Аномалия Дорадо

Фарид Джасим

Аномалия Дорадо

Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!

А. и Б. Стругацкие

«Пикник на обочине»

ПРОЛОГ

Этой ночью Рене Рэй смотрела на небо в скверном настроении: сердце частило, по спине скользили холодные змеи, пальцы нервно теребили бляху ремня. Галактический диск выползал из-за горизонта неторопливо, вальяжно, отягощенный неимоверной массой миллиардов звезд. Рене знала: он закроет полнеба, когда взойдет, и засияет багрово-голубым соцветием с такой силой, что искусственное освещение станции выключат за ненадобностью. Всякий раз, когда позволяла работа, Рене дожидалась ночного восхода и с детским восторгом любовалась вырастающим из-за горной гряды Млечным Путем. При виде мерцающих спиральных рукавов, лихо закрученных гравитацией, и ядра, скрытого саваном плотных туманностей, всегда захватывало от волнения дух.

Но сегодня ее взор был прикован не к спиральному диску, а к черной сфере, которая плавно снижалась над посадочной площадкой. Мерно мигающие ходовые огни очерчивали идеально ровный контур на фоне ночного зенита.

– Есть ответ от экипажа, Фор? – обратилась Рене к стоящему рядом мужчине в серой униформе УЧС.

– По-прежнему молчат, – ответил он, задрав голову к небу. Сфера превратилась из едва заметного кругляша в шар размером с футбольный мяч. Огни вспыхивали зеленым, автоматика сажала аппарат плавно, неспешно. Фор продолжал: – Они давно вошли в зону действия нашего виртуала, но каналы ментального доступа перекрыты так, будто…

Он на мгновение замялся и с тревогой в глазах взглянул на руководителя базы.

– Что? – нетерпеливо подстегнула та.

– Будто там никого нет, – закончил он.

Рене сжала губы и снова посмотрела на небо.

– Экипаж на месте, жив и здоров, – без тени сомнения заявила она.

Сканирующие сенсоры продемонстрировали первый результат несколько минут назад, когда сфера находилась на расстоянии тысячи километров от форпоста «Ксифия» и только вошла в зону виртуала: все пять ортодоксов и два генмода присутствуют на борту исследовательского зонда и не имеют видимых повреждений. Но почему не выходят на связь и закрыли ментальные каналы?

Прожекторы дальнего действия взяли опускающуюся сферу на прицел. Лучи, будто гигантские световые руки, вели ее к посадочной площадке. Рене разглядела на борту четырехзвездие Объединенного исследовательского сообщества и надпись «Альтаир». Прошло еще несколько секунд, и зонд, мягко покачиваясь, опустился в самое перекрестье с точностью, высчитанной автопилотом до миллиметра. Поверхность обшивки засветилась голубоватым, гравитационные стабилизаторы зафиксировали аппарат; тот замер и погасил ходовые огни. На борту под самыми звездами и названием обозначились контуры двери. Открылся проход, и льющийся изнутри свет лег на встревоженные лица начальника базы и офицера УЧС.

– Заходим… – то ли спросил, то ли предложил мужчина.

Рене прислушалась. За спиной едва слышно, будто стесняясь привлекать внимание, стрекотали кузнечики; растущие неподалеку березы шелестели кронами под легкими порывами ветра; прожекторы глухо гудели. Больше ни звука. Из зонда никто не появился. Ни пилот, ни один из шести ученых не выдавали своего присутствия.

Рене вздохнула и, пытаясь унять волнение, ответила:

– Да.

Они подошли к зонду и остановились у самого входа. Переглянулись, словно ища друг у друга поддержки. Наконец Рене переступила порог и вошла в сферу, а Фор втиснулся следом.

Внутри было тихо. Пол мягко пружинил под ногами. В воздухе ощущалось необъяснимое напряжение, но Рене не могла определить его причину. Возможно, так на нее действовала абсолютная тишина. Не слышно было не только голосов – молчала и электроника.

Сделав несколько шагов по узкому коридору, Рене оказалась в главном обсервационном зале и замерла, будто ударилась в невидимую стену. В ее взгляде застыло изумление. Проглотив комок в горле, она зажмурилась, а потом разомкнула веки и поняла: перед ней не мираж и не виртуал-проекция.

Ужасная картина не укладывалась в голове. Рене ожидала чего угодно, но только не этого. Необходимо немедленно сообщить в штаб!

