
Полная версия
Тени скрытого города. Книга вторая. Башня
– Да нет, я не против, – Таня пристыжено отвернулась.
Вечером, возвращаясь домой, вновь со сладким и волнительным чувством посмотрела на свет в кухонном окне. А в зале темно. Войдя в квартиру, узнала, что Митя уехал. Настя сварила грибной суп и, сидя на кухне, писала тематический план на предстоящую половину учебного года. В очках её глаза казались маленькими. Она надевала очки, когда писала или читала.
– Ой! Что это я расположилась? Ты садись есть, супчик ещё тёплый!
Подруга собрала бумаги и учебники в стопку.
– Ты со мной так и не поговоришь? Собираешься весь вечер писать? – скуксилась Таня.
– Да писать я и завтра могу! Поговорим, конечно!
Суп оказался ароматным и лёгким. Таня удивилась, откуда подруга зимой взяла грибы, и узнала, что грибы продаются замороженными в пакетах. Под Настину диктовку записала простенький рецепт.
Подруга была в восторге от Отока.
– Такой тихий, уютный городок! Пространства много, машин мало. Я прогулялась не торопясь по улочкам: домики все маленькие, а люди, мне показалось, добрые, светлые. Может, наивные слегка, но это их красит.
– Наивные? У меня, наоборот, с самого начала сложилось впечатление, что они замкнутые и подозрительные! И когда ты успела разглядеть отоковчан?
– Ой, что сейчас расскажу – упадёшь! Это про то, как я разглядела отоковчан. Представляешь, поехала в школу, но в результате уехала куда-то аж за город! Опомнилась, когда в автобусе остались лишь я да старенькая бабушка, а вокруг уже лес сплошной стеной! Дождалась, когда остановка, вышла. Гляжу: кладбище! Представляешь? Я в панике! Стою на остановке, мёрзну, а автобуса всё нет. Целый час простояла! Решила поймать машину, и один приятный дядечка на стареньком москвиче подвёз меня прямо к воротам школы, причём бесплатно. Точнее, он не хотел брать денег, но я настояла, дала сорок рублей.
– Ну Настя, любительница путешествовать! – засмеялась Таня. – Не ты ли утром признавалась в пламенной любви к дорогам? Кстати, а почему не воспользовалась своей машиной?
– Я хотела ближе узнать город, прогуляться.
– Вот и прогулялась! И на основании одного водителя делаешь вывод, будто отоковчане милые и добродушные?
– Я не только с водителем успела пообщаться. С продавцом в магазине! Да достаточно на лица прохожих посмотреть!
«На лица…» – Таню передёрнуло.
– Я всегда мечтала жить где-нибудь в деревеньке на природе, – продолжала Настя. – Может, в будущем и переселюсь туда, а пока меня вполне устраивает Оток!
– Уже не кажется дьявольским? – не удержалась Таня.
– Ты о чём? А! В тот раз я делала вывод из твоих рассказов. Ты говорила о парне, который тебе нравился. Гриша? Кстати, вы с тех пор не встречались? Я имею в виду, здесь…
– Встречались, но об этом позже, – перебила Таня. – Ты обещала рассказать о школе!
Приготовили кружки с чайными пакетиками, поставили воду, и под шипение чайника Настя начала рассказ, который закончился уже в комнате, непосредственно перед застиланием дивана и укладыванием спать.
– Ты знаешь, я ещё в университете во время педагогической практики почувствовала разочарование в школе, – призналась Настя. – Рухнула моя цель стать учителем, и пропал весь смысл пятилетнего обучения в университете. С детства мечтала преподавать в школе, а в результате после окончания университета поступила в аспирантуру.
– Действительно, странно! – вмешалась Таня. – Я была уверена, что ты устроишься в школу, ведь ты прирождённая учительница – только взгляни на себя! Кстати, почему ты бросила аспирантуру?
– Танюсик, я ушла, потому что мне до смерти надоел Ходасевич и его поэзия! Ведь я со второго курса работала над этой темой, писала дипломную. А тут ещё диссертация – скучно стало! Мне казалось, в дипломной работе я сказала о Ходасевиче всё! Привлекла более ста источников, тщательно анализировала стихи. На диссертацию уже не осталось новых идей. К тому же моя научная руководительница, которая при написании дипломной предоставляла мне почти полную свободу, во время работы над диссертацией постоянно вмешивалась, контролировала. Сама моя концепция теряться стала. Ну и вот… уволилась! И решилась-таки попробовать себя в роли учителя.
