Коллекционер

Эш плохо слышал, о чем она говорила с детективом Файн, но суть уловил: эта девушка видела что-то, связанное с гибелью Оливера.

Хотя на лестнице, равно как в коридорах и в дежурной части, было не протолкнуться, он догнал ее и коснулся плеча.

– Простите, мисс… Извините, я не расслышал, как вас зовут.

– Лайла. Лайла Эмерсон.

– Ясно. Вы не уделите мне несколько минут?

– Хорошо. Вы работаете с детективами Файн и Уотерстоун?

– В каком-то смысле.

В вестибюле, где полицейские сновали туда-сюда, а посетители объяснялись с охраной, Лайла сняла бейджик и положила его на стойку сержанта. После недолгого колебания Эш достал из кармана свой и последовал ее примеру.

– Я брат Оливера.

– Оливера? – Она не сразу поняла, о ком идет речь, из чего Эш заключил, что Оливера она не знала. – О, простите. Мои соболезнования.

– Спасибо. Мы могли бы поговорить об этом, это может…

– Мне кажется, это не положено. – Она посмотрела по сторонам, оценивая ситуацию. Потом снова перевела взгляд на его понурое лицо. – Я не знаю.

– Чашка кофе. Позвольте угостить вас чашкой кофе. В общественном месте. Здесь неподалеку должна быть кофейня, где всегда много копов. Прошу вас.

Глаза у него были, как у Томаса, – цепкие, зеленые – но в них сквозила печаль. И черты лица были острые, точно их вырезали хорошо заточенным, твердым резцом. Щетина придавала ему интригующе опасный вид, но глаза…

Он только что потерял брата – более того, его брат отнял две жизни сразу. Смерть тяжела сама по себе, а убийство, помноженное на самоубийство, станут для его семьи сокрушительным ударом.

– Хорошо. Тут, напротив, есть одно местечко.

– Спасибо. Я Эш, – он протянул руку. – Эштон Арчер.

Что-то шевельнулось в ее мозгу, когда он назвал себя, но она в свою очередь протянула руку.

– Лайла.

На выходе из участка она показала на кофейню через дорогу, и он кивнул.

– Я вам очень сочувствую, – сказала она, когда они стояли на светофоре рядом с женщиной, которая громко ругалась по мобильному. – Не могу представить, каково это – лишиться брата. У меня нет брата, но от одной мысли становится страшно. У вас еще есть родные?

– Братья и сестры?

– Да.

Эш посмотрел на нее с высоты своего роста, когда они пошли через дорогу, оттираемые друг от друга потоком пешеходов.

– Нас четырнадцать. Точнее, теперь уже тринадцать. Несчастливое число, – сказал он отчасти самому себе.

Женщина с телефоном вышагивала рядом с Лайлой, ее голос звучал все резче и пронзительней. Прямо перед ними двигались две девчушки, насмешничая над парнем по имени Брэд. Пара машин подала сигнал, когда свет переключился.

Разумеется, Лайла не расслышала его слов.

– Простите, что?

– Тринадцать – несчастливое число.

– Нет, я не об этом. Вы сказали, что у вас тринадцать братьев и сестер?

– Двенадцать. Я тринадцатый.

Он распахнул дверь кофейни, где витали запахи кофе и выпечки и слышался шум голосов.

– Ваша мама, должно быть… – «ненормальная», мелькнуло у нее в голове, – …потрясающая женщина.

– Я тоже так думаю. Но это все сводные или единокровные братья и сестры, – добавил он, садясь за столик. – Отец был женат пять раз. Мама трижды выходила замуж.

– Ну и ну!

– Да. Вот такая современная американская семья.

– В Рождество у вас, должно быть, сумасшедший дом. Они все живут в Нью-Йорке?

– Вообще-то, нет. Кофе? – поинтересовался он, когда подошла официантка.

– Лучше лимонад. От кофе меня уже воротит.

– А мне кофе. Черный.

Он откинулся на спинку и посмотрел на нее изучающим взглядом. Хорошее лицо, решил он, свежее и открытое, хотя со следами стресса и усталости, особенно возле глаз. Они были глубокие, темно-карие, под цвет волос, с тонкой золотистой каймой вокруг радужки. Цыганские глаза, и, хотя ничего экзотического в ней не было, он тотчас представил ее в красном лифе и пышной юбке со множеством разноцветных оборок. Она танцует, крутится, волосы разлетаются. Заразительно смеется на фоне полыхающего костра.

