Дитя скверны

– Но это невозможно! Чтобы заставить восстать мертвого требуется обладать некромантией! Темные искусства исчезли из мира около пятисот лет назад, после того как…

Договорить он не успел. Его слова утонули в яростном реве тех, кто ранее беспрекословно ему подчинялся, а теперь безжалостно рвал его на части. Не желая наблюдать за этим, девушка покинула небольшую комнату и осторожно прикрыла за собой дверь. Спускаясь по каменной лестнице, она ощутила, как остатки жизни покинули тело Валеса Стенкара. Значит, и ей следовало даровать наконец его псам заслуженный покой.

Глава 1.

Небольшая деревушка, в которой жила Демела, находилась в юго-восточной части королевства Айденхельм. Где-то далеко, за высоким лесом, подходившим к ней вплотную с севера, стоял один из крупнейших городов страны. Однако лес был слишком протяженным. Дороги, соединявшие поселения, существовали разве что в объезд. А посему, не покривив душой, можно было с уверенностью сказать – эти два мира во всех отношениях разделяла пропасть.

О горстке незатейливых деревянных домов с покрытыми соломой крышами вспоминали лишь изредка, в те моменты, когда приходило время взимать с крестьян подать. Но их это вполне устраивало. Люди, обитавшие здесь, любили свою тихую, не подверженную переменам жизнь.

С самых ранних лет Демелу считали странным ребенком. В отличие от других детей, подкреплявших свои капризы слезами и получавших за это, по обыкновению, увесистый подзатыльник от кого-либо из родителей, она никогда не плакала. Порой казалось, она вовсе не испытывала эмоций или скрывала их так глубоко, что заметить их было практически невозможно. В нерассудительности или глупости ее тоже едва ли можно было упрекнуть, ибо зачастую она не боялась вступать в спор с Ковелом, своим отцом. Причем, к прискорбию мужчины, в итоге всегда оказывалась права. Впрочем, несмотря на странности, тот души в ней не чаял, а потому горечь небольшого поражения быстро перерастала в гордость за собственную дочь.

Все, за что бы Демела ни бралась, давалось ей с необычайной легкостью, будь то умение шить, готовить или вязать корзины. В ее разуме словно заведомо присутствовало знание о ремеслах или некое понимание принципов того, как все вокруг устроено. Это распространялось не только на рутинные обязанности девочки, но и на нехитрые игры, коими увлекались ее сверстники. Лишь только она начинала бросать камни в ямку, как ей без труда удавалось попасть в цель, с легкостью миновав преграды соперников. Загадки, придуманные другими детьми, разгадывались ею так быстро, как будто ответ заранее был ей известен. Стоило ей спрятаться, и ее приходилось искать до заката, пока она сама не решала выйти из укрытия.

Потому-то остальные ее и недолюбливали. Даже взрослые, выслушав рассказы своего ребенка, посматривали на Демелу косо. Это же касалось и двух ее старших братьев. Но последние, привыкнув к ней и не имея иного выбора, кроме как жить вместе, относились к сестре довольно сдержанно. Понимание того, что она – часть их семьи, наряду с суровыми взглядами отца, а также умом и холодной расчетливостью девочки, рубили на корню их желание над ней поиздеваться.

Мать, Залена, тоже относилась к дочери с заметной теплотой, и все же не столь слепой, какую испытывал ее отец. С одной стороны, женщину радовали успехи Демелы, восхищало, что ей без труда давалось любое дело, за которое та бралась. С другой – немалое беспокойство вызывал ее ум. Уж не сыграет ли он с ней впоследствии злую шутку? Как говаривали в народе, слишком умная жена хорошего супа не сварит. Вот почему она тайно надеялась, что с годами Демела все это перерастет.

При всей неприязни, а порой и открытой агрессии других детей, в деревне нашелся один, кто часто вступался за девочку, когда могло дойти до драки. Он пресекал все попытки остальных напасть на нее. И его, Прадима, она считала своим единственным другом. Хотя и он, как она иногда замечала, предпочитал держаться от нее на расстоянии.

В тот вечер дети, покончив с дневной работой в поле, как обычно, собрались вместе. На этот раз в своей игре они изображали приезд короля в его замок в столице. Роль государя досталась самому неприятному из мальчишек, Равену, кто не стеснялся в выражениях по отношению к Демеле, а иногда, особенно когда Прадима не было рядом, открыто проявлял к ней свою ненависть. Оседлав кривую палку и представляя, что это норовистый конь, он в сопровождении двух «рыцарей» с важным видом прошествовал мимо собравшейся вокруг ребятни. Затем взобрался на небольшой камень, видимо, воображая, что это трон, и подозвал к себе стоявшего рядом мальчика.