– От себя не уйдёшь! – весело резюмировала Таня.
– Мне достались четыре десятых класса и один восьмой, ЗПР. Причём дали классы безапелляционно, а я потом узнала, что нагружать начинающего учителя таким сложными ребятами, как из ЗПР, нельзя! Три дня в неделю вела по четыре урока, а четвёртый день – семь уроков. Этот день был самый трудный, жутко выматывалась! Представь: пять классов, для каждого своя подготовка, дети разные. А в выходной вместо полноценного отдыха – только-только прийти в себя! И каждый день: отвела уроки, закрыла кабинет и уже пора готовиться к новым урокам, проверять тетради. Сидела частенько по ночам, тетрадка за тетрадкой пять стопок выкладывала на подоконник. А ещё заседания кафедры один раз в три месяца.
– В школе тоже, как в универе, есть кафедры? – удивилась Таня. – И что делают на заседаниях?
– Я читала про знаковую систему.
– Слушай, Настя, если ты уволилась из-за нагрузки, то почему снова решила устроиться в школу? Опять ведь будет то же самое!
– Главная причина в другом! А загруженность на любой работе будет – можно приспособиться.
– И ты приспособилась?
– Не-а! – Настя улыбнулась. – Но у меня всё впереди!
– Тогда в чём главная причина увольнения?
– Во всём сразу, наверное… Директор кошмарная в той школе! Рита Игоревна Шевелёва. Кстати, не разрешала называть себя Маргаритой, а только Ритой Игоревной. У неё тяжёлый, давящий взгляд, низкий суровый голос. Глядя на этого человека, сразу понимаешь, что ничего с тобой обсуждать не будут – надо закрыть рот и повиноваться. Хотя голос не командный. Однажды после уроков я сбегала домой пообедать и опоздала на планёрку минут на десять. Директор покосилась и говорит, как бы между прочим, негромко, но иголкой в попу: «На планёрку, просьба, не опаздывать». Ученики не воспринимали меня всерьёз! Ведь им по семнадцать, а мне двадцать два – разница не очень большая.
– Да и выглядишь ты моложе своих лет, – добавила Таня.
– Вот и представь: парни высокие, девушки фигуристые. Помню, меня ещё не знали, я подошла посмотреть на линейку, а учительница: «Ой, новенькая? Из какого класса?» Несерьёзно! Да и сама я не умела создавать дистанцию. Когда увольнялась, одна из моих учениц призналась: «Анастасия Михайловна, вы нам как подружка!»
– Ты сдружилась с девочками? – засомневалась Таня. – Такой возраст… В этом возрасте они склонны относиться оценивающе и даже презрительно.
– Оценивали! – кивнула Настя. – Особенно первое время оглядывали сверху вниз. Я от этого старалась закрыться, сразу уходила в тему урока. Довольно скоро мы привыкли друг к другу, и чувство соперничества сгладилось. Сложнее было с парнями: заигрывали! Как-то я пошла с двумя классами в поход…
– Ты была классным руководителем?
– Нет! Классное руководство в первый год не дают, сама вызвалась! Митя помогал, сопровождал к реке. Это было весной, снег ещё не растаял. Я вела себя по-детски: бегала с ребятами, хи-хи, ха-ха. Парни могли подойти, приобнять – не по себе становилось! Хотя сама виновата… Помню, хожу по классу, рассказываю. На мне чёрная юбка и розовая кофточка, сверху пиджак. Стало жарко, и я – раз! – пиджак скинула. Парни глаза вытаращили: «Ого! Ни фига себе!» Мило улыбались всегда. И шушукались между собой, будто я к кому-то неровно дышу.
– Может, ты и вправду неровно дышала? Кто-то особенно нравился? – хитро прищурилась Таня.
– Нет, что ты! Вот сейчас мне дают пятые классы, ребятишкам 11—12 лет. Думаю, сумею держать дистанцию! А там невольно видела, что они всё-таки мужчины. Садилась рядом за парту во время написания сочинений – наверное, это неправильно, с педагогической точки зрения. Называла уменьшительными именами: «Сашенька», «Ванюша». И на «вы». И так дистанции нет, а я ещё больше сокращала!