– Вы в порядке? Глупый вопрос, – тотчас одернула она себя. – Конечно, нет.

– Нет. Простите. – Не время, не место и не эта женщина, сказал он себе и снова подался вперед. – Вы не были знакомы с Оливером?

– Нет.

– А с женщиной? Как ее звали – Розмари?

– Сейдж. Тоже название травы[1]. Нет, я их не знала. Я проживаю в том же комплексе и, глядя в окно, увидела…

– Что вы увидели? – Он накрыл ее руку своей и, почувствовав, что Лайла напряглась, сразу убрал руку. – Расскажите, что вы видели.

– Я видела ее. Она была расстроена, плакала, и кто-то ее ударил.

– Кто-то?

– Его я не видела. Но вашего брата мне видеть случалось. Я видела их вместе в квартире несколько раз. Они разговаривали, ругались, мирились. Вы и сами все знаете.

– Боюсь, не вполне. Окна ее квартиры прямо напротив вашей? Их квартиры, – поправился он. – В полиции сказали, он жил здесь.

– Не совсем так. И это не моя квартира. Я там временно проживаю. – Она дождалась, пока официантка поставит лимонад и кофе, и поблагодарила ее с улыбкой. – Я пробуду там несколько недель, пока хозяева в отпуске, и… знаю, это прозвучит дико и бестактно, но мне нравится наблюдать за людьми. Я бываю в разных занятных местах и беру с собой бинокль, так что я…

– Играли в Джимми Стюарта?

– Да! – со смехом и облегчением выдохнула она. – Да, как в фильме «Окно во двор», только тут никак не ожидаешь увидеть, как Реймонд Берр складывает в сундук части тела своей жены и вытаскивает его наружу. Или это был чемодан? Впрочем, неважно. Я не считаю это шпионажем, точнее, не считала до того, как это случилось. Просто весь мир – театр, и мне нравится быть в зрительном зале.

– Значит, Оливера вы не видели, – резюмировал он. – Вы не видели, как он ее ударил? Вытолкнул из окна?

– Нет. Я сказала об этом полиции. Я видела, как ее ударили, но кто именно, было не разглядеть. Она плакала, была напугана, умоляла – я видела только ее лицо. Я схватила телефон, чтобы набрать службу спасения, и тут… Она выпала из окна. Стекло разбилось, она вылетела и упала.

Он снова накрыл ее руку своей, потому что рука у нее дрожала.

– Не принимайте так близко к сердцу.

– Эта сцена все время стоит у меня перед глазами. Стекло разбивается, и она падает, широко раскинув руки, молотя ногами воздух. Я слышу, как она кричит, но это у меня в голове. Ее крик я не слышала. Я сочувствую вам из-за брата, но…

– Он этого не делал.

Помолчав, она взяла стакан и сделала глоток лимонада.

– Он не был на это способен, – сказал Эш.

Лайла подняла на него взгляд, исполненный сострадания. «Она не валькирия, – мелькнуло у него в голове. – Слишком много эмпатии».

– То, что случилось, ужасно.

– Думаете, я не в силах принять тот факт, что мой брат мог убить, а потом покончить с собой? Это не так. Просто я знаю, что он не мог. Мы не были близки. Не виделись месяцами, да и тогда мельком. Он был дружен с Жизель, они почти одного возраста. Но она в…

Его снова накрыла печаль.

– Точно не знаю, где. Возможно, в Париже. Нужно выяснить. Оливер был занозой в заднице, – продолжал Эш. – Игрок без инстинкта убийцы, который определяет класс игрока. Уйма обаяния, уйма дерьма и уйма грандиозных идей при отсутствии способностей воплотить их в жизнь. Но он никогда не поднял бы руку на женщину.

Эш вспомнил, что Лайла подглядывала за ними.

– Вы говорите, они много ругались. Он хоть раз ударил или толкнул ее на ваших глазах?

– Нет, но…

– Будь он под кайфом, или в стельку пьян, или то и другое, он никогда не поднял бы руку на женщину. И не убил бы – ни ее, ни себя. В какое бы дерьмо он ни вляпался, он всегда был уверен в том, что кто-нибудь его вытащит. Оливер был несокрушимым оптимистом.

– Иногда мы знаем людей не так хорошо, как нам кажется, – осторожно заметила Лайла. Ей хотелось быть доброй.