– Милостью своей, – теперь корявая палка-конь почему-то превратилась в меч, – я дарую тебе титул… ммм… – Он помолчал, пытаясь вспомнить то, чего отродясь не знал.

– Почетного рыцаря, – надломленным шепотом выпалил кто-то из толпы.

– Почетного рыцаря! – почти завопил Равен, явно переигрывая. – Но это звание ты получаешь не просто так. Теперь ты обязан служить мне до конца своих дней!

Преклонив колено, новоиспеченная «титулованная особа» что-то пробормотала в ответ, после чего неотесанная палка торжественно легла на его голову. Довольный собой, «правитель» широко ухмыльнулся, высматривая следующую жертву.

Внезапно взгляд его упал на Прадима, явно утратившего к происходящему какой-либо интерес.

– А теперь ты! – крикнул Равен, указывая палкой прямо на него и едва не задев при этом лица еще двух стоявших рядом ребят. – Выйди и получи свою награду!

Задумав было возразить, тот помедлил и тяжело вздохнул, видимо, посчитав, что излишние споры в итоге лишь осложнят положение. Неспешно выбравшись из толпы, он встал напротив Равена, превосходя его ростом даже при том, что последний расположился на камне. Потом откашлялся и нехотя опустился коленом наземь. «Меч», как и в прошлом случае, коснулся головы «рыцаря».

– Теперь ты живешь ради меня и обязан подчиняться мне во всем. Исполнять все мои приказы.

– Да-да, – сухо протянул мальчик.

– Но что я вижу? – «Король» вдруг снова внимательно осмотрел толпу. – Зло проникло в наши ряды! Враг под видом одного из верных подданных посмел пробраться во дворец! – Его взгляд остановился на Демеле, а ухмылка стала заметно более широкой.

– Чего? – не понял Прадим.

– Враг, говорю, среди нас.

– Да что ты? – В его глазах заблистал опасный огонек.

– Тебе, как своему почетному рыцарю, я повелеваю схватить ее и казнить собственноручно. – Он небрежно махнул в сторону Демелы. Другие дети, находившиеся рядом, тут же расступились, будто и впрямь поверив, что она опасна, а на этом месте ныне вершится справедливый суд.

– А не пошел бы ты? – процедил мальчик.

– Ты не имеешь права отказаться! Я Лантерин Герфес, король этих земель! Мое слово – закон!

– Так может пришла пора тебе уступить трон кому-то другому? – сложив руки на груди, сурово посмотрел на него Прадим.

– Что ты такое говоришь?! Решил пойти против государя?! Тогда я прикажу остальным схватить тебя и казнить вместе с ней!

– Правда? – самодовольно усмехнулся он. – Ну, пусть попробуют.

Телосложением и ростом мальчик заметно превосходил всех других детей. Связываться с ним во имя «горе-короля», который сам того и гляди может ни за что огреть палкой, желающих не нашлось. Небольшая толпа замешкалась, не вполне понимая, что следует делать, а еще где именно находится та незримая грань, за которой заканчивается игра и начинается неприкрытая жестокость.

– Как мило. – Губы Демелы растянулись в тонкой улыбке. Лицо же, по обыкновению, оставалось почти лишенным эмоций. – Боишься сам замарать руки и потому принуждаешь к этому всех остальных. Истинный правитель, ничего не скажешь.

С минуту Равен взирал на нее потрясенным взглядом, будто не в силах поверить, что она вообще посмела перечить ему. Затем все его тело содрогнулось от злобы. Он несколько раз ударил своей палкой о камень, на котором стоял, одновременно топнув ногой. Уже не пытаясь скрыть свою ненависть к девочке, он вновь указал на нее и сквозь зубы произнес:

– Схватить ее!

Ни один из детей, как и прежде, не двинулся с места. Окончательно осознав, что здесь и сейчас происходит нечто неправильное, они не решались сделать и шага к Демеле. Те же, кто желал навредить ей, убоялись своих родителей, перед которыми после придется держать ответ. Деревня, где все они жили, была слишком маленькой. Люди здесь отлично знали друг друга.

– Все вы бесполезны! – завопил Равен. – Коли так, я сам покараю ее!

