Вероника: проект «Горгона»

– Хватит! Вас и на занятиях замучили лекциями. К чему нам лишние слова? Мы лучшие, и мы знаем это, что еще нужно? – Заметив, что публика оживляется, она продолжает: – Я покажу вам фокус! Говорят, я умею быстро менять цвет глаз до черного. Не знаю, как это возможно, но смотрите, такого больше вы нигде не увидите! – Даже те, кому было наплевать на все, зафиксировали свой взгляд на ее глазах. Скромные размеры помещения позволяют наблюдать всем. По роговице глаз девушки быстро расползается чернота, как чернила в стакане воды. Вскоре ее взгляд становится неестественно колючим и злым, однако, никто и не думает перестать смотреть. – Куда же вы без меня? – шелестящим, как листва на ветру, голосом произносит она.

Окончание собрания прошло на «ура». Позднее, до Вероники не раз доносились слухи о том, что она, отложив официальную речь, заговорила со студентами на простом, понятном языке, чем покорила каждого, вот только, что именно она говорила, никто вспомнить так и не смог.

Жизнь Вероники Мейер становится все насыщеннее и стремительнее: учеба, организация «Кану», выступления, приглашения и съемки, съемки, съемки… Лекции ведущих преподавателей вносят порядок в ее разрозненное сознание. Теперь она имеет не интуитивное представление о временах, когда жила раньше, а уже точно знает, что, как и почему происходило. Ее воспоминания становятся однородней, понятней и логичней. Новых способностей девушка за собой не замечает, если не считать того, что с некоторых пор она стала с завидной регулярностью угадывать мысли других людей, но, как умная девочка, об этом она предпочитает помалкивать при министре.

Ее встречи с друзьями теперь проходят не так душевно, как раньше. Как и прежде они шумной компанией собираются в доме Ганса Фаренхайда, неплохого парня, но не без придури. В этот вечер к его крыльцу снова стекаются отдельные представители золотой молодежи, как и он сам. Традиционно считается, что эти встречи должны проходить в тайне.

– Пароль! – раздается из-за двери голос Ганса, после стука Вероники.

– Распродажа рождественских елок, – отзывается она.

Пароль они меняют часто, но не из конспиративных соображений, а когда кому-то из компании он надоедает.

Девушка проходит в гостиную.

– Срочно выключайте музыку! – требует ее некогда хорошая подруга, театральная актриса, Регина, и снимает пластинку.

– В чем дело? – удивляется Вероника.

– Ганс! – продолжает Регина, не обращая внимания на ее вопрос. – Ганс, у тебя есть строевые марши или патриотические песни?

– Зачем тебе? – удивляется парень.

– Ты что, не видишь, к нам пришла агент Гестапо. Предъявите, господа, заодно ваши паспорта и родословные.

– Да что с тобой?! – возмущается Мейер. – С чего ты взяла, что я имею хоть какое-то отношение к Гестапо?

– Вероника Мейер – молодая надежда партии, Вероника Мейер – пример патриотической молодежи, Вероника Мейер – никто!

– Регина, ты просто завидуешь. Это низко, – одергивает ее одна из девушек.

– Когда та, кого мы считали подругой, оказалась крысой, продажной шкурой, а я пытаюсь раскрыть вам глаза – это не зависть! А, может, она со своим папочкой вместе работают: она находит вредные элементы, а Мейер-старший определяет их в камеры! Как же он, видно, старается, чтобы ее сделать популярной! А, может, это не он, Вера?

Устав от нелепых обвинений, Вероника сильно бьет Регину по щеке тыльной стороной ладони. Перстень девушки оставляет на щеке актрисы кровоточащую рану. Никто не ожидал такой развязки, все были уверены, что их спор перетечет в шутку и утихнет, как бывало не раз. Уже в дверях Вероника прощается с друзьями, из которых только двое остались с Региной, пытаясь ее успокоить и остановить кровь.

– Ты не подумай, что мы считаем, как она, – говорит Ганс.

– До встречи. Я буду рада увидеть вас снова, но, конечно, без нее.

– До встречи.

