Принц, принцесса, белая роза

– Скотина! Ублюдок! – Юлия вдруг срывается на крик, хватает бутылку с минеральной водой и кидает её в Данилу.

– Промазала, Трясогузка!

– ПРЕКРАТИТЬ ! – кричит Вячеслав Игоревич. – Данил!..

– Девочек бить негигиенично? – на лице Данилы появляется его кривая улыбочка.

Вячеслав Игоревич идёт прямо на него. Мне становится за него страшно. Данила мощнее. А Вячеслав Игоревич говорит тихо и чётко:

– Учитывая. Отца. Юлии. Это. Ещё. И. Неразумно.

В ответ Данила только что-то рычит. Но возникшее напряжение уменьшается.

– Юленька, ты в порядке? – пытаюсь поддержать, успокоить подругу. – Давай лучше повторим текст…

– Нервы, у всех нервы… – зачем-то почти поёт Тихон.

Юля кусает губы. Верная примета, что злиться… Выглядывает Наталья Алексеевна:

– Начинаем. Вера, Люда, вперёд! Вячеслав Игоревич, вы не будете Верочку слушать?

– Уверен, – отвечает он. – Что там более чем всё замечательно. Людмила! Вера! Удачи! Ни пуха, ни пера! Или что вы там сейчас говорите?..

– К чёрту! – выкрикивают дружно Вера и Люда.

– Я хочу послушать, – внезапно говорит Тихон. – Можно? Ни пуха, ни пера, Вера!

– К чёрту! – Вера отвечает значительно тише.

– И я хотел бы! – говорит Данила. – Тем более, что потом – мы. А то здесь как-то стрёмно!

– Быстро заходите! – распоряжается Наталья Алексеевна и, после того как все заходят, закрывает дверь.

Защиты начались. Тишина. Вячеслав Игоревич, наконец, оборачивается ко мне. Я застываю под его взглядом. Сколько же у него в глазах всякого! Сразу и не поймёшь – чего… Так на меня, наверное, никто и не смотрел. Шёпотом он говорит:

– У меня нет слов, Лена…

Вот то-то же!

– Вячеслав Игоревич! – влазит Юлька. – Там очень страшно?

Но он, наверное, её и не слышит. Он продолжает смотреть на меня…

Славик

Да, необыкновенно. Непривычно… Второй раз вижу её с открытыми плечами. Какая красивая косточка… Это ключица, наверное. Хочется её погладить…

Сумасшествие, Славик! Наваждение!

Платье очень похоже на свадебное. Рукава приделать и юбку удлинить вниз – до самых туфелек. Оно и будет. Туфельки на ней сегодня белые, а не чёрные, как обычно. И эта кружевная роза, полуворотник. Шрам у неё, наверное, ниже шея спускается, раз вся эта зона закрыта. А кружевная розочка очень похожа на ту, что ждёт её как подарок. И она тоже белоснежная с лёгкими зелёноватыми прожилками…

А сама Лена! Светится вся! Волнуется, как без этого. Вся такая трогательная в своём волнении. Чуть раскраснелась. Как летнее яблочко…

Тени… Под цвет глаз. Наверное те же, что подарила ей мама, но она стеснялась их использовать. Надо же, не израсходовались ещё. Падаю в странное, абсолютно глупое воспоминание. Первое наше с Леной воспоминание… Если, конечно, мы! – существуем как данность.

Сначала был её звонок мне. Она сказала, что она Лена, ну вот которая… А я ответил:

– Я узнал вас, Лена! Что вы хотели?

Она не была уверена, что я её узнал. У них в группе две Лены…

– Обычно вы сидите сзади в правом ряду. У вас потрясающая «завлекушка» в причёске. И запоминающийся голос. Не сомневайтесь, что я узнал вас, Лена-Елена.

Тогда-то первый раз я и назвал её Леной-Еленой…

Она сказала, что болела и пропустила два занятия. И теперь она не может понять, как делать первую работу. Конспект подруги она изучила, но многое не поняла. И не мог бы я уделить ей немного времени… Я спросил:

– Во сколько завтра вы заканчиваете занятия?

