Аномалия Дорадо

Сердце оборвалось и рухнуло в преисподнюю. Среди ортодоксов Клим разглядел невысокую хрупкую девушку с чуть раскосыми голубыми глазами и черными как смоль волосами, заплетенными в старомодную косу. Светлана Юнь стояла к окну вполоборота, уперев одну ладонь в бок, а другую прислонив к виску, будто приглаживая выбившуюся прядь волос. Ее рот был слегка приоткрыт, губы растянуты в улыбке, на лице застыло выражение восторга. Еще совсем молодая, едва разменявшая пятый десяток, она выглядела свежо, бодро и привлекательно. Климу показалось, что она совсем не изменилась с последней встречи в реале год назад. Пойманная зловещим феноменом в ловушку, девушка походила на восковую куклу или персонаж с 3D-картины.

Клим проглотил комок в горле и перевел взгляд чуть в сторону, принявшись рассматривать других вмороженных.

– Юнь, будьте осторожны, – послышался голос Зои, – вы в нескольких сантиметрах от…

Клим почувствовал, что наклонился вперед слишком сильно и теряет равновесие. Его потянуло прямо на яблоки. Он не успел закричать, чья-то рука схватила его за плечо и дернула назад.

– Никакой самодеятельности, – прорычал Леванов, прижимая ученого к стене.

Клим всхлипнул и пробормотал извинения, а затем добавил:

– Там моя дочь…

– Что с ней? – спросила Зоя.

– То же, что и с остальными, – ответил он убито, – они все будто поставлены на паузу.

Леванов подступил к границе и осторожно выглянул в коридор, тихо выругался. За ним к яблокам приблизилась капитан, молча вгляделась в окно лаборатории и вернулась, не говоря ни слова. Лицо ее, видимое сквозь прозрачный визор, еще больше заострилось, глаза округлились. Остальные члены экипажа тоже воспользовались случаем и пронаблюдали, какой эффект неведомый феномен оказывает на людей.

– Вот, значит, что Рене имела в виду под словом «неконтактные», – проговорил полковник.

– Вы знали о проблемах с экспедицией только из ее словесного описания? – приподняв бровь, осведомился Клим. – Разве она не присылала какой-то видеозаписи с изображением пострадавших?

– Нет, при мгновенной сверхсветовой связи невозможна передача никаких иных сообщений, кроме текстовых, – объяснил Леванов.

– Ах вот как… – Клим потер подбородок. С особенностями сверхсветовой связи он был знаком довольно поверхностно, поскольку специализировался в другой области.

– Главное, – говорил полковник, – в сообщении начальник базы упомянула некие колбы с вакуумом и изложила суть проблемы, сопроводив ее предположением о том, что у пострадавших нарушена психика, что они замкнулись и стали неконтактные, возможно, ввиду некоего происшествия. У меня тоже сложилось такое впечатление, когда я прочел ее описание. Но теперь…

Он потряс головой, будто хотел стряхнуть с себя увиденную жуть.

– Разве она не могла определить разницы между живым человеком, у которого нарушение психики, и вот этим вот… – развел Клим руками.

– Поначалу, может, и не могла. Сообщение о проблемах с членами экспедиции она прислала сразу после прибытия «Альтаира». Вероятно, на основе первого впечатления. Но ни о каких иных проблемах на базе или происшествиях с другими людьми не было ни слова. И больше она ничего не присылала.

– А командир гарнизона?

– Тоже. Никто. Первое время мы думали, что дело в нарушениях связи, такое порой случается: издержки технологии сверхсветового контакта.

Клим покивал.

– А когда мы прибыли, – продолжал полковник, – на базе никто не отвечал ни по нейросвязи, ни по виртуалу, ни по радио. Дальше вы знаете.

– Хватит разговоров, – вмешалась Зоя, – необходимо отыскать остальных.

– Верно, – согласился Леванов и повел людей обратно.

Отряд вернулся в помещение, в которое час назад проник через окно. Они покинули его тем же путем и прошли дальше вдоль южной стены. В ней имелось несколько окон. Двигаясь по краю зоны вмороженности, учеэсовцы заглянули в каждое, но ни в одном не обнаружили ничего интересного – кроме последнего. Оно вело в некий склад, дверь в который стояла полуоткрытая.

– А вот и Рене, – проговорил Леванов, заглядывая в окно.

