Ретроспектива

– Не знаю. Это было удобнее. И у меня голова шла кругом.

– Я предлагал тебе свою помощь, ты отказалась.

– Серьёзно, Теодор? Ревнуешь к водителям?

– Я не ревную.

– А что тогда? Я сделала не по-твоему? Мне кажется, ты забываешься. Я не твоя собственность, не твоя рабыня, не твой ребёнок.

Кровь отлила от лица Теодора. В тёмных глазах мелькнуло что-то по-настоящему опасное.

– Решила, я устраиваю концерт? Ошибаешься. А дело вот в чём, Мира. Ты доверяешь незнакомцам, ни на грёбаную секунду не задумываясь, чего это может стоить, мать твою!

От изумления Миру качнуло назад. С уст Теодора никогда ещё не срывалась брань.

– Это водитель уважаемого человека, – враньё. Она понятия не имела, кто этот тип.

– Откуда тебе знать? Сколько ты с ним знакома? Полчаса? Меньше?

Не веря своим ушам, Мира тряхнула головой. Теодора привела в бешенство такая мелочь. Это уже походило на натуральное помешательство.

– Ты же понимаешь, что всё это яйца выеденного не стоит? Да что с тобой не так?

– Великолепная оценка ситуации, браво, – Теодор скривился, словно не мог вынести её ответов. – К сожалению, я не удивлён. Это так на тебя похоже. Доверять первым встречным, оставаться с ними наедине. Беспечности тебе не занимать. За тобой в самом деле нужно следить, как за ребёнком, разъяснять на пальцах такую важную вещь, как собственная безопасность.

– Ты так считаешь?

– Да. Ты безответственная и легкомысленная.

– Да что ты!

– Точно так же ты пришла однажды ко мне. Осталась взаперти с незнакомым человеком, не удосужившись обеспечить себя ни малейшими гарантиями безопасности. Потом ты в одиночку шатаешься в клубе, распиваешь алкоголь с сомнительными личностями. Теперь разъезжаешь с ними повсюду…

Мира задохнулась от возмущения.

– Ну спасибо, что наконец-то высказал всё, что обо мне думаешь!

– Я хотя бы думаю. А вот что в голове у тебя? Что у тебя в голове, Мира? Почему инстинкт самосохранения у тебя напрочь отбит? Откуда это глупое бесстрашие?

– Что теперь? Подозревать в каждом прохожем убийцу? Не вали всё с больной головы на здоровую!

Мира вдруг поняла: сцена ей знакома. Похожее происходило и раньше. Она уже видела это загнанное выражение на бледнеющем лице Теодора. Слышала этот сбивающийся от раздражения, неуверенности или паники тон. В нём что-то скулило, как маленький беззащитный зверёк, попавший в капкан – если прислушаться, если отбросить эгоизм. Теодор защищал её единственным возможным для себя способом. Он прятался от несправедливого мира в своей спасительной темноте и каждый раз пытается утянуть Миру за собой. Но та упрямо сопротивлялась.

В несколько шагов она сократила расстояние.

– Теодор. Всё хорошо. Я живая и невредимая. Какая теперь разница?

Сквозь замкнутость и жёсткость на его лице проступил уже знакомый Мире страх. Она погладила опущенные плечи Теодора. Их трясло. От злости или отчаяния.

Прикосновение подействовало не сразу. Воздух вокруг постепенно перестал дрожать от напряжения. Чужие душевные оковы с лязгом упали к их ногам. Растерянные глаза Теодора апатично и опустошённо опустились – ресницы теперь отбрасывали глубокие тени под веками.

– Твоя девушка умерла при похожих обстоятельствах?

Сжатые губы Теодора раскрылись как в замедленной съёмке.

– Она не умерла. Её убили.

У Миры защипало в носу.

– Незнакомцы, которым она доверилась, убили её?

Кивок. Быстрый, рваный.