– В пятнадцать часов тридцать минут.

Так завелась, хотя и не сразу, наша традиция ходить в столовую прямо перед её закрытием, говорить о многом и ни о чём… Оговоренное время свиданий практически каждый день, кроме выходных. И больше пяти минут никто никого не ждёт… А Лена… она всегда серьёзная и обязательная…

О чём мы говорили в тот раз я, наверное, не помню. Хотя нет, вру. Мне было важно выяснить её знания. Так что обсуждали школу и первые курсы. Потом говорили о книгах. Потом, вернувшись, я спросил – что же ей непонятно конкретно из задания. А она сказала, что ей непонятно абсолютно всё и расплакалась. Как мог, успокоил. Решил дать ей для изучения несколько другие книжки. Она начала искать флешку. Не нашла. Сказала, что очень часто не может найти в сумочке то, что надо. Тогда я расстелил лист ватмана и предложил ей вывалить на него всё содержимое, найти что надо, а остальное уложить правильно.

– Если там есть что-то интимное, я отвернусь.

– Нет там ничего интимного, – сказала она и решительно вывалила содержимое сумочки на ватман.

Но интимное всё-таки было. Она смутилась, покраснела, опять зачем-то заплакала, начала бормотать:

– Извините…

Вот тогда я впервые взял её за руки. Мне нужны были её глаза, а она закрыла их ладонями.

– Елена, это глупости. Здесь нечего стесняться. Я взрослый человек и знаю, что эти впитывающие штуки очень важны для женщин. Давайте спрячем их в сумку и забудем об их существовании.

Флешку мы так и не нашли. Зато нашли очень красивую коробочку с арабскими, наверное, письменами.

– Это тени для век. Мама подарила. Только цвет непривычный.

А цвет, на мой взгляд, был очень даже правильный. Не вообще, а для конкретной заплаканной Лены-Елены…

– Вячеслав Игоревич! – как сквозь вату слышу голос Юлии. – Вы меня слышите?

Бессовестный вы человек, Юля! Не дали досмотреть такое замечательное воспоминание… Сосредотачиваю свой взгляд на ней:

– Что, Юля? Я не расслышал.

Она делает полшага, чтобы оказаться ближе и тихо говорит:

– Хватит вам уже на Ленку пялиться. Это неприлично.

Внезапно в душе вспыхивает отчаянная надежда. Вот же оно – Юля ведь её лучшая подруга! Она знает её мысли, чувства. Может быть, она подскажет мне, как правильно поступить, что сказать…

– Мне она очень нравится, – говорю тихо. – Безумно. Безостановочно. Как воздух! Я ничего не могу с собой поделать.

– Вы ей не пара, – слышу в ответ.

Неожиданно. Гляжу на Юлию. Холодная… Зелёная… Как лягушка. Перевожу взгляд на Лену. Белоснежная, прекрасная. Как принцесса.

– Вы бесперспективны, вы ничего ей не сможете дать, у вас огромная разница в возрасте. Сегодня вы разбежитесь и никогда больше не увидитесь… – Юля забивает в меня аргументы как гвозди – уверенным в своей правоте молотком – безжалостно.

Мелькает идиотская мысль, что не зря я возился с ней два с половиной года. Положения моей бесперспективности она формулирует абсолютно чётко. И приоритеты ранжированы грамотно… Возможно, что и моя Лена-Елена столь же решительно всё определила и разложила по полочкам… Она ведь, откровенно говоря, гораздо умнее и серьёзнее Юлии. Вот только насколько теории применимы к реальной жизни?..

– Может быть, она сама решит – кто ей пара… – говорю это скорее самому себе.

– Какая-то вы, Юлия, сегодня воинственная… – говорю непосредственно ей.

Открывается дверь. Из неё беспечным цыплёнком выпрыгивает Людмила, а дальше могучим танкером выплывает Вера.

– Отстрелялась! – говорит она. – Всё! Я инженер!

Выглядывает Тихон:

– Вячеслав Игоревич! Пойдёмте! Сейчас мы с Данилой.

– Поздравляю! Вам с Данилой ни пуха, ни пера!

