Дорогая, а как целуются бабочки?

Директор побагровел. Надулся. И как треснет по столу: «Не уважает? Сейчас я его научу «свободу любить!»

Вызывает по громкой связи завмага и с порога по матушке: «Человек по заданию Родины уезжает, а ты, такой-сякой саботируешь? Ты у меня пойдешь пирожками из собственного ливера на рынке торговать!»

Завмаг сник, и кулуарами-кулуарами выводит меня на задний двор магазина, а там этих машин…Выбирай – не хочу!

А я не один пришел. А с Надеждой и умельцем одним из обкомовского гаража.

Надю мы на воздухе оставили, а сами в магазин нырнули. Ну и стали выбирать. Мне по спискам Лада-2108 полагалась, но «восьмерок» не было – «девятки». «Да даже лучше,» – думаю. Оформили, за ворота выезжаем – Надя аж засветилась вся. Ну никак не ожидала, что тачки добьюсь, да еще такой навороченной. Ну и этот последний месяц на родине мы с ней оторвались. Чуть минута свободная, и за город. Ну и как-то возвращаемся, Надя – на рынок за продуктами, а я стою – жду. Подходит брюнет с усами, и фуражка у него – вертолет

– Слюшай, продай машину, а?

– Нет, генацвале, не продам – сам гонялся за ней.

– Cлюшай: я тебе даю 12 тысяч, да? 12 тысяч – хорошая цена для машины, которая 9 стоит. И ты еще купишь, у вас тут, в России – завод.

– Не продаю – ты понимаешь? Сам еле-еле достал.

– Cлюшай, а сколько пробег километров?

– Полторы тысячи.

– Cлюшай, так это совсем новия машина.

– Cовсем.

– Cлюшай. можно я к тебе сяду.

– Ну, садись.

– Хороший сиденье, удобный. Cлюшай, меня звать Сико. Я тебе даю двадцать тысяч.

Да, не продаю я, Сико.

Вот слюшай, вот я тебе говорю: мы сегодня пойдем, сядем в ресторан, закажем коняк, шашлык, будем говорить…И вот я тебе говорю, ты запомни: 25 тысяч.

Не продаю – сам за ней…

Cлюшай, я уже ухожу, да? Вот смотри: я открываю дверь, я ухожу, да? И вот я тебе скажу: а ты ду-май, думай… 28 тысяч!

Нет.

Вылез, дверью – хлоп! Надя возвращается с рынка. Едем – рассказываю как грузин «девятку» у меня торговал.

Нет, деньжищи, конечно, серьезные, но кто ж его, грузина этого знает? Вдруг – кидала. Опять же с Мадагаскара в отпуск приедем (мы на два года «зафрахтовались») – не станем же пехом ходить. Да и вообще- кто его знает, как все повернется. Поставил, короче, «девятку» к бате в гараж, и стали мы с Надей паковать чемоданы.

***

Много времени сборы не заняли. Алжирский опыт подсказывал, что из всей одежды актуальным там будут одни только майки, шорты и шлепанцы. Ну, а если вдруг понадобится что – купим.

Летели Аэрофлотом (ИЛ -62, если память не изменяет), и садились дважды: на Кипре и Йемене. На Кипре, который уже конфликтовал с Турцией, наш самолет окружили БТРы и в зал ожидания мы шли через строй вооруженных солдат. Самолет заправляли ровно час. И все это время мы слонялись по аэропорту, и, честно сказать, не скучали. Уже в аэропорту было очевидно, что ты в потребительском рае: кафешек, лавочек, набитых товарами группы Б – море… Глаза разбегались от изобилия. Надин радовалась, как дитя (иногда ее называл Nadine на французский манер).

Приземляемся в Йемене. Облака и те цвета грязи. Дверь открыли – как кипятка глотнули. Жара страшная, а ведь еще и до экватора не дотянули. Куда летим?