– Вы правы. Он был влюблен. Оливер был или влюблен, или в поисках любви. Это была его стихия. Устав от отношений, он сваливал в закат – брал паузу, потом отправлял возлюбленной дорогой презент со словами сожаления. «Дело не в тебе, а во мне» – что-то в таком духе. Выматывающих душу расставаний он не выносил, предпочитал быстрый, жесткий разрыв. И он был слишком тщеславен, чтобы сунуть в рот пистолет и нажать на курок. Приди ему мысль о самоубийстве – а он никогда бы не впал в такое отчаяние, – он предпочел бы снотворное.

– Я думаю, это произошло случайно. Я про ее гибель. В пылу ссоры – вероятно, в такие моменты ваш брат себя не контролировал.

Эш покачал головой:

– Он позвонил бы мне или сбежал. Он самый младший в семье и единственный сын своей матери. Его избаловали сверх меры. Попав в переделку, он звонил кому-нибудь, чтобы его вытащили. Это была его рефлекторная реакция. «Эш, я тут вляпался. Помоги разгрести!»

– Обычно он звонил вам?

– С большими проблемами – мне. И он никогда не мешал «колеса» с бурбоном, – добавил Эш. – Одна из его бывших из-за этого откинулась, и он испугался до чертиков. Либо то, либо другое, порой он мог перебрать, но только что-то одно. Тут что-то не срастается, – настаивал он. – Вы говорите, что видели их вместе, наблюдали за ними.

Лайла неловко поежилась:

– Да. Ужасная привычка. С ней нужно бороться.

– Вы видели, как они скандалили, но он никогда не поднимал на нее руку.

– Нет. Скорее нападала она – швырялась всем подряд, била посуду. Как-то бросила в него туфлю.

– А он что делал?

– Увертывался. – Лайла слегка улыбнулась, и в правом углу ее рта появилась славная ямочка. – У него была хорошая реакция. По-моему, это она на него орала и однажды даже толкнула. А он безостановочно говорил, жестикулировал, и все движения были такие ловкие. Поэтому я прозвала его Мистер Рефлекс. – Она сокрушенно посмотрела на него большими темными глазами. – О боже. Извините.

– Нет, это верно подмечено. У Оливера действительно были отличные рефлексы. Может, он злился на нее? Угрожал? Проявлял агрессию? Толкал в ответ?

– Нет. Он смешил ее. По ней было видно, что она не хочет смеяться, и потому она отворачивалась. И тогда он подходил к ней, и они начинали… целоваться. Если люди не хотят, чтобы за ними наблюдали, пусть задергивают шторы.

– Значит, она швырялась всем подряд, орала на него и толкала. А он убалтывал и сводил ссору к сексу? В этом весь Оливер.

В самом деле: он никогда не распускал руки, задумалась Лайла. Ссоры, скандалы и стычки происходили каждый день, но он никогда не замахивался на нее. И пальцем не касался, если не считать прелюдии к сексу.

И все же…

– Однако он вытолкнул ее из окна, и сам застрелился.

– Ее вытолкнули из окна, но это сделал не Оливер – и он не стрелял в себя. В квартире был кто-то еще. Там был кто-то еще, – снова сказал Эш, – и этот кто-то убил их обоих. Вопрос – кто и почему.

В таком изложении это звучало правдоподобно. Это представлялось… логичным, и логика заставила ее усомниться.

– По-моему, напрашивается еще один вопрос – как?

– Вы правы. Итого три вопроса. Найдем ответ на один, возможно, ответим на все остальные.

Он смотрел на нее цепким взглядом и видел в ее глазах не только сочувствие. В них зарождался интерес.

– Могу я подняться в вашу квартиру?

– Что?

– Копы пока не пускают меня в квартиру Оливера. Я хочу посмотреть на нее с того ракурса, какой был у вас той ночью. Мы плохо знакомы, – добавил он, прежде чем она раскрыла рот. – Кто-нибудь может составить вам компанию, чтобы мы не оставались наедине?

– Пожалуй. Я попробую это устроить, но ничего не обещаю.

– Отлично. Я дам вам свой номер телефона. Если получится, позвоните. Мне просто нужно посмотреть, только и всего.

Она достала телефон и вбила его номер в контакты.

– Мне пора. Я и так задержалась дольше, чем следовало.

– Спасибо, что поговорили. И выслушали.

– Я соболезную вашей утрате. – Уходя, Лайла легко коснулась его плеча. – Соболезную вам, матери Оливера и всей вашей семье. Я надеюсь, вы получите ответы, какими бы они ни были. Если все устроится, я вам позвоню.

– Спасибо.

Лайла ушла, а он остался сидеть за столиком, глядя в чашку с кофе, к которому так и не притронулся.