Возвращаясь домой, Вероника задается вопросом, что же пробудило в ней такую агрессию? Она проводит пальцем по перстню – вроде бы не острый, а так сильно расцарапал Регину. Это с какой же силой надо было ударить? Странные чувства завладевают девушкой: с одной стороны, произошедшее испугало ее саму; с другой – она даже рада, что все получилось именно так, сама еще не понимая, почему. Случившееся позволило ей всего на пару мгновений почувствовать себя всемогущей, но их хватило, чтобы поверить в свои нечеловеческие силы. Правда, именно это ощущение всемогущества, подобно наркотику, способно вызывать зависимость, но Вероника не тревожится об этом.

Глава 8

Лето Вероники проходит очень насыщено. Работы и развлечений, кажется, одинаково много. Их встречи с министром теперь происходят очень редко, в связи с его занятостью. Девушка по его указанию ведет дневник, в котором записывает все странные случаи и сны.

С первыми днями осени Вероника получает сообщение о начале обещанных исследований. Встречу теперь ей назначают не на квартире, а в двух кварталах от ее дома, где ее должен подобрать автомобиль. К посланию прилагается две фотографии: машины и водителя.

Место, куда отвозят девушку, кажется ей знакомым, хотя раньше она никогда не ходила по этим мрачным коридорам, и никогда не была в большом темном кабинете без окон с довольно аскетичным интерьером. Впрочем, темным он оставался недолго, а лишь до тех пор, пока не включили основной свет, который залил все пространство. Вероника абсолютно уверена, что та комната, в которой она очнулась после обморока, находится тоже где-то здесь, в этом здании или комплексе.

Министр, как и обещал, встретил ее уже на месте. Он же и сопровождал ее до того самого кабинета. Также в их компании были двое военных и некий мужчина в штатском в возрасте за пятьдесят. Военные остались у дверей, а двое мужчин и девушка прошли внутрь.

– Вера, это профессор Келер. Сегодня мы проведем долгожданный сеанс гипноза. Надеюсь, у вас нет возражений?

– Приятно познакомиться, господин Келер! Какие могут быть возражения?

– Взаимно, – отвечает профессор. – Вам комфортней, когда к вам обращаются именем «Вера»?

– Да. Называйте меня, пожалуйста, так, если вам не сложно.

– Договорились, Вера. – Соглашается он и уточняет у министра: – Вы говорите, она в курсе деталей сегодняшнего мероприятия?

– Да, – подтверждает он, – Вера в курсе всего. Думаю, не стоит скрывать от нее ничего, если мы надеемся на успех.

– Вы правы, коллега. Добровольное участие – это больше половины успеха. Итак, Вера, расскажите мне о личности Враны.

– Что вы хотите услышать? – интересуется девушка.

– Давайте, составим ее портрет, какой вы ее видите. Я имею в виду не внешность, а ваше восприятие ее как личности. Ответьте мне на вопросы: вы считаете Врану доброй или злой; она вам друг, враг или, может быть, соперница; что вы находите в ней привлекательного, а что отталкивающего?

Вероника не может ответить на его вопросы однозначно. Она считает их нелепыми и бессмысленными.

– Врана мне не враг, не друг и не соперница, она – это я, – с возмущением говорит она. – Откуда мне знать, что в ней привлекательно, а что нет?!

– Успокойтесь, Вера, – без всяких эмоций произносит профессор. Свое предположение, что девушка страдает раздвоением личности, он теперь подвергает сомнению. Переглянувшись с министром, он решает приступить к гипнозу: – Вы должны быть совершенно спокойны и расслаблены, Вера. Сконцентрируйтесь!

Перед ее глазами внезапно возникает маятник. Вероника сидит на стуле. Слева от нее в некотором отдалении стоит стол с аппаратурой для записи сеанса. Возле стола, нервно скрестив руки, за процессом наблюдает министр.

Следя глазами за колебаниями маленького металлического груза на цепочке, девушка сама не замечает, как успокаивается ее дыхание. Вот, по просьбе гипнотизера, она закрывает глаза, затем погружается в глубокий сон.

Личность Враны охотно идет на контакт. Исследователи немного удивляются тому, что шаманка заговорила с ними на немецком языке, хоть и с легким акцентом.

– Я могу говорить на любом языке, который помню. Если я говорила по-вашему в любой другой жизни, то считайте, что я знаю ваш язык, – поясняет Вероника под гипнозом. Мужчины отмечают, как изменился ее голос, став чуть ниже и мелодичнее. – Что вам от меня надо?

Ее нагловатая манера говорить немного обескуражила профессора. Кажется, контроль над сеансом перешел именно к ней.