Летели еще четыре часа. А всего в небе 12 часов провели. А если учесть время заправок, то до Мадагаскара добирались 15 – 16 часов. Наконец, добрались.

Антананариву. Столица. Аэровокзал низенький, как и все строения окрест. Таможенники бесцеремонные. Не просто роются в чемоданах – все барахло вытряхивают. Но меня в Москве еще предупредили: не хочешь проблем с багажом – презентуй таможне блок сигарет. Ну и как только наши чемоданы к ним подвезли, я – блок сигарет таможеннику. Даже раскрывать не стал. Но тут мальчишки на них накинулись. Море мальчишек. Все в оранжевых комбинезонах. Носильщики. Cхватили сумки и – вон из вокзала. Рванули было за ними – по-русски кто-то останавливает. Представитель торгпредства. Нас встречает, и, оказывается, это он дал команду носильщикам хватать чемоданы и нести в миниавтобус. Сели, едем в торгпредство и поражаемся разворачивающейся за окном нищетой. Народ поголовно босой. Рубахи и шорты протерты до дыр. Строения все из рапака – пальмовой доски, и крыты пальмовыми листьями. Возле лавок прямо на улице висят какие-то кишки, мухи роятся…

– Мать, твою! – думаю, – Куда занесло?

Здание торгпредства, впрочем, вполне европейское. Естественно – кондиционер. Комнаты для гостей с душевыми.

Освежились с дороги. Вроде стало полегче. Но как вспомню, виды из окна миниавтобуса, тоска.

– Надь, – говорю, – а может вернемся?

– Тебе решать.

Иду к куратору, который отвечал за русистов ( мне предстояло учить русскому мадагаскарских лицеистов). Виктору Викторовичу.

– Виктор Викторович, а как бы нам вернуться домой?

У Виктора Викторовича в глазах удивление – никто и никогда его об этом не просил. Наоборот, все стремились контракт продлить.

– Володя, но почему?

– Да есть у нас с супругою подозрения, что не сумеем мы аклиматизироваться на Мадагаскаре.

– Привыкнете. Все привыкают. Так привыкают, что и палкой потом не выгонишь. Тут же в принципе – рай. Опять же деньги. Очень хорошие. А разрыв контракта – неустойка. И тоже – серьезная. Тебе это надо? Ну! Побудешь с годик, пооботрешься…

Подрывать семейный бюджет неустойкой не хотелось категорически. Решили присмотреться к «раю» повнимательней. Тем более, что торгпредство организовало экскурсию. На автобусе.

Антананариву , или просто Тана, переводится как город тысячи жителей. По понятиям мальгашей (так тут русские звали мадагаскарцев) город очень даже крупный. По нашим меркам – райцентр. Строения невысокие. В смысле архитектуры – минимализм. И народ и в столице скорее раздет, чем одет. Но базары – кругом. И кроме колониальных товаров, полно европейского ширпотреба – какие хочешь джинсы, какая хочешь техника. Ну и традиционных для европейского человека продуктов тоже завались. Масло, творог, сыры, колбасы. Все во множестве сортов. Надин от изобилия в шоке. На родине то пустые прилавки. И талоны на все, начиная со спичек.

Возвращаемся – зовут на беседу. Рассказывают, что за остров такой – Мадагаскар. О нравах и обычаях обитателей. Отдельная тема – здравоохранение. Про здравоохранение новички (а из Союза прибыла целая группа специалистов) слушали с особенным тщанием. Перед самым нашим отлетом «Правда» опубликовала статью «Малярия косит мадагаскарцев». Cудя по материалу, люди от проклятой этой малярии прямо на улицах помирали. Так что сомнения еще тогда зародились: а верное ли направление взяли. Трупов мы с Надей на улицах Антананариву не обнаружили, но это столица как никак. А нам предстояло ехать в провинцию. Навострили уши, а нам говорят: ничего страшного. И малярия не малярия, и гепатит не гепатит, если мыть фрукты и овощи с марганцовкой, а по утрам принимать таблетку хинина. Каждый божий день принимать, кроме воскресения.