Он сошел с камня и направился прямиком к Демеле. Она же, холодно глядя на приближавшуюся угрозу, даже не думала отступать. В самом облике ее вновь появилось нечто пугающее, отчего другие старательно обходили ее стороной.

Когда до девочки оставалось всего несколько шагов, за спиной «короля» возник Прадим. Он схватил его за плечо и резко развернул к себе. Тот едва не повалился наземь.

– Не вздумай, – проговорил мальчик.

– Только попробуй мне помешать! После того, как я побью ее, достанется и тебе!

Решив не продолжать спор, Прадим широко размахнулся и ударил соперника в грудь, заставив его сложиться пополам, хватая ртом воздух. Сев рядом, он лишь покачал головой.

– Ты и правда такой глупец?

Ответить Равен, само собой, был не в силах. Как-то странно посмотрев в сторону девочки, ее защитник вдруг наклонился к поверженному «королю» и прошептал несколько слов ему на ухо. Что именно он сказал, никто расслышать не сумел. Но в глазах последнего вдруг появился страх. Он кивнул, быстро успокоившись, и неспешно пошел в сторону дома.

– Правитель пал, – с кривой ухмылкой бросил он, удаляясь. – Но обещаю, завтра мы восстановим справедливость. Без предательницы среди нас.

В последних отблесках заката таяли очертания простиравшегося у границ деревни леса. Наступающая тьма быстро превращала его в нечто бесформенное и неделимое, нависающее над укрывшимися в своих жилищах людьми. В небе уже успели загореться звезды, с каждым мигом становившиеся все ярче. Ночные птицы затянули свою причудливую песнь. Ветер почти стих. Все вокруг полнилось неясными шорохами.

– Слышал, сегодня Прадим опять вступился за тебя? – будто бы невзначай спросил Ковел, когда его дочь доедала свой ужин.

Ее братья к тому времени успели разойтись по кроватям. В отличие от Демелы, они, будучи старше, работали наравне со взрослыми. Потому и ложились спать раньше, ведь им приходилось вставать с рассветом. Да и делить трапезу с сестрой они не особенно любили.

– Поразительно, неправда ли? Слухи распространяются в нашей деревне, как страшная болезнь, не щадящая никого на своем пути, – проворчала она.

– Эти слова, эта манера речи… Я ничуть не удивился бы, если такой ребенок родился и воспитывался в дворянской семье. Порой даже не верится, что я и правда твой отец. Вот в кого ты такая?

– Ты смеешь в чем-то обвинять меня? – с возмущением подала голос Залена, попутно прикидывая, чем бы кинуть в мужа, если тот дерзнет ответить положительно.

– Да не о том я! – гневно посмотрел на нее мужчина. – Вижу, что глаза мои. Лоб такой же упрямый. Но вот ум… Эх, не в крестьянской семье тебе надо было появиться на свет. И потому, Демела, я хочу, чтобы ты не сомневалась. Твой отец любит тебя и бесконечно тобой гордится.

– Знаю. И испытываю то же к тебе, – смягчившись, кротко улыбнулась девочка.

– Так что там с Прадимом? – поспешил продолжить Ковел.

– Да, он помог мне. Хотя я его об этом не просила.

– Не будь такой гордой, Демела, – покачал головой отец. – Иногда нужно уметь просто принять помощь, если действительно в ней нуждаешься. В конце концов, это обязанность мужчины – защищать женщину. – Он помолчал. – Хорошая из вас выйдет пара, когда оба подрастете.

– Ты уже и поженить нас решил? – поперхнулась девочка.

– А что такого? – вступилась за мужа Залена. – Мальчик точно неплохой, все время оберегает тебя, несмотря на твои причуды. Родители у него тоже достойные.

– Если кому и отдадим тебя, так это Прадиму, – согласился отец. – Любого другого прибью на месте.

– Надеюсь, что, когда сей момент наступит, ты все-таки учтешь и мой выбор, – с преувеличенным сожалением покачала головой она, словно это ей, будучи взрослой, выпало разговаривать с неразумным ребенком. – Радует, что мне пока лишь десять лет. И до моего замужества…

Внезапно Демела замерла. Ее глаза остекленели, лицо превратилось в неподвижную маску. Казалось, на время она забыла даже о своей способности дышать. Ложка, остановившаяся в воздухе, полная еды, выпала из ее ослабевших пальцев. Кожа, и без того слишком светлая, побледнела еще сильнее.

– Что с тобой? – заметив столь резкую перемену, забеспокоился отец.