Другая трудность – плохо понимала свою роль в классе. Чрезвычайно неудобно было заставлять детей писать. Бедные! Они ведь устают! Боялась дать лишнюю нагрузку. А ведь ребята затихают именно на тех заданиях, когда нужно писать! А на устных – треплются и расслабляются. Стала понимать это только под конец учебного года. Из-за того, что мало заставляла писать, в классе царил жуткий шум, особенно в классе ЗПР: они прыгали по партам. Кстати, в ЗПР меня любили больше всех. Потому что я их жалела. Им вдолбили в головы, что они дураки, вот у них и пропало желание учиться, раз дураки. Между прочим, среди них были два мальчика, которые случайно там оказались: просто медленно работают. Как-то на урок в ЗПР пришла чья-то мама, посмотреть, как я учу. Она была в шоке: «Вы даёте такой уровень, так обращаетесь! Никогда не видела, чтобы к ним с таким уважением!»
– Ты давала сложные задания? – уточнила Таня.
– Не то чтобы сложные… Мы, например, обсуждали произведения, а с ребятами из ЗПР не принято обсуждать. Обычно от них требуют сочинение-пересказ – просто тупо пересказать. Но я интересовалась их мыслями и видела: они всё понимают! Может, покажется странным, но мне интереснее было именно с ЗПР. А дети, которые считаются умными, высокомерны и всё время стараются угадать, что от них хочет учитель. Отвечая на вопрос, они говорят в принципе правильные вещи, но говорят сухо, их это не трогает. А ребятишки из ЗПР чувствуют произведение! Может, не всегда могут сопоставить какие-то эпизоды, но если герои повести любят друг друга, то ребята сердцем переживают за них. Хотя, возможно, как литературовед я была неточна в подаче произведений. Помнишь экзамен в универе по литературе 19 века? Принимала Лачинова…
– Помню её! – улыбнулась Таня. – Древняя интеллигентная старушка с седыми волосами. (Показала, как вьются.) Еле-еле ходила, но мозги ясные! А Терехову по античной литературе помнишь? Интересно, она ещё преподаёт? Тоже очень старая. Всё время сетовала на некультурную молодёжь и напоминала, что университет – храм науки. Пол-лекции могла об этом говорить!
– Да-да! «Как не стыдно заходить в храм науки, не сняв шапку?!» И целый час про эти шапки! А я вспомнила, как отвечала Лачиновой на экзамене…
Таня с готовностью кивнула, сообразив, что отвлеклись.
– Вот Раскольников закрылся в раковину и ничего, кроме своей идеи, не замечает. Лачинова слушала и размеренно стучала карандашом по столу: тук… тук… Поставила тройку и молвила: «Дети вас, наверное, любить будут. Вы говорите эмоционально, красочно. Но, с точки зрения литературоведения, вы ничего не сказали». В принципе, она была права.
– Скажи, ребята из ЗПР-класса в буквальном смысле бегали по партам? – Таню позабавила воображаемая картина.
– Бегали! И ботинок не снимали! Однажды захожу: как всегда, шум, гам, ботинки на партах. Не выдержала, хлопнула со всей силы дверью и заорала: «СЕЛИ ВСЕ! Открыли страницу, читаем!» Ребятишки притихли, уткнулись в книги. А я испугалась: неужели эти дети могут слушаться, только если я ору? И подумала, что здесь по-другому нельзя. Знаешь, Танюсик, это, пожалуй, и есть истинная причина моего увольнения! – Настя посмотрела прояснившимся взглядом. – В той школе атмосфера муштры. Иду как-то по коридору, а из каждого кабинета раздаётся жуткий командный голос. И в такт шагам стучат ручки на моей сумке, как кандалы: клац-клац! Я подумала: «Да-а, каземат!» С учителями не смогла найти общий язык: они противные, нудные, даже друг с другом говорят приказным тоном. Одним словом, разочаровалась в учительстве! После летних каникул – кажется, как раз в день твоего отъезда – я сильно заболела. Ночью задыхалась, побелела вся. Вызвали «скорую».
– Ой, что с тобой было?! – испугалась Таня.
– На нервной почве. Начался ведь учебный год, и снова дети на головах! Как только вышла с больничного, сразу подала заявление на увольнение. Пока болела, много думала, но решение приняла железное! Тогда даже предположить не могла, что и года не пройдёт, как я снова решусь на этот подвиг, – Настя хмыкнула. – Но теперь я иду в школу без иллюзий, учитывая прежние ошибки! Получив предложение, я вновь задумалась о роли учителя, стала анализировать прошлый опыт, посидела на уроках более опытных учителей в той школе, где работала, сравнила себя с ними и многое поняла. Думаю, теперь всё будет иначе!