– Ну, – думаем, – не станут же фальсифицировать. Может, и вправду, не так все страшно, как «Правда» писала. Пошли вздремнуть после полдника. И только легли, слышим – соседи по коридору забегали. Вышел узнать о причине оживления. Оказалось, народ решает вопросы с распределением. По нашему, по-советски, то есть путем сепаратных переговоров. А я подумал: «Да какая, хрен, разница – плато или побережье. Мадагаскар – он везде Мадагаскар».

Мысль была из категории беспечных. И вот эта беспечность меня подвела. Ой, как здорово подвела. Потому что, когда поутру огласили список, то выяснилось, что нам с Надей держать путь на берег океана – в Манакару, а это, как тут же в приватных разговорах выяснилось, одно из самых гиблых на острове мест.Больше года никто из наших не выдерживает. Бегут.

Желание покинуть эту «приветливую» страну нахлынуло с новой силой. Но я взял себя в руки и отправился на виллу, которую нам выделили на период акклиматизации. Мы ж в торгпредстве только переночевали тогда. А жили на вилле в полутора километрах от города. Мы и еще две пары из СССР. Вилла большая, красивая, очень комфортная. Но счастье было недолгим. Трех дней не прошло – ловит меня начальник торгпредского гаража:

– Завтра выезжаете, и надо ваши чемоданы в торгпредство привезти. Будь другом, возьми грузовичок наш, тойоту, сгоняй за барахлишком.

– Да я ж только на наших легковушках и ездил.

– Права есть? Есть. Cадись и поезжай.

Cажусь, завожу, трогаюсь, и понимаю, что по части автомобилестроения отстала наша родина навсегда. Такой послушной, легкой в управлении машины у меня не было никогда. Не техника, а песня. Перевез я наши чемоданы из виллы в посольство – утром тронулись в путь.

***

Ехали довольно большой группой. И, заезжая то в один городок, то в другой, оставляли там наших специалистов. Пересекли таким образом весь Мадагаскар. Все плато. И начали спуск к восточному (со стороны Индии) побережью Индийского океана. Ехали мы в Манакару не одни. Еще один преподаватель русского туда ехал. Гальченко. И тоже с супругой.

Надя и нормальную дорогу не ахти как переносит, а тут, зараза, извилистая. Километров сто мы страдали. Добрались до термального источника. Перекусили в ресторанчике, и – опять мучительный путь. Наконец, въезжаем в город, а город… не тот. Промахнулись.Там развилка была. Мы влево ушли. А надо было вправо. А Мадагаскар это такое место, где рассветов нет, и нет вечеров. Встает солнце там сразу в зенит. Ну и заходит – соответственно. Подъехали мы к городу, день был. Въехали – ночь. Мужик из торгпредства, который нас сопровождал, из автобуса выскочил, начал метаться на предмет ночлега – по горам – то впотьмах не поездишь. Ну кто-то из мальгашей ему подсказал: есть приличный отель, бельгиец держит, но это еще километра три. Ну, можеть, пять. Приезжаем – рай. Лагуна, идеально ровный песок, сосны, меж cоснами – бунгало, а в бунгало – душ, тончайшие простыни. Заказали ужин. Ведут в ресторан. Пальмовая крыша на деревянных столбах. Но столы сервированы по – европейски. Подают. Нежнейший тунец, вкуснейший рис, зелень, овощная нарезка…На десерт – нечто похожее на дыню, но красноватого такого цвета. Папайя. Надин в папайю эту тут же влюбилась. И вообще смотрю – приободрилась. Глаза заблестели. Она до этой нашей поездки ну разве что в Польше была. А Польша – какая же заграница? Ну и я расслабился тоже. «Значит, – думаю, – можно жить». И разговор с хозяином симпатичного этого пристанища мысли этой моей не противоречил. Хозяин пил с нами вино и рассказывал, почему для этого своего бизнеса выбрал Мадагаскар. Привлекли его отнюдь не прибыли – доход гостиничный комплекс давал небольшой, поскольку туристов в этой части острова тогда было немного. Бельгийцу по душе пришлось умиротворение, которое он ощутил едва приблизился к этой лагуне. Ну вот и я был абсолютно умиротворен.

