноват… Я так р-рада тебя в-видеть.

Я не заметил, как опустился на землю, сжимая Деми в объятьях. По щекам текли слезы, я вновь проживал те моменты, когда видел маленькое, хрупкое тельце в гробу. Но сейчас чувствовалось её тепло, дыхание. Она была живой, и я чувствовал это.

Сколько мы так просидели – не знаю. Только в какой-то момент Деми отстранилась. Ей было пора уходить. Я и так задержал ее здесь слишком долго.

– Мне пора… Спасибо, что пришел. Обними за меня родителей.

Тонконогие, сотканные из света существа шли по тонкому льду. Самый маленький из них прощался – трубил, запрокинув голову вверх. Я махал им с берега и знал. Однажды мы встретимся снова.

Хранитель Леса

Горелые леса стояли везде, куда ни кинь взор. Черные ветви тянулись к небу в безмолвном плаче. «За что?» – спрашивали они, – «В чем мы повинны?» Сизый туман пытался скрыть черную землю, дать иллюзию на то, что хоть что-то осталось живым, но я видела лес умирающим. Все еще казалось, что вокруг нестерпимый жар пламени и слышится треск сучьев. Что этот ужасный день не заканчивался.

Я очнулась спустя неделю, когда по мертвой земле забарабанил дождь, принеся с собой саван тумана. В воздух смешались запахи сырости и тоски. Слезы и пепел сердца почти умершего хранителя. Меня.

В тот день Лес разбудил меня не сразу. Мудрый и древний, он надеялся справиться сам, не тревожа юную хранительницу. Но не смог. Я проснулась от тревожного шелеста опавшей листвы, глухого стона пожираемой огнём древесины. Пламя уже подбиралось к сердцу чащи. Как знать, может дай он увидеть пожар раньше, можно было бы все предотвратить. А может, и нет.

Началось все с тлеющих углей костра, оставленных человеком. В тот вечер госпожа Ветер гуляла по лесу, заглядывая в дупла деревьев и напевая свою извечную песню. Подол ее платья разметался далеко по лесу, потревожив угли, и дал им новой пищи для жизни. Они вспыхнули, а испугавшаяся госпожа Ветер разнесла на запылавшем подоле яркое пламя по округе.

Удалось вывести зверье. Так решил Лес, и я вынуждена была подчиниться. Полыхающее зарево прикрывало меня и мою магию, а потому все они остались живы и нашли приют у соседнего хранителя. Когда я вернулась – Лес догорал. И он знал об этом, отсылая меня подальше. Пытался не утянуть меня вслед за собой. Однако, ничто не могло меня заставить оставить свой дом. Я слышала его тихий плач-стон и чувствовала, как по моим щекам текли слезы.