Клим встал рядом и приблизил изображение на внутреннем экране шлема. Камера показала приоткрытую дверь, в проеме Клим разглядел смежную комнату. В ней, приблизив масштаб еще, он увидел со спины высокую стройную женщину с собранным на затылке узлом каштановых волос. Она стояла вплотную к столу, руки ее были слегка приподняты в локтях, а ладони выставлены вперед, словно она только что отбросила от себя что-то. Рядом с ней находился смуглый мужчина в форме УЧС с черными, коротко стриженными, курчавыми волосами. Он стоял боком к проему двери. Клим заметил восторг, смешанный с изумлением, на его широком скуластом лице, а также округлившиеся глаза и приоткрытый в беззвучном крике рот. Взгляд застывшего офицера был прикован к поверхности стола. На нем лежали два цилиндрических контейнера, каждый в полметра длиной. Один из них был вскрыт – будто сломанный посередине, он демонстрировал две пустые полости. Другой выглядел целым. Клим выставил приближение на максимум и прочел одну и ту же надпись на обоих: «Колба для забора вакуума. Альтаир». Из-за дверного косяка торчала чья-то рука, в помещении находился кто-то третий.

– Кто эти люди? – спросил Клим.

– Женщина – Рене Рэй, начальник базы, – ответил Леванов. – Мужчина – генерал Фор Моко, командующий гарнизоном. А позади них выставил руку вперед, должно быть, Валерий Синицын, заведующий научным блоком. А может, кто-то из диспетчеров или ученых.

– Это и есть весь персонал базы?

– Сейчас да. «Ксифия» – сравнительно молодой форпост, полноценного военного гарнизона здесь еще нет, идет подготовка. В полной мере функционируют лишь научные лаборатории. Большую часть работ выполняет автоматика, потому потребность в людях на данный момент невысока. Когда начнется строительство жилья и инфраструктуры, все, конечно, изменится.

– Мы обыскали базу, – сказала Зоя, – и никого не нашли. Значит, все тут и… вморожены.

– Здесь делать больше нечего, – подытожил полковник. – Идем на «Альтаир», узнаем, что выяснили Моррисон с Соирой.

9

Исследовательский зонд находился в противоположной части космодрома. Пока отряд шел по полю, Клим размышлял о людях, застывших, точно мушки в слитке янтаря, о яблоках и птицах, висящих в воздухе, о замершем перед броском коте. Но больше всего его потряс вид Светы, превращенной в чучело. Интересно, что она сейчас чувствует и чувствует ли вообще? Она жива?

Невероятно, дико, страшно!

Да, его отношения с собственной дочерью оставляли желать лучшего. Он не виделся с ней год, лишь изредка общался по виртуалу, но теперь старые обиды враз перестали иметь значение. Ведь с ней произошло такое … И не подойти, не прикоснуться. Как ей помочь? Да и всем прочим тоже. «Их словно поставили на паузу», – вспомнилось ему собственное сравнение. Бред какой-то!

Небо заволокло тучами, но свет Млечного Пути подсвечивал их с изнанки, придавая небу зловещий красно-голубой оттенок. Здание диспетчерской осталось за спиной, когда отряд подошел к открытому входу в исследовательский зонд.

В обсервационном зале было тихо. Психолог и пилот лежали в ячейках, погруженные в виртуал, и работали с бортовыми системами зонда. Услышав шаги, они поднялись навстречу экипажу «Ориона». Полковник начал с подробного рассказа о том, что удалось найти при осмотре центра управления. В ответ Соира заявила, что не обнаружила в изученных записях бортовых компьютеров никаких признаков воздействия на психику экипажа «Альтаира». На зонде произошло нечто иное, уверена она, и это как-то связано с контейнерами, или колбами, вакуума. Кай, хоть и не психолог, с ней был согласен и предложил подключиться к ВИС зонда, чтобы увидеть все самим.

Клим охотно согласился и соединился через нейрочип с терминалом внутренней информационной сети. Кай запустил воспроизведение видеозаписи с внешних камер зонда, которую те сделали сразу после посадки на космодроме Ксифии. На ней Клим увидел, как служащие базы выносят неподвижные тела членов экспедиции и пилота. Также на записи было отчетливо видно, что Рене покинула зонд последней, держа в руках контейнеры с вакуумом. Оба выглядели целыми, закрытыми. Что произошло в здании ЦУ, оставалось неясным, хотя Климу начинало казаться, что где-то вдали забрезжил призрачный намек на разгадку. Но прежде необходимо было изучить материалы экспедиции и узнать: что именно открыл «Альтаир»? каким образом? где в тот момент находился? как это повлияло на людей? Ответы на эти вопросы, возможно, хранились в ячейках памяти альтаировской ВИС.