***

Манакара вернула нас c небес на землю. Крытые пальмовыми листьями лачуги, на улицах люди бедно одетые. Нам, впрочем, предстояло жить не в самой Манакаре, а на побережье. В виллах, что построили когда-то французские колонизаторы. Нам с Надей вилла досталась огромная. Метров в двести. Большая терраса с видом на католическую церковь. Рядом – базар. Вдоль рядов с фруктами и овощами ходят рыбацкие жены с алюминиевыми тазами на головах. В каждом тазу – по две-три огромные рыбины. Да еще у большинства малыш за спиной. Поступь при этом легкая, можно сказать, грациозная. Женщины не идут, а гарцуют. Очень они меня удивляли, и я поначалу думал, что на головах у них под тазами приспособления какие-то специальные. Никаких приспособлений!

***

Так вот, вилла в два этажа. На первом – продуктовый магазин, а на втором – мы. Места было более, чем достаточно: гостиная, cпальня, хол, кухня, туалет, ванная и еще огромная комната, которую мы вообще не использовали. Ремонта, полагаю, тут не делали с тех пор, как ушли французы. Поэтому первое о чем мы договорились с нынешним хозяином виллы, а это был мальгаш – ремонт. Ну и кое-что из мебели мы попросили его прикупить.

«Я вам люкс из этих апартаментов сделаю, – только оставайтесь», – обещал мальгаш. И мальгаша можно было понять – гости не баловали город своим вниманием, а советское торгпредство за аренду жилья платило крупные по местным понятиям деньги.

В Манакару, как я уже говорил, мы приехали не одни, а с четой Гальченко. Его звали Будимир, ее – Марина, ребята были с Украины, и с жильем им повезло больше, чем нам. Отведенную им виллу строил какой-то высокопоставленный мадагаскарский военный, и она была практически новой и довольно милой.

Но не «отымешь» же – стали свою обживать. Проводили торгпредских, выпив на прощание рому ( ромом торговал китаец, державший магазинчик неподалеку), и решили приглядеться к новому нашему жилью попристальней. Убедившись, что кроме холодильника есть еще и кондиционер, решили отворить в кухне окно – это наше окно глядело прямо на океан. Распахиваю створки – окно у меня в руках. Ну прямо с рамой. Жучок. Съел дерево чуть ли не до трухи. Елки -палки! А как же ночь жить? Комары же и не простые, а малярийные.

Ночь мы прожили. И прожили без нежелательных приключений, потому что над кроватью у нас был сетчатый полог. Но утром двинули к хозяину – сообщить, что косметическим ремонтом дело, видимо, не ограничится. Идти надо было берегом океана. И мы шли и понимали, что прощаем Мадагаскару и жучков, и комаров, и нищету аборигенов, и жару… За океан, который открылся поутру из наших окон , с нашей веранды, лазурный и бесконечный, с пенной шапкой могучих волн, за океан этот простить в тот момент мы готовы были все, что угодно. И все вытерпеть. Все эти коммунальные и климатические неудобства. И я шел, а рядом шла Надежда, и мы были на побережье одни, и были как первые люди. И конечно же бросились в эту потрясающую синеву. И долго плескались, совершенно счастливые…

Утром следующего дня я понял, что с выводами поторопился.

Утром следующего дня я впервые вышел на службу, и обнаружил, что Крестный путь есть не только в Иерусалиме.