– Мы хотим изучить вашу личность, узнать то, что известно вам. Ваши знания очень пригодились бы в наше время, – как можно ласковее отвечает он.

– Знания мне не принадлежат, не стоит ли вам спросить о них у их хозяина?

– Хозяина? Врана, мы хотим, чтобы вы помогли найти нам ответы на некоторые вопросы.

– Ты что, напрашиваешься ко мне в ученики?! – Девушка сдержано смеется.

– Считайте, как вам будет удобно. Итак, Врана…

– Называй меня Вера, если хочешь мне угодить.

– Хорошо, – соглашается Келер, с каждой минутой убеждаясь, что все идет совершенно не по плану. – Вера, мы знаем, что вы обладаете незаурядными способностями. Расскажите, как развить у человека подобное, например, способность к внушению? – Вместо ответа снова раздается ее тихий смех. – Что-то не так? – удивляется профессор.

– У человека нельзя развить ничего подобного, – с улыбкой отвечает она. – Впрочем, я не знаю, возможно, после смерти вы становитесь способны на нечто сходное. Давай, проверим на тебе?

Все это время министр внимательно наблюдает за ней. Изменения, произошедшие с девушкой, его пугают. Становится совершенно ясно, что это уже не милая Вероника, а некто непредсказуемый и злой, не то шаманка, не то демон. Сейчас ему вспоминается, как девушка предупреждала, что справиться с Враной может быть тяжело. Кто только эта Врана, человек ли она? Теперь он укрепляется в мысли, что этот сеанс надо прекращать пока не стало слишком поздно. Она, кем бы она ни была, пока играет с гипнотизером как кошка с мышкой, когда мышка еще жива, но судьба ее уже решена.

– Но вы-то, – продолжает настаивать профессор, – смогли развить их в себе.

Девушка плавно поднимается с места и, шагнув навстречу Келеру, шепчет ему на ухо:

– А с чего ты, глупый, взял, что я человек?

– Кто же вы?

Девушка задумывается и возвращается на место.

– Еще немного, и ты сам ответишь на свой вопрос, – чуть слышно произносит она.

– Заканчивайте! Хватит! – требует, наконец, министр. Все пошло не так, не по плану. Девушка ведет себя и говорит с такой уверенностью в собственных силах, как будто ее не сдержат ни они, ни вооруженная охрана, ни замки, когда она захочет уйти, и хорошо, если кто-то после этого останется в живых.

– Вера! – обращается к ней гипнотизер. – Сейчас я досчитаю до десяти, и на счет десять вы проснетесь!

– А я не сплю.

Неужели, гипноз не сработал, не подействовал, и Вероника просто морочит им голову? Нет, с этим профессор никак не согласился бы. Мейер все еще находится под гипнозом, это несомненно. Не слушая ее, он начинает счет, под тихий смех девушки. Внезапно по комнате проносится легкий порыв ветра. Поток воздуха, набирая скорость, начинает движение по кругу.

Министр бросает взгляд на дверь. Позвать солдат: дотянуться до кнопки, подождать пока они среагируют, пока оценят ситуацию – это займет гораздо больше времени, чем воспользоваться личным оружием. Сейчас он понимает, что гипноз освободил чудовище, которое скрывалось за личностью милой, ласковой, тактичной Вероники. Ее уже не вернуть. Она же предупреждала, предупреждала!.. Рука сама ложится на пистолет в кобуре под пиджаком. Однако стоило ему смириться с мыслью, что проблема требует только радикального решения, как Вероника подняла на него испуганный взгляд. Да, это взгляд именно Вероники, а не Враны.

– Не убивайте меня! Пожалуйста! – умоляет девушка, и его рука безвольно опускается. Сложно сказать, стало ли ему жалко ее или это был очередной прием манипуляции с ее стороны. Увидев, что опасность быть застреленной миновала, Вероника закрывает глаза, и ветер в тот же миг стихает.

Разумеется, выглядит сомнительно, что она внезапно заснула, чтобы проснуться на счет десять, но девушка отыгрывает и сон, и пробуждение из гипноза, как опытная актриса. Она окидывает встревоженным взглядом комнату и, закрыв лицо руками, склоняет голову.

– Что с вами? – недоверчиво спрашивает профессор, но она как будто не слышит его.

– Господин Келер, оставьте нас. Мы с вами обсудим этот сеанс несколько позднее.