Подруги легли спать. Засыпая, Таня почему-то вспомнила, как Настя ехала сегодня в школу, а попала на кладбище. От этой мысли пробежал холодок. Что бы сказала Полина? Ведь для Насти, даже если она не думает об этом, такая ситуация – знак от Духа, причём, скорее всего, не очень хороший знак.
На следующий день смотрели передачу про конец света. Катастрофу обещали не абы кто, а учёные: мол, в 2012-ом году ледники растают и затопят Землю, в первую очередь Америку. А самое безопасное место – Алтай.
– Оток не входит в безопасную зону? – забеспокоилась Таня.
– Строго говоря, Оток восточнее Республики Алтай, – отозвалась Настя. – Он относится к Алтайскому краю.
– А разве не одно и то же – Алтай и Алтайский край?
– Нет, это разные территории.
– Значит, надо срочно переселяться на Алтай!
Передача кончилась, и Таня переключила канал на местную волну. Странно, конечно, но и здесь речь шла о конце света и пресловутом 2012-ом годе. Только прогнозы немного отличались.
– Они что, сговорились? Настя-а! – позвала Таня, потому что подруга успела удалиться на кухню. – Опять про конец света!
На этот раз в 2012-ом сулили замерзание почти всей планеты, поскольку останавливается тёплое течение Гольфстрим, и ещё будет солнечное затмение и парад планет, какого ещё не видывали.
Таня насмешливо прокомментировала:
– Год назад обещали то же самое! Помню, стояла у окна и смотрела сквозь стёклышко на затмение: ничего особенного, только краешек Солнца закрылся Луной. Если убрать стекло, то и не догадаешься, что затмение. Опять же, пугали парадом планет! Вроде как притяжение, и Земля сместится с орбиты, а это приведёт к извержениям, землетрясениям, наводнениям и прочему. Но ведь ничего не произошло! Земля никуда не сместилась! А ещё на Юпитер падала огромная комета – помнишь? Тоже обещали катастрофические последствия. Как будто люди хотят конца света! Ждут с нетерпением!
Настя стояла, прислонившись плечом к стене, вид у неё был усталый.
– Ты боишься конца света? – спросила Таня.
– Нет.
– И смерти не боишься?
– А чего бояться? Не такая уж счастливая жизнь на земле. Если посмотреть: сплошные тяготы.
Таня нахмурилась.
– Не ожидала, что ты окажешься такой пессимисткой! Да я и не верю тебе! Живёшь ведь, в школу устроилась. Если бы ты действительно думала так, как говоришь, то у тебя и сил не было бы принимать какие-то решения, переезжать в другой город. Ты ведь надеешься на лучшее!
– Нет, не надеюсь, – упрямо не соглашалась Настя. – Всё идёт как идёт. По большому счёту мне всё равно!
Позднее между подругами вновь состоялся разговор о конце света. Настя вынимала из дорожной сумки и освобождала от бумаги две большие и несколько маленьких икон.
– Говоришь, что тебе всё равно, – напомнила Таня, – умрёшь ты или нет, будет конец света или нет. Тем не менее возишь с собой иконы! Значит, ищешь защиту! Значит, не всё равно!
Настя помолчала, сидя на полу перед сумкой и глядя снизу вверх близко посаженными голубыми глазами.
– Ты не обижайся, – молвила она, – но мне кажется, ты не можешь понять чувства верующего человека. Не обижайся: каждый имеет право на свои представления.
Таня всё-таки обиделась. Во-первых, она и не пыталась оспаривать Настину веру, просто хотела разобраться, ведь подруга противоречила сама себе. А во-вторых, неужели трудно объяснить? Зачем с ходу заявлять, что Таня не способна к пониманию? Конечно, без объяснений она так ничего и не поймёт!
Настя попросила повесить икону на тот самый гвоздик над диваном, который предназначался для будущего Таниного рисунка, где она выразит сокровенные чувства. Рисунка пока не было («Потерянную девочку» Таня подарила Максиму Андреевичу), так что препятствовать Насте не стала, тем более подруга поселилась здесь ненадолго – всего на пару месяцев. Да и сюжет для нового рисунка пока не придумывался. Образ потерянной девочки больше не казался привлекательным.
Настя повесила икону Девы Марии со склонённым ликом, опущенным взором и скрещенными на груди руками. На трельяж позади запылённого алтайского камня поставила икону Христа, показывающего раскрытую книгу. Вообще, конечно, ставить что-либо особо было некуда: трельяж и так завален, а шатающийся журнальный столик занимали стопки Таниных папок и тяжёлых книг с глянцевыми репродукциями, а также Настины пирамиды из школьных учебников и пособий для учителя. Был бы стеллаж или хотя бы пара книжных полок!
