Полная версия
Сказание о лесных
XVI. О лисице и эльфе
1.
Вокруг дома витали цветочные запахи, и немудрено – не зря Добрый выхаживал растения, хотя большая часть не приживалась. Как ни крути, а дикий лес – не Цветочный город, вечно зелёный, наполненный фонарями, музыкой и смехом чарующих эльфиек…
Но изгнаннику дороги назад не было. Да, выжигало изнутри осознание так, что хотелось выть вместе с волками, а зимой, в бушующем аду, казалось, будто Смерть вот-вот схватит за плечи.
Добрый старался не унывать – сидел у порога, следил за котлом, добавлял специй, подливал вина, а когда становилось совсем тяжко, закрывал ставни и прятался у разогретой печи.
А по столу рассыпались лепестки неведомых соцветий, минуя колбы трав, за которые, пожалуй, даже Марта душу не постыдилась бы продать. Но это – уцелевший осколок сердца, остатки Цветочного.
– Интересно, – а вот Кёльберга ситуация явно забавляла, – за что тебя выперли свои же?
Эльф не собирался делиться с перевёртышем старой историей. Да, чёртов ворон умудрился проложить себе дорогу в овеянный солнцем город, завести друзей среди его жителей и коротать там зиму за зимой.
– Тебя это не касается.
Кёльберг усмехнулся и с аппетитом впился зубами в краснющее яблоко. По губам потёк кисло-сладкий сок.
– Можешь не отвечать, – фыркнул сквозь хруст перевёртыш.
Ворон и без того знаю историю, почти легенду об эльфе, который попытался было осквернить дочь высокородной то ли графини, то ли герцогини, и почти осквернил, паршивец эдакий, вот только негодяя нашли вместе с девицей. Церемониться с ним не стали – сослали куда подальше и забыли.
– Может, хоть пару строк родне напишешь, а? – заговорил всерьёз ворон. – Мне передать не так уж и сложно.
Добрый сделал вид, что не услышал, и Кёльберг продолжил жевать яблоко. Странный народец всё же!
2.
Тэми вилась вокруг котла с горячим варевом и поглядывала глазами на дверь. Лисица чувствовала дивные запахи и уют, но не смела прокрадываться в дом без спроса.
С Добрым они зимовали в третий раз, желая друг другу озорной весны, яркого лета и пряной осени. Эльф не отталкивал, но и близко не подпускал, а в иной раз мог вообще пропасть на неделю.
Тэми ждала и надеялась, отвлекаясь на поиски нового логова, ибо старое умудрилась потревожить охотничья свора.
И – набрела на избу. Та удивительно напоминала знакомое логово, только запахи более грубые и… родные, что ли?
– Опять нажрался, скотина?! – а по двору вместо изящного эльфа носилась растрёпанная ведьма. – Канун Йоля, а ты уже синий, как водяной чёрт! Кто, скажи мне на милость, за порядком в лесу смотреть будет?!
– Ооооой, – выл убегающий ком снега. – Так ведь праздник же!.
– Ах праздник! Я тебе такой праздник покажу, башка твоя плешивая!
Лисица пригляделась и узнала Лешего. Судя по крикам, то была Марта, лесная ведьма, общеизвестная целительница. Ох не раз жаловался старик на неё каждому проходящему! Обзывал змеюкой, эксплуататоршей и прятался от греха подальше с украденной котомкой.
Только на деле Марта оказалась не столь ужасной. Прогнала Лешего, а лисицу пригласила в избу.
– Всю зиму одна маюсь, устала, а тут ещё этот пакости творит, тьфу! – жаловалась ведьма. – Не, ты, если пожелаешь, оставайся, всё равно скука грызёт. Но этого в шею гони, если рядом с погребом или сараем увидишь!
И она осталась, даже угол себе обустроила, только эльф из лисьей головы упорно не хотел выходить.
3.
Ветер улёгся, создав пушистые кучи сугробов. Добрый сидел у порога в чёрных ботфортах и с наслаждением вдыхал запах глинтвейна. Напиток дымился и манил.
Из–за угла показалась знакомая лисья морда. Но Тэми не набрасывалась на него, требуя отдать стакан, не пыталась засунуть не в меру любопытный нос в котёл. Лисица просто сидела и смотрела. Добрый догадывался, что за слова вертелись у неё на языке.
