Вспомнить всё

Эльвина Нуруллина

Вспомнить всё

Рано или поздно мы все обретаем дом, опору, надежду на исцеление и светлое будущее

Глава 1. Авария

Детство стало для меня белым листом. Я не помнила, что делала в детском саду или начальной школе. Не помнила двойку по математике во втором классе или первую поездку на новеньком велосипеде. Не помогали ни фотографии, ни красочные рассказы матери, ни собственные попытки что-то вспомнить. В такие моменты я будто наблюдала за жизнью другого человека.

Но вопреки всему я научилась с этим жить. Смирилась, можете называть это так. Ведь теперь я могла написать собственное прошлое, приправленное теми эмоциями и событиями, которые я бы хотела, чтобы со мной произошли. Жизнь продолжалась. С воспоминаниями или без.

Так я думала до определённого момента, который перевернул в моей жизни абсолютно всё. Разрушил выстроенное годами смирение до самого основания. Мне пришлось окунуться в пучину прошлого, чтобы попытаться вернуть стабильность и найти настоящую себя.

***

Разговор не клеился. Наверное, впервые за долгие годы дружбы.

– Давай съездим туда? Прошу, Саша, умоляю! Могу даже на колени встать, только поехали! – слёзно упрашивала Лива Корнилова, сложив ладони перед грудью. – Сделаю всё, что ты захочешь. Клятвенно обещаю!

Последнюю фразу она почти выкрикнула, чем привлекла внимание посетителей кафе за соседними столиками и меня заодно напугала. Потревоженные столь бесцеремонным поведением окружающие глянули на мою подругу недобрым взглядом, кто-то даже покачал головой, мол, что за невоспитанность. Но они тут же вернулись к своим делам, стоило Ливе так же громко извиниться. Я покачала головой, медленно выдохнув, и уже в сотый раз за сегодня повторила:

– Ты же знаешь про мою нелюбовь к подобным сборищам. Машины, грязь, толпа, которая скандирует непонятно что и для кого. Бр-р! – меня аж передёрнуло, когда я представила огромное поле, кричащих людей и рычание машин, преодолевающих ухабы. – Какое от этого наслаждение? Но я уважаю твой выбор. Ты взрослый человек и вольна выбирать свои увлечения.

Лива насупилась.

– Так трудно всего разочек со мной съездить?

Целый день в университете подруга упрашивала поехать вместе с ней на гонки в эти выходные, хотя она прекрасно знала, что меня никогда не привлекали машины, адреналин и скорость. Это Лива была готова отдать всё за кайф, который получала, просто глядя на автомобильное соперничество посреди открытого поля. А я же предпочитала покой, размеренность и комфорт. Даже поступила на факультет зарубежной литературы, чтобы изучать жизнь и творчество тех, кто жил давно и вряд ли намеревался тащить меня на сомнительные мероприятия.

Я отпила матчу латте, или зелёную жижу, как лучшая подруга всякий раз любила повторять. По моим ощущениям, мы проходили третий круг этого разговора. Первые два состоялись во время большого перерыва между третьей и четвёртой парой, когда все студенты стекаются в столовую, чтобы закинуться горячей едой и снова топать на лекции, а третий мы проходили сейчас. Лива упорно заставляла поехать с ней на гоночный фестиваль, я же отнекивалась всеми возможными способами.

– Нужно готовиться к экзаменам. Тебе бы, кстати, тоже не помешало, всё-таки конец семестра.

– Да забей ты хоть раз на эти дурацкие экзамены! Отрываться надо, а не над учебниками чахнуть, – Лива продолжала эмоционировать. Я чувствовала её негодование. Только что я могла сделать? Так просто из своей тёплой скорлупки выходить я не хотела, тем более туда, где чувствовала себя неуютно.

– Мне не интересны гонки, я не раз тебе об этом говорила. Поезжай с друзьями, знакомыми, которые разделяют твои увлечения. Зачем тащить меня?

– Потому что хочу показать, как это классно и драйвово! Вдруг тебе это тоже понравится, вдруг твоя жизнь после этого изменится, а? Ну, Саш, ну, пожалуйста!

Я покачала головой. Как же трудно убедить упрямую подругу! Такого ни разу не случалось. За всё время дружбы мы находили компромиссы в наших непохожих увлечениях, и я даже считала, что противоположности правда притягиваются. А сейчас моя вера пошатнулась.

– Нет, Лив.