Глава первая. ФОРПОСТ «КСИФИЯ»

1

Почему важные сообщения, которые меняют привычное течение жизни, приходят в самый неподходящий момент? Например, когда корпишь над формулировками, пытаясь выстроить грамотный текст, и после нескольких изнурительных минут наступает озарение: вот оно, фраза – бомба! Но записать не успеваешь: звонят, на проводе шеф, как тут не ответить. И красивая фраза улетучивается, будто воспоминание о сумбурном сновидении после пробуждения.

Клим вздохнул, принял входящий звонок. В виртуальном пространстве отовсюду сразу зазвучал знакомый голос, низкий и чуть гнусавый:

– Юнь, добрый день!

– Добрый-добрый, господин Соболев, – ответил Клим, изо всех сил не давая недовольству просочиться в тембр и интонацию.

– Он уже на месте, – сообщил шеф.

– Кто «он» и на каком месте?

– У двери твоей квартиры. Полковник Леванов.

Клим тряхнул головой и озадаченно хмыкнул, поражаясь неожиданной оперативности. Да, Соболев предупреждал, что с ним желает проконсультироваться некто из Управления по чрезвычайным ситуациям, но, как понял Клим, речь шла о дистанционной связи. Кто бы мог подумать, что военный заявится лично! Что ему, офицеру УЧС, вообще может быть нужно от физика, пусть даже лучшего в институте?

– Что ему надо, он сказал? – попробовал выяснить Клим, хотя подозревал, каким будет ответ.

– Юнь, все засекречено. Просто открой дверь, когда позвонят, – доверительно посоветовал шеф и отключился.

Клим перевел виртуал в режим ожидания. Лазурное небо и текст документа исчезли, вместо них перед глазами проступила привычная домашняя обстановка: кресло, стеллажи вдоль невысоких белых стен, старомодный обеденный стол и четыре стула, полутораспальная кровать в углу, небрежно застеленная смятым покрывалом. Широкое электронное окно изображало восход Сатурна, видимый с ледяной поверхности Энцелада.

Раздался звонок. Клим поднялся из кресла и направился в прихожую. В зеркальной стене отразился невысокий мужчина с эспаньолкой, маленькими голубыми глазами и темными, тронутыми ранней сединой волосами.

Интегрированная система безопасности передала на нейрочип сообщение: «Посетитель не опознан». Под ним появилась квадратная рамка, транслирующая изображение с камеры наблюдения, а в рамке – незнакомая фигура в сером мундире, высокая и плечистая. Гадая о цели странного визита, Клим дал команду замку, и дверь открылась.

Гость смотрел исподлобья, пристально, будто собирался прожечь в хозяине квартиры дыру. Серые глаза посверкивали в свете потолочных ламп, лохматые брови пролегли сплошной изогнутой линией под высоким лбом, черные, зачесанные назад волосы контрастировали с бледным лицом.

– Меня зовут Александр Леванов, – представился гость и, следуя приглашению, вошел в квартиру.

Клим провел посетителя в комнату, указал на один из стульев у стола, сам уселся напротив. Деловой тон и вид полковника не располагали к праздным беседам, поэтому Клим не стал даже предлагать напитки.

– Мой шеф сказал, – начал он, вопросительно глядя на офицера, – что ваше ведомство желает получить консультацию в области физики. Почему пришли именно ко мне?

Полковник кашлянул и ответил:

– Да, нам требуется помощь. Мы прекрасно осведомлены о вас, ведь вы лучший на сегодняшний день специалист в области изучения вакуума.

– Ну что вы! Есть ученые и с более богатым списком заслуг, – зарделся Клим. – А отчего такая секретность? Личный визит вместо виртуала…

– Секретность в самом деле присутствует. Есть основания предполагать недружественные действия по стороны неких внеземных сил. – Клим вскинул брови, а полковник продолжал: – Плюс кое-что еще. Словом, нам срочно понадобились ваши знания и опыт. Скажу сразу: речь идет не совсем о консультации… – Он замялся, посмотрел на свои ладони, будто держал в них шпаргалку, а затем спросил: – Вы ведь слышали об экспедиции «Альтаира» к источнику необъяснимых гравитационных импульсов, так называемой аномалии Дорадо?

При этих словах Клим вздрогнул.