– Не приходи больше сюда, – эльф встал. – Никогда. Иначе получишь арбалетной стрелой по шее.
Добрый скрылся за порогом. Тэми с досады и злости хотела перекинуть котёл кверху дном, но чуть не обожгла лапы и унеслась. Подальше, к Зиме, к чертям собачьим, да хоть к тому же Лешему!
Внутри разгоралась ненависть, требуя вернуться и сотворить из эльфийского дома хаос, а хозяина разорвать когтями. Но она уляжется. Когда всё-всё забудется, и Тэми поймает себя на мысли, что не помнит даже имени.
…Не знала лисица, что эльфы любят всего один раз, после – выгорают и уходят с головой в искусство или помешиваются на чём-то другом. Лисицы – как ляжет карта.
4.
В лесу едва светлело. Тэми, поджав хвост, глядела сквозь мрак и видела образы. Мутные, странные и до жути знакомые. Как будто Йольский кот прокрался в сон.
Но слишком многое случилось, чтобы оно казалось больным. Даже жажда мести выветрилась с ушедшим летом.
– Тоже кошмар? – Марта забрасывала травы в земляничный чай.
– Да какое там, – фыркнула лисица. – Так, ностальгическое. Поделишься?
– Без сахара?
Тэми кивнула. Ведьма набросала трав в блюдце и залила горячей водой. Казалось бы – когда успела, ведь мрак только-только начал уходить! Хотя… чародейка же!
Они пили ягодный чай и слушали, как за окном шуршит снег. Йоль продолжался, навевая желание погрызть еловых веток, а днём зарыться мордой в сугроб. И будь что будет!
XVII. Остара
Костры соединились в один, образовав круг, и вспыхнули, как только пальцы ударили по барабанам. Ритмичный стук сплёлся с пламенем. Зазвенели бубенцы, мелькнули багрово-чёрные юбки – жрицы пустились в танец.
Марта замерла, вжав ладони в землю, как и другие ведьмы. В круге Огня кипела жизнь, в круге Земли она только зарождалась. Барабаны вибрировали, передавая энергию воздуху и почве. Жрицы извивались над языками пламени, звенели и выкрикивали проклятья в сторону Зимы. Ритм ускорялся, передавая всё больше и больше энергии.
И грянул взрыв! Пламя вспыхнуло в последний раз, явив взору Энергию. В почве начала зарождаться Жизнь под лёгкое постукивание пальцев по мембранам. Жрицы свились в круг и тоже припали к земле. Казалось, что лежащие на ней ветки вот-вот раскалятся. Кто-то завыл, уставившись в звёздное небо, полное ярости – Морозные Духи с шипением покидали лес, грозя суровыми холодами и лютой бурей.
Сердце Марты распирала Любовь ко всему сущему. По венам текла Жизнь. Почва просыпалась под дикий ритм от долгого сна и обещала возродить зелёный покров.
Кто-то лежал довольный, упиваясь переливами Энергии внутри, кто-то продолжал танцевать, радуя звоном витающих духов. Марта села на землю и замерла. Внутренняя гармония пульсировала и стремилась покрыть собой лес.
Дикая пляска закончилась, музыка продолжалась. Плавный, замедленный стук, передающий Жизнь по капле и тонким, и могучим корням.
Из музыки, танцев и слов зародился Свет. Вот он, истинный ритуал, когда ты отдаёшь себя, свою сущность полуведомому и получаешь отклик.
Барабаны вибрировали до рассвета, вещая всему лесу о грядущей Жизни. Едва лишь начало светлеть, огненные жрицы растаяли. Круг опустел. Марта дотронулась до земли и почувствовала первые ростки. Совсем слабые, подобно зародышам.
– Да будет Воля Твоя! – ведьма поднялась. Теперь оставалось лишь вернуться домой и заварить травяного чая. В скором времени должен прилететь Кёльберг. Теперь ничто не мешало ему пересечь Грань. Разве что какая-нибудь эльфийка, но о сердечных делах брата Марта предпочитала не думать.
XVIII. Да вспыхнет пламя!
Кёльберг проверил, хорошо ли сидит кинжал в ножнах, погладил коня по гриве и посмотрел на сестру. Марта накрыла корзину с яблоками платком, поправила косу и уселась в седло, приподняв платье. Ворон усмехнулся и вскочил на своего.
– Опаздваюууу, – Тэми вылетела из избы, дожёвывая земляничное варенье, уставилась на ведьму, кивнула. И – растворилась в коричневой ткани.