– Теодор, – ладонь Миры коснулась его щеки. – Но я не умру. Всё со мной будет нормально.

Его гнев как по мановению волшебной палочки окончательно сменился на смирение.

– Этого никогда не повторится. Ничего не случится со мной. Ничего. Я буду в порядке.

– Я знаю, – тихо, почти беззвучно.

Мира обняла его каменное тело. Теодор глубоко вдохнул, будто до этого и не дышал вовсе. Его ладони наконец-то легли на её спину.

– Мира. Мне жаль.

От облегчения хотелось плакать и хохотать. Чувства, такие разные за день, такие несовместимые, смешались в опасное зелье. Мира не знала, кто кого первым повёл по лестнице. Едва входная дверь открылась, она втолкнула Теодора в дом и набросилась на его губы. Отвечая на поцелуй, Теодор держал её под поясницу. Руки Миры шарили по его телу, скользнули под пальто.

– Иди ко мне, – её пальцы расстегнули пуговицы его рубашки, пробрались между полами.

Теодор припечатал Миру всем корпусом к стене. С молящим стоном она выгнулась под ним. Тело трясло, пыталось понять, что только что произошло, что происходит теперь.

– Ты злишься, я злюсь, – её взгляд плыл, она почти ничего не видела перед собой. – И есть способ это уладить… Иди уже ко мне.

– Я не злюсь на тебя. Не на тебя.

Рука легла на пояс брюк Теодора. Справившись с застёжкой, Мира пробралась под резинку белья, где уже было горячо и тесно.

– У секса нет свойства отменять все негативные события, – каждое его слово звучало отрывисто, ломко, – поэтому нельзя им заменять разговор, м-м-мх. Ай, да к чёрту… – Теодор глубоко поцеловал Миру, но тут же оторвался от её рта с сексуально-вкусным звуком. – Всё. Мира. Всё, – он сжал запястье её ритмично двигающейся на нём руки.

Попытки заземлить их обоих выходили неубедительными. Пресекающие касания Теодора превращались в неласковую хватку. Эмоции от ссоры ещё не улеглись в нём, и свою силу он пока не контролировал. Теодор так крепко сжимал и перехватывал, сам не осознавая, что именно это Мире и нужно сейчас. Она надеялась, не только ей.

– Давай. Ты ведь тоже хочешь. Я тебя чувствую.

– Мы не готовы сейчас играть.

– Вот именно. Это не игра. Всё по-настоящему, мы оба не притворяемся. Мы в самом деле под адреналином. Злость хочет на поверхность, дай ей выплеснуться. Порывисто, резко, сильно. Жёстко. Позволь ей.

– Остановись, – теперь он держал её руки по швам.

Мира призвала на помощь всё терпение и расслабилась. Удивлённый её неожиданной покорностью, Теодор даже ослабил хватку.

– Хорошо. Как скажешь. Я здесь делаю то, что хочешь ты. А теперь дай ещё один повод подчиниться тебе.

Мы хотим одного и того же, мы обязаны хотеть одного и того же, я не могу так крупно ошибаться.

– Задай нашим эмоциям верное направление. Ты ведь умеешь, ты должен уметь, – шептала Мира на ухо Теодору. Адреналин в крови действовал не хуже любого наркотика и вина. – Заставь тебя умолять. Или заткнуться. Или молча изнемогать под твоими руками и губами. Будь быстрым. Или недостаточно, чтобы я просила «пожалуйста, пожалуйста», – она использовала момент, когда сексуальное напряжение набирает обороты, а происходящее достигает запредельных масштабов. И её роль – подливать масла в огонь, но не делать первый шаг. И это сработало. Теодор толкнул её вглубь комнаты. Не выпуская Миру из поля зрения, он то и дело зажимал её в углах коридоров. Целовал дико, настойчиво, сбрасывал с них обоих одежду, в которой стало тесно, которая пропиталась злостью. Мира ощущала себя невесомой тряпичной куклой – так ловко ею управляли.