– Разумеется, – кивнул он. – В составе экспедиции моя дочь: Светлана Юнь, астроном.

– Нам это известно. Это еще одна причина, почему мы пришли именно к вам.

– Что-то случилось?

– Да. Вчера «Альтаир» вернулся на базу.

– Как?! – опешил Клим. – Так скоро? Они же только неделю назад отправились! Дочь говорила, исследование аномалии займет несколько месяцев. Да и по новостям раструбили: «Впервые в истории! Триумф человеческой экспансии в космос! Выход в глубокое межгалактическое пространство!» Кроме того…

Клим запнулся, заметив встревоженное выражение лица Леванова. Тот помрачнел и сложил толстые, как бревна, руки на груди. Вздохнул. Взгляд его забегал, стал на мгновение затравленным, испуганным, но затем остановился на хозяине квартиры и сделался ледяным.

Клим нервно подергал себя за подбородок и дрогнувшим голосом спросил:

– Что с участниками экспедиции?

– Скоро узнаете сами, – пообещал Леванов. – Так сказать, из первых рук. Когда прибудете на базу.

– Какую еще базу?

– Ту самую, куда вернулся «Альтаир». Форпост «Ксифия».

Клим приоткрыл рот и округлил глаза. Подумалось, что гость вот-вот рассмеется и скажет, что пошутил, но тот сидел и взирал на хозяина квартиры, пристально наблюдая за его реакцией, словно психолог на встрече с клиентом.

– Но это же за пределами…

– С вашим начальством я договорился, – сообщил полковник. – Вы отправляетесь в бессрочную командировку, ваше жалование удвоено, плюс бонусы за дальность.

– Но оборудование, приборы…

– Все необходимое имеется в распоряжении УЧС на базе, а также на борту зонда. Собирайтесь, Юнь, мы летим прямо сейчас. Дело не терпит отлагательств.

Клим невольно отстранился, будто хотел спрятаться от пронизывающего взгляда офицера. Внутри резануло, как ножом: с дочерью что-что стряслось! А как же Мари?.. А что Мари? Разрыв с ней, особенно после недавнего разговора, казался полным и бесповоротным. Улететь сейчас куда-нибудь подальше было бы в самый раз. Желательно надолго.

2

Июньское солнце сияло в зените и грело мягко, ласково, будто прикосновение материнской руки. В светлых льняных брюках и белой безрукавке Клим чувствовал себя превосходно. Геофильтры, прикрывающие Землю с орбиты, создавали комфортную температуру, которая колебалась между двадцатью и двадцатью четырьмя градусами на всей обращенной к светилу поверхности. Такой климат устраивал большинство землян, а те, кому по душе была прохлада, могли обосноваться в многочисленных поселениях на зеленых берегах Антарктиды: жилье довольно высокого стандарта там можно получить без всякой очереди. Клим предпочитал теплый климат, а потому поселился в апартаментах Сахараграда, раскинувшего свои многолюдные кварталы на холмах и равнинах западного Сахеля. Квартира формально принадлежала Институту квантовой механики, в котором Клим работал. Собственным жильем он не владел: с институтом у него был подписан пожизненный контракт, а значит, пользоваться предоставленными благами он мог столько, сколько желал. Прекрасный вид на берег Атлантического океана, открывающийся с террасы на крыше дома, вполне удовлетворял его скромную потребность в роскоши; нужды в собственном балконе или наружном окне он не испытывал.

– Мой планер двухместный, – сообщил Леванов, указывая на воздушную стоянку во внутреннем дворе дома; там на антигравитационных фиксаторах повисла серая сфера с эмблемой УЧС.

Клим пожал плечами и хмуро кивнул, глядя на рослого офицера снизу вверх. Путешествие к проекторной станции на транспорте УЧС обещало меньше хлопот, чем на собственном. Его личный планер будет дожидаться хозяина на стоянке.

Послушная ментальной команде полковника, сфера освободилась от фиксаторов и плавно опустилась перед двумя пассажирами. Полковник любезно указал на открывшийся проем. Поблагодарив, Клим вошел внутрь и расположился в одном из кресел. Рядом сел офицер. Изнутри планер Леванова ничем не отличался от обычных, разве что кресел было два, а в остальном – то же самое: широкое панорамное окно, блок бортового компьютера с пультом для аварийного ручного управления и миниатюрная ТЛМ-система, чтобы не скучать в полете. Возможно, в недрах аппарата и скрывалось нечто особенное, невидимое невооруженным глазом, например оружие, или сверхмощные антигравы для полетов в космос, или что-то подобное, но об этом можно было лишь гадать. Стенки и округлый потолок светились мягким голубоватым светом, кресла приятно облегали контуры тела и слегка массировали спину.