– Не хотел бы я знать, как человечье лицо оборачивается лисьим, – Кёльберг поморщился, хоть и сам постоянно взлетал вороном к заполненному звёздами небу.
Марта проверила, насколько сильно обережное заклятье, хранящее дом, и дёрнула коня. Кёльберг и лисица помчались следом.
Они тройкой летели через колдовской лес, прощаясь с русалочьими хороводами, кричащими птицами, полупризраками, что сидели в кустарниках. Даже Леший махал рукой, едва ли не плача.
Спасаясь от людского ига, брат и сестра обратились к лесу-заступнику много веков назад, и тот впустил их в неведомые разрушающим ногам чащи – лишь ведущие и ведомые водились там.
– Неужто к людям летят? – изумилась Кикимора, выглянув из болота.
– К ним, матушка, – пробормотал Леший.
– И зачем же?
– Мир посмотреть, себя показать, – лесной хозяин припомнил усмешку Марты. На приключения напрашивается троица, ой как напрашивается, только кончится ли оно добром?
– Это не им мира бояться надо, а миру их. Вон как лихо скачут!
И правда: почти скрылись из живого леса кони вместе с лисицей. Перестали звенеть ведьмины бусы, стих боевой клич Кёльберга. Ушли брат с сестрой, прихватив лисьего ребёнка, искать новых друзей и побеждать очередных врагов.
А грустно оно будет или весело – кто знает!
Часть 2.
Ярмарочное колесо
I. Лисья весна
1.
Огромные красные яблоки, мягкие персики, а напротив – целые горы тканей всевозможных расцветок. Глаза Тэми разбегались. Ей безумно хотелось сбросить плащ, перевоплотиться и схватить что-нибудь сладкое зубами, а после убежать на всех четырёх.
– Успеешь ещё налюбоваться, – Кёльберг схватил девушку за руку и потащил сквозь ряды. Благо, он был старше лисицы и прекрасно понимал, что им троим в случае чего не уйти от стражников.
– Помедленнее! – Тэми нахмурилась. Она даже не успевала ничего разглядеть, кроме пёстрых шатров и лотков, наполненных всякой всячиной.
С тех пор, как они покинули Ведьмин лес, прошёл уже целый месяц. Кёльберг устроился подмастерьем у сапожника, Марта – помощницей местного знахаря, а Тэми промышляла воровством у зажиточных крестьян и даже не думала менять ремесло. А что? И выгодно, и весело!
– Бросала бы ты это дело, – Кёльберг качал головой, но лисица его усиленно не слушала. Не то чтобы ей честным трудом зарабатывать не хотелось – просто кровь кипела и требовала сотворить что-нибудь эдакое, пакостно-любопытное.
В глазах лисицы заплясали огоньки. Ворону оставалось лишь тяжело вздохнуть.
2.
Цыганка кружилась в танце, звеня бубенцами. Из-под цветастых юбок выглядывали кружевные башмаки. Грех не заглядеться на такую! Только Тэми больше привлекал толстый кошель.
Судя по одеянию, то ли воин, то ли слуга знатного человека. Такой и за руку схватить может, только вряд ли заметит – уж слишком томно смотрит на плясунью.
Подкрасться тихо-тихо. Достать на ходу нож. И аккуратно срезать, чтобы деньги не посыпались и путник ничего не почувствовал.
– Ах ты! – человек, завидев Тэми, замер. Сердце лисицы ушло в пятки. Попалась! Да ещё посреди толпы!
3.
– Дрянное у тебя ремесло, – названный Ринаром допивал вторую кружку эля. – Попадись кто другой, сидела бы уже в холодной.
Путник не злился – сидел в трактире, пил и рассказывал дивную историю о том, что он якобы потомок древнего рода, только последний вымер, а его самого отец отправил восвояси за вольнодумство и желание жить не по указке. Вот уж истинный сказочник!
– А я перевёртыш, – усмехнулась Тэми. Интересно, поверит или нет? – Превращаюсь в лисицу и бегаю по улочкам на всех четырёх. Пугаю прохожих и краду, что плохо лежит.
– Так вот почему у нашей соседки куры пропадают! – засмеялся Ринар. – Она, бедная, уже столько пожертвований в церковь отнесла! А ведь могла бы на эти деньги второй курятник отстроить или доброго стража нанять!