– Как скажете. Будьте осторожней с ней!

– Я сам разберусь! До свидания! – нервно бросает министр.

– До свидания, – произносит профессор и покидает кабинет.

Мужчина не без опаски подходит к Веронике. Присев перед ней, он слегка касается пальцами ее руки.

– Вера, это уже ты? – осторожно произносит он. Девушка, наконец, убирает руки от лица, вытирая ладонями слезы. – Не плачь, не плачь, – говорит он, смахивая слезу с ее щеки, – что случилось?

Она нервно обнимает его за шею, и сквозь легкие судороги недавнего плача шепчет:

– Что со мной происходило?!

– Ты разве не помнишь, что было? Вообще, после такого гипноза воспоминания полностью сохраняются, – недоверчиво произносит он.

– Я помню только какое-то невнятное бормотание, совершенно бессмысленное, это даже не язык.

Мужчина со вздохом поднимается и отходит к столу.

– Ты, моя девочка, говорила вполне внятно по-немецки, правда, немного измененным голосом. Что ты такое вспомнила, чем не хочешь поделиться?

– Вы считаете, что я вру?! – Она вскакивает следом за ним. – Да какой мне смысл вас обманывать, я же сама согласилась делиться с вами всем, что вспомню или узнаю?!

– Сложно сказать, – отвечает он, копаясь в аппаратуре, – но ты бы, наверное, удивилась, если бы узнала, как много людей начинают безбожно врать сразу после обещания рассказать все без утайки. Людям свойственна черная неблагодарность, вероятно, и ты не ценишь нашей дружбы и всего того, что я для тебя сделал.

Веронике обидно слышать такое, тем более от него. За время их знакомства он полностью завоевал ее доверие. Однако в то же время у девушки крепнет ощущение собственного превосходства над ним, а также ей становятся предельно ясны его мысли.

– Но вы все-таки сомневаетесь, что я человек на все сто процентов. Иначе, вы бы не делали акцента на том, что эти недостатки свойственны людям, – уверенно произносит она, пока он переставляет бобины с магнитной лентой.

– Минут пять, максимум десять, назад ты сказала, что ты не человек, и если ты это подтверждаешь сейчас, значит, ты помнишь весь сеанс прекрасно, в том числе и свои слова.

– Я не подтверждаю, что говорила что-то такое. Я всего лишь сделала вывод на основе ваших слов. И ваше недоверие крайне оскорбительно!

– Не оскорбительней твоего вранья. – Он нажимает кнопку проигрывания записи. – Заметь, я снова даю тебе шанс оправдаться. Так или иначе сейчас мы легко определим истину.

Звук на пленке далеко не лучшего качества: слышны шумы и трески. Но вот, наконец, звучат слова профессора, именно слова, потому что искаженный записью голос идентифицировать на слух не так-то просто. Вот он обращается к Вране, но вместо ее уверенных и наглых ответов звучит тихое:

– Илла…сагам… шоффа, оокама. Ийда, ийда…

Ожидавший услышать недавний диалог мужчина выключает запись.

– Что это?!

– А я говорила вам!

Он перематывает пленку и снова включает:

– Ио-иа-ила, ио-иа-вац…

Мужчина, отчаявшись найти объяснение происходящему, садится, подперев ладонью лоб.

– Что-то подобное я слышала в своей голове в Альпах, когда вы говорили, что я якобы прошла через стену, – чувствуя свою победу над ним, говорит она.

– Где Келер? – устало произносит он, и нажимает малозаметную кнопку на столе. Через пару секунд в дверях кабинета появляется военный. – Позовите профессора Келера!

– Есть!

Профессора приходится ждать несколько дольше. Пока он не пришел оба молчат. Вероника хотела бы сказать многое в свою защиту и оправдание, но она понимает, что сейчас для этого наихудший момент. Министр желает только одного: чтобы Келер подтвердил, что у них все-таки состоялся диалог, и что он не один помнит и ветер, и ее угрозы. На сотую долю секунды в голову приходит мысль, что он зря пожалел и не застрелил девушку, что за эту слабость он еще ответит. Мысль уходит, но остается тревога и недоверие.

Вот профессор снова входит в кабинет.

– Что вы скажете о сеансе, господин профессор? – деликатно интересуется мужчина.

– Я надеялся обсудить его с вами наедине.