– Я хотел бы изучить записи, – объявил Клим, обращаясь к Леванову. Тот кивнул и сказал:

– Приступайте! Моррисон покажет, что к чему. Соира, можешь оставаться и тоже продолжать работу. Остальные возвращаются на капсулу.

– Если захотите прерваться на отдых, поспать, приходите на «Орион», – предложила Гадот.

– Мне сон не требуется, – не без гордости заметила Соира. – По крайней мере, в привычном для землян понимании.

– И правда, – согласился с капитаном полковник, – скоро полночь. Время здесь течет почти как на Земле, только чуть быстрее.

– Вы, наверное, хотели сказать, что сутки здесь короче, – поправил его Клим.

– Именно так.

С этими словами он развернулся и зашагал к двери, экипаж двинулся следом. У самого порога Зоя остановилась и обернулась. Клим встретил ее взгляд сквозь визор шлема. Большие черные глаза улыбались, это Клим видел даже на расстоянии. Он кивнул ей, она – в ответ и ушла.

Климу стало хорошо от ее взгляда. Ее глаза, отметил он про себя, обладают поразительной способностью: светиться улыбкой, даже если выражение лица бесстрастно.

Клим улегся в ячейку и подключился к системе, погрузился в работу. Он начал методично изучать записи бортовых систем и тех наблюдений, которые ученые делали на борту зонда во время исследования аномалии. Каждый их шаг отмечался в блоках памяти компьютера, каждое действие фиксировалось внутренними видеокамерами. Чем больше он вникал в результаты наблюдений физиков и астрономов, тем больше ему открывалась суть случившегося, его возможные последствия и глубинное значение. В понимании Клима с неожиданной, поражающей воображение ясностью представала угроза, которая нависла над галактикой и всеми ее обитателями; угроза, идущая не от чьего-то злого умысла, а от стихии – мощной, бездумной и совершенно неодолимой.

Когда Клим отключился от ВИС и поднялся из ячейки, он увидел Соиру и Моррисона. Они стояли рядом и выжидательно смотрели на него.

– Наконец-то, – проворчала психолог. – Скоро утро.

– Вы проработали всю ночь, Юнь, – заметил Моррисон, – и, судя по выражению вашего лица, обнаружили нечто важное?

Клим только теперь ощутил усталость. Возбуждение начало спадать, глаза – слипаться, но он не желал засыпать сейчас. Попросил скафандр вколоть себе психостимуляторов, автоматика немедленно выполнила его просьбу, и он почувствовал себя гораздо лучше.

– Вы правы, – ответил он наконец, – я понял, что произошло у границ аномалии и здесь, в диспетчерской базы. Зовите полковника и экипаж «Ориона»!

Глава вторая. ПО СЛЕДАМ «АЛЬТАИРА»

1

Соира этой ночью не сомкнула глаз, но выглядела бодрой и ничуть не усталой. Заметив удивление Клима, марсианка объяснила, что полушария ее мозга посредством специального устройства полностью разделены и существуют обособленно друг от друга, а это позволяет им отдыхать по очереди. Киберам, как и ортодоксам, сон, бесспорно, требовался, но Соира, подобно многим своим соотечественникам, обладала способностью спать половиной мозга за раз – примерно как дельфины. Такой сон никак не ухудшал ее самочувствия, говорила она, зато позволял, благодаря небольшому и довольно простому имплантату, иметь гораздо более высокую производительность труда: ведь она была функциональна двадцать четыре часа в сутки. В ее словах Климу слышалась отдающая высокомерием насмешка в адрес ортодоксов, которые принципиально отказывались вживлять в свое тело электронные устройства, если те изменяют человеческую сущность. Моральные ограничения землян, однако, не распространялись на нейрочип связи и подключения к виртуалу – согласно постановлению Совета по гуманизму и нравственности, эта деталь никак «человечности» человека не угрожала.