– К чёрту!

Иду…

Лена

За ними ещё не успевает закрыться дверь, как Юлька подскакивает ко мне с вопросом:

– Ленка! Я надеюсь, что ты не будешь делать глупости!

– Какие глупости, Юля?

– С нашим Славиком…

– С Вячеславом Игоревичем? А какие глупости с ним я могу делать?

– Какие-какие! Детей, например!

– Кого?! – я поражена Юлиными словами. С чего она вдруг о детях? – Ты с ума сошла? Каких детей?

– Главное, что бы ты, Леночка, с ума не сходила!

– И не собираюсь!

– Можешь сказать, что это не моё дело, но я скажу: Славик – прошедший этап. Сказали спасибо и забыли. А он тебе ничего такого не предлагал?

– Про детей? Нет.

– Удивлена!

Удивлена она! Я тоже удивлена её удивлением! Придумает вот. Поделиться ещё с ней хотела… Вячеслав Игоревич недавно странную фразу сказал. До сих пор не могу понять – что она значит. Позавчера, когда все вопросы про защиту: и мою, и Данилы, и Тихона, обсудили, мы с ним опоздали в столовую. На пять минут, но выдачи еды уже не было. А есть хотелось. Я вообще очень часто хочу есть. Прошли дальше по улице, а там…

– Попытаем счастья? – спросил меня Вячеслав Игоревич. – Может быть, здесь нам удастся кого-нибудь съесть!

Я согласилась. Вошли. По названию – харчевня, взгляд в меню – чистый ресторан.

– Господи, как всё дорого! – ужаснулась я. – Вячеслав Игоревич, что будем делать?

– Мы, Лена, – ответил он. – Съедим всё, что нам понравится. Выбирай!

– Но дорого же! – повторяю я.

И улыбаюсь, кокетливо:

– Я вас разорю! Вы к этому готовы?

Он тоже улыбнулся:

– За один раз не разоришь, Елена. Видеть тебя голодной – вот подлинное несчастье. А деньги – это ерунда. Они и нужны, чтобы их тратить…

Пока ждали заказ, нам принесли блюдо с пирожками. Мол, мы в их заведении впервые, есть традиция, бесплатное блюдо дня от шеф-повара – пирожки с жаренной капустой. А мы её оба не любим, это давным-давно установлено.

– Капуста! – в сердцах сказала я. – Не люблю!

Вот тогда он накрыл своей рукой мою и, глядя прямо в глаза, очень серьёзно сказал:

– Лена! Хотите я уведу вас в мир, где вам никогда не придётся есть пирожки с жаренной капустой?

Вот и гадаю теперь. Что это значит? Шутка? Но почему сказано именно так, серьёзно, в глаза? В какой-то другой ресторан приглашает, где из капусты блюд нет? Непонятно. Вот и решила: если не поняла, то молчи – за умную сойдёшь. Промолчала… Но это не может же быть приглашением делать детей! Мне даже стало смешно. Представила, как Вячеслав Игоревич серьёзно так мне говорит:

– Лена-Елена! Пойдёмте делать детей!

Расхохоталась. Ерунда полная.

Не нравится мне тема для разговора, пытаюсь её сменить:

– Юля, а ты не волнуешься перед защитой? Меня вот опять трясти начинает.

– Волнуюсь, Ленка, волнуюсь, как дурочка. Казалось бы, мой папа – председатель этого действа, я знаю, что пятёрку мне поставят сто процентов, а всё равно волнуюсь. Кстати, Лен, ты идёшь работать со мной в конструкторский? Сейчас место для тебя есть, но день, два…

– Скорее всего да, Юля. Работать же где-то надо. Наши ещё будут?

– Вера и Тихон – точно. Ещё пара человек под вопросом.

– Тихона тоже в конструкторский? – удивляюсь. – Он же в другое место хотел…

– Тихона на производство. Он, если хочешь знать, уже месяца четыре работает. Премию заработал и отпуск маленький. Как раз для диплома.