В спальне Теодор снова схватил её за плечи.

– Ты вся дрожишь, я не уверен, должен ли…

– НЕТ! – Требовательный почти вопль, – Я просто волнуюсь, я всегда волнуюсь, но именно это моя любимая часть. Волнение усиливает эмоции. И это его главное достоинство, – Мира прижалась всем телом к Теодору. – Я тебе доверяю, – она лизнула горячий кончик его уха, – ты всё сделаешь, как надо.

Я заявила так ещё в первую встречу и уверенна в этом до сих пор: «Я не знаю, что мне хочется, и не уверена в том, что мне нравится. Но я хочу, чтобы ты вёл меня». Безответственная легкомысленная девчонка, так ты сегодня сказал? Я лишь тянусь всем своим существом за пьянящим волнением. Только оно так действует, только оно потом рассыпается на множество ярких, как вспышки, эмоций.

Мира вся вибрировала от предвкушения и возбуждения. Дыхание – тяжёлое, практически судорожное – срывалось на тонкие стоны. Она понятия не имела, как справилась с остатками одежды. Её суетливые руки даже помогли раздеваться Теодору. Он смотрел бешеными, чёрными из-за расширившихся зрачков глазами.

– На кровать.

Забравшись на матрас, Миру встала на четвереньки. Спины её тут же коснулась твёрдая мужская грудь. А затылка – губы.

– Стой смирно. Позволь удовольствию полностью сконцентрироваться в твоём теле. Не растряси его. Копи. Испытывай.

Позади послышался звук разорванной фольги кондома. Теодор по-хозяйски подтянул Миру к краю кровати за бёдра. Просунул между ними колено, чтобы держать их раскрытыми. Чтобы войти одним плавным уверенным движением. Из лёгких Миры вырывались безумные вздохи. Они обжигали горло, которое она выставляла вперёд, запрокидывая голову. Она поддавалась всем телом на особенно жёстких толчках. Встречала выпады бёдер Теодора, сжимая в кулаках покрывало.

– Я велел тебе не шевелиться.

– Я, ах, подмахиваю.

– Я свяжу тебя, если ты продолжись дёргаться.

Мира попыталась стать послушной. Но тело уже отдалось своему ритму.

Сладко распирающие толчки резко пропали. Рядом на кровать приземлились скрещенные планки, на которых держались кожаные наручники и наножные кандалы.

– Распорка с ограничителями для щиколоток и запястий, – объяснил Теодор, пока Мира не запаниковала. Но Мира не собиралась отказываться. Не на этот раз. Она подвинулась ближе к распорке, показывая, что готова.

Теодор схватил её лодыжки и, надев на них фиксатор, защёлкнул застёжку. Затем просунул кончик пальца между ремнями и щиколотками.

– Теперь руки.

– Да.

– Прижмись грудью к матрасу.

Мира послушалась. Теодор справлялся со всем ловко, без суеты. Ему даже не требовалось следить за тем, что он делает. Запястья Миры приковали к планке, рядом с лодыжками. На пробу она поёрзала в попытке освободиться. Безуспешно.

– Вот теперь попалась, – в медовом голосе Теодора растекалось удовлетворение. – Насколько ты можешь доверять мне, будучи в моей власти?

– Полностью.

– Да? Ты зависима от меня. От моей милости, от моего решения и моих желаний. Ты раскрыта для меня. Ты беспомощна. Уже не такая храбрая, как совсем недавно, пока ещё могла управлять своими конечностями, не так ли? Теперь ты не просто не хочешь ёрзать. Твоё тело поставило блок на любое движение, потому что это привлечёт моё внимание. Потому что теперь ты под моим контролем. А значит, оцениваешь каждый свой шаг на степень риска, подозреваешь в каждом из них угрозу. Никогда не знаешь наверняка, что я захочу с тобой сделать. Придётся просто принять то, что тебе дадут.

– Да…

– Да? Увереннее!

– Да!