Клим решил не обращать внимания на колкости кибера, а вместо этого сдержанно порадовался за Соиру, которая чувствовала себя, в отличие от Кая и Клима, превосходно. Моррисона клонило в сон, но он стойко держался, принимая дозу за дозой психостимуляторы от системы жизнеобеспечения скафандра.

Скоро послышались шаги и голоса: в обсервационный зал вошли Леванов и Гадот.

– Рассказывайте! – потребовал полковник прямо с порога, решив не утруждать себя приветствиями.

Клим кивнул ему и улыбнулся Зое, затем заговорил:

– То, что удалось выяснить на данный момент: проблема в образцах вакуума, которые экспедиция доставила из аномалии. На записях камер наблюдения и в ВИС видно, что ортодоксы и генмоды на «Альтаире» впали в состояние… э-э… вмороженности примерно через час после того, как колбы оказались на борту зонда.

– Уточните, пожалуйста, насчет забора образцов, – попросила Зоя. – Как это происходит?

– Колбы выстреливаются через гиперпространство в точку, где будет происходить взятие, – пустился в объяснения Клим, – потом тем же путем возвращаются на зонд в специальный приемник, или шлюз. После этого автоматика выполняет с колбами определенные процедуры безопасности, чтобы исключить риски для экипажа и бортовой электроники, и только тогда колбы попадают в руки ученым. В случае c «Альтаиром» вложенных в программу процедур, по всей вероятности, оказалось недостаточно. Никто и предположить не мог, что герметичные стенки колб, непроницаемые ни для частиц материи, ни для излучения, не смогут нейтрализовать опасное воздействие, которое чужеродный вакуум вызывает при соприкосновении с нашим миром.

– Что это за воздействие? – спросил Леванов. – И при чем здесь вакуум?

– Феномен Дорадо привлек внимание ученых как источник мощных гравитационных волн, неожиданно возникший там, где его быть просто не могло, – сообщил Клим то, что знал из внутренних информационных сводок Института. – Но экспедиция «Альтаира» начала исследование аномалии с того, что взяла из нее образцы вакуума, видимо, чтобы точно определить, не изменились ли свойства пространства в той области космоса. Насчет опасного воздействия на наш мир точно сказать невозможно: пока не хватает данных. Но могу поделиться своими догадками. Мм… – Клим призадумался, подбирая слова. – Мы говорим иносказательно о пострадавших людях или о предметах, что они как бы вморожены. Это верно, но вморожены они не в лед, а в реальность.

– В смысле? – не поняла Соира. – Для них реальность остановилась?

– Не сама реальность, а время. Их индивидуальное время.

– Индивидуальное время? – сморщил лоб Леванов. – Это как? Я думал, оно одно на всех.

– Время и правда одно, но вместе с тем оно относительно. К примеру, вы и я стоим сейчас друг напротив друга и беседуем. Может создаться обманчивое впечатление, что мы с вами пребываем в одном и том же времени, но это иллюзия, вызванная несовершенством человеческих органов чувств. Вы, полковник, видите меня не таким, какой я есть в данное мгновение, а таким, каким я был наносекунду назад: свету требуется время, чтобы отразиться от меня и добраться до ваших глаз. Одновременность – это иллюзия. На самом деле все объекты во Вселенной существуют как бы в разновременности. То есть у каждого время свое, именно поэтому я назвал его индивидуальным.

– Понятно. Так что со временем-то? Оно останавливается?

– В определенном радиусе оно перестает течь, замирает, но только для тех объектов – живых или неживых, – которые оказались вблизи от феномена или подверглись его влиянию непосредственно.

– Каким образом в таком случае «Альтаир» вернулся на базу? – удивилась Зоя.

– Возвращение и посадку произвел автопилот в аварийном режиме, – объяснил Кай, – когда решил, что на борту отсутствует пилот или иные живые существа. Он просто перестал их распознавать.

– Да, именно так и было, – подтвердил Клим. – Как только члены экспедиции оказались под воздействием инородного вакуума, они замерли во времени, и тогда зонд перешел в аварийный режим самовозврата.

– Я не об этом, – помотала головой Гадот. – Я не понимаю, почему не вмерз весь зонд вместе со своей электроникой?

– Хм… интересный момент, – заметил Клим. – Если честно, не знаю. Но предполагаю, что все дело в уровне сложности объекта и в интенсивности воздействия, под которым он оказался.