– Тебе жалко потратить вечер на свою единственную подругу? – голос звучал так холодно, что по мне аж мурашки побежали.

Моё оцепенение длилось мгновение. Слова застряли в горле, и я лишь хлопала ресницами в попытках донести с их помощью весь спектр эмоций. Не получилось. Пришлось прибегнуть к словам:

– Лив, я не хотела тебя обидеть. Давай не будет из-за этого ссориться?

Я попыталась дотронуться до руки Корниловой, но та быстро выдернула её и спрятала под стол. Взгляд она отвела, глядя, как за огромным окном бурлила жизнь. Прохожие, как и транспорт, сновали туда-сюда, ветер играл в листве невысоких лип, а на небе постепенно собирались тучи. Вот только дождя сейчас не хватало!

– Тебе на меня плевать, – обиженно выпалила подруга.

– Вовсе нет, – поспешно заверила я. – Понимаешь, я не хочу через силу показывать эмоции и врать тебе. Я же знаю, насколько важны для тебя гонки, адреналин, скорость. Когда ты находишься в гуще всех этих событий, ты становишься другой, тебя словно, – я щёлкала пальцами, подбирая правильные слова, – подменяют. Нет той Ливы Корниловой, которую я знаю, а появляется дерзкая, сумасшедшая, неуправляемая незнакомка. Я не могу подстроиться, чтобы быть на одной волне, потому что, – на мгновение я замолкла, – не чувствую того же.

Лива наконец перевела на меня свои зелёные глаза. На долю секунды показалось, что в них промелькнуло понимание и принятие, вот только на деле прозвучало совершенно не то, чего я ожидала:

– А ты хоть раз пыталась что-то сделать? Я с самой школы подстраиваюсь под тебя, выгораживаю и говорю, что ты не чудачка, а классная девчонка. Говорю, что с тобой интересно, весело, что ты одна можешь меня понять по-настоящему. А на деле? Что в итоге я получаю взамен? Прости, Лив, я не хочу с тобой ехать на твой долбанный фестиваль, мне важнее экзамен по зарубежной литературе, – передразнила она. – На самом деле тебе плевать и на меня, и на мои чувства. Ты себя оправдать хочешь. Привыкла жить в своём мирке? Вот и продолжай в нём жить. Одна. А я устала.

Подруга яростно вынула из кармана несколько купюр и бросила их на столик. Она даже не посмотрела на меня, когда в несколько шагов, маневрируя между столиками и посетителями, преодолела расстояние до выхода из заведения и исчезла в потоке людей. Я не успела и слова вставить, чтобы объясниться, и продолжала неподвижно сидеть на месте. Обида сдавила горло, защипало нос.

Только плакать сейчас не смей!

За окном тоже заморосило.

Ну уж нет, так я это не оставлю! Желание всё обсудить подняло меня со стула и понесло к выходу вслед за убежавшей Ливой. Я намеревалась поговорить и помириться (или только поговорить), хотя не чувствовала своей вины. К тому же я не до конца понимала, что именно нужно сделать и что будет уместно в этой ситуации: столь бурная ссора случилась между нами впервые.

Уже через минуту, выбравшись из очереди, что выстроилась за напитками на вынос, я стояла под дождём, высматривая в прохожих знакомый тёмно-синий пиджак. Подруги не было видно, она словно растворилась в воздухе или упорхнула точно птица. Я крутила головой в разные стороны. Некоторые прохожие косились, наверняка думая, что я какая-то чокнутая. Ну и пусть! Мне было важно разрешить всё мирным путём, чтобы между нами с Лив не было никаких недопониманий.

Я почти отчаялась и хотела брести к автобусной остановке, когда на другой стороне улицы заметила, как между спешащими в укрытие людьми маневрировала девушка. Мне хватило взгляда, чтобы узнать в ней лучшую подругу.

Я понеслась параллельно ей.

– Лива! Эй!

Дождь шёл словно в последний раз. Крупные капли стекали по моей одежде, проникали под ткань тонкой бежевой рубашки, отчего становилось зябко и неприятно. Я жалела, что не захватила зонт. Но кто же знал? В утренних новостях весь день прогнозировали палящее солнце, а не унылый ливень.

Подруга меня не замечала. Надежды я не теряла: дальше появлялась возможность встретиться на перекрёстке. Только бы подруга никуда внезапно не свернула.

– Лив!