По команде офицера сфера затянула вход стенкой и резко взмыла в воздух. Гравитационные стабилизаторы не позволили пассажирам ощутить какие-либо перегрузки, и Клим, откинувшись на спинку, выглянул в окно.

Сахараград за пару-тройку секунд остался внизу и уменьшился до игрушечного, протянувшись по берегу океана широкой, поблескивающей в лучах солнца полосой. Он вмещал десятки миллионов жителей, хотя считался далеко не самым большим городом на африканском континенте. С трех сторон его окружали крупные лесные массивы и цветущие луга, покрывающие бескрайние просторы мавританской Сахары. Голубые ленты больших и малых рек разлетались во все стороны от горы Иджиль: часть убегала на север к Средиземному морю, другие несли свои воды на запад и юг к океану.

Полет прошел в молчании. Снедаемый тревогой и беспокойством, Клим попробовал завести разговор о судьбе членов экспедиции, но Леванов оставался неумолим в своем нежелании раскрывать детали раньше времени. Интересно, чего опасался офицер в собственном планере, защищенном от возможных ментальных атак непробиваемым электронным панцирем УЧС? Климу ничего не оставалось, кроме как вернуться к любованию красотами Сахеля.

Миновала четверть часа, прежде чем вдали показались джунгли Центрального региона. Там, в нескольких километрах от мегаполиса Банги, располагалась африканская проекторная станция.

– Откуда стартует зонд? – осведомился Клим, раздумывая о том, как далеко ему придется отправиться.

– С главной базы, – ответил Леванов и поправил: – Не зонд, а боевая капсула.

Понятно, догадался Клим, значит, с Оберона, спутника Урана: именно там располагается крупнейшая в Солнечной системе база военного флота УЧС. А это – два с половиной часа в состоянии дезинтеграции. Если правительство решает отправить боевую капсулу за пределы галактики, то стряслось и правда нечто из ряда вон… От этой мысли сердце застучало молотком, в горле образовался ком. Бесполезно задавать вопросы или клянчить пояснений – ответом будет молчание и хмурый взгляд, решил Клим и заставил себя успокоиться.

И тогда нахлынуло элементарное любопытство. Чем закончилось исследование аномалии, о которой столько говорили в последние месяцы? Почему экспедицию прервали? Клим подумал, что стоит набраться терпения. Все откроется само. Но чрезмерное любопытство всегда было его пороком. Или достоинством? Как посмотреть! Мари считала эту черту характера отрицательной. Друзья детства Эрик и его жена Линнея – наоборот. Сам же Клим затруднялся определить собственное отношение к своему неуемному любопытству, знал лишь, что его удовлетворение приносит неописуемое удовольствие – гораздо большее, чем могут предложить самые современные «машины счастья», или, если по-научному, системы транскраниальной лимбической манипуляции.

Планер завис над проекторной станцией, дожидаясь очереди на посадку. Движение в окрестностях главной транспортной артерии континента всегда было оживленным. Планеры – как частные, так и многоместные общественные – взлетали и садились, выплескивая отъезжающих пассажиров или заглатывая прибывших. Клим разглядел внизу нешуточной длины вереницу людей: она медленно, но беспрерывно всасывалась в здание проекторной станции.

– Нам не придется стоять в очереди, – пообещал полковник. По немного прищуренным глазам офицера Клим понял, что Леванов находится в ментальном контакте, вероятно с диспетчерами станции. Миг спустя он объявил: – Готово. Проектор сто сорок четвертый – служебного пользования при чрезвычайных обстоятельствах.

– Замечательно! – с облегчением откликнулся Клим.

Планер высадил двух пассажиров неподалеку от служебного входа на станцию и немедленно взмыл на стоянку.

Легкий ветерок доносил ароматы гибискуса, ласковое солнце приятно припекало затылок. С другой стороны здания происходило столпотворение, но здесь было спокойно и почти тихо. Из дверей появлялись люди – по двое, по трое – и неспешно направлялись к стоянкам планеров. Леванов зашагал ко входу, Клим двинулся следом.