Задумываюсь. Многие, оказывается, работу себе уже нашли. Одна я, как беззаботная бабочка, порхаю, ни о чём не заботясь… Нет, так быть не должно. Девчонки рядом, отец Юлин, если что, прикроет, наверное. Он у неё какой-то очень надёжный, правильный. Лучшего места для работы мне и не найти. Решено!

– Знаешь, Юль, пойду. Сто процентов. С тобой, с Верой. Всё проще будет…

– Только я в конструкторском полгода буду, учти. Меня родители решили на финансы двигать, в мамину епархию. А решение твоё правильное, Ленка! Правильное! Будем зажигать вместе! Свобода! Деньги! Мужчины! Приключения! Знаешь, сколько там молодых парней работает?!. Подберём тебе нормального, ты же у нас серьёзная, на глупости не размениваешься… Жизнь – она сегодня только начинается! Или, если точнее, то завтра. Или – когда отдохнём недельку от учёбы.

Двери опять открываются. Возникает Наталья Алексеевна, Вячеслав Игоревич, Данила, «зори здесь тихие». Браты-акробаты, Юрец и Сергей, начинают свою суету, сейчас их очередь. Потом защищается Юлька, потом уже я. Данила словно раздулся, наверное, от гордости. Вячеслав Игоревич поздравляет его, чего-то желает. А вот Тихон не очень радостный. Данила подскакивает к нам:

– Лена, Юля! Ни пуха вам, ни пера! Я – готов! Инженер…

– К чёрту! Поздравляю, – осторожно отвечает Юлька.

– К чёрту! Поздравляю! Я искренне рада! – говорю я.

– Я на улицу сбегаю, – зачем-то сообщает он нам. – Меня прямо прёт всего от этого!

Убегает. Вячеслав Игоревич негромко говорит Тихону:

– Ты молодец, Тихон. Хорошо держался. Жаль только, что растерялся, мямлить чего-то начал. Ну да будем надеяться…

– Вячеслав Игоревич! – потерянно говорит Тихон. – Ну они что, идиоты? Как я этот второй метод в свою фитюльку засуну?! Там памяти одной до хрена… И мне не нужна точность! Мне реакция системы нужна! Они что, не соображают? Глупый абсолютно вопрос…

– Вот так, Тихон, ты и должен был отвечать, – говорит Вячеслав Игоревич. – Только технически грамотно, конечно. Они теоретики. Второй метод точнее, чаще используется. Вот и спросили: почему ты его не рассматривал даже.

– Ну у меня же все параметры, все требования – всё было расписано. Разве сложно сообразить?!

– Это тебе всё понятно. Ты с этой системой сколько возишься?

– А-а-а, – машет рукой Тихон, но потом оживляется. – Кстати, а где вы этот отзыв взяли? Я аж заслушался. Ни шиша себе, думаю, сколько я полезного сделал! Позавчера, когда обсуждали, его не было.

– Вот когда обсуждали, я и понял, что он нужен. Моя вина, что раньше этим не озаботился. Вчера весь день его получал, подписывал, печати ставил…

Во-от вы где были, оказывается, Вячеслав Игоревич. А я уже хотела обижаться. Обещали, что пойдёте со мной гулять. Сами говорили: перед защитой надо хорошо выспаться, погулять, отдохнуть. Я выспалась. А гулять мне не с кем. С Юлей – не хочу. Даниле, дураку этому, звонить? Куда, в общежитие? Вот разбежалась прямо! Я – не идиотка! Хотите, что бы я погуляла, Вячеслав Игоревич – гуляйте меня! Да ты просто раскапризничалась, Ленка! Как кисейная барышня. Да. Ну и что? Я что, всегда серьёзной должна оставаться? Я что, даже покапризничать не могу? Гуляйте меня – и всё! И потом я подумала, что это здорово! Почему мы только по учёбе встречается? Напросилась, короче. Вячеслав Игоревич сказал, что очень, очень постарается… А потом звонит: Лена я не успеваю, извини, дела, работа…

– Получается, – переспрашивает Тихон. – Что вы сами этот отзыв написали, а потом Юлиного отца подписать попросили?

– Нет. С Юлиным отцом я не в таких отношениях, чтобы о чём-то просить. А отзыв написал твой непосредственный начальник.

