Полная версия
Вспомнить всё
Распахнула глаза. Я не знала, откуда взялись эти воспоминания и эти ощущения, но они помогли мне: небо потемнело, а трава из зелёной превратилась в жёлтую, словно кто-то переключил времена года. Задул сильный, холодный ветер, и по коже забегали мурашки. Трое собеседников присели на корточки, чтобы оказаться со мной вровень. Глаза в глаза.
– Ну, вот и всё, – улыбнулся первый говоривший.
– Теперь ты свободна, – вторил ему тот, который пониже.
– Не возвращайся, пока не наступить твоё время, – наказал третий.
Я хотела поблагодарить их за помощь, только белая пелена перед глазами забрала всё внимание. От испуга застучало сердце. Что происходит?
Дальше всё было, как в тумане. Бесконечное падение и темнота.
***
Ничего более опрометчивого и глупого я в своей жизни не совершала!
Эта мысль промелькнула в голове первой и исчезла так же быстро, как я успела её зафиксировать и осознать. Ужасно раздирало виски, череп будто пытались разделить пополам, прежде чем достать оттуда мой мозг, во рту пересохло. Я ощущала себя отделённой от собственного тела: ни руки, ни ноги двигаться не хотели. Разлепить глаза оказалось ещё сложнее, чем поймать за хвост убегающую мысль.
Что же со мной случилось?
Вскоре попытки увидеть, где я находилась, увенчались успехом. Вместе с белым светом, резанувшим по глазам, с меня как будто сняли вакуум или захудалые беруши, и я различила монотонный звук, который доносился откуда-то спереди. Ровный, до ужаса раздражающий голос, как я всё-таки поняла, вещал о чём-то без умолку. Мне хотелось пить, сдавливало голову, болели глаза, а тут ещё действующий на нервы шум. Нужно отвлечься.
Я находилась в больничной палате. Светло бежевые стены, потолок с шрамиками в виде трещин, флуоресцентные лампы, которые сейчас были отключены, потому что за окном ещё стоял день. Несильно пахло медикаментами и хлоркой, ветром приносимой из коридора. Я лежала под хрустящим одеялом, из правой руки змейкой выходила капельница, а в нос воткнули кислородные канюли, отчего хотя бы дышать было проще.
Голос продолжал говорить. Я прислушалась и осознала, что по телевизору, к моему великому удивлению, установленный в палате, шли дневные новости. Диктор зачитывал подводку к следующему сюжету о городских происшествиях. Внутри меня всё сжалось, когда ведущий передал слово находящемуся на главной площади корреспонденту. Я сразу догадалась, о чём пойдёт речь.
– Спасибо, Всеволод, – начал тот. Послышался гул автомобилей, значит, он находился на том самом месте. – Сегодня мы снова приехали на место аварии, взбудоражившей весь город. Девушка выбежала на проезжую часть и не заметила приближающийся автомобиль. Но об этом мы уже говорили не раз, и сейчас хотели бы обратить внимание на странное явление, произошедшее в тот момент, когда автомобиль сбил пострадавшую. Разобраться в этом нам поможет свидетельница событий Антонина Антонова. Расскажите, Антонина, что вы видели?
– Что я видела? Дождь в то время начался, сильный такой. А потом в одно мгновение тучи рассеялись, словно их и не было. Вот так раз – и небо такое чистое, голубое. Я бы не обратила внимание, но тут же как не обратишь, когда сейчас льёт дождь, а в следующую секунду – бах – и светит яркое солнце, – говорил женский голос.
– Но возможно, это лишь совпадение. Вы не думали о таком?
Я почему-то не сомневалась, что журналист сделала такое выражение лица точно разговаривал не о высосанном из пальца странном явлении, а о выборах президента, от которого зависит судьба всей страны. Будь у меня больше сил я бы, наверное, рассмеялась.
– Да вы что, я похожа на ненормальную? – возмутилась было женщина, но быстро поняла, что экспертное мнение слушает вся страна. – Ну, то есть я не думала, что это совпадение. Тучи исчезли аккурат в ту секунду, когда бедняжка на асфальт рухнула. Ох, мне тогда показалось, что время остановилось, а потом быстро-быстро пришло в движение, и тут-то небо чистое такое стало. Нет, это точно не совпадение.