– Настя, а как дела в твоей домашней общине? – поинтересовалась Таня. – У тебя же собиралось множество людей из церкви. Ты ещё жаловалась, что еду не приносят и распоряжаются как у себя дома.
– Ой, Танюсик, сколько всего я тебе не рассказывала! У меня было трудное лето, многое пришлось пересмотреть: работу в школе, отношения с Сашей…
– Каким Сашей?
– Который собирался на мне жениться, не спрашивая моего мнения на этот счёт!
– Это который хотел построить с тобой идеальную семью в христианских традициях? – вспомнила Таня и развеселилась.
– Да-да, он!
– Вы расстались?
– Расстались, слава богу! Я ведь ему и так и сяк намекала, но он только самого себя слушал. Пришлось, наконец, сказать напрямик! Танюсик, я в буквальном смысле послала его куда подальше!
– Молодец, Насть!
– Тогда только он услышал! Когда в жёсткой, грубой форме. Больше не приходил. Но ты представляешь: у папы был день рождения, и Саша отправил ему сообщение по электронной почте, как раз в праздник! Папа открывает почту, читает, и настроение у него вмиг падает! Знаешь, что Саша написал? «Поздравляю и желаю лучше следить за своей дочерью и уберегать её от греха! Откройте глаза и посмотрите, куда она катится».
– Кошмар! – от изумления и возмущения Таня не находила слов.
– День рождения был испорчен.
Излив негодование в адрес Саши, подруги вернулись к теме религиозных собраний в Настиной квартире.
– Надоели все! – призналась Настя. – Часто мечтала отдохнуть, чтобы никто не приходил. Надоело соблюдать их правила, так называемый Устав. Мне ведь хотелось личного общения, а когда столько народу… Смысл пропал! Митюшка сначала присутствовал на собраниях, но потом отстранился. Я тоже стала отстраняться. Как-то Митя заболел, не вышел даже поздороваться, лежал в своей комнате лицом к стенке. А к нему врывается парень из общины – Коля, который приходил к нам ещё тогда, когда была просто маленькая религиозная группа. Сел, закинул ноги на Митину кровать и болтает, не замечая, что Митя лежит, отвернувшись, и молчит. Мама входит, спрашивает Колю: «Что ты здесь делаешь? Почему не со всеми?» А он: «А надоели мне они! Хочу с Митей поговорить!» В один прекрасный день нас с братом вызвали и потребовали объяснений, почему мы отстраняемся. Я так прямо и заявила: «Не хочу выходить за всех вас замуж! Мне тяжелы ваши регулярные приходы и то, что я вроде обязана присутствовать». Мои слова восприняли как предательство, никто не ожидал. А один парень сказал, что не понимает, когда человек сначала делает одно, а потом прямо противоположное.
Глава 2
Знаки
Тане приснился сон, будто она моет посуду и слышит грохот в комнате: вроде что-то упало. Вбегает: на полу перед диваном валяется икона Девы Марии. Стекло в рамке треснуло, а склонённый лик Девы морщится то ли от злости, то ли от боли. Настя лежит на диване под серой мохнатой шалью, вид у неё больной и усталый. «Что случилось?» – спрашивает Таня в испуге. «Разве не видишь?» – отзывается подруга. Таня решила, что Настя имеет в виду упавшую икону, и принялась горячо убеждать: «Ведь это же нехороший знак для тебя! С тобой может что-то случиться! Почему ты не прислушиваешься к знакам?» «Мне всё равно», – еле-еле шевелит губами подруга. Потом Таня вспомнила, что на Новый год собирается к родителям и вынуждена будет оставить Настю одну. Стала оправдываться: мол, едет ненадолго и 5-ого числа вернётся, тем более оставляет здесь свои вещи.
Далее снилось, будто Таня уже приехала в родной Томск и приближается к родительскому дому. Её мучает давящее предчувствие: дом наверняка изменился за время её отсутствия, что-то в нём не то! Открыла тяжёлую подъездную дверь, стала подниматься. На лестничных площадках молча стоят люди. Они собрались по поводу Таниной квартиры. На электрических щитках висит новогодняя бумажная мишура серовато-голубого цвета, в углу около лифта стоит посох и валяется борода деда Мороза.