Я не шел, а мучился. Три километра. И только одна мысль утешала – вот сейчас прийду в лицей, а в лицее – кондиционер…

И представьте мое состояние, когда я совершенно измочаленный, в мокрой сорочке, обнаружил, что кондиционеров в лицее нет, а здание отличается от остальных манакарских лачуг только этажностью. Два этажа. Но первый можно за этаж не считать, потому что это стены с выбоинами для окон и дверей, и стоят они прямо на песке. И полная разруха в кабинетах.

– Понимаете,– объясняю я директору, – у меня техника (в торгпредстве выдали кинопроектор и магнитофон), у меня – учебники, я где все это хранить буду?

Директор разводит руками – на ремонт нет средств. Соображаю, что спасение утопающего – дело рук самого утопающего и начинаю подбивать клинья под надзирателя, или, по-нашему, воспитателя. Подключил его, подключил родителей, главным образом того, что служил директором местной дизельной электростанции, и общими усилиями мы привели кабинет в более – менее сносный вид.

Директор подбросил мне краски ( правда, ее не хватило и пришлось на свои докупать) и мы с Надей покрасили парты в салатовый, стол учительский – в белый. Cтены освежили эмульсионкой. Надзиратель приволок поприличней доску. Поставил дверь из рапака и отгородил закуток, где я мог бы хранить книги и аппаратуру…

Ничего особенно сложного. Вполне могли бы мальгаши и без меня все это сделать. Не делали. Но я бы не хотел, чтобы у вас осталось впечатление, что лень и неопрятность в природе жителей Мадагаскара. С начальством им не повезло. Жулики управляли страной, и выкачивали из нее в свой карман все, что только можно было выкачать. Думаю, если бы французы в свое время с острова не ушли, жизнь на острове была бы пристойней.

Кстати, Гальченко тоже не горел желанием участвовать в этих наших субботниках. Я звал присоединиться. Он не отказывался. Но так ни разу и не пришел. И я ему прямо сказал, что кабинеты у нас будут разные. Да он и не претендовал. Он вообще не был любителем лишних телодвижений. И хоть французский преподавал в киевском вузе, знал язык плохо. Я это в первую же нашу совместную прогулку понял. Мы по Манакаре решили пройтись. В ознакомительных целях. И вчетвером. Я, Надя, Гальченко и его Маринка.

Идем, вижу – клубнику продают. Но такую крупную. Девчонка сопливая торговала. Сидела у дороги на корточках. Кучка бананов перед ней, и вот эти вот ягоды. Гальченко ей по – французски про ягоды, ну тут я все про него и понял. Не знает мужик языка. Про ягоды, впрочем, тоже. Совсем это не клубника. И то, что я принял за нее оказалось скорлупой. Cкорлупку снимаешь – мякоть цвета недозрелого винограда. Но вкус потрясающий. Микс такой – виноградно-черешневый. Назывался этот плод лечи.

Это было открытие из приятных. Второе, сделанное в тот день, чести Мадагаскару не делало. Возвращаясь с побережья, мы обратили внимание на мальгашей, что сидели вдоль дороги и ковырялись в босых своих ступнях. Cпрашивать, чем это они занимаются, было, как понимаете, неудобно, и мы договорились считать эту малоэстетичную процедуру за экзотическое хобби.

Придет время, и я сам вынужден буду увлечься этим хобби. Но пока я увлечен мыслью обзавестись хоть каким-то транспортным средством, потому что уже через неделю регулярных лицейских занятий, приходит осознание того, что долго я не выдержу. И дело не в самих занятиях, а в пути, который вынужден был преодолевать с тем, чтобы занятия эти провести.

Я уже говорил, что солнце там встает сразу в зенит и делает это оно в шесть утра. Шесть утра и сразу светло как днем. И как днем – сорок градусов в тени. А до лицея от моей виллы – три километра. И никаких автобусов, никаких трамваев, одни только рикши. Рикшами советским людям пользоваться запрещено: эксплуатация человека человеком. И я не лезу на рожон. Я беру зонтик и чапаю по этому пеклу в сторону лицея. Зонтик выручает не сильно: рубашка мокрая хоть выжимай. И я ее выжимаю. Выжимаю, надеваю, веду урок.