Догорающий закат говорил, что надо возвращаться домой, иначе Марта будет волноваться. Ринар решил было её проводить, расплатившись с трактирщиком.
Лёгкость и весенний запах кружили голову.
…Первый поцелуй случился совершенно внезапно, как и желание бежать подальше, пока внутри не растворится рой бабочек.
4.
Марта погладила чёрногривого. Жаль было снова его напрягать, только дорога у них дальняя. Тэми долго хмурилась, даже колебалась, а стоит ли оно того.
– Можешь остаться, я не обижусь, – ведьма пересчитала накопленные монеты.
Ринар хорош собой. Статен. Галантен (на первый взгляд, по крайней мере). А ещё наверняка каждый вечер перецеловывает кучу девушек, даже не запоминая лиц. Скорее всего, он её даже не вспомнит.
– А вот я обижусь! – фыркнула лисица. – На себя.
…И тройка коней пустилась в галоп, меняя каменные стены и узкие улочки между домами на просторные поля и крестьянские деревеньки.
Если удалось сбежать – значит, не судьба вовсе, ибо последняя обязательно догонит.
II. Неугомонные
1.
– Тэмира! – Марта вылетела за порог, но лисицы уже и след простыл. – Твою ж!…
Лисица неслась, поддаваясь дивному зову. Миновать поле подсолнухов, подмигнуть затаившейся русалке (да, они не только в речках водятся), перепрыгнуть сквозь огромный овраг у опушки и оказаться на полпути к деревне. И – самое главное – прокрасться во двор мимо собак, схватить с верёвки подходящий сарафан и затаиться в чужом хлеву.
Вот тебе и девица-краса, локоны до пояса, вишнёвые губы, а формы такие, что едва ли не каждая от зависти в колодец рухнет.
И – р-раз! – скакнула к дому старосты, взрослого детины, во всём покорного матушке. Сверкнула пару раз глазами, похлопала ресницами – и растаял мужичонка, едва ли не в храм был готов тащить, но обошлось дело.
Опоила его Тэми, прихватила, что ярко сияло и вкусно пахло, а сама была такова. Обернулась снова четырёхлапой и исчезла за опушкой.
– Ох и неугомонная! – ругалась Марта, глядя на добычу. Опять люд из соседней деревни плохие новости принесёт, мол, завелась нечисть эдакая.
– Мелочи, – фырчала Тэми. – Видела бы ты его медовую рожу! «Ох сладкая моя, не соизволишь ли кваску отведать?» А у самого глазёнки-то блестят!
Ведьма поморщилась так, будто откусила добрую часть лимона. Да, пришедшая весна сильно ударила, и по лисице тоже. С первым теплом носилась Тэми по ближайшим посёлкам, дурила головы молодцам, а кого и вовсе норовила загрызть.
Молодчики поддавались чарам – а лисица хохотала и игралась коварней прежнего, заставляя собственноручно всё ценное из дома выносить и подавать с поклоном Лешему.
– Осторожнее будь! – вздыхала Марта в очередной раз.
А у Тэми в голове – наполненный цветочными запахами воздух, хохочущий, толкающий на подвиги во имя веселья!
2.
– Ну и где эта ваша нечисть? – Ринар скучающе осматривался по сторонам.
Сидели стражники на лесной опушке, откуда, судя по рассказам, и появлялась загадочная девица. Одни поговаривали, что у неё из-под юбки выглядывает чёртов хвост, другие приписывали рога и свиные уши.
– Тьфу, опять бредни, – в сердцах сплюнул стражник. – Напьются, вот и мерещится всякое!
Покараулили, обошли три деревни, да никого так и не заприметили, кроме вороньей стаи. Вилась вокруг, каркала так, что хотелось всех до одного перестрелять. Жаль, стрелы не казённые.
3.
Кёльберг самодовольно ухмылялся, то и дело подталкивая Тэмиру к новым приключениям.
– Ну чего тебе стоит? Вон дружок твой, Ринар, ночами из-за тебя глаз не смыкает, всё ждет!
– Не дружок он мне!
Лисица искренне надеялась, что они уберутся поскорей и подальше. Не будут же вечно сидеть!
– А ты ему гостинцев испеки, авось подобреет, – продолжал Кёльберг.
Тэми не выдержала. Благо, кочерга оказалась рядом, только ворон оказался удивительно изворотливым и залез на печку, всем своим видом показывая, что не сдастся без кровавого боя.