Прохожие от меня уже шарахались. Наверное, теперь я точно походила на сумасшедшую, которая только что сбежала из психбольницы, если судить по виду: насквозь промокшая рубашка, джинсы с подтёками, прилипшие к лицу пряди светлых волос, может быть, ещё и тушь размазалась, потому что не водостойкая. Однако в этот момент мне было искренне на это плевать. Впервые я не задумывалась о том, как выгляжу перед незнакомцами.

– Оливия! – рявкнула я, не сдержавшись, когда мы почти подошли к месту, где дороги соединялись.

Полным именем подругу я называла только в редких-редких случаях. Она выросла без матери, та бросила девочку, когда ей было пять, и укатила за границу в поисках лучшей жизни. Спихнула дочь матери, то есть Ливиной бабушке, и теперь стабильно каждый месяц присылала деньги. Лива говорила, что ей подачки не нужны, но я догадывалась, что от денежной помощи она всё-таки не отказывается. Подруга свыклась, вот только полное имя всё равно ассоциировалось с несостоявшейся матерью.

Уж это Корнилова мимо ушей не пропустила: остановилась и удивлённо посмотрела в мою сторону. Выглядела она ничуть не лучше меня: её каштановые волосы также слиплись, на пиджаке появились разводы.

Дождь ещё больше застилал глаза. Что я вообще здесь делала? На кой чёрт понеслась за человеком, который ни во что не ставит моё мнение и желание? Да ещё этот дурацкий дождь! Злость на себя и Ливу поднималась внутри, как пар в тридцатиградусный мороз. Ливень и прохлада морозили кожу, доставляя дискомфорт. Но чтобы повернуться и уйти почему-то и мысли не было. Видимо, внутренний перфекционист решил устроить бунт и довести дело до логического завершения.

– Стой там, нам нужно нормально поговорить!

Я вышла на проезжую часть без задней мысли. Впереди маячила только одна цель – поговорить с подругой, что оказалось полнейшей ошибкой. Со скрипучим лязгом автомобиля и визгом шин вернулся слух, и сотни звуков накрыли меня с головой. От этого напора сдвинуться с места я не смогла, а, может, не хотела, догадываясь, что слишком поздно. Вокруг кричали люди, гудели автомобилисты, но было бесполезно. Я видела два ярких жёлтых огонька, медленно надвигающихся на меня, и просто ждала неминуемого исхода. Да и зачем что-то предпринимать, если всё решено?

Дождь стекал по лицу, одежде, забирался в обувь. Было всё равно.

Я закрыла глаза.

Удар. Полёт.

Как же я всё-таки не люблю дождь! Особенно сегодня, когда мы с Лив наконец-то решили прогуляться в парке, посидеть в кафе и хорошо провести время. Лива. Лучшая подруга ещё со школьных времён. Она единственная была на моей стороне, когда я только перевелась в новую школу, а теперь, кажется, больше никогда не заговорит. Ох уж этот дождь! Эй, погода, предупреждай, когда снова заплачешь!

Снова удар. Боль. Странный импульс, прошедший через всё тело. Обволакивающая и усыпляющая темнота.

Глава 2. Сон или реальность

Мне шесть. Я осознавала это так же чётко, как видела перед собой гору из всевозможных игрушек. Ещё вчера я задувала свечки на праздничном торте и наслаждалась такими редкими моментами рядом с родителями, когда они всецело принадлежали только мне, а уже сегодня мама с папой снова погрузились в насущные дела страны.

Со стороны могло показаться, что мама, сидя на широком диване, гипнотизировала стопку бумаги, но на самом деле она мысленно считывала импульсы, исходящие от слов, которые собственноручно вывели Советники страны. Так она могла уловить настроение писавшего, его настрой и полноту передаваемой информации. А папа с самого утра бегал по коридорам Башни Советов и решал те самые насущные проблемы.

Пол, на котором я сидела, был усеян игрушками разных размеров, форм и цветов. Их было много-много, что, казалось, нет конца и края, даже глаза разбегались от такого многообразия. Некоторые новые, ещё не распакованные, – вчерашние подарки. Что-то я уже успела опробовать, но убрала в сторону. Теперь сидела и снова сосредоточенно выбирала, чем же поиграть. Сложно-то как!