На этаже, где Танина квартира, людей нет. Таня открыла дверь и ступила за порог. Никого не встречает. «Кто здесь собирался меня похитить?!» – крикнула Таня в глубину квартиры, не решаясь проходить дальше. Повернула голову налево, туда, где кухня: на полу стоит большой ящик, из которого торчит мамина рука. Таня посмотрела вперёд через коридор и увидела, что из зала торчат мамины ноги в чёрных брюках и носках. Ноги лежат поперёк коридора, остальная часть тела скрыта в комнате. Расчленённая мама! Таня быстро повернулась и принялась судорожно дёргать и тащить на себя дверь, но дверь притягивалась обратно и не открывалась.
Тогда Таня решила проснуться: зажмурившись, потрясла головой, выталкивая себя на поверхность. Вот уже видит комнату, но физическое тело всё ещё тяжёлое, и жуткий сон пока близко. Необходимо проснуться окончательно и перевернуться со спины на бок, чтобы сон больше не возвращался. В темноте крутится серое мутное нечто, похожее на кокон. Таня с трудом подняла левую руку, согнула пальцы в виде когтей и медленно замахала, отгоняя страшное нечто.
Когда полностью проснулась, страх улетучился. Прокрутила сон в голове и поняла, что он не закончен: надо вернуться к Насте. Настроившись увидеть Отоковскую квартиру вместо кошмарного родительского дома, Таня повторно уснула. Если опять увидит кошмар, то зажмурится и вновь убежит в реальность: слава богу, умеет это делать!
Приснилось, будто в Отоке военное положение. Таня бежит, стараясь держаться подальше от горящих домов, но огонь притягивает. Дома рушатся, и вниз падают пылающие обломки. Наконец, Таня выбралась на более-менее безопасное широкое место. В том же направлении, что и она, бегут остальные. Где-то позади – танки, солдаты в фашистских касках и с автоматами. Но, может, они вовсе не позади, а как раз впереди, куда все ломятся! Таня сомневается, правильно ли выбрала направление.
Низко над землёй зависают два военных вертолёта. Непонятно, вражеские они или «свои». Хотя не бомбят. Тот вертолёт, который справа, до отказа заполнен людьми, в кабине пилоты. А тот, который слева, пустой. Таня сначала решила забраться в пустой, но вдруг подумала, что всё-таки он тоже занят – детьми, – просто дети маленькие, и с земли их не видно.
Таня хочет попасть домой, забрать вещи и предупредить Настю о войне: пусть спрячется куда-нибудь! Около Таниного отоковского дома горит деревце, огонь может в любой момент перекинуться на дом. Таня открыла дверь: квартира совсем не такая, как раньше! Почему-то стоят стеллажи с книгами, будто жилое помещение решили переоборудовать в библиотеку. Две незнакомые полные девушки удивлённо косятся на Таню, которая бесцеремонно всё оглядывает и ворошит. «Здесь должна быть Настя! – заявляет Таня громко. – Где она?» Девушки отвечают: «Настя ушла на поклон к школе. Мы не виноваты, она сама». «Но ведь в школе опасно! – кричит Таня. – Там вражеский штаб! Почему вы её не предупредили?»
Стала в отчаянии метаться по квартире: где же все вещи? Надо срочно собрать сумку и бежать спасать Настю! «Где мои вещи?!» – вновь накинулась на девушек. «Их вывезли. Осталось только это», – одна из девушек показывает на стол. На столе лежит сотовый со светящимся голубым экраном, будто только что получено сообщение. Сотовый переполнен эсэмэсками, но все рекламного содержания: выиграй ноутбук или «мерседес», получи миллион и так далее. Нужно немедленно удалять эсэмэски, освобождать память, ведь, вполне вероятно, Настя давно уже послала Тане сообщение, а сотовый не может его принять! Эсэмэски мучительно долго удаляются, пальцы как резиновые, слушаются с трудом, постоянно попадают не на те кнопочки. Да и кнопочки какие-то непонятные, незнакомые, без конца видоизменяются. С одним и тем же сообщением приходится возиться по нескольку раз. И, хотя Таня не уверена, что успела всё удалить, сотовый запыхтел паровозом, сигналя о получении нового СМС. От Насти?
«Жду в башне», – чернеют буквы на экране. Не от Насти. Вероятно, Таню вызывают на допрос. Значит, вражеский штаб не в школе, а в башне, и Насте, слава богу, ничего не угрожает. «И посоветуем тебе поторопиться», – раздалось за спиной. Таня обернулась. Девушки стоят, ухмыляются и кивают головами: «Советуем поторопиться в башню, а то кое с кем кое-что случится». За окном совсем близко горит дерево. Таня показывает и смеётся: «С вами самими может что-то случиться!»