– Тебе плохо? – поспешила к ней Залена.

Будто очнувшись ото сна, девочка обвела комнату невидящим взглядом. Потом с трудом остановила его на родителях и тихо, лишенным эмоций голосом, произнесла:

– Что-то изменилось.

– Правда? – не понял Ковел. – Если тебе вдруг стало нехорошо, можешь не доедать ужин. Просто иди, отдыхай.

– Перемены происходят в деревне, – покачала головой она. – Кажется, это нечто отвратительное. Я чувствую, как по домам расползается гнетущий мрак. Почему-то он мне знаком.

– Какой еще мрак? – удивился отец.

– Смерть, – подумав, ответила Демела. – Да, именно. Это смерть. Множество смертей, происходящих одна за другой.

– Не придумывай, – усмехнувшись, отмахнулся мужчина. – Коли решила напугать своего старика, у тебя еще…

Он замолк, потому как со стороны двери внезапно послышались полные боли и отчаяния крики. Ковел насторожился, быстро схватил стоявший в углу топор и приоткрыл широкий прямоугольник, отделявший его семью от объятого ночной тьмой внешнего мира.

Снаружи бесновался хаос. Жители с искаженными ужасом лицами разбегались по деревне, как загнанные, из последних сил пытавшиеся уцелеть звери. Люди, гнавшиеся за ними, убивали всех, кого видели, рубя жертв мечами, закалывая ножами, пробивая спины стрелами и сминая черепа тяжелыми булавами. Не щадили даже детей, с каким-то особым упоением отнимая их у родителей. Тех, кто успевал убежать далеко, нагоняли всадники. Разбойники врывались в каждый дом, расправляясь с ничего не подозревавшими семьями, не обращая внимания на вопли и мольбы о пощаде. Где-то вдалеке, у самой окраины, полыхал пожар. Пламя медленно перекидывалось на стоявшие рядом строения, пожирая их одно за другим.

Окружавший их страх, коим быстро пропитывался воздух, и разорение, что они учиняли, лишь веселили убийц. А пролитая кровь усиливала животный азарт, напрочь затуманивший их разум.

Заперев дверь на засов, Ковел подбежал к противоположному ей окну и открыл прочные деревянные ставни. Залена тем временем разбудила сыновей. Собрав детей вместе, родители несколько мгновений медлили, словно не желая их отпускать. Наконец мужчина опустился рядом и, заглянув в глаза каждому, стараясь не слушать плача и причитаний жены, проговорил:

– Как только выберетесь, бегите в сторону леса. Спрячьтесь в чаще, там вас никто не будет искать. Помните, – он обратился к братьям, – если с нами случится самое плохое, вы обязаны позаботиться о сестре. Кроме вас у нее не останется никого. Все мы – семья и обязаны поддерживать друг друга.

Стараясь сдержать слезы, мальчики закивали в ответ.

– А теперь в путь! – сказал он, подсаживая в окно первого ребенка. – Мы с матерью последуем за вами сразу же. Только заберем кое-что и тоже двинемся в лес.

Позади раздался грохот. Непрочный засов отлетел в сторону. В дом тут же ворвались запахи крови и гари вместе с сотрясающим воздух громким, почти безумным хохотом. Ковел повернулся, на ходу размахиваясь топором, который все еще держал в руках. Но в тот же миг холодная сталь меча вонзилась в его тело, а удар чьего-то сапога заставил обрушиться назад, на собственного сына, наполовину выбравшегося из окна.

– Куда это ты собрался? – надменно засмеялся один из преступников, хватая мальчика за рубаху и с силой втаскивая его обратно.

В тусклом свете масляной лампы последовал новый взмах меча. Но кого оружие поразило на этот раз, Демела уже не увидела. Впервые в жизни она едва помнила себя от ужаса. Девочка закрыла глаза, дрожа всем телом, будто в лихорадке. Отчаянно стараясь не слушать крики матери и своих братьев, не обращать внимания на свист, с которым острое лезвие рассекало воздух, одного за другим вынуждая их замолчать навсегда. Сразу за этим последовали несколько мгновений звенящей тишины, показавшиеся ей вечностью. Тем не менее по какой-то неведомой причине убийцы все еще медлили, сохраняя ей жизнь.

– Это она? – спросил один из разбойников.

– Да, – послышался в ответ до боли знакомый голос. – Та самая тварь, о которой я рассказывал.

– На вид вроде бы обычная крестьянская девка, – неуверенно протянул другой.