В этот момент, насколько позволяли силы, я сжала руками простыню. Люди в телевизоре перешли к обсуждению «девушки, выбежавшей на проезжую часть». От этого стало противно, словно меня публично облили водой и следом перьями, а миллионы жителей страны с любопытством за этим наблюдали. Пусть это прекратиться! Не хочу быть очередным достоянием общественности, не хочу этих перешёптываний за спиной!
Злость поднялась в груди и затмила все остальные чувства. Я сильнее сжала руки, и – о, чудо – всё прекратилось. Точнее, голоса замолкли, и палата погрузилась в тишину. Меня тоже накрыло тёплой волной, и я отключилась.
Глава 3. События прошлого
В голове проносились одна за другой сотни картинок. Это было как смотреть фильм в 3D-кинотеатре: полное погружение в историю, отчего чувствуешь себя главным героем. Но почему вместе с этим во мне крепло стойкое ощущение, что всё происходящее с той же самой маленькой девочкой случилось и со мной? Будто она – это я.
Вот огромная площадь, где шумно и людно. Торговцы завлекают покупателей, предлагают свой товар, весело щебечут две пожилые дамы, разглядывая блестящие наряды, между прохожими маневрирует детвора, каким-то чудом избегая столкновений с прохожими. На этом картинка сменяется другой.
Теперь я сама нахожусь посреди этой же площади, только атмосфера ощущается другая: тягучая, пропитанная вселенской скорбью. От резкой смены настроения перехватывает дух, я не могу пошевелиться и не свожу взгляда от того, что разворачивается впереди меня. Люди в белых плащах зачитывают что-то на длинных листах, но слова я даже не пытаюсь различить. Вижу лишь их. Своих родителей.
Разряд тока будто бы прошёл через всё тело, и передо мной – снова та самая комната из первого сна. Родители о чём-то тихо переговариваются, я же опять окружена игрушками, которые вовсе не интересны. Куда любопытнее узнать, что же мама и папа скрывают от меня. Хочу спросить, да только догадываюсь, что идея изначально провальная.
Снова перемотка. Теперь она ускорилась в два раза. Сосредоточиться на чём-то одном стало тяжело, и я отдалась этому потоку, наполненному радостью и болью, успокоением и обидой. Длилось это тоже недолго. Стоило мне окончательно расслабится, как я будто мысленно оступилась и снова полетела в бездну.
Пробуждаться в этот раз было куда легче, чем в первый. Лишь во рту пересохло, но никакой рези в глазах или тяжесть в конечностях.
– Боже, она проснулась! Доченька, Сашенька, милая моя, ты слышишь меня? – раздалось совсем рядом, и я повернула голову, чтобы встретиться с обеспокоенным взглядом матери. Моей настоящей матери.
Наконец-то!
Но вместо радостных приветствий я прохрипела:
– Воды…
– Что? Воды? Сейчас-сейчас, – она засуетилась.
Я жадно прилипла к стакану и сделала несколько коротких глотков, пока не почувствовала, как становится лучше. Вода размягчила сухость и придала сил. Сон отступил. Я вновь огляделась: вокруг мало что поменялось, кроме затихшего телевизора. За окном стояла ночь.
– Милая, ты как?
Мама сквозь пелену слёз смотрела на меня и гладила руку. От её прикосновений становилось чуточку лучше.
– Нормально. Сколько я здесь? – слова давались с неимоверным трудом.
– Около недели, милая. Врачи сначала говорили, что с такими травмами ты вряд ли скоро проснёшься. Давали месяцы, а то и годы.
Годы… Неужели всё так серьёзно?
А что ты хотела? Авария – дело нешуточное, ехидно отпечаталось в сознании. Вполне объяснимо. Будь у меня больше сил, наверное, надавала себе подзатыльников.
Но, увы, голова и так была чугунной, заполненной разным хламом из обрывков последних сновидений. Сейчас я чётко помнила, что со мной произошло. Ссора с лучшей подругой. Я пытаюсь её догнать. Дождь. Ужасный скрежет. Машины. Свет. Удар. Полёт. Темнота.
– Я так испугалась, – родительница вновь всхлипнула. – Когда позвонили из больницы и сказали, что ты попала в аварию, я думала… Думала, что умру на месте. Почему ты так сделала, Сашенька?
В маминых глазах отражалось столько страданий и выплаканных слёз, что сердце моё невольно сжалось. Выходя на проезжую часть в тот день, я ни на минуту не задумалась о последствиях своего действия, о том, что кому-то могу причинить боль.