– Думаю, ей лучше остаться. Скажите, что вас больше всего поразило в общении с Враной? – Это был, определенно, ловкий ход министра, теперь он не будет выглядеть глупо, если все произошедшее привиделось и послышалось ему одному.

– Я не уверен, что она позволила мне корректно закончить сеанс. И потом, эти ее угрозы, фамильярность… Да она вообще не должна была воспринимать меня, как человека во время гипноза, она должна была слушать голос и подчиняться! – Слова профессора его немного успокаивают. Значит, все это было их общим наваждением.

– Послушайте-ка запись! – говорит он. На фоне шума и треска снова звучат вопросы Келера, и чуть тише – монотонное пение на несуществующем языке. Запись прослушивают полностью. Единственное, что связывает ее с тем сеансом, который они запомнили – просьба девушки не убивать ее, которая звучит ясно и отчетливо, чем разбивает предположение профессора, что голос Вероники не записался из-за проблем с аппаратурой.

– Это удивительно! – восклицает Келер. – Вы позволите мне получше изучить запись?

– Конечно. Однако хотелось бы услышать ваше мнение.

– Я могу только предположить, что звуки представляют собой некий код, позволяющий внушать что угодно и кому угодно. Можно сказать, что с помощью этого кода Вероника создала альтернативную реальность, в которой мы и пребывали! Похоже, нам удалось услышать это только благодаря искажению звука при записи.

– Вам не показалось, что в тот момент, когда мы ощутили ветер, шумы на записи усилились?

– Нет. Впрочем, возможно, при дальнейшем исследовании мы сможем узнать это наверняка. А она, – профессор указывает на Веронику, – сейчас такая же, как до гипноза?

– Вроде бы. Вера, как вы себя чувствуете?

– У меня ужасно болит голова, – жалуется она.

– Может воды? Хотя, здесь должно быть лекарство, сейчас я распоряжусь, чтобы его принесли.

– Вы меня еще недавно хотели убить, а теперь беспокоитесь из-за того, что у меня болит голова?

– Я все еще могу это сделать, например, чтобы избавить тебя от страданий, – тихонько шепчет он ей. Мужчина все еще злится на Веронику за то, в чем, как он и сам понимает, она не виновата: за то, что сеанс прошел не по плану; за то, что ее слова он принимал за ложь; за напоминание ему о секундной слабости, которая, возможно, толкала его к верному действию.

– А можно кофе, но самый крепкий, какой только может быть? – на сей раз без повелительных ноток в голосе просит девушка.

– Интересно, – произносит профессор, пока министр вызывает солдата, чтобы заказать для Вероники кофе, – у вас сразу после сеанса возникло недомогание?

– Да, – признается она. – Сначала было ничего, а потом хуже и хуже.

Келер подходит к девушке и просит ее руку. Глядя на часы, он внимательно считает ее пульс.

– Сорок три удара в минуту! Неудивительно, что вам хочется кофе!

– Может быть, ей нужен врач?

– Нет, коллега, если я прав, врач ей не потребуется. Я подозреваю, что Вероника обладает некими особенными способностями, которые она использовала во время сеанса, кроме того бормотания. Похоже, что все силы ее организма были брошены на обеспечение работы этих способностей. Именно это и привело к временной брадикардии и, как следствие, к снижению артериального давления, из-за чего у нее и разболелась голова. Проверим, поможет ли кофе.

– Прекрасно, профессор, – усмехается девушка, – только если вы не правы, я умру от взрыва сосудов в моей голове или от остановки сердца. Ведь вы не знаете наверняка, что вызвало эту пусть даже временную брадикардию.

– Не знал, что ты разбираешься в медицине, – обращается к ней министр.

– Я и не разбираюсь, мне просто понравилось это слово, – кокетливо произносит она и шепотом добавляет: – А мы разве не на «Вы» при посторонних?

– Так, господин Келер, забирайте запись и приступайте к ее изучению! Не забудьте расписаться в бумагах. Еще запишите то, что слышали и видели мы с вами во время сеанса. – В этот момент в кабинет входит солдат и ставит на стол чашку крепкого черного кофе. – Принесите и мне кофе, – обращается к нему министр.

Профессор выполняет поручения: расписывается, забирает бобину с пленкой и покидает помещение.