Он пристроился у вздёрнутой в воздухе задницы Миры. Новое проникновение заставило её глаза широко распахнуться. Кожа была как в огне, словно под ней тлели угли. Теодор склонялся, проникая глубже. Грудь Миры удобно легла в его ладони.

Выпрямившись, он нажал на распорку и толкнул ноги Миры. Те раздвинулись минимум на три фута. И обратно их никак не сомкнуть. Теперь дыхание Миры скандировало с какими-то задушенными звуками.

– Ты рычишь? – подразнил Теодор. – Порычи. Это всё, что тебе сейчас доступно.

Он двигал бёдрами как поршнями. Мира ощущала в себе каждый его дюйм. Каждое движение сдвигало её вверх по матрасу. Удары бёдер о ягодицы сливались, путаясь меж собой. Почти непристойное созвучие.

Обострённого слуха коснулось хлёсткое ругательство сквозь зубы. Совершенно лишённое привычной вычурности, свойственной Теодору.

Ого. Дважды за вечер.

Ты умеешь ругаться.

Бранное слово точно плеснуло бензина в огонь. Взявшись за перекладину распорки, Теодор повернул Миру на сто восемьдесят градусов. Мира шлёпнулась на спину, из груди вышибло весь воздух. Быстро отстегнув её, Теодор отбросил адово-райское приспособление в сторону. То с грохотом приземлилось на пол.

– На хрен. Позже. Позже. Потом.

Трижды за вечер.

Он раскинул конечности Миры в стороны и устроился между её ног. Игра Теодору отчего-то надоела. Или показалась лишней. В этот момент он хотел наслаждаться откликом своей партнёрши. Вколачиваться в податливое тело. Наблюдать порочным взглядом, как исчезает внутри него дюйм за дюймом.

– Двигайся, как тебе хочется, – нависнув сверху, сказал он.

Всё вокруг сузилось до ощущений от веса его тела. Мира сомкнула щиколотки на пояснице Теодора, а руки – на его шее.

– Моя нежная, – на контрасте с жёстким темпом прозвучал ласковый шёпот в губы.

Он вдруг вырвался из неё, заставив ахнуть от резкого ощущения покинутости.

– Что ты делаешь? – Мира встала на локти, но, потеряв равновесие, тут же грохнулась обратно на спину.

Теодор изящно прогнулся в спине. Лопатки его смотрели вверх, черноволосая голова склонилась к паху.

– Что ты…

Рот его теперь ласкал там, где только что побывал его член. Знакомые волнообразные и подманивающие движения, взмахи мягкого, плоского, упругого языка чередовались с редкими поцелуями. Теодор заставил принимать каждое прикосновение. Мира вытянулась, издав хныкающий звук. Тело мелко содрогнулось от мощного прилива. Теодор не остановился, пока Мира не обмякла в его руках. И только потом снова навис над ней и глубоко толкнулся внутрь. Сердце Миры стучало в горле. Колени соскальзывали с влажных мужских ягодиц от каждого толчка. Скопившееся внизу живота остаточное удовольствие вынырнуло на поверхность в тот момент, когда бёдра Теодора замерли и задрожали.

***

Два тела образовались в позе инь-янь. Кожа была липкой, а простынь неуютно остывала. Даже лёгкие прикосновения вызывали у Миры протесты.

– М-мх, – недовольно промычала она.

– Больно?

– Нет.

– Ты под напряжением, как оголённый провод?

– Да. У меня ноги до сих пор дрожат.

Теодор невесомо поцеловал её колено. Только что он вертел ей, как ему вздумается, а теперь, как прежде, смотрел с придыханием.

– Душа твоя – коварная сирена.

– Разумеется, во всём виновата я, я тебя соблазнила, да-да.

Сиротливо валяющаяся на полу распорка притягивала взгляд.

– Почему эта штука находится в твоей спальне?

– Заготовлена заранее. У меня были на тебя планы.