– Какая разница? Ваше дело – убить ее.

– С радостью.

– Но сначала хочу поболтать с ней в последний раз.

С величайшим трудом Демеле наконец удалось заставить себя открыть глаза. Первое, что она увидела – мертвые тела родных, безжалостно изрубленные оружием головорезов. По полу от них медленно, словно в кошмаре, растекалась кровь. Ее было так много, что она заполнила почти треть комнаты. В ней же грязными сапогами стояли убийцы, похоже, совсем не придавая тому значения.

В проеме двери с привычным пренебрежительным спокойствием на лице находился Прадим. Как-то неловко переступив через порог ее дома, он подошел ближе и взглянул на девочку сверху вниз. В нем не было ничего. Ни сожаления, ни злости, ни ненависти. Лишь отголосок некоего странного чувства, которое всегда, с самого начала их общения, присутствовало в нем. И теперь с удивлением она наконец осознала – это был страх.

– Вот и все, – произнес он, будто ему впервые удалось одержать над ней верх в одной из нелепых детских игр. – Сейчас ты умрешь.

– Почему? – Демела отчаянно пыталась сдержать слезы. Но у нее не вышло. Однако их вызывала вовсе не близость собственной гибели, а бездонная скорбь и понимание, что за один миг по неизвестной причине ее лишили всего, чем она дорожила. – Для чего тебе это?

– Ты говоришь о том, что случилось с деревней? Или имеешь ввиду собственную смерть? – криво усмехнулся он. – Впрочем, объясню по порядку. Видишь ли, мне захотелось изменить свою жизнь.

– И для этого ты решил принести в жертву жизни остальных?!

– Можно сказать и так, – невозмутимо кивнул он. – Считаешь, до самой смерти гнуться в поле было тем, о чем я всегда мечтал? Тебе самой не опротивело находиться в месте, где один день неизменно повторяет другой, а свою судьбу ты знаешь на годы вперед? Я вот, к примеру, ненавидел все это. Они, те, кого я знал с самого рождения, всегда напоминали мне безвольное стадо, бродящее по округе без цели. И, если уж предоставился выбор, не лучше ли примкнуть к стае волков, которая это стадо уничтожит?

Мне повезло, такой выбор у меня был. Пару месяцев назад я забрел в лагерь разбойников, обосновавшихся к востоку отсюда. Они расположились в лесу, грабили всех, кто проезжал мимо по дороге. Я мог бы уйти, потому как наблюдал издалека, и они не сразу заметили меня. Вместо этого я направился прямо к ним, решив рискнуть всем и поговорить с главарем. Сказал, что хочу присоединиться к ним и готов сделать все, что для этого потребуется.

Оказалось, о нашей деревне они знали уже давно. Но даже по их меркам брать у нас было особенно нечего. Гораздо выгоднее в их глазах было сидеть на месте, опустошая карманы и обозы редких торговцев, осмелившихся ехать по тракту близ их стана. Королевской гвардии на это, судя по всему, плевать. А вот нападение на деревню не осталось бы незамеченным, пусть слухи об этом и пошли бы не сразу. Им пришлось бы бежать в другое место, подальше от властей.

Единственным, что прельщало их, были деньги, которые староста собирал со всех жителей, дабы по осени заплатить оброк. Даже сейчас, к началу лета, их уже должно было скопиться немало. Остальное, вроде запасов зерна, моих новых друзей не интересовало. Только вот старик прятал монеты так, что даже никто из его семьи не знал, где они находятся.

Разбойники пытались надавить на него, подсылали своих людей, но ничто из их действий не принесло результата. Поэтому они быстро оставили нас в покое. Ведь даже сталь и угроза гибели близких наверняка не заставили бы его говорить.

В обмен на возможность стать одним из них я пообещал узнать, где находится тайник. Сказал, мне безразлично, что они сделают с жителями. Попросил лишь на время оставить в живых тебя.

Вскоре, как ты сама понимаешь, мне удалось проследить за старостой. Я вернулся к разбойникам и пообещал поведать обо всем после того, как они нападут на деревню и исполнят свою часть соглашения. Наверное, можно назвать это посвящением кровью. Отныне я один из них.

– Но почему непременным условием было сохранить мне жизнь? – всхлипнула девочка.

– Не волнуйся, это ненадолго. – Злость, и тени которой раньше не было во взгляде Прадима, теперь вспыхнула в нем вперемешку с надменным торжеством.