С 12-ти до 15-ти у лицеистов и их преподавателей – перерыв, потому что пекло такое, что не то что заниматься – дышать трудно. Кондиционеров в лицее нет. Да и хочется есть. И конечно идешь домой. Потом обратно – в лицей. И обратно -домой. Не трудно подсчитать, что за день я наматывал 12 км.

Cадилось cолнце тоже в шесть. Но вечера. И тоже мгновенно. Темень и комары. И через две недели малярия, если вдруг укусит какой. А три километра это не только до лицея. До рынка, рынка, где можно купить мяса (на нашем продавали только рыбу) тоже три. До ближайшей аптеки – cто.

Иногда силы меня оставляли и я нанимал таки рикшу. И ехал, пытаясь мысленно убедить потенциальных критиков в том, что делаю малагасийскому извозчику благо – ему же семью кормить надо, а я не задаром на нем езжу, а за деньги. Но как-то все равно (вот оно советское воспитание ) в душе было не очень хорошо, и я стал вызывать такси.

Машины, видимо, тоже остались со времен французской колонизации, потому что представляли собой совершенно жалкое зрелище и были очень мало пригодны для езды. Дребежжали так, что было полное ощущение, что ее по пути растеряешь, машину эту. Cначала дверка оторвется, потом другая, потом колесо…Что периодически и случалось. Но главным было не это. Обязательность не была отличительным свойством мальгашских таксистов. И то, что они принимали заказ совсем не означало, что они приедут. Поэтому вставать я даже в случае вызова такси должен был минимум за два часа, чтобы в случае чего добраться до лицея пешком.

Вообще по контракту нам был положен транспорт. Директор лицея, естественно, ничем помочь не мог – это не его компетенция. И я решил отправить письмо в торгпредство. Описал ситуацию и в конце добавил: если торгпредство не найдет возможности обеспечить семьи советских учителей Манакары транспортом, прошу меня отправить на родину в Союз Советских Социалистических Республик.

Через несколько дней получаю ответ, где мне в довольно резкой форме пеняют на несознательность. Тогда я набираю номер торгпредства и прошу к телефону

сотрудника, который курирует преподавателей русского языка. Того самого Виктора Викторовича.

–Виктор Викторович, – Игнатов вас беспокоит. О какой несознательности вы говорите, если прекрасно знаете, что двое специалистов из СССР уже покинули Манакару и именно из-за отсутствия там нормальных условий. Причем приезжали они туда здоровыми, а уезжали больными. Меня совсем не греет повторить их судьбу.

Он сказал, что передаст мои слова руководству и положил трубку. На следующий день директор позвал меня в свой кабинет – телефон. Звонили из торгпредства.

– Владимир Петрович? Мы вас ждем. И не забудьте супругу.

С вещами?

Нет, пока без вещей.

«Ну, – думаю. – кранты. Вызывают по поводу моего письма на промывку мозгов по партийной линии. А то и того хуже.»

Глава 17

– Выезжайте, – приказал в трубку куратор, – Поездом до Фианарантсуа, там на автобус торгпредский (профессуру повезет) и – к нам.

Этот его звонок из равновесия, конечно же, вывел. То есть, не столько сам звонок, сколько вот эти вот все “непонятки”. Ну меня, понятно, зачем вызывают. Выпороть за автомобильную инициативу. Но Наде на кой черт в такую даль тащиться? Решили, на родину выслать? Но почему тогда без вещей? Ну очень меня раздражала эта манера Радугина шифровать, недоговаривать, бросать телефонные трубки, толком ничего не объяснив. Решил: приеду – скажу все, что о нем думаю. Но надо ж еще доехать. А это, если вы не забыли, 700 километров. Утешало лишь то, что первую часть пути преодолеем поездом. Доложил директору (имена у мальгашей французские и директора нашего звали месье Рене) о вызове, и прошу завуча (Паскаль, хороший такой парень), рассказать нам про поезда. Он говорит: “Берите в вагон первого класса – это лучшее”. Берем два билета первого класса, а на следующий день-такси и едем на вокзал: отправление в полдень.