Вскоре Теодор устроился за спиной Миры и, обняв её, зарылся носом в запутанные волосы.

– Я вся мокрая и липкая.

– Да. И пахнешь мной.

– Это мне подходит, потому что ты пахнешь изумительно, – повернувшись в его руках, Мира забросила на бедро Теодора ногу. – Ты пахнешь… хм, кожаным салоном дорогого авто, глянцевыми страницами нового журнала… И немного грейпфрута.

– К сожалению, не я, а «Том Форд».

– Нет. Это ещё и ты. Не смейся, я упражняюсь в литературности.

– Я польщён. Мой запах ещё никто так высоко не оценивал. И всё же это просто парфюм.

– И всё же я останусь при своём мнении.

– Как и обычно.

Какое-то время они молчали. Теодор гладил её волосы. У Миры сил не осталось, поэтому она обводила лишь взглядом его нос, губы, выточенную линию челюсти.

– Прости за сегодня. Я не хотел быть грубым.

– Я хотела, чтобы ты был груб.

– Речь не об этом. А о том, что я наговорил тебе.

– Зато наконец-то сказал всё, что думаешь.

– Неважно, что я думаю. Ты такая, какой пожелаешь быть. И никто не в праве тебе указывать.

– Да. Поэтому меня твои оскорбления не задели.

– Всё равно. Я не хотел грубить.

– Хорошо, – Мира нажала губами на его подбородок. – Ты уже достаточно попросил прощения.

– Значит, всё в порядке? – изумился Теодор.

– Конечно. Извинения приняты. Почему тебя так это удивляет?

– Ты всегда меня удивляешь, – привычный недоответ.

После душа Мира собирала разбросанную по дому одежду. Теодор любезно предложил помощь. Но взамен одеваться ей пришлось под его пристальным, почти маньяческим присмотром. Едва Мира собиралась надеть бюстгальтер, Теодор отобрал его. С невозмутимостью он помог Мире натянуть блузку на голое тело.

– Просвечивается, – заметила она.

Большим пальцем Теодор погладил её сосок сквозь ткань.

– Безупречно выглядит.

Мира оценила себя в зеркало и усмехнулась.

– Ну ладно, – она откинулась спиной на его грудь. Взяла Теодора за руки. – Завтра мне нужна моя машина. Прямо с утра.

– Хорошо. Я отвезу тебя домой.

– Я поеду на метро… И знаешь, почему?

– Да.

– Да. Потому что со мной ничего не случится.

Теодор кивнул. Мира обернулась к нему лицом.

– Теодор. Я понимаю, что ты ничего не можешь с собой поделать. Эта отравляющая фобия каждый раз оказывается сильнее. Но она будет только расти, если давать ей питаться. Можно и дальше ей потакать. А можно просто начинать сражаться. Она никуда не денется, если ты для этого ничего не сделаешь. Ты не в силах оградить меня от всего на свете. А постоянный страх однажды разрушит тебя.

– Я знаю, – снова ответил он, и Мира с облегчением поняла, что он действительно знает.

***

Есть что-то особенное в метро. В его шуме. В его сквозняках. В царствующем здесь запахе машинного масла и металла.

В волосах Миры гуляло дыхание Теодора, его руки лежали на её талии. Ближе стоять было уже невозможно, но Мире казалось, они всё равно недостаточно близко. Внутри остановившегося вагона она выловила взглядом надпись: «Не прислоняться». Ирония случая.

Здесь, в месте, где расставаться – обычный ход вещей, рождалось что-то новое. Оно просачивалось в каждый уголок души струйками. Или сбивало с ног, точно поезд. Мира не была уверена, как именно оно действует на неё. Она просто позволяла этому ощущению зарождаться в солнечном сплетении, встречала его сердцебиение и дыхание жизни. И вот – оно уже было повсюду. Ложилось нежностью на ресницы, скапливалось под веками. Трогало губы робко, как первый поцелуй.