– По сообщению Рене, электроника зонда молчала, когда он прибыл на базу, – вставил Леванов, – работал лишь автономный блок самовозврата, а он, по сравнению с прочей автоматикой зонда, довольно прост… – Полковник озадаченно потер лоб. – Но я совершенно не понимаю, какое отношение имеет сложность к вакууму?

Клим задумчиво покачал головой.

– Тоже не знаю. Не представляю, как такая связь может существовать, но она, мне кажется, есть.

– Почему ты так уверен? – с сомнением спросила Соира.

– В самом деле, – поддержала ее Зоя, – воздействие вакуума проявилось и на зонде, и в диспетчерской, но в первом случае вморозились в реальность только люди и часть электроники, а во втором – и люди, и звери, и разведзонды, и вся электроника, и даже оборудование. Там встало все.

– Не все, – возразил Клим. – Флаг на крыше свободно трепетал, да и двери внутри помещений открывались без проблем.

– И что это значит?

– На первый взгляд, этот факт подтверждает некую корреляцию между степенью воздействия и сложностью.

– Но на зонде… – начала Соира.

– Именно! – угадал ее мысль Клим. – На зонде колбы были запечатаны. Но в ЦУ одна из них вскрыта. Произошло ли вскрытие вследствие преднамеренного действия или случайности, пока не ясно – записи с камер в лаборатории нам недоступны и остаются в пределах зоны вмороженности. Как бы то ни было, вывод напрашивается такой: в диспетчерской вакуум из аномалии воздействовал на наш мир в несравнимо большей степени, так сказать, непосредственно, и в результате вытеснил наш вакуум и занял определенный объем, причем немалый. А на зонде – только сквозь стенки колб, крайней ограниченно, потому не сразу, но лишь спустя час после того, как колбы оказались на борту. И, как следствие, не образовал никакую зону вмороженности.

– Вы так говорите, Юнь, будто вакуум – это некая бактериальная флора или радиация, которая может тем или иным образом распространяться. Это же просто пустота!

– Нет, господин Леванов, вакуум – что угодно, но только не пустота, – принялся объяснять Клим. – Даже если полностью освободить от вещества определенный участок пространства, он не будет пустым в прямом смысле слова. На этом участке постоянно рождаются и погибают элементарные частицы, то есть его энергия не равна нулю. А энергия, как мы знаем со школы, есть одна из форм существования материи.

– Значит, вакуум вещественен? – уточнила Соира.

– Не совсем. Но он вполне может влиять на свойства вещества. И то, что мы наблюдали в диспетчерской или на борту «Альтаира», может быть проявлением такого влияния. Понимаю, звучит абсурдно, но на данный момент имеются достаточные основания, чтобы делать подобные выводы. Возможно, мы еще мало знаем о связи с материальными объектами того, что ошибочно считают пустым пространством.

– И все же, Юнь, – сказал Леванов, – растолкуйте насчет степени воздействия вакуума и сложности объекта. Звучит в самом деле абсурдно.

– Согласен. Почему так происходит, сказать пока не могу. Но верно ли мое предположение, легко проверить: достаточно швырнуть в зону некий примитивный объект, например камень. Если я прав, он не вморозится.

– Я уже кидала примитивный объект, – напомнила Соира, скептически качая бритой головой, – и он вполне себе вморозился.

– Если ты про медицинский регенератор, то не такой уж он и примитивный, – возразила Зоя.

– Да, – поддержал капитана Кай и усмехнулся, – в него встроены такой навороченный чип и настолько мощный софт по диагностике, что некоторые даже разговаривают со своей аптечкой и делятся с ней секретами.

– Неужели мощнее, чем софт в системе автовозврата? – удивилась Соира.

– Я не инженер и не электронщик, – сказала Гадот, – но в общих чертах знакома с устройством автопилотов. В них используется довольно примитивный алгоритм. Его сложность, вероятно, не перешла некий порог, после которого возникает эффект вмороженности.

– Яблоки – это органика, живая ткань, то есть исключительно сложные объекты, – сказал Клим. – Да и электроника в ЦУ тоже – все это несравнимо сложнее флага или камней. Но, чтобы убедиться окончательно, следует поэкспериментировать еще.

– Ладно, идемте, – недолго думая предложил полковник. – Если вы здесь закончили, вернемся на «Орион» и заодно проверим предположения нашего физика.