Глава 3

Лайла позвонила Джули и, пока поливала растения, собирала урожай помидоров и играла с котом, вывалила ей всю историю.

Подруга ахала, изумлялась, сочувствовала – Лайле хватило бы и этого, но Джули поведала кое-что еще.

– Я услышала об этом в утренних новостях, когда собиралась на работу, и в галерее только об этом и говорят. Мы немного знали ее.

– Блонди? – Она поморщилась, сейчас ее саму покоробило от этого прозвища. – Я имею в виду Сейдж Кендалл.

– Немного. Она несколько раз заходила в галерею и даже приобрела пару очень славных вещиц. Не через меня, я с ней не работала, но нас познакомили. Я сразу не увязала эти факты. Даже когда в новостях упомянули Западный Челси. Номер дома я не расслышала, если его вообще упомянули.

– Сейчас уже, наверное, сообщили. Внизу ходят люди, фотографируют. И телевизионщики понаехали.

– Это кошмар. Такого врагу не пожелаешь – сочувствую тебе, дорогая. Утром не сообщили фамилию парня, который ее вытолкнул, а после покончил с собой. А потом я новости не проверяла.

– Оливер Арчер. Я столкнулась с его братом в полицейском участке.

– Как… неловко.

– На деле все оказалось не так плохо.

Лайла сидела на полу в ванной, старательно оттирая пятна на полозьях ящика туалетного столика. Ящик постоянно заедал, и она была настроена решить эту проблему.

– Он угостил меня лимонадом, – продолжала она, – а я рассказала ему, что видела.

– Ты пошла с ним в кафе? Господи, Лайла, возможно, они с братцем маньяки, мафиози или серийные убийцы, которые работали на пару. Или…

– Мы пошли в кофейню напротив, где в это время было пятеро полицейских как минимум. Мне было его жаль, Джули. Он был подавлен, пытался понять то, что не поддается пониманию. Он не верит, что брат убил Сейдж и покончил с собой, и очень логично обосновал это.

– Да кто поверит, что брат способен на такое?

– Это я понимаю, – Лайла аккуратно сдунула пыль с полозьев, – и тоже так думала поначалу. Но, как я уже сказала, он очень логично все обосновал.

Она подвигала ящик взад-вперед и удовлетворенно кивнула. Теперь порядок.

– Он хочет зайти сюда и взглянуть на квартиру с этого ракурса.

– Ты в своем уме?

– Погоди. Он предложил, чтобы кто-нибудь составил мне компанию, да я и сама не согласилась бы иначе. Пока я ничего не решила, сначала я про него погуглю. Нужно убедиться, что за ним не водится гнусных делишек – жен, скончавшихся при странных обстоятельствах, или родственников. У него, по его словам, двенадцать братьев и сестер – единокровных и сводных.

– Серьезно?

– Я сама в шоке. Нужно знать наверняка, что у них в прошлом нет темных пятен.

– Только не говори, что ты дала ему свой адрес.

– Я не дала ему ни адреса, ни номера телефона. – Лайла нахмурилась, укладывая в ящик косметику. – Я не настолько глупа, Джули.

– Но ты слишком доверчива. Я сейчас сама погуглю. Как там его? Если, конечно, он назвался своим настоящим именем.

– Разумеется, настоящим. Эштон Арчер. Звучит по-киношному, но…

– Погоди-ка. Эштон Арчер, говоришь? Высокий, худощавый и очень симпатичный? Брюнет с зелеными глазами?

– Да. Откуда ты узнала?

– Потому что мы с ним знакомы. Он художник, причем неплохой. Я управляю художественной галереей, мы на хорошем счету, и в Нью-Йорке он выставляется в основном у нас. Наши пути пересекались многократно.

– То-то его фамилия показалась мне знакомой, но я подумала, что это из-за брата. «Скрипачка на лугу» – это его? Там еще руины замка и полная луна на заднем плане. Помнится, я сказала, что купила бы ее, будь у меня стена, на которую ее можно повесить.

– Его самого.

– А может, у него были жены, которые скончались при странных обстоятельствах?

– Насколько мне известно, нет. Он не женат, но состоял в отношениях с Келси Нанн, примой-балериной Американского балета. Возможно, они до сих пор вместе, нужно узнать. У него солидная профессиональная репутация, и, в отличие от многих своих собратьев, он не производит впечатления конченого невротика. Явно любит свою работу. Семейный капитал с обеих сторон. Отец занимается недвижимостью и застройкой, мать – грузоперевозками. Еще что-нибудь погуглить?