Схватила небольшую выпуклую звезду, наполненную жидкостью и мелкими предметами – звездочками. На другой стороне, внутри игрушки, я заметила нарисованную картинку: планеты и созвездия. Они напоминали те, которые мы с родителями периодически наблюдали ночью, когда поднимались на крышу Башни Советов. И сейчас яркое изображение привлекло внимание. Я не открывала от него свой взор. Потрясла игрушку, и внутри всё забавно забулькало, что меня рассмешило. Бульк-бульк-бульк. На мгновение я остановилась и снова завороженно уставилась на рисунок. Он манил. Планеты точно задвигались, приближались и тут же удалялись. Вот-вот – и выйдут за пределы пластиковых оков.

Чуда не случилось. Я потрясла звёздочку ещё пару раз, надеясь повторить эффект, но не вышло, и выбросила её к другим подаркам. Надоело.

– Алекс, так нельзя, играй осторожно, – над головой раздался твердый мамин голос.

Я подняла на неё глаза. Меня охватило странное ощущение, словно кто-то раскрыл окна, впуская в комнату прохладный летний ветерок. Мама была стройной, облаченной в длинное коричневое платье. Я знала, что ткань мягкая на ощупь. Вся наша одежда шилась из одного материала, название которого оставалось для меня загадкой. Брови мама хмурила. Обычно распущенные светлые волосы она сегодня собрала в высокую причёску.

– Прости, – пролепетала я. – А что ты делаешь?

Мне показалось, что первые за несколько часов слова от мамы вполне годились для дальнейшего общения. Я поднялась на ноги, собираясь подойти к ней ближе, чтобы хотя бы глазком взглянуть, чем она там занималась. Вот только всего один уверенный жест остановил меня на полпути.

– Алекс, милая, поиграй в игрушки и не мешай маме. Это очень важно.

Она даже не посмотрела в мою сторону. Всегда так! Почему, когда я так сильно в них нуждаюсь, они зарываются в работу? Я плюхнулась обратно. В груди разлилась щемящая обида, и тотчас по щекам покатились слёзы. Одна. Другая. Я всхлипнула громче, чем ожидала, и мама обернулась. Она, отложив дела, тут же оказалась рядом.

– Эй, детка, не плачь. Ты чего? Извини, извини, – её нежные руки обхватили моё тельце, заключая в объятия. Я продолжала всхлипывать у неё на груди. – Алекс, милая, не плачь. Прости, что повысила на тебя голос.

– Я не из-за этого плачу, – честно призналась я.

– А из-за чего?

– Вы с папой всё время работаете! Я хочу с вами поиграть, но вы отказываетесь! Это нечестно!

И снова всхлипнула.

Мама отстранилась, её лицо было близко, и я смогла разглядеть морщинки вокруг глаз и губ, бледность и усталый взгляд. Несмотря на это, мамины голубые глаза пронзительно-нежно смотрели в мои. Она едва-едва заметно улыбалась. Я хлопала ресницами.

– Послушай, дорогая, я понимаю, что мы с отцом сейчас мало уделяем тебе время, но мы всё ещё любим тебя. Сильно-сильно. Слышишь? – Я кивнула. – Мы тебя никогда не оставим, мы будем с тобой рядом до самого-самого конца.

– Обещаешь?

– Конечно, маковка, обещаю.

Становясь старше, я знала, что родители – важные люди в стране, и рядом со мной они не могут быть всё время. Они оставались моими родителями при любых обстоятельствах, однако в детской душе всё равно зарождался страх, что рано или поздно мама и папа покинут меня окончательно, несмотря на обещания. Я хотела этого меньше всего на свете, поэтому при любом удобном случае ловила их взгляд, жест, прикосновение, чтобы оставить ощущение родительского присутствия как можно дольше.

Но сейчас очертания мамы начинали медленно расплываться, становились нечёткими, словно между нами из ниоткуда возникала полупрозрачная стена. Первые секунды это пугало, я пыталась выдавить из себя хоть слово, но от возрастающей паники голос пропал, хваталась за тёплую и мягкую руку, пока она тоже не исчезла. Поделать ничего было нельзя, и тогда меня охватил ужас: самое страшное произошло. Так хотелось закричать и разрыдаться! А яркий свет всё приближался, забирая родного человека с собой. Миг – и впереди осталась пустота.

***

Казалось, сейчас я открою глаза, и всё вокруг примет прежние очертания. Передо мной снова будет сидеть мама, чья улыбка светом озаряет каждый уголок окружающего пространства. Или папа, который опустит свою большую ладонь мне на плечо и скажет, что гордится мной. Но этого не случилось. Глаза-то я, конечно, открыла, только очутилась вовсе не среди океана подарков, а на огромном поле. И мне уже не шесть. Я не маленькая девочка, плачущая на груди матери из-за глупой обиды. Мне двадцать один.