Полдень, и нам сообщают, что поезд задерживается по меньшей мере на час. А пекло же. И укрыться на станции негде. Мы опять – такси и опять – домой. И так раза четыре. Потому что вместо двенадцати дня, состав отчалил в семь вечера, и шел по узкоколейке, которую, я так думаю, еще первые французские колонизаторы проложили.

Вагон, впрочем, разочаровал не шибко. Нет, конечно – никаких купе. Общий. Но лавки со спинками, мягкие (обтянуты дермантином), и, главное, народу нет: мы, да еще пара мальгашей.

“Ну,– думаю, – доедем”. – “И, – думаю, – быстро. Ну что такое 240 километиров. Вот наберет наш паровозик скорость…”

Едем-едем, едем-едем, а он, зараза, не набирает. Скорости. Зато набирает людей. Пропасть времени стоит на каждой станции, и мальгасийские граждане прибывают, и прибывают. И вот мы уже сумки сняли с лавок, вот уже чья-то корзина – на моем плече, и стиснуты мы с Надеждою так, что не то что поесть – шевельнуться не можем. А очень надо. Шевельнуться. Потому что люди в вагон не только с корзинами набиваются, но и с животными. C курами, свиньями… И как сопровождение всех этих пассажиров – полчища блох. И им, видимо, тоже тошно сидеть без движения. Блохам. И они начинают прыгать. И вот уже по моим рукам и ногам поскакали… Ну и прибавьте к этому амбрэ. У чернокожих вообще очень специфический “аромат”. Не всякий белый нос его вынесет. И не всегда антисанитария тому причиной. Просто запах тела иной. Ну а тут таких тел…

Короче, пытка. А пытали нас таким образм часов 7-8. И я не знаю, как мы пытку эту вынесли, но вынесли. И как же радовались, когда, наконец, удалось покинуть вагон первого класса! Но радость наша была преждевременной. Тьма же кромешная – уличное освещение не самое сильное место в городах и весях Мадагаскара. И конечно же нас никто на станции уже давно не ждет. А мы не только не знаем города, мы адреса советских специалистов не знаем. Хорошо, таксисты – возле железнодорожного вокзала. Это я так подумал – “хорошо”, и обратился к водилам. Не знают ли, спросил, где живут русские преподаватели. И описал Розу Артамонову. Потому что Розу не заметить было нельзя. Она была единственной блондинкой во всем городе.

– Знаю! – сказал один.

– Довезешь?

– Довезу, – и назвал цифру, которая меня, честно сказать, обескуражила. Но в нашем положении торг был, как понимаете, неуместен. Сели в тачку, приготовившись к еще одному, пусть не такому длинному, но путешествию. Каково же было наше изумление, когда, объехав вокруг вокзала, машина остановилась, а ее хозяин указал на один из особнячков: “Вот ваша мадам Роза”.

Ну что сказать: таксисты, они и на Мадагаскаре – таксисты.

Расплатились, вылезли – лай. За оградой беснуются две огромные псины. У нас тоже собака была. Полкан. И тоже здоровая. Но эти вообще монстры. А окна в доме черны – Артамоновы давно уже спят. Ну что делать? Начал шуметь. Кричать начал, свистеть. Разбудил. Радость была неописуемой. Как с их строны, так и с нашей. Ну про нашу вам объяснять не нужно. А их радость тоже очень легко объяснить. Уже через неделю тосковать по отчизне начинаешь на Мадагаскаре так, что любой встреченный тобой соотечественник кажется тебе родным братом. Или сестрой.