– Степаныч? – поражается Тихон. – Он, разве, кроме как матом, разговаривать умеет?

– Разговаривать – не знаю, а писать, как видишь, умеет.

– Поня-ятно… – тянет Тихон, заметно повеселев.

– Будем надеяться, не переживай.

– Чего мне переживать, – машет рукой Тихон. – Формальности это всё. Никакого значения они не имеют…

Молчим. Ходим. Переживаем опять. Как долго тянется время… Наконец-то! Вываливаются два акробата, Юрец, Серёга, довольные, отстрелялись, физиономии от счастья перекошенные.

– Поздравляем!

– И вам ни пуха, ни пера!

– К чёрту!

Заходим мы с Юлей. Вячеслав Игоревич с нами.

Славик

Ну вот и очередная «смена караула». Юле, тихо, в спину:

– Удачи!

Усаживаюсь в стороне. Елена – рядышком, справа. Чтобы держать проход мимо нас свободным, двигаю стул совсем впритык к Лениному. Ощущаю… не знаю чего, сложно определить: всплеск энергии?, электрический удар?, шок? – просто её коленка касается моей. Даже сквозь штанину чувствую, какая она тёплая. Тёплая и почему-то красивая. Уверен, что красивая, хотя глазами и не смотрю. Я смотрю на неё. Совсем изволновалась, покраснела, в глазах, похоже, отчаянье, паника, слёзы. Глазами ищу её руки. Они, оказывается, аккуратно лежат на коленках. Поневоле смотрю на них. И на руки, и на коленки. И в самом деле – красивые… А то ты этого раньше не знал, Слава? Знал, но ещё раз увидеть – приятнее. Накрываю её руку своей, тихонько глажу – получается и руку и коленку немного – успокаиваю. Говорю ей тихо, в самое ухо, сквозь волосы:

– Не волнуйся. Ты со всем справишься.

Она благодарно кивает. Убираю свою руку. Ой, как же не хочется этого делать! Разрыв контакта ощущаю почти физической болью…

А Юлия тем временем разворачивает своё выступление. Теория, как вижу, безукоризненно. Петрович, к кому она от меня убежала, в этой теме силён, как никто. Я бы так красиво её теоретическую часть не выстроил. А практическую реализацию она сделала фактически сама. Я, Лена, Тихон, и даже Данила ненавистный ей помогали, но не сильно.

Доложилась. Стоит, зелёные флюиды вокруг разбрызгивая. Мельком гляжу на её отца, он здесь – председатель комиссии. Ох, он доволен и горд. Есть чем, чего уж там. Отлично Юлия выступила. Набираю уже воздух в легкие говорить Елене «Удачи!»…

– А скажите-ка, Юлия… Степановна? Так, кажется?..

Федорыч… Вот неймётся человеку… Он что, реально желает доказать её отцу, что она дура, как он когда-то определил? Во-первых, это неправда, во-вторых – зачем?!

Что спрашивает? Э-э-эа, отлегло от сердца: в реализацию полез… Сюрприз вам тут будет, Фёдорыч. В теории, может, и поймали бы, а здесь… Глухо! Сама она всё это делала. Ручками, как говорится. Чему был неоднократным свидетелем. Лишь бы не растерялась и не запуталась… Давай, Юльчик, аккуратно, не спеши. Выслушай вопрос. Подумай…

Елена, смотрю, тоже за подругу волнуется. Меня за руку схватила, сжала.

Молодец, Юленька! Да, так не делают обычно, но в твоём случае это оптимально. Правильно. Вспоминай, Тихон тебе это подсказал… Что у нас далее? Зачем такой способ адресации? Это просто, это ты сама выбирала… Ещё вопросы? Так и нечестно, пожалуй. А это почему так? Вспоминай! Кривульку строили, экстремум находили… Ай, молодец! Кривую покажешь, формулы полученные… Надо только в напечатанном экземпляре диплома найти… Потому что в памяти этого никто не держит… Уверен, что в твоих записочках это есть, но зачем об этом говорить? Листать будем, искать… А время идёт. Молодец! Ага. Можно успокоится? Не-ет?! Ещё вопрос? Да что же это такое?!. Пора уже административный ресурс в дело пускать! Хватит человека мучить!..