Стоп, подождите, почему незнакомку я вообще назвала матерью? Откуда возникло это чёткое осознание родственной связи с женщиной, которую я впервые вижу? Будучи в странном видении, я остро ощущала связь между шестилетней, не по годам развитой девочкой и красивой женщиной, погружённой в дела, и часть меня считала эту связь правильной, родной. А сейчас, когда над головой светило яркое солнце, а ноги щекотала трава, я понимала ошибочность этого умозаключения. Моя мама выглядит не так. У неё не пепельные, а каштановые волосы. И голос другой. Всё другое! Что за чепуха со мной происходит? И где я нахожусь?

Впервые за всё время пребывания в незнакомом месте я обратила внимание, что стою посреди огромного поля. Рядом ни леса, ни намёка на деревню, ни на дорогу с несущимися туда-сюда автомобилями, а только солнце, трава и я. Хлопая от удивления ресницами, я оглядела себя и землю под ногами. На мне кроме больничного халата на завязках ничего и не было. Голые ступни скрывала зелень, но я не чувствовала прохладу земли, только легкое щекотание стебельков. Чудеса какие-то!

Мы с моей настоящей мамой редко выбирались за город: дачей не обзавелись, а бабушка, к которой можно было бы приезжать на лето, умерла в мои десять. Я её не помнила. Мама только вскользь о ней упоминала, предаваясь по вечерам воспоминаниям о своей молодости. Я выросла в городских джунглях, вставала под звук гудящих и спешащих по делам машин, а не под громкое пение петуха, как мама когда-то. Деревенская жизнь была для меня чем-то далёким и нереальным, а теперь я оказалась посреди зеленого пространства не пойми где.

Всё-таки я решилась сделать шаг. Стоять и ждать у поля погоды – вариант, явно пахнущий проигрышем просто потому, что солнце сожжёт меня заживо. Поначалу я испытывала трудность: ноги совершенно не слушались и потому не двигались. Я ползла словно оживший, но не до конца растаявший камень. Усугублял ситуацию палящий жёлтый шар над головой, а вишенкой оказалось отсутствие ветра. Картинка перед глазами не менялась, и в какой-то момент даже показалось, что я так и стою на месте. Это напомнило мне сны, в которых я бежала и не бежала одновременно. Мысль, что всё вокруг могло окозаться обычным сном, придала сил и помогла расслабиться.

Не успела я выдохнуть, как странности вернулись с новой силой. С каждым пройденным метром в голове проносились безумные идеи и обрывки воспоминаний. Если в эту секунду я понимала их значение, то в следующую – уже не узнавала лиц, промелькнувших в сознании. Я чувствовала, как теряю ниточку с самой собой, мозг, пытавшийся восстановить утраченную мысль, казалось, запутывался ещё больше. Я не ощущала в себе опоры, из-за чего учащалось сердцебиение и становилось дурно. Это пугало. Могла бы остановиться, успокоиться, но я продолжала идти, почему-то уверенная, что скоро дойду до разгадки. Во мне крепло ощущение, что в конце концов всё закончится. Ведь всё когда-нибудь заканчивается? Я вспомню. Только что я хотела вспомнить?

Троих людей я заприметила издалека. Как только на горизонте появились высокие фигуры, я тут же ускорила шаг, даже не думая о том, что это может быть мираж: я провела под палящим солнцем без воды и отдыха несколько часов. Хотя кого я обманываю? В любом случае меня нисколько бы не остановило, если бы всё оказалось плодом моего расплавленного воображения. Я шла и не обращала внимание на боль в ногах из-за треклятой травы, разодравшей ступни в кровь, на усталость и потерянность. Мне важно было поговорить с такими же, как и я. Но зачем? А это я забыла.

Вскоре между нами осталось не больше десяти метров. Приложив все силы, что ещё оставались, я крикнула:

– Эй!

Три головы одновременно повернулись в мою сторону, и я разглядела в них мужчин. Молодые, не больше тридцати, брюнеты, стройные и красивые как на подбор. Один из них был меньше ростом и с выделяющимися скулами, двое других с овальными лицами и кустистыми бровями. Кстати, на них тоже был такой же балахон, как и на мне. Посмотрели незнакомцы на меня с таким удивлением, что я даже оглянулась удостовериться, что смотрели точно на меня. Тот, что по центру, сделал шаг вперёд и, нахмурившись, спросил:

– Что ты тут делаешь?