Дура! Полная дура!
– Прости, – прошептала я. Одинокая слеза скатилась по щеке. – Мам, я…
– Тише, Сашенька, тише. Всё уже в прошлом. Главное, ты сейчас отдыхай и восстанавливайся, хорошо?
Я кивнула, не в силах произнести хоть слово.
– Вот и замечательно. А я пока позову врача.
Она ушла, и я была предоставлена сама себе. Накатило отвратительное чувство стыда за собственный безрассудный поступок. Зачем бросилась за подругой, когда та ясно дала понять, что не желает со мной разговаривать? Сколько себя помнила, я никогда не рисковала, предпочитая просчитывать каждый шаг наперёд и взвешивая разные варианты развития событий. Комфорт и спокойствие всегда были для меня в приоритете. А неделю назад я обрубила на корню свои же принципы, выстроенные годами. Ради чего? Ради разговора с человеком, который с лёгкость послал меня куда подальше?
Вопрос остался без ответа. Двери открылись, и на пороге возникли двое – мама и врач.
– Ну, здравствуй, Саша, – с улыбкой на лице поприветствовал мужчина. На первый взгляд я дала бы ему не больше тридцати пяти, хотя волосы на висках уже тронула седина, а очки и усталый взгляд дополняли общую картину не в его пользу.
В ответ я только кивнула.
– Я рад, что ты пришла в себя так скоро. Сейчас посмотрим на твои показатели, – в голосе мужчины ощущалась искренность.
Пока он проверял данные на приборе, я заметила нашивку на халате. Имя. Адриан Иванович. Весьма необычное! За ним точно скрывалась интересная и полная загадок история.
Мама стояла рядом, по другую сторону кровати, и заламывала руки от нетерпения. Только сейчас я могла разглядеть её получше: сероватое лицо от недосыпа и усталости, отсутствие косметики и не пойми что на голове. Сколько всего она успела надумать за эту неделю! И поддержать в этот момент её точно было некому. Мы с ней жили одни, отец ушёл из семьи, когда я только-только родилась, а бабушек и дедушек рано не стало.
Наконец Адриан Иванович заговорил, а мама подалась чуть вперёд, наполненная надеждами, что сейчас мой лечащий врач скажет что-то хорошее.
– Что ж, Саша на удивление восстанавливается даже быстрее, чем я предполагал. Для человека, пережившего серьёзную аварию, это поистине чудо, не меньше.
В его словах сквозило неподдельное восхищение и изумление.
– Значит, всё обошлось? – возбуждённо спросила мама.
– Этого я вам пока гарантировать не могу. Всё может измениться в любой момент, так что мы будем наблюдать. Но обещаю, что сделаем всё возможное.
Мама рассыпалась в благодарностях и даже почти заплакала, но Адриан Иванович уверил, что это всего лишь их работа. Я тоже хотела успокоить родительницу, только язык не поворачивался, словно прирос к нёбу.
– Мне пора. Саша, побольше отдыхай и ни о чем не переживай, – врач подмигнул мне, напоследок похлопал маму по плечу и бесшумно покинул палату.
Я дотянулась до маминой руки и, насколько позволяли силы в не слушающих пальцах, сжала её, хоть так давая понять, что со мной всё будет замечательно.
– Ничего, доченька, прорвёмся, – ободряюще улыбнулась она, поняв мой намёк.
Глава 4. Обычная жизнь
Дни сменялись ночами, процедуры – анализами. Каждый день был похож на предыдущий, но я не жаловалась. Восстановление шло быстрее, чем предполагали врачи. Адриан Иванович и его коллеги не переставали удивляться и перепроверять результаты анализов по несколько раз. Однообразие успокиваивало, я все глубже погружалась в свой панцырь, сотканный из одиночества и самоанализа. Только ощущение комфорта чуть поубавилось, когда в палату подселили ещё одну пациентку.
Такая же молодая девушка, на вид которой я бы не дала больше шестнадцати, хоть целый день и смотрела не мигающим взглядом в потолок, всё равно меня стесняла. Почему-то казалось, что я находилась под прицелом сотни камер. После того сюжета по телевизору, меня несколько раз останавливали в коридоре больницы и спрашивали, я ли «та сама девушка, бросившаяся прямиком под машину в центре города». Это пугало и раздражало, становиться героем очередной истории, разлетевшейся по всей стране, я не желала, поэтому даже с соседкой старалась не пересекаться. Так, на всякий случай.