– Не понимаю! Ты всегда защищал меня!

– Защищал? Я боялся тебя, сколько себя помню! Я ненавидел тебя!

– Но почему?

– В тебе есть что-то странное, Демела. Какое-то зло. И это пугает до дрожи. Не знаю почему, но я всегда был уверен – стоит разозлить тебя, сорвать с лица эту маску безразличия, как все мы тут же горько об этом пожалеем. Только по этой причине я становился меж тобой и другими.

По правде говоря, сегодня я с радостью посмотрел бы, как Равен устроит твою казнь. Только вот беда в том, что убивать тебя на самом деле он не собирался. И кто знает, как ты решила бы отомстить всем нам за это представление?

– Ты продал всех, кого знал, а теперь называешь злом меня?

– Я сделал это ради собственного будущего. Жизни любого из стада, обитавшего в нашей деревне, все равно ничего не стоили.

– А ведь мои родители только недавно говорили, что я, должно быть, нравлюсь тебе. – Демела вдруг почувствовала, как вместе со скорбью и нарастающей ненавистью из глубин ее души поднимается нечто, чего она прежде никогда не ощущала.

– Как может кому-то вообще нравится сумасшедший выродок, вроде тебя? – сплюнул он. Потом посмотрел на разбойников и с безразличием произнес: – Я сказал все, что хотел. Как только уйду, можете порезать ее на куски.

– Не останешься полюбоваться? – ухмыльнулся один из них.

– Насмотреться на это еще успею. Теперь я в ваших рядах.

Когда дверь за Прадимом захлопнулась, что-то внутри дома мгновенно изменилось. «Друг», все время, как девочке казалось, встававший на ее защиту, понимавший ее и разделявший ее одиночество, даже когда они находились среди прочих детей, и оказавшийся в итоге самым отвратительным из всех, кого она знала, этой перемены уже не увидел. Не заметили ее и убийцы, стоявшие рядом. Однако тени вокруг стали чуть более густыми, словно отражая ту непроглядную тьму, что пробудилась в ее душе. Пламя лампы затрепетало и зашипело, готовое вот-вот погаснуть. Тихие шорохи заполнили комнату, как если бы десятки невидимых грызунов и насекомых сновали где-то неподалеку.

– А паренек и правда подал неплохую идею, – с какой-то нездоровой радостью обратился к Демеле разбойник, стоявший справа. – Разделаем тебя на части, пока ты жива. Что скажешь?

Однако стоило ему заглянуть в глаза девочки, улыбка быстро сползла с его лица. В них оставалось теперь слишком мало человеческого. Холодный блеск, приоткрывавший что-то непостижимое, не содержал в себе ни страха, ни гнева, ни презрения. Такого взгляда просто не должно было быть у ребенка, и осознание этого невольно заставило мужчину отпрянуть.

– Вот уж и правда выродок, – процедил он, быстро взяв себя в руки.

Снова приблизившись к жертве, он занес над ней меч, намереваясь вложить в него столько силы, чтобы ее хватило одним ударом разрубить ребенка надвое. Но в этот момент почувствовал, как на его голени, чуть выше сапога, сомкнулись чьи-то крепкие пальцы. Забыв о девочке, он опустил взгляд и увидел все еще лежавшего лицом вниз Ковела, протянувшего к нему свою руку.

– Смотри-ка! – весело оскалился разбойник, переглянувшись с соратником. – Воспрял ради дочери! Я-то думал, он давно уже сдох. И что дальше? Хочешь задержать меня, пока она попытается сбежать?

Но отец Демелы ничего ему не ответил. Вместо этого его пальцы сжались с такой невероятной силой, что без труда пронзили кожу и плоть, добравшись до кости. Из раны на ноге головореза хлынула кровь, разливаясь по полу, где ее и так было предостаточно. Он заверещал, судорожно дернулся, пытаясь освободиться, а потом вновь вонзил меч в распростертое на полу тело, как уже сделал это несколько минут назад, когда отнимал жизнь мужчины.

Хватки Ковел не ослабил. Он медленно поднял голову, заставляя обоих разбойников побледнеть от ужаса. Все в бескровном лице хозяина дома, его мутном взгляде и приоткрытом провале рта, из которого вываливался не подчинявшийся ему язык, говорило, что он мертв. Алые потоки, проистекавшие из его тела после ударов оружием, тоже иссякли. И все же он каким-то непостижимым образом двигался, даже после гибели пытаясь защитить то немногое, что осталось от его семьи.