В какой момент понимаешь, что человек тебе дорог? Когда это происходит? Если бы Мире пришлось выбирать, она бы сделала ставку на этот самый момент в метро.

Мимо спешили люди, но Мире казалось, они с Теодором – двое в огромном мире. Два сердца посреди перрона. В замершем мгновении. Здесь и сейчас плёнка киноленты остановилась. И это прощание – не обкрадывающая бессмысленность.

– Уже мой третий поезд ушёл, – слова Миры потонули в стуке колёс вагона.

Теодор не ответил. Только поводил носом по её виску и снова застыл. Мира тоже больше не заговорила. Её заполняло трепетом. Так много, что казалось, там, внутри неё, нет столько места. Несмотря на все передряги, сегодняшний день останется в памяти любимым воспоминанием. И Мира больше никогда не сумеет воспринимать подземку как прежде. Она крепче прислонилось к фигуре Теодора. Тело хотело запомнить этого человека здесь и сейчас. Оно желало выточиться под него, научиться идеально соприкасаться с ним всеми точками. Чтобы быть повсюду. Чтобы сплетаться с ним в танце единения.

Свет окон разгоняющегося вагона снова замелькал, от движения образовался ветер. Но образ мира вокруг слился для Миры в ненужный фон.

Кажется, я что-то чувствую к тебе. Настоящее.

Мира уехала только спустя десяток пропущенных поездов.

Глава 21

На улице царствовала мерзость: снег вперемешку с дождём и порывами ветра обрушились на город ещё прошлой ночью. Но в салоне автомобиля было тепло и сухо. Покидать уютное место Мире не хотелось не только из-за непогоды за окном. Теодор массировал её руки. Каждый сустав он растирал своими чуткими немного прохладными подушечками пальцев. Мягко, плавно, без лишних усилий. Обычно Мира не жаловала массаж из-за ощущения жирного масла на коже. Но «сухой» массаж пришёлся ей по вкусу. Вдобавок, тот, кто исполнял его, посылал в каждую клетку её тела импульсы. Конечно, лишь игра воображения, и всему виной – личность Теодора. Всё ещё будоражащая, заставляющая вспыхивать и ёрзать.

– А действительно помогает, ты не преувеличивал.

Улыбка дёрнула уголки губ Теодора.

– Экспресс-способ снять тревогу. Пальчики – основной инструмент познания окружающего мира. Они непрерывно находятся в движении. Поэтому тоже устают и заслуживают отдыха.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Мой учитель китайского однажды поделился секретом, как быстро снять стресс.

– Ты изучал китайский язык?

– Да. Какое-то время.

– Ого, – Мира без преувеличения удивилась. – Это… восхищает. Круто! Сложно, наверное?

– Не самое сложное, что мне доводилось осваивать, – заметил Теодор, а затем произнёс настоящую абракадабру.

– И что это значит? Переведи.

– Просто сделал тебе комплимент.

Мира озадаченно заморгала и улыбнулась.

– Хм-м. Ну ладно.

Однажды он заявит, что открыл химический элемент или летал в космос. Или признается в чём-то другом не менее грандиозном – так же буднично. И Мира поверит. Ведь неизвестно, на что этот человек способен ещё.

Закончив с массажем, Теодор оставил руки Миры между своими ладонями.

– Понравилось?

– Очень. Спасибо. Я и правда меньше нервничаю теперь.

– Рад стараться.

Мира заворочалась в пассажирском кресле, устраиваясь на боку. Перед её взглядом Теодор выстоял недолго.

– Что значит ваша лукавая улыбка, мисс Эллиот?

– Не могу дождаться, когда ты уже попросишь остаться у тебя.

– А мои уговоры сегодня возымеют успех?

– Этот этап всё равно неизбежен. Время идёт. Давай уже поспорим, и я пойду.

– То есть, ты вообразила, что я и на этот раз сдамся?

– Конечно. Я выиграю.