Ринар… Да она его забыла почти! А лапы размять до жути хотелось. Хотя бы по полю пробежаться и вцепиться зубами в яркий подсолнечник!
Карканье стихло. Кёльберг выглянул в окно и увидел, как стражники отдаляются под недовольные возгласы крестьян.
Исчез с горизонта знакомый плащ, вместе с ним растворился весенний ветер. Оно и неудивительно, ведь до Литы оставалось всего ничего. Хотя в этих краях праздник зелени и огня называли Купалой.
III. Ночь огня
1.
– На Ивана, на Купала красна девица гадала, – разливалось отовсюду, хотя для вечерних песнопений еще было рановато. Солнце стояло над землёй высоко и даже не думало пока заходить за горизонт.
А люд уже сверкал лентами, венками, куклами из тканей. Кто-то шёл на ярмарку, кто-то возвращался оттуда разряженный, а кто-то готовил корзины, собираясь в пламенную ночь заполнить её до верха целебными травами.
Почти все молодые девки крутились у берега речки. Из распущенных волос торчали ветки полыни, ивы, мяты. Самые проворные заговаривали воду, чтоб понесла сплетённый венок к суженому и повенчала их. Не знали молодицы, что за ними, посмеиваясь, наблюдал Водяной, чудом сбежавший из-под присмотра Кикиморы.
А вот Марте было не до гуляний – впереди ночь Огня, когда природа пляшет и поёт, выращивая повсюду дивные травы, которых в иную пору не сыщешь. Расцветали они во всей красе, только от людского глаза постоянно прятались.
Ведьма сплела из платка котомку и покинула избу. Зачарованный купец так и остался сидеть на месте.
– А ему это точно не повредит? – младшего брата терзали сомнения.
– Поспит день-другой – и оклемается, – фыркнула Марта.
Вообще-то они сперва пытались по-доброму, мол, впустите бедных странников переночевать в сени, и будут вам за это монеты и человеческое «спасибо», но купца подобное не прельщало. Пришлось уговаривать, точнее – заговаривать, чтобы знал, каково добрым людям отказывать.
Ведьма исчезла в лесу, оставив брата и подругу наедине. Те пожали плечами и разбрелись: один пошёл за ягодами и вином, вторая – плести венок и гадать. Тэми даже задумалась: а на кого, собственно? Воспоминания о первой горечи, отдающей эльфийским запахом, растворились спустя две зимы, а другой и не было.
«Да без разницы, просто на любовь!» – сказала себе и помчалась к речке.
2.
Ягодное вино лилось рекой, разжигая пламя в телах. Девки кружились среди костров, одни с парнями, другие сами по себе, и не было ни единой души, которая не сливалась бы с остальными. Венки лишь чудом не падали с голов, хотя находился молодец, что хватал с головы травяное украшение, а потом утаскивал саму девку подальше от чужих глаз.
Лесная любовь сливалась с человеческой, и казалось, что весь мир пульсирует и кружится – лишь луна холодно смотрит и усмехается, а звёзды вторят ей и перемигиваются.
Ты пляши, пляши, девица,
У крылатого огня,
Как присядешь же напиться,
Повстречаешь тут меня.
Будем долго миловаться,
Аж до самого утра,
Будешь ждать и волноваться —
Я скажу, что мне пора…
Тело Тэми горело. Казалось, что жар растекается от самого сердца и земля под босыми ногами вот-вот вспыхнет. Кто-то хотел было её схватить, но она увернулась и, скакнув через пламя, растворилась среди пляшущих. Отовсюду звенела музыка и раздавались похабные песенки о звонкой любви, которую так легко скрывает ночь.
Не обошлось и без горечи – на другой стороне реки две девки рвали друг дружке волосы, не поделив славного парня. Только тот давно уже исчез, пока влюблённые и пьяные, подобно двум собакам, дрались с жуткими криками.
Тэмире захотелось найти ведьму и поворожить, но той как будто след простыл. Не было Марты ни среди костров, ни среди милующихся (а может, спряталась-таки с кем-нибудь?). А речная вода тем временем уносила всё больше венков в неизвестность. Особо лихие молодцы выхватывали их и подплывали к девицам. И казалось, что не будет этой пляске ни конца, ни края, и всё будет сливаться со всем целую вечность.