– Ну вот, теперь нам ни к чему формальности, – говорит мужчина Веронике, – посторонних нет. Откуда у тебя взялись познания в медицине, я что-то не помню, чтобы включал ее в список обязательных для тебя лекций?

– Да не знаю я, – отвечает девушка, глядя в черноту кофе. – Когда профессор стал об этом говорить, я представила очень четко все то, что могло бы происходить в организме, но тут же поняла, что если он ошибается, это может быть фатально для меня.

– А как ты определишь сама свое состояние, если отойти от его предположения?

– Свет ушел.

– Прости?

– Во мне как будто концентрировался свет, и он ушел из моего тела во время сеанса, поэтому мне не хватает сил, чтобы поддерживать в себе жизнь в полной мере. Все восстановится, когда снова накопится свет.

– А как это связано с кофе?

– Кофе бодрит. Вы разве не знали?

– С тобой забываешь, что у чего-то может быть простое объяснение. – Снова входит тот же солдат и ставит на стол поднос с чашкой кофе и сахарницей. – Почему ты не пьешь, ты же сама просила?

– Я ждала, когда принесут вам. – Девушка делает осторожный глоток. Кофе сварили, действительно, очень крепкий, как она и просила. Он горький, невкусный, от него непременно с минуты на минуту появится тупая боль в области сердца, но это именно то, что, по мнению Вероники, способно восстановить ее силы.

– Постарайся в ближайшее время чаще бывать на людях. – Ни с того ни с сего произносит мужчина. – Если мне придется использовать незнакомых тебе связных – при них будут послания от меня. Тому, кто представится моим связным, но не предъявит записки, не верь. Можешь делать с такими агентами, что хочешь, главное, не ходи с ними никуда.

Она поднимает на него удивленный взгляд, но ее собеседник, кажется, и не думает пояснять сказанное. Все это для нее слишком подозрительно, ведь раньше подобных разговоров не возникало. Наконец, она решается спросить:

– А что случилось?

– Пока ничего. – Отвечает он, но, заметив ее встревоженность, нехотя объясняет: – Помнишь, я говорил, что тебя хотят у меня забрать?

– Помню, но разве вы не уладили этот вопрос?

– Многое изменилось с тех пор. А вообще, у меня слишком мало времени, чтобы заниматься тобой, поэтому я бы уже и сам передал тебя… им. – Он отрешенно смотрит в пустоту. Сейчас ему действительно безразлично, что будет с Вероникой. Она отняла у него привычный ритм жизни, она изменила его мировоззрение, мысли о ней часто не дают сосредоточиться на важных делах, но хуже всего то, что Вероника опасна – он пригрел слабого котенка, а теперь из этого котенка вырастает львица.

– Я же вам ничего плохого не сделала! – тихо произносит она.

Не отвечая, мужчина нажимает кнопку на столе. В дверях снова появляется солдат.

– Отвезите госпожу Мейер домой!

– Есть!

– Идите, госпожа Мейер, я вас больше не задерживаю.

– Но… – пытается возразить Вероника, поднимаясь со стула, но присутствие солдата ее смущает.

– Домой! – произносит он жестче.

– До свидания, – робко бормочет девушка и нехотя поворачивается к двери.

– Всего вам доброго! – с фальшивой услужливостью говорит он ей вслед.

По дороге к машине и в самой машине Веронике очень хочется заплакать от обиды, но в то же время вспоминаются слова Зигфрида. Она даже бормочет их себе под нос, когда становится невмоготу:

– Не плачь, а то будут обижать снова и снова!

Солдат, который везет ее, угрюм и неразговорчив. Оказавшись на знакомых городских улицах, девушка просит его остановить автомобиль и выпустить ее, но в ответ звучит строгое:

– Не положено!

– Мне здесь душно!

– Не положено!

Он высаживает ее метров за двести от ее дома, и не трогается с места, пока ее фигура не скрывается за калиткой.

В гостиной дома Веронику встречает Алекс. Он, конечно, замечает подавленность дочери.

– Тяжелый день, много занятий, – отвечает она на его вопрос о том, что случилось.

– Сегодня суббота!

– И что? Я веду чертов патриотический кружок, ты не забыл?

– Это там ты научилась так врать? – строго произносит он. – Мне, Птичка, абсолютно все равно, где ты сейчас шаталась, и что тебя утомило, но лжи я не терплю! За свои девятнадцать лет ты могла бы усвоить это правило и не врать!