Врачи не верили, что с переломом, черепно-мозговой травмой и всевозможными ушибами я смогла выжить, а через месяц самостоятельно двигалась, питалась и разговаривала, словно никакой аварии в помине не было. Не особо сказалась на мне и недельная кома. Что-то точно сгладило последствия, а что именно – пока оставалось загадкой. Но, конечно, отголоски аварии я всё же ощущала: вечером сильно уставала, болела голова, подташнивало, порой я забывала названия элементарных вещей. Мама переживала, что теперь мне будет тяжело вернуться в привычную жизнь и продолжить учёбу в университете, а я же старалась раньше времени панике не поддаваться.
Если проблемы со здоровьем ещё можно было логично объяснить, то кое-что другое вряд ли. С того момента, как я пришла в себя после комы, почти каждую ночь видела необычайно яркие сны, от которых чувствовала больше усталость, чем наслаждение. Они были настолько реалистичными и эмоционально наполненными, что, проснувшись утром или посреди ночи, я не осознавала, где нахожусь. Эмоции, голоса, запахи – всё это ощущалось так остро, отчего к концу третьей недели пребывания в больнице я не воспринимала эти сны как плод разыгравшегося сознания. Стало казаться, что это видения либо из-за последствий аварии, либо недостаточного восстановления организма. Я слышала много историй о людях с травмой головы: они начинали видеть нечто сверхъестественное, недоступное обычному человеку. Например, прошлое или, наоборот, будущее. Однако свои сновидения под такие стандарты я вписывала с трудом.
Всё потому, что в них я была главной героиней, но мне не двадцать один или больше. Я чётко понимала, что мне намного меньше: сегодня три, а завтра шесть. Локация практически не менялась: огромное здание из кирпича, где так много места, что вдоволь можно набегаться. Повсюду фотографии незнакомых людей, облачённых в изящные наряды из какого-нибудь XVIII века. Либо это был город с бурлящей жизнью: магазинами, лавками, проводящими весело время прохожими. Во всём этом разнообразном и разноцветном водовороте меня узнавали и приветствовали, мне кланялись, а я кланялась в ответ и радовалась чему-то на первый взгляд незначительному. Из-за этого я, просыпаясь, терялась, ломала голову, что бы это могло значить. А самое главное – почему я была маленькой.
Ещё одна необъяснимая странность крылась в моих руках. Как только организм более-менее пришёл в себя после комы, я заметила за собой, что могу лишь силой мысли заставить сдвинуться нужный предмет или выключить лампу в палате. Впервые такое произошло за пару дней до того, как в палату подселили молчаливую соседку. Я, не прикладывая дополнительных умственных усилий, захлопнула дверь палаты. Тогда это показалось проделкой сквозняка, изредка гуляющего в коридоре, но через время всё повторилось. Это происходит так обыденно и не требует особых энергозатрат, что я не сразу замечаю, как в руке оказывается стакан с водой, о котором я только-только подумаю. Пока я никому о своих способностях не рассказала, опасаясь, что меня сочтут умалишённой и отправят на лечение, запретив появляться среди здоровых людей. Лучше я разберусь с этим самостоятельно.
Не оставляла в покое и история с Ливой. За месяц, пока я находилась в больнице, подруга ни разу меня не навестила. Поначалу это расстраивало и обижало, ведь нас связывали долгие годы дружбы. Множество ситуаций мы проходили вместе, учились друг у друга, росли и познавали мир тоже бок о бок. До аварии я была уверена, что эта дружба крепкая и настоящая. Вот только ссора, видимо, всё перечеркнула.
Мы с Ливой подружились в пятом классе. Тогда, по рассказам мамы, мы переехали в столицу, где возможностей представлялось куда больше, чем в захолустном городишке, откуда мама стремилась сбежать ещё в раннем детстве. Лива сразу стала для меня той, чья энергия наполняет каждый уголок комнаты. Она только входит, а уже всё пропитывается её настроением. Это привлекало не только меня, но и ещё полшколы, как минимум. Будучи закрытым ребёнком, я не стремилась подходить к Ливе, и скажу больше: я даже боялась с ней заговорить. В итоге удача всё-таки повернулась ко мне лицом: среди её многочисленных поклонников именно я удостоилась чести стать её подругой.