Он не показался ей богачом. Вот его брат – другое дело. Но человек, который сидел напротив нее в кофейне, никак не выглядел на миллионы. Он выглядел подавленным и смятенным.

– Я сама погуглю. В общем, из твоих слов следует, что он не выбросит меня из окна.

– Пожалуй, шансов мало. Он мне симпатичен – по-человечески и профессионально, и мне жаль, что его брат погиб. Хотя он убил нашу клиентку.

– Тогда я разрешу ему прийти. Раз сама Джули Брайант дала добро.

– Не гони лошадей, Лайла.

– Я про завтра. Сегодня я уже слишком устала. Я хотела тебя попросить снова прийти, но валюсь с ног.

– А ты полежи в ванне, благо она там шикарная. Зажги свечи, почитай книжку. Потом надень пижаму, закажи пиццу, посмотри по телевизору романтическую комедию, обними кота и усни.

– Звучит упоительно, как идеальное свидание.

– Претворяй в жизнь и, если передумаешь и захочешь компании, звони. А я пока еще поспрашиваю насчет Эштона Арчера. У меня большой круг знакомых. И если буду удовлетворена, тогда дам добро. Завтра поговорим.

– Договорились.

Прежде чем отправиться в ванную, Лайла вышла на террасу. Стоя под лучами уже вечернего, но еще припекающего солнца, она смотрела на окно, теперь закрытое ставнями, за которым когда-то бурлила жизнь.

* * *

Джей Мэддок шла за Лайлой до входа в здание – там тощая брюнетка остановилась переброситься парой слов со швейцаром.

Джей правильно поступила, когда доверилась своему чутью и последовала за ней, а Ивану поручила присматривать за братцем.

Это отнюдь не совпадение, что брюнетка с братцем вместе вышли из полицейского участка, а потом долго разговаривали, если учесть, что девица, похоже, проживает в том же многоквартирном комплексе, что и болван со своей сучкой.

Говорят, у полиции есть свидетель. Должно быть, это она и есть.

Но что именно она видела?

Опять же, говорят, что полиция расследует дело по факту убийства и самоубийства. Джей была невысокого мнения о полиции, но при любом раскладе, со свидетелем или без, вряд ли следствие затянется надолго. Пришлось действовать оперативно, по ситуации, когда Иван перестарался с сучкой.

Боссу не понравилось, что болвана шлепнули прежде, чем он раскололся. Когда босс недоволен, жди неприятностей. Орудием этих неприятностей обычно была она, Джей, но попасть под раздачу самой ей не улыбалось.

Значит, проблему нужно решать. И она сложит этот пазл. Пазлы – ее конек. Болван, сучка, дохлячка и братец.

Как они связаны между собой и как сделать так, чтобы с их помощью боссу достался большой куш?

Джей пораскинет мозгами, все проанализирует и найдет решение.

Размышляя, она шла по улице. Влажная жара и многолюдный город ей были по душе. Мужчины обращали на нее внимание и провожали взглядами. Оно и понятно: таких, как она, – одна на миллион. Но в этом знойном, запруженном толпами городе даже она не оставалась в памяти надолго. В моменты благодушия босс называл ее своим «азиатским дамплингом», но босс был… своеобразным человеком.

Она была для него орудием, порой – домашним питомцем или избалованным ребенком и благодарила судьбу за то, что он не видел в ней любовницу. Потому что тогда ей пришлось бы с ним спать, а эта мысль коробила даже ее не столь чувствительную натуру.

Джей остановилась у витрины, залюбовавшись выставленными в ней туфлями на высоких золотых шпильках и с тонкими ремешками леопардовой расцветки. Было время, когда она радовалась одной паре туфель. Теперь она может позволить себе сколько угодно. Но воспоминание об отекших, со вздувшимися волдырями ногах, о голоде, лютом и почти смертельном, преследовало ее годами.

Будь у нее сейчас бизнес в Китае, она останавливалась бы в самых шикарных отелях, и даже тогда воспоминания о грязи и голоде, о жутком холоде или нестерпимой жаре не покидали ее.

Но деньги, кровь, власть и красивые туфли снова прогнали призраков прошлого.

Она хотела эти туфли, прямо сейчас, и решительным шагом вошла в магазин.