Выстояла! Молодец! Горжусь тобой, Юлия! Вот бы Тихон с таким же жаром свои решения отстаивал. А то растерялся… Теперь Лены-Елены очередь.

– Удачи, Лена!

Юлия садится на её место. Тяжело дышит, как после пробежки. «Дыни» её симпатичные спазматически вздрагивают. Ведь и правда симпатичные, не один я это замечаю. И ведь не кажутся какими-то огромными, но взгляд притягивают моментально.

– Молодец, Юлия! Очень достойно! Поздравляю!

– Спасибо.

А вот Ленино выступление не такое яркое, как у Юлии. Оно очень отрешённое. Так, словно это мы – здесь, а её работа – она где-то там, на небесах. Я практически спокоен. Вопросы, если и будут, то общего плана. Спецов особых по этой теме нет.

– Доклад закончен…

Пауза. Неужели вообще вопросов не будет?

– А скажите-ка…

Опять Фёдорыч… Вот неугомонный. Как маньяк какой-то! Что он там спрашивает? Соберись, Леночка… О-ой, какой гадкий вопрос… Как он их выискивает только? Как будто знает. Чувствую, что мою руку опять стискивают. Мимолётный взгляд – Юля теперь волнуется… Правильно, в плохом Ленка положении. Этот алгоритм – единственное, что она не сама делала. Этого я объяснить не сумел, просто написал, потом вместе только отлаживали. Здесь как-то нейтрально надо отвечать, Лен… Уходить в сторону… Ой, какая ты умница! Вот как тобой не восхититься! Надо же, так обтекаемо… Получается, и он прав, и у тебя тоже – всё правильно… Даже слабость какую-то ощущаю от облегчения… Пронесло? Вопросов больше нет?

Что? Вопрос к руководителю? Это ко мне, да? Я вот здесь… Пытаюсь понять, что спрашивают… Насколько? Красивы? Наши? Дипломантки?.. В смысле?, это вопрос такой? И что отвечать? Растеряно говорю:

– Да обалденно красивы…

Смеются. Хохочут! Это шутка была, понятно…

– Обалденно красивы! – уверенно повторяю. – Особенно моя Лена-Елена.

Перевожу взгляд на неё. Радостная, гордая – настоящая Елена Прекрасная! Раскраснелась, для глаз приятно. Как спелое летнее яблочко…

Лена

Я даже не поняла, что всё закончилось. Все засмеялись, засуетились. Юлин отец помахал мне рукой:

– Молодец, Лена! Поздравляю! Теперь к нам, надеюсь?

Сама Юлька подскочила, что-то начала говорить. Вячеслав Игоревич тоже подошёл. Поздравляю! Поздравляю! Спасибо. Сквозь эту суету прорезается жалобный возглас Женьки, последнего из братов-акробатов:

– Девчата! Освободите помещение! Я ещё не защищался…

Ему вторит строгий голос Натальи Алексеевны:

– Защиты ещё продолжаются.

Юля хватает меня и буквально тащит за собой… Тараторит:

– Нет, ну ты представляешь! Вцепился в меня как клещ! А почему это?.. А как здесь?.. А зачем?.. А где?.. Хорошо, что я всё знала, всё вспомнила. Папа очень доволен, по глазам вижу. Его я больше всего боялась, а он вообще ничего не спросил… Ленка, очнись! Нам до вечера ещё столько дел!

Останавливаю её:

– Подожди, Юля. Мне нужен Вячеслав Игоревич…

– Зачем?! – в эйфории предыдущей речи восклицает Юлия.

Сталкиваемся взглядами. У неё в глазах будто сочувствие какое-то. А ещё кажется, что они говорят мне: «Дура!». Сама дура! Оборачиваюсь. Вячеслав Игоревич стоит метрах в двух от меня. Ему что-то говорит Наталья Алексеевна, но он, похоже, не очень её слушает. Он смотрит на меня. Как очень часто в последнее время. Думаю, что я слишком привыкла к этому его восхищённому взгляду, поэтому пугаюсь. Сейчас он смотрит как-то немного иначе. Делаю шаг.