Случилось это во время межшкольных соревнований по футболу. Наш директор распорядилась, чтобы все ученики нашей школы обязательно присутствовали на официальной части соревнований, то есть стояли и слушали скучнейшие обращения министра по спорту, именитых спортсменов и школьной администрации. Вот тогда Лива, которая никогда не любила сидеть на месте и просто слушать, подговорила некоторых сбежать с линейки и пойти в скейт-парк недалеко от школы. Я испугалась, что нас могут поймать и отважилась признаться в этом Ливе. Она надо мной посмеялась, однако же почему-то послушала и осталась. А на следующий день позвала за свой столик во время обеденного перерыва. Так мы и подружились, а когда стали чуть старше, она призналась, что тогда остановило её от побега с мероприятия. До этого ей никто не возражал, все, стремясь понравиться, соглашались со всем, что бы она не говорила. Это жутко раздражало. Я же стала первой, кто всё-таки пошёл против и не побоялся сказать об этом Ливе в лицо. Признание подруги тронуло до глубины души. Я почувствовала искренность в её словах и искренность в нашей дружбе.
А сейчас это казалось отблеском придуманного, словно того момента вовсе не существовало. В книгах я не раз встречалась с мыслью, что некоторые люди приходят в наши жизни всего лишь на какой-то этап: школа, университет, работа. Этап заканчивается, а вместе с ним уходят люди. Это всегда напоминало мне момент: ты выходишь из трамвая, но люди в нём продолжают ехать дальше. Вот так происходило и сейчас. Я могу ехать дальше, но конечная остановка для некогда близких людей может уже наступить. Грустно, а что поделаешь?
Шорох справа заставил вздрогнуть и вернуться в действительность, как будто с меня сняли наушники с шумоподавлением. Сотни звуков ударили в уши: детский смех неподалёку, громкий разговор двух старушек, сирена «скорой помощи», двигатели автомобилей. Я сидела на лавочке в больничном парке и наслаждалась тёплым летним днём, пребывая в размеренном состоянии и анализируя свою жизнь. Наверное, поэтому так задумалась, что не заметила перед собой девочку лет четырнадцати. Она была одета в тот же больничный костюм, что и я, значит, мы были подругами по несчастью. Выглядела незнакомка слегка шокировано, но при этом как будто стеснялась чего-то. Я улыбнулась и поприветствовала её. Мне хотелось узнать, требовалась ли ей какая-то помощь, только сказать что-либо девчушка не дала и выпалила как на духу:
– ЭтотытасамаяСашаФролова?
Из её потока слов я разобрала лишь своё имя.
– Что?
– Ты та самая Саша? – чересчур с расстановкой повторила девочка.
Я неуверенно кивнула, мало понимая, к чему та клонит. А девочка, ещё больше шокированная, расслабилась и воскликнула:
– Обалдеть! Ты правда существуешь!
Во рту появился горький привкус, словно я проглотила тухлое яйцо. Мне уж подумалось, что девочка захотела со мной познакомиться и пообщаться или просто прогуляться по парку, потому что стало скучно и не с кем скоротать время. Но, увы, она была одной из тех, кто видел во мне «ту самую Сашу Фролову, которая выжила в страшной аварии». Я поникла. Разговаривать совсем перехотелось.
– Это всё, что ты хотела узнать? – я начала подниматься. Надо поскорее вернуться в палату.
Светившее надо мной солнце вдруг начало обжигать кожу.
– Как так вышло? Я слышала, что ты серьёзно пострадала, но по тебе и не скажешь, – она совсем не обращала внимание на моё нежелание продолжать этот бессмысленный разговор. От такого отношения становилось отвратительно, и я ускорила шаг, пытаясь скрыться от новоявленной фанатки.
Подобные вопросы мне задавали не в первый раз. Если сначала я не придавала этому особого значения и даже считала забавным: людям просто любопытно, то теперь это было больше про отсутствие банальной тактичности. Особенно остро я почувствовала это, когда смогла выходить на улицу. Ко мне иногда целыми группами подходили. И ведь никто из прохожих на самом-то деле и не интересовался моим самочувствием, а все лишь хотели поглазеть на чудо. Как они все вообще узнали, что я Саша Фролова – та самая выжившая в аварии? В новостях обо мне упоминали мало, сама же я в соцсети не заходила: резало глаза от экранного света, из-за чего потом болела голова.