Мне не рады?

Только хотела ответить, открыла рот, а… ответ как будто ветром сдуло.

– Я не помню. Может, вы объясните?

Стоящий слева подошёл к первому. На его руках я заметила татуировки: узоры, листочки и какие-то слова, разобрать которые я даже не пыталась.

– Ты ничего не помнишь, ведь так? – он наклонил голову на бок.

Я кивнула.

– Откуда ты знаешь?

Вместо ясного разъяснения я снова услышала вопрос. Задал его третий незнакомец:

– Не помнишь даже то, как здесь оказалась? Обычно люди помнят этот момент.

– Видимо, я не все, – насупилась я. Меня начинало раздражать такое отношение. – Так расскажите?

– Мы в твоей голове, – спокойным голосом произнёс первый. Прозвучало достаточно буднично, словно мы говорили о погоде или о списке покупок.

– Чего? Вы серьёзно сейчас? Как мы можем быть в моей голове? Это не может быть… Подождите, ещё раз, где мы находимся?

– Видишь, ты начинаешь терять нить даже такого простого разговора. Обычно люди попадают сюда после серьёзных травм, находясь между жизнью и смертью. Но обычно это значит, что они уже почти мертвы. Ты пока жива, если по пути сюда твои воспоминания стёрлись. Будь это не так, то сейчас просила бы нас вернуть тебя обратно, – рассказал татуированный.

– А вы кто? – не понимала я.

Опять что-то от меня ускользало.

– Проводники. Стражники. Друзья. Называй как хочешь, – махнул рукой тот, что пониже. – Но наша миссия заключается в том, чтобы заставить тебя очнуться. Бродить живому человеку здесь опасно, так что возвращайся-ка в свой мир и живи дальше.

– Но… как это сделать?

– Ты должна вспомнить. Что угодно. Какую-то незначительную деталь из своей земной жизни, и тогда твой мозг всё сделает сам.

Секунду я как глупая пялилась на собеседника. О чём он? Говоривший со мной молодой человек покачал головой и повторил:

– Саша, держись за свои воспоминания. Любая деталь поможет тебе выйти из этого состояния.

– Но зачем? Тут тоже хорошо, – удивилась я.

Правда, почему я вдруг решила отсюда уйти? Кругом простор и благодать, солнце приятно согревает кожу, хотя я уже покрылась потом, да и трава колется, но и к этому привыкнуть нетрудно.

– Живым здесь не место. Тебе ещё рано, – вступился третий голос. Звучал он непоколебимо, отчего мне спорить расхотелось.

– Что вспомнить? Я не понимаю…

Теперь внутри росла паника. Эти малопонятные требования больше вводили в стресс, чем объясняли происходящее.

– Попробуй вспомнить ощущения. Например, как мама тебя обнимала, как целовал любимый человек, как подруга ободряюще хлопала по плечу, – ответил второй.

Я закрыла глаза. От меня ускользали обрывки разговора, и я изо всех сил не отдавала их неизвестности. Поначалу усилия были тщетными: что-то да пропадало из памяти, и я ещё минуту-другую стояла растерянная, пока братья по разуму не напоминали, что нужно делать. Постепенно стало легче справляться. Я могла удержать чуть больше информации и сосредоточиться на далёких воспоминаниях, как и говорили проводники.

Воскресить ощущения оказалось труднее, чем думалось изначально. Как я мысленно воссоздам то, что пока не хотело держаться в моей голове? Но я пыталась, усиленно пыталась заставить мозг работать. Села на траву, скрестив ноги, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Повторила так несколько раз, пока сознание не опустело, а я не расслабилась. Я сфокусировалась на дыхании и ощущениях в теле. Не знаю, сколько прошло времени, но в голове всё-таки прояснилось. Разум делал всю работу за меня.

Мне шесть. День рождения. Повсюду воздушные шарики, сладости и подарки. Я безумно счастлива, отчего не могу перестать улыбаться. Вокруг родные люди: мама и папа. Весь день они не отходят от меня, целуют, говорят, как любят и поддерживают. Чувствую кожей каждый их поцелуй, каждое прикосновение, и это так заряжает меня любовью, что я хочу продлить этот момент вечно. Мне так хорошо…