– Всё в порядке, Вячеслав Игоревич? Вы довольны защитой?

Наталья Алексеевна недовольна: перебивать некультурно… Но Вячеслав Игоревич бормочет: «Извините!» – и делает шаг ко мне, оставляя её за спиной.

– Всё прошло просто великолепно, Елена. Пойдёмте. У меня есть для вас подарок.

Но я не верю, что всё великолепно. То есть прошло-то всё хорошо… Просто я знаю этот оттенок его голоса. Так он говорит, когда уже исчерпал все аргументы, отчаялся объяснить глупой Юле, или глупой мне – что-то. Так же он говорил про тот злосчастный алгоритм.

– Ладно, Лена. Это действительно очень сложно. Я подумаю, как это сделать. Займитесь лучше… – а потом просто принёс готовый кусок кода, и мы вместе его отлаживали.

Я не понимаю: почему. Ведь сегодня он никому ничего не объяснял… Но тут до меня доходит его последнее слово. Подарок! Это как на Новый год? Я люблю подарки. Я обожаю подарки! Правда, мне их не часто дарят…

– Подарок? Настоящий?!

Он усмехается:

– Конечно, настоящий! Разве подарки бывают какие-то другие?

Идём по коридору. Я – чуть сзади. Нюхаю его любимый одеколон. Если честно, то в «газовых атаках» девочек Вячеслав Игоревич и сам немного виноват. Ненормально это, когда человек пахнет свежими огурцами. Как поросёнок какой-то.

– Лена, вы ничего не понимаете в мужском парфюме. Это очень модный одеколон, «О'жен», если вам интересно…

Это когда я неудачно пыталась его воспитать. Ну ничего, Вячеслав Игоревич, я упорная, я ещё доберусь до вас и ваших запахов. А вот моя туалетная вода и духи ему нравятся… Некстати вспоминается Юля с её удивлением…

Вдруг откуда-то выскакивает Данила, размахивает руками, даже не говорит, орёт:

– Ленка! Батя приехал! Там такая байда, жесть! Пойдём, ты мне нужна!

И хватает меня за руку. Больно. От него сильно несёт коньяком. Срываюсь:

– Идиот что ли?! Пусти! Мне некогда!

Удивлённый, он отступает. Я не истеричка Юля. Я всегда серьёзна, спокойна и выдержана. Поэтому мой псих ему непонятен… Вячеслав Игоревич открывает дверь аудитории:

– Заходите, Лена.

Вхожу. Как же всё здесь знакомо. Вот уголок Тихона. Раскуроченный компьютер, паяльник, детальки, складированные и подвесные гирлянды плат, переключателей, разъёмов, да и вообще не пойми чего. Тихону невозможно объяснить, что компьютер бывает не только в его личном пользовании. Вот тут обычно сидел Данила, а вон там – Юлия. Даже работая вроде как вместе, они сохраняли меду собой не меньше пяти метров пустого наэлектризованного пространства. Вот стол, куда на лист ватмана я обычно вываливала содержимое своей сумочки, разыскивая что-то. Ватман лежит до сих пор, ждёт меня. Вот стул, на котором я рыдаю, когда не могу что-то понять. Здесь же Вячеслав Игоревич намазывал мои веки найденными тенями. Почему я не делала это сама? Потому что в этой комнате нет зеркала. Они здесь не живут. На четвёртом курсе мы скинулись всей группой, и подари сюда одно, но через день оно лопнуло, разлетевшись на миллион осколков. Поэтому он меня и намазывал. «Как курица лапой накрашена!» – сказала потом моя мама. А я удивилась: «Неужели вы умеете это делать?». А он рассказал анекдот:

– Вы умеете играть на скрипке?

– Не пробовал, но, наверное, умею.

– А вы сейчас вся заплаканная и на нервах, – сказал он мне. – Попробую. Вдруг получится…

А вон там, за компьютером Вячеслава Игоревича, сидела я. Там и сейчас торчит моя любимая флешка с розовыми ушками.