Десять минут спустя она ступила на тротуар, любуясь тем, как новые туфли подчеркивают острые контуры ее икроножных мышц. Она шла, беззаботно помахивая пакетом – эффектная азиатка в черных укороченных брюках в обтяжку, в черной облегающей блузке и в экзотических туфлях. Длинные иссиня-черные волосы, собранные на макушке в хвост, струятся по спине, черты лица обманчиво нежные, полные красные губы и большие миндалевидные глаза в обрамлении угольно-черных ресниц.

Да, мужики пялились на нее, и женщины тоже. Мужики хотели ее трахнуть, а женщины – быть на нее похожей – и некоторые тоже трахнуть.

Но пусть обломятся. Она была пулей в темноте, ножом, бесшумно перерезающим горло.

Она убивала, потому что могла. Потому что за это очень хорошо платили. А главное, потому что любила убивать. Она любила это больше туфель, больше, чем заниматься сексом, есть, пить и дышать.

Убьет ли она дохлячку-брюнетку и братца того болвана? Это зависело от того, как сложится пазл, но сама мысль представлялась ей здравой и приятной.

В сумке звякнул телефон – она достала его и удовлетворенно кивнула. Теперь у женщины с фотографии, которую она сделала, было имя и адрес.

Лайла Эмерсон. Только дом, в который она вошла, имеет другой адрес.

Странно. Но это не совпадение, что она вошла именно сюда. И раз она здесь, значит, не проживает по адресу, указанному в телефоне.

Возможно, по адресу этой Лайлы Эмерсон обнаружится что-то полезное и стоящее внимания.

* * *

Джули открыла дверь квартиры, когда шел десятый час, и сразу скинула туфли. Зря она поддалась на уговоры коллег пойти в клуб сальсы. Весело, да, но теперь ноги как чугунные – гудят и ноют.

Сейчас бы в теплую ароматную ванну, выпить побольше воды, чтобы избавиться от токсинов после всех «Маргарит», и завалиться спать.

«Это что – подкатывает старость? – думала она, запирая дверь. – Выдыхаюсь? Скисаю?»

Да нет. Это просто дает себя знать усталость. Она переживает за Лайлу, еще не оправилась от разрыва с Дэвидом, да и четырнадцать часов работы и последующего угара не прошли даром.

И тот факт, что ей тридцать два, она не замужем, без детей и спит одна, тут ни при чем.

У меня шикарная карьера, уверяла она себя, направляясь прямиком в кухню и хватаясь за бутыль воды «Фиджи». Я люблю свою работу, коллег и знакомых. Художников, ценителей искусства, выставки и поездки.

Да, она разведена. Ладно, дважды разведена, но в первый раз она была не в своем уме – ей было восемнадцать, и брак продлился меньше года. Так что это не считается.

Джули стояла посреди сверкающей навороченной кухни, где были солидные запасы воды и вина, а остальное – по мелочи, и спрашивала себя, почему ей так хреново.

Она любила работу, у нее был большой круг друзей, квартира, отвечавшая ее вкусу – именно ее, вот так-то – и шикарная гардеробная. Более того, она в основном была довольна своим внешним видом, особенно с тех пор, как год назад наняла Маркиза де Сада в качестве личного тренера.

Она подтянутая, привлекательная, интересная, независимая женщина, но все ее отношения длятся не более трех месяцев. А дальше – все, сказочке конец.

Может, не судьба? Она махнула рукой и направилась с водой в спальню, миновав гостиную, где мягкие нейтральные цвета перемежались электрическими вспышками модернистской живописи.

Может, кота завести? Коты – существа интересные и независимые. Ей бы такого милягу, как Томас, и тогда…

Она замерла, держа руку на выключателе. Пахло духами. Ее духами. Не «Риччи Риччи», которыми она пользовалась регулярно перед уходом на работу, а пряным интригующим «Будуаром», которыми душилась перед свиданиями, и то под настроение.

И хотя сейчас, благодаря сальсе от Джули пованивало потом, но этот запах она определила безошибочно.

Его просто не могло тут быть.

Зато изящный розовый флакон, увенчанный золотистой короной, должен был быть. А его не было.

Недоумевая, Джули подошла к туалетному столику. Антикварная шкатулка для безделушек, духи «Риччи Риччи» и высокая серебряная вазочка с одинокой красной лилией – все это стояло на своих местах.

А флакон «Будуара» исчез.

Может, она сама машинально переставила его? Но с какой стати? Да, утром она была с бодуна, чуть заторможенная и плохо отражала действительность, но она точно видела его здесь. Она пыталась надеть сережку и ругалась, уронив застежку – та упала на туалетный столик рядом с флаконом.