– Ты намеренно науськиваешь меня начать умолять, хотя уже давно всё решила?

– Вроде того.

– И тебе просто нравится надо мной издеваться, не правда ли?

– Возможно, – Мира прикусила губу. – И ещё дело в том, что я обещаний на ветер не бросаю. Я однажды сказала, что не стану за тобой бегать никогда больше. Вот, держу слово.

Теодор возвёл лицо к потолку.

– Боже, дай мне сил, – проворчал он, однако, без раздражения.

– Иногда я намерена тебя поощрять за то, что ты прилежно несёшь этот нелёгкий крест. Вот, например, завтра. Сдам последний в этом году экзамен и сразу к тебе.

– А послезавтра ты улетаешь в Португалию.

– Увы, вот тут незадача, – Мира хихикнула. – Ну прости. Я не смогу готовиться к экзамену, если буду с тобой.

– Почему?

– Потому что ты будешь меня отвлекать.

– Не буду я тебя отвлекать.

– Хм. Тогда зачем мне оставаться?

Теодор красиво ухмыльнулся.

– Хочешь, выделю тебе комнату. Даже заходить туда не стану. Ты сможешь готовиться, сколько потребуется.

– Я уже съехала из общаги в отдельное жильё, чтобы сосредоточиться на учебе. Последний год, как-никак. Мне надо стараться. Сто двадцать кредитов для диплома сами себя не получат. А если я хочу в магистратуру, мне необходим высокий средний балл. К тому же кроме аттестата и табеля оценок потребуются рекомендации от профессоров или преподавателей. Значит, мне следует зарекомендовать себя. А ещё впереди госэкзамен…

Теодор не сводил с Миры испытывающий взгляд. Но Мира держала марку, продолжая перечислять очевидные вещи.

– И, конечно же, дипломный проект, который мне предстоит защитить в течение семестра. А залог успеха для каждого важного дела – иметь силы. Так что придётся не только готовиться усерднее, но и высыпаться.

Выражение лица Теодора было бесподобным. Он догадывался, над ним нещадно потешались, но стойко дослушал парирования Миры. И только затем сказал:

– Останься.

– Я выдала целый список увесистых «но», а ты просто говоришь: «Останься»? Где контраргументы? Сдаёшь позиции, Вермеер…

Теодор склонился над Мирой. Кончик его носа обвёл раковину её уха, спровоцировав мурашки.

– Останься, – прошептал он снова. – Если хочешь, ничего не будет.

– То есть, ты думаешь, я ухожу из-за этого, а не из-за горы дел на моей шее?

– Причины, почему ты от меня постоянно убегаешь, могут иметь под собой разную почву. Возможно, я тебя…

– Ну скажи это вслух… – Мира растянулась в широкой улыбке. – Может ты меня что?

– Утомил, – подобрал слово Теодор.

Мира заливисто расхохоталась. Надо же, какое речевое па! Мира выразилась бы конкретнее. И стала бы свидетелем, как чёрные глаза напротив распахнутся.

– Значит, ты подумал, я захотела домой, потому что ты меня утомил?

– Или ты хотела подумать.

– О чём?

– Я не знаю. Сама скажи.

Мира понятия не имела, что он имел в виду. Его мозг способен породить несусветные версии.

– Мы ведь уже стоим у моего дома…

– Мне ничего не стоит увезти тебя обратно к себе.

– Проехали столько, чтобы вернуться? Нерационально, – Мира звучала всё неубедительнее: у неё кончались аргументы. – Да у меня даже комплекта одежды нет. Я твои рубашки таскаю. Кстати, клетчатую ты обратно не получишь. Во всяком случае, пока не отдашь мои вещи. Белый бра точно у тебя.

– Ничего не видел.

– Ты его спрятал. Отдай, он мне нравится.

– Поищу, – Теодор был весь в своих мыслях, но вежливо ждал, когда Мира закончит измываться над ним. – Перевози свои вещи ко мне, – сказал он вдруг.