В помещении царила тишина и прохлада. Перед проходом, над которым светился номер 144, в ожидании своей очереди стояла девушка в униформе Службы ближнего мониторинга. Диваны, расставленные вдоль стен, пустовали. В середине зала танцевали цветы – совершенно новый сорт вегадансеров с бирюзовыми лепестками и изумрудными стеблями; они извивались, наклонялись и распрямлялись, переплетая листья и касаясь друг друга раскрытыми бутонами. Климу вспомнилось последнее свидание с Мари. Тогда они использовали бинарное подключение к ТЛМ-системе и танцевали так же страстно, даже исступлено, на вершине Эвереста, а потом любили друг друга, глядя вниз, на белоснежные облака, неспешно плывущие меж горных пиков. Жаль, что теперь все в прошлом…

– Нам пора, – хрипловатый голос Леванова вырвал Клима из воспоминаний. Он отвернулся от пляшущих цветов и направился вслед за полковником к проходу, в котором только что скрылась служащая космического мониторинга. На стене вспыхнул красный сигнал, а под ним – надпись «Ожидайте» и обратный 120-секундный отсчет.

Через две минуты загорелось зеленым приглашение проходить дальше. Клим и Леванов оказались в отсеке отбытия. Дверца в дезинтеграционную кабинку бесшумно ушла в стену.

– Вы отправитесь первым, – сообщил офицер. – Я – следом.

Он полуприкрыл веки, сосредоточившись на идентификации и составлении маршрута для проектора. Через несколько секунд молча указал на кабинку.

– До встречи на Обероне, – сказал ему Клим, но офицер лишь кивнул с непроницаемым лицом и сложил руки за спиной в ожидании своей очереди на проекцию.

Клим вошел и вставил ступни в пазы, взялся за поручни. Услышал, как сзади задвинулась дверца. Повисла звенящая тишина. Клим почувствовал во всем теле приятную щекотку и расслабление. Он знал, что в течение ближайших секунд проектор просканирует его тело и одежду, запоминая атомную структуру, а затем дезинтегрирует ее; после этого передаст сохраненную информацию на принимающую станцию на Обероне, где атомная структура будет воссоздана со стопроцентной точностью. Но прежде его сознание временно прекратит свое существование.

Накатила сонливость. Клим смежил веки и позволил неодолимой волне расслабления увлечь себя в пустоту.

3

Каньон Моммур протянулся с севера на юг глубокой пятисоткилометровой бороздой. Его дно и склоны были выровнены графеновыми плитами так, что он образовывал широкий, длинный и глубокий желоб, в котором размещались боевые капсулы УЧС, разведывательные и ремонтные зонды и множество мультифункциональных дронов. Отдельный участок каньона длиной в несколько километров был выделен под склад аккумуляторов для боевых капсул, использующих концентраторы для гиперпространственных прыжков; там же хранились магнитные контейнеры с антивеществом для аннигиляционных двигателей или вакуумные трубки с тритием для двигателей на термоядерном синтезе.

Между склонами каньона протянулось силовое поле из закрученного в кокон пространства; если смотреть со дна вверх, увидишь непроглядную черную полосу от края до края, отражающую любые частицы или излучение. Эта своеобразная крыша защищала базу от случайных метеоритов, несанкционированного наблюдения из космоса (ближнего, равно как и дальнего) или атак возможного противника. После конфликта с лейгами в окрестностях Антареса власти стали уделять гораздо больше внимания обороне баз даже внутри Солнечной системы.

В строительстве военной базы на Обероне участвовали все четыре ветви человечества: это было одно из величайших совместных предприятий людей в космосе – наверное, самое крупное, если не считать исследовательских экспедиций и научных проектов. На космодроме в Моммуре базировались аппараты и земных ортодоксов, и марсианских и венерианских киберов, и генмодов с Каллисто и Ганимеда, и даже сетевиков – объединенный разум этого человечества, существующий в сетях и обычно безразличный ко всему, кроме научных изысканий, был распределен по сотням летательных аппаратов, часть из которых располагалась на Обероне.