Но нет – как пропели третьи петухи, растворилось вино, на месте пламенных языков остались пепелища, а звуки свирели сменились тишиной. Лишь природа по-прежнему ликовала, заставляя зелёную листву колыхаться, а нетронутые венки – плыть дальше, сквозь чёрные воды.
На рассвете деревню покинули двое: ведьма с котомкой, заполненной травами, и её напарница. Что правда, то правда: голова у Тэми была до сих пор хмельной, зато в сердце поселилась надежда на скорую и счастливую любовь.
3.
Как только ягодное вино коснулось губ Кёльберга, медальон с эльфийской руной предательски обжёг кожу. Не до веселья стало ворону, ибо тонкая ниточка, соединявшая его с человеком роднее сестры, тряслась и грозилась вот-вот разорваться.
Раз, два – и с криком обернулся птицей, расправил крылья и взлетел. Сквозь костры, чужой хохот, казавшийся теперь зловещим, сквозь лунную ночь, лишь бы только добраться до Каменного города и спасти Её.
«Лилиэль!»
IV. Свадебное
1.
Достойные девушки соблюдают традиции, как нечто святое. Они внемлют родительской воле, что бы там ни говорило сердце. Его стоит заткнуть, а вот чем – предстояло решить самой Лилиэль.
Лёгкие шелка, изумрудные и сапфировые ожерелья даже рядом не стояли с рассказами о дивном лесе за далёкими-далёкими горами, где каждый наслаждается волей и заливисто поёт.
Но Лилиэль верна своему народу, она не пойдёт против святейшего, не скажет «нет» тем, кто дал кров и имя, растил, подобно цветку, чтобы однажды обвенчать. С кем – не важно, ибо сердце уже давно сделало выбор. Такой, что родители были бы в ужасе.
Она собиралась, как настоящая невеста – самая сияющая и элегантная, чтобы каждый замирал от восхищения. На пепельных кудрях сияли гранаты, белоснежное платье переливалось на солнце.
Как саван.
2.
«Shcrong, Kölbergu, shcrong!» – отзывалось глубоко внутри.
Горящий талисман вещал о беде и заставлял забыть об усталости. Не зря он не хотел улетать в этот раз. Кёльбергу нравились узкие улочки, увешанные лианами и корзинами разнородных цветов, лазурные огоньки лепестков с багровыми искрами и ароматы эльфийских духов.
А ещё – Лилиэль, сотканная из чистого света.
«Ещё раз увижу тебя с моей дочерью, – старый эльф открыл незапертую дверь и осёкся, завидев пустующую комнату. – Чёртов перевёртыш!»
Тем временем впереди замаячила вереница горных хребтов. Вот она, грань, отделяющая дивный народ от человеческих глаз!
«Сильнее, Кёльберг, сильнее!» – и он нёсся с надеждой, что успеет.
3.
10 дней Лилиэль прощалась с семьёй, прежде чем войти в новую жизнь. В их глазах она оставалась достойной, и это не могло не радовать. Несмотря на старые ссоры и наказания.
Впереди – танец. Эльфийка двигалась, как требовал ритуал: шаг за шагом, затем – круг. Заученные движения, заготовленные слова. Звон браслетов, улыбки гостей и совершенно чужой жених. В какой-то миг она сбилась, услышав знакомое карканье. Кёльберг?
Ворона в храме не было, но родное слово резануло по сердцу и заставило вспомнить.
Лилиэль – достойная эльфийка.
А ещё у неё есть сердце, и ни им, ни честью она не готова была поступиться.
…Острый кинжал резко вошёл между рёбрами, заставив вздрогнуть от боли. Белоснежное платье утонуло в багровом.
4.
«Мой медальон — моё сердце, и я отдаю его тебе, несмотря ни на что. Даже если все боги против нашей связи».
Чёрная пустота разрасталась с жуткой скоростью, разъедая сущность. Ворон не чувствовал ни ненависти, ни боли, казалось только, что рёбра онемели. Каменный город со светящимися цветами превратился в нечто жуткое, утопающее в гнили, а его жители стали тенями, без единого луча.
Как бы ни шипела душа, разумом Кёльберг понимал: чем раньше он вернётся к сестре, тем скорее стихнет боль.
V. Закатное
1.
Запах полевых цветов и озёрная прохлада порождали дурман. Лисица с упоением лежала среди трав и любовалась блестящей гладью, пока Марта следила за варевом в котелке.