2

Дорадо повис над горной грядой огромным бело-голубым шаром. На визоры шлемов опустились светофильтры. Автоматика скафандров сообщила, что температура воздуха в тени достигает тридцатиградусной отметки, но непроницаемая ткань спасала космонавтов от мощи жаркого светила.

Пять человек пересекали спешным шагом серое графеновое поле, направляясь к зданию диспетчерской. Клим держал в руке несколько мелких камешков, подобранных с аллей парка, и прихватил на всякий случай еще и ветку березы. Остановившись в паре метров от висящих над землей яблок, он швырнул в сторону здания камни – те щелкнули о стену, упали на графен и раскатились по сторонам. Метнул копьем ветку – она замерла и повисла рядом с яблоками.

– Что и требовалось доказать, – пробурчал он.

– Мда-а… – протянул Леванов.

Остальные ошарашенно смотрели то на ветку, то на камни.

Наконец оцепенение прошло, и Соира предложила бросить камни с других сторон здания тоже: на всякий случай, для чистоты эксперимента, объяснила она. Клим не возражал, хотя считал это излишним. Сделали, как предложила психолог, – результат оказался ожидаем.

– Все ясно, – заключил полковник, – теперь на капсулу.

На борту он наконец позволил снять скафандры и велел физику и пилоту отдыхать: тем требовалось поспать после бессонной ночи.

Клим спорить не стал, несмотря на то что хотелось поработать с альтаировской ВИС еще, – ее скопировали в блоки памяти «Ориона». Но, пересилив себя, отправился в каюту, которую ему отвели для отдыха. Соира возвратилась в общий зал досуга, а члены экипажа во главе с полковником разбрелись по своим рабочим местам.

Каюта выглядела скромно, но уютно. Широкая кровать и кресло с подключением к виртуалу, к «машине счастья» и к терминалу капсульной ВИС; рядом с креслом – продуктовый синтезатор и узкий гардероб; отдельный вход в душевую. Приняв душ, Клим лег в постель и мгновенно провалился в сон.

Спал он не долго и не глубоко. Смешанное чувство возбуждения и тревоги настигло его через несколько часов и вытянуло из объятий Морфея. Как можно спать, когда Света замерла истуканом, а вокруг творится черт-те что: невиданный феномен – локальная остановка времени – перекочевал со страниц научно-фантастических романов в реальность. Как вернуть замерших к жизни? Что происходит в аномалии Дорадо? Отчего такой странный, совершенно непредставимый эффект? И при чем здесь вакуум? Множество вопросов нахлынули мощной волной, как только Клим разлепил веки.

На Ксифию опустился вечер. Экипаж капсулы собрался в комнате отдыха. Кто-то ужинал, кто-то наслаждался лимбическими манипуляциями «машины счастья». Зоя сидела в одном из кресел с закрытыми глазами, но Клим знал, что она не спит, а работает.

– Так, теперь все в сборе! – громогласно объявил полковник, когда Клим вошел в зал. Зоя открыла глаза, улыбнулась физику и снова прищурила веки, погрузившись в виртуал. Но продолжить работу у нее не получилось, Леванов сказал: – Необходимо решить, что делать дальше.

– Ясно что, – ответил Клим, усаживаясь напротив полковника и капитана. – Лететь к аномалии и разбираться на месте, что за чертовщина там происходит.

– Лететь к аномалии? – Леванов нахмурился. – Для этого мне требуется санкция Генштаба. Мы же не исследовательский зонд.

– Так запросите ее, – пожал плечами Клим. – Действовать необходимо быстро, мы не знаем, как локальная заморозка времени сказывается на живых организмах, на людях. Хочется надеяться, что все внутренние процессы тоже замораживаются, что они на паузе не только внешне. Однако не исключено, что мозгу такое состояние наносит непоправимый вред. В любом случае, необходимо разобраться, что произошло и как помочь пострадавшим, а этого мы не узнаем, пока не исследуем аномалию. Ведь к колбам с вакуумом у нас доступа нет.

– Физик прав, – поддержала его из дальнего угла Соира, обращаясь к собеседникам по нейросвязи. Затем встала и переместилась ближе, заговорила голосом: – Согласна: мы понятия не имеем о возможном вреде для психики людей. Их следует… мм… излечить как можно скорее.