Для Клима космодром в каньоне Моммур значил гораздо больше, чем для многих жителей Солнечной системы. Три года назад во время строительства случилась катастрофа: взрыв контейнера с антивеществом из-за внезапно отказавшего магнитного изолятора. В результате трагедии погибли двенадцать человек, среди них был Димитр Юнь – отец Клима. Повреждения его тела оказались настолько серьезными, что ни о какой регенерации нанороботами не могло идти и речи. Если бы он загрузил свое сознание на электронные носители, как поступали сетевики, то, возможно, продолжил бы существование в иной форме. Однако Димитр был ортодоксом до мозга костей и не принимал оцифрованное сознание ни в каком виде. На тот момент Климу уже исполнилось восемьдесят, но происшествие разверзлось в его душе глубокой раной, которая зарубцевалась лишь недавно – и то не до конца. Сейчас, стоя перед панорамным окном в зале ожидания оберонской проекторной станции и обозревая открывающийся с высоты пятисот метров пейзаж, он понял это опять. Скорбь и сожаление захлестнули его душу, как цунами, поглотили, закрутили, а затем выбросили на берег реальности и медленно схлынули прочь.

– Потрясающий вид, – донесся из-за спины хрипловатый голос Леванова. Тот наконец прибыл на станцию; плотность трафика на африканских излучателях вызвала задержку в несколько минут.

– Да, мощно, – согласился Клим. – Что мешало построить такую же укрепленную базу у Антареса заранее? Того чудовищного разгрома и тысяч жертв удалось бы избежать.

– Наивность, – холодно ответил полковник, разглядывая ровные ряды капсул на дне каньона. – Всем почему-то казалось, что цивилизация, вышедшая в космос, непременно должна обладать миролюбием и стремлением к кооперации. Мы судили по себе. А лейги, неожиданно вынырнув из недр скопления Вестерлунд, опровергли это утверждение. Нам пришлось усвоить урок и спешно переучиваться. – Он умолк, очевидно вспоминая события четырехлетней давности, а затем заговорил вновь: – Но все человечества проявили гибкость и подправили собственное мировоззрение. То, что, как мы думали, давно похоронено под могильной плитой земной истории, поднялось вновь и воспряло с не меньшей, чем в прошлом, силой. Лейги убрались в Вестерлунд, а мы принялись укреплять гражданские поселения и военные базы по всей галактике и прежде всего – здесь, на Обероне.

– Но теперь, похоже, люди столкнулись с новым противником? – полуутверждая-полуспрашивая сказал Клим и отвернулся от панорамного окна. Взглянул на собеседника и пояснил: – Вы недавно упоминали недружественные действия неких внеземных сил.

Леванов посмотрел на ученого и покачал головой. На лице полковника проступили озабоченность и тревога.

– Никто не знает, – ответил он. – С равной вероятностью это может быть некое опасное природное явление.

– Люди ранены? – прямо спросил Клим. – Погибли? Или целы-невредимы?

– Ни то, ни другое, ни третье. Скоро будем на месте, наберитесь терпения.

Они направились к выходу из проекторной станции. Поскольку Оберон еще не терраформировали, путь к капсулам напрямую через летное поле был, понятное дело, исключен. Разветвленная сеть подземных коридоров соединяла все служебные и жилые помещения базы. Главный канал представлял собой широкий многолюдный коридор, по которому работники космодрома, учеэсовцы и гражданские передвигались не только пешком, но и на электрокарах. Он вел к шлюзам, через которые можно было попасть на нужный летательный аппарат. Именно этим путем прошли Клим и Леванов, прежде чем оказались на боевой капсуле «Орион».

4

Клим никогда прежде не бывал на борту военных аппаратов. Леванов сообщил, что «Орион» – одна из самых мощных боевых единиц объединенного человеческого флота. В его вооружение, помимо стандартных антипушек, лазерных излучателей, ядерных ракет и прочего, входили так называемые экспандеры, или лямбда-бомбы, которые прекрасно зарекомендовали себя во время конфликта с лейгами. Журналисты нарекли их «абсолютным оружием» – и, несмотря на помпезность эпитета, были совершенно правы. Лямбда-бомба представляла собой направленный через подпространство импульс, который выныривает непосредственно в самом объекте атаки, например во вражеском корабле, и резко меняет давление вакуума в ограниченном объеме. Это приводит к мгновенному лавинообразному, но локальному расширению пространства – и объект просто разносит в клочья. Защититься от такой бомбы не под силу никому. Исход войны это доказал.