Возможно, эмоции отразились на моём лице, потому что девочка извиняющимся тоном поспешила объясниться:
– Я только хотела узнать. Прости, не думала, что тебя это обидит.
Ха, конечно, не думала.
Вслух я это не сказала, только ответила:
– Извинения приняты.
И развернулась, чтобы поскорее вернуться в палату. Спиной ощущала, как несостоявшаяся собеседница продолжает глядеть мне вслед, но убеждаться в этом не стала. Зато почти сразу услышала позади мужской голос с хрипотцой. Обращался он явно к этой девочке.
– В следующий раз несколько раз подумай, прежде чем задавать бестактные вопросы.
Я остановилась и с любопытством повернулась в их сторону. Сразу же бросилось в глаза испуганное выражение лица незнакомки: не ожидала она, что её начнут отчитывать за такой промах. Ну и поделом, может, действительно будет уроком. Я перевела взгляд на молодого человека. Высокий, стройный, с острыми скулами, каштановыми волосами и глубокими карими глазами. Прямая осанка придавала ему величественность. Слишком прекрасный в белой рубашке и узких коричневых штанах, слишком нереальный, чтобы быть из этого мира. У меня чуть челюсть не отвисла от такой красоты. Показалось даже, что на улице резко повысилась температура. Я успела испугаться, что схлопотаю солнечный удар в придачу к другим травмам.
Руки прекрасный незнакомец держал за спиной и смотрел на девочку сверху вниз. Она, заметив его неземную красоту, тоже глазела с приоткрытым ртом. Сейчас мы обе были на одной волне.
Секунда – и красавчик обратил внимание на меня.
– Здравствуй, – левую руку он завёл за спину, а правую приложил к груди, туда, где сердце, и опустил подбородок.
Приветствие, подсказала интуиция. Необъяснимым было совершенно не это, а моя реакция: сердце замедлило ритм, я задержала дыхание и выдохнула только через мгновение. Лихорадочно заработал мозг, словно что-то его завело. Я упускала нечто важно, только мысль, похохатывая, удирала, когда я вот-вот могла её поймать. Этот жест был мне знаком, но откуда я его знала?
Незнакомец, видимо, заметил моё оцепенение и пощёлкал пальцами перед носом. Я вздрогнула и подняла на него глаза. Оказывается, между нами было не больше полутора метров. Девочка исчезла.
– Ты о чём-то задумалась или тебе плохо?
– Нет-нет, всё в порядке, я просто потерялась в мыслях. Такое бывает, – выдала я первый пришедший на ум ответ. Надеюсь, звучало не так глупо.
– Я заметил, тебя часто надоедают вопросами про необычное исцеление. Решил сегодня вмешаться. Надеюсь, ты не сочтешь это за грубость, – и поспешил добавить: – Не волнуйся, я не следил за тобой специально, просто я тут бывают иногда.
– Всё хорошо, – я замотала головой, – спасибо тебе. Я правда устала от бесконечных «а как ты смогла выжить после такой аварии?» Это утомляет даже больше, чем вечерние головные боли.
Надо же, и почему я разоткровенничалась с человеком, которого только что встретила? Но нужно признать, его учтивость и обаяние располагали к себе.
– Значит, всё не зря, – он победно вскинул руки, чем вызвал у меня улыбку. Да он ещё и забавный.
– А ты что тут делаешь? На того, кому нужна помощь врачей, ты не похож, – я сощурилась.
Собеседник поправил воротник рубашки и снова завёл руки за спину.
– Навещаю дедушку.
– Как он?
– Уже лучше. Врачи говорят, что ещё недельку здесь полежит, а потом я смогу забрать его домой. Он уже и сам туда рвётся, но я всеми силами отговаривают, поэтому часто сюда наведываюсь.
– Наверно, ты и сейчас идёшь к нему?
– Нет, уже ухожу, – молодой человек улыбнулся.
– А, – только и произнесла я. Стало почему-то грустно. – Тогда, пожалуй, я пойду в палату. Усталость навалилась, да ещё и солнце такое нещадное, что хочется поскорее спрятаться в тень.
– Понимаю, – он кивнул, подставив на секунду своё прекрасное лицо жёлтому шару, а затем снова посмотрел на меня. – Ты каждый день здесь гуляешь?