На дне моего океана

Кит бросил трубку и убрал телефон в карман; он совсем не был настроен слушать чужую истерику. Если у кого-то и были реальные проблемы, то этот кто-то – он, и просто свинство пытаться перевести стрелки. «Ты даже не представляешь, как мне плохо», – думал он, пиная ботинками снег.

Телефон прожужжал SMS-кой. Лена писала: «Завтра жду в универе. Либо с головой, либо с заявлением на отчисление. Задолбал».

Хотелось выкинуть чёртов гаджет в снег, но было всё-таки его жалко. Кит достал из кармана пачку, в которой оставалась последняя сигарета; больше у него с собой не было. Он зажёг эту сигарету и курил её долго-долго, растягивая до предела и дальше: скурил до фильтра, скурил фильтр, восхищаясь омерзительным вкусом, наконец, обжёг губы. Это немного привело его в чувства. Следовало вернуться домой, не шататься же здесь до ночи, но мысль о том, чтобы сесть опять в метро, была страшнее всего на свете. Такси тоже не годилось, потому что личный контакт с водителем – едва ли не хуже, чем косвенный контакт с кучей людей в метро. Да и деньгами разбрасываться он не хотел.

Пока стоял, зависнув, и размышлял об этом, возле него снова появилась эта девчонка, просто какой-то демон, объявивший на невыплаканные остатки китовой души охоту. Подняла руки ладонями вверх, словно хотела его, как котёнка, убедить в своих благих намерениях. Кит не стал отворачиваться и уходить, потому что от неё, похоже, не убежишь, но подумал: благие намерения куда опаснее злых.

– Прости меня, – начала девчонка. – Это было очень глупо. Я сейчас оправдаюсь, ладно? Мне кажется, что людям гораздо хуже, чем могло бы быть. Вот я и пытаюсь в свободное время как-то… чудеса для них творить, что ли. Я в самых читала о вот такой вот милоте, когда случайные прохожие говорят те самые простые, но спасительные фразы. Показалось, что тоже так могу. Прости. Я не подумала вообще о том, как всё может быть на самом деле. Ещё лицо твоё. Решила, что из-за девушки подрался.

Кит молчал. Злость не отступила, да и на намерения девчонки ему было совершенно наплевать: чего она тут распинается? Просто стоял и терпел, потому что не знал, как ещё унять сумасшедшую.

– Давай о твоей маме поговорим, хочешь? Тебе станет легче. А меня ты потом никогда не встретишь, так что можешь не стесняться. Говорят, с чужими гораздо проще, чем с самыми лучшими друзьями.

– Кажется, у меня нет лучших друзей. Я не из-за девушки подрался, а из-за мамы. Да не подрался даже, если честно… Просто пришёл мой лучший друг, избил меня и смылся, – Кита снова понесло в откровения.

– Прямо-таки «просто»? Но за что? – удивилась Яна.

– Ладно, совсем не «просто»… Димка был и маминым другом тоже. А я, получается, в смерти мамы виноват. Чёрт… Зачем я тебе это рассказываю?

– Затем, что мне несложно тебя выслушать. Почему виноват?

– Моя мама очень любила путешествовать. Всю жизнь. А я не полюбил, не смог. Ни разу с ней не ездил никуда дальше дачи в тверской области. Мне даже там было очень плохо, потому что от Москвы далеко. В общем, она меня никуда не брала, а я и рад.

И сейчас мама тоже уехала. Она почти никогда дома не бывала. Работала на удалёнке, сдавала бабушкину квартиру, возвращалась забрать у съёмщиков деньги и на совещание забежать. Дома гостила скорее, чем жила. Она была в Исландии… – на этом месте девчонка вздохнула с ужасом, и тут же прикрыла рот рукой, будто бы хотела запихнуть вздох обратно.

– Она в разбившемся самолёте летела, да?..

– А ты откуда знаешь?

– У меня сестра работает в этой авиакомпании. Это должен был быть её рейс, но она отравилась, никуда не поехала, её заменили. Мы потом каких только богов не благодарили… Я опять. Извини. Прости меня, пожалуйста, я тебе очень сочувствую. Но почему ты себя-то в этом винишь?

– Я мог отговорить её от Исландии. Мог попросить её остаться дома, сказать, что мне нужна какая-нибудь помощь. Я мог полететь с ней. У нас только начало семестра, страшного не случилось бы, но я ничего не сделал.

– Ты же не мог предположить, что так будет.

– Я должен был почувствовать, я же её сын, а не кто-нибудь чужой!

– Это не наделяет тебя экстрасенсорными способностями, как мне кажется, – парировала девчонка. И хотя Киту сильнее всего на свете хотелось доказать свою вину, убедить в ней хотя бы самого себя, он понимал, что эти слова – правда, маленькая и лаконичная правда, о которую разбиваются все его сложные надуманные доводы.

Девчонка не отставала, но и неприязни её навязчивость больше почему-то не вызывала.

– Ну так расскажи о маме. Какой она была? Наверное, она очень много знала, раз постоянно путешествовала?

– Очень много. Она говорила на пяти языках бегло, ещё три параллельно разучивала, а уж сколько переводов любой разговорной фразы она могла сказать – это не пересчитать. Может, на всех языках мира, включая даже вымышленные. Из книг и кино. Ей очень нравились фантастические миры, детские сказки вроде «Гарри Поттера» или «Властелина Колец», какие-то рыцарские истории. Её словно вырвали из контекста – лёгкую, выдуманную, идеальную во всём, но при этом такую живую и настоящую… Моя мама была восхитительной, самой лучшей. И можешь не говорить, что так думают все дети. Я достаточно чужих мам повидал, чтобы составить мнение, – попытался пошутить Кит. Он ещё долго рассказывал о маме, направляемый вопросами спутницы. На улице стемнело, пальцы ног он совсем не чувствовал, но готов был идти так ещё целую вечность, потому что такая вечность куда лучше той тягучей пустоты, в которой он провёл последние две недели.

Но сказок не бывает: девчонка взглянула на часы, ойкнула и сообщила, что ей срочно нужно искать ближайшее метро и возвращаться домой. Кит взмолился о том, чтобы метро не искалось как можно дольше, а вслух сказал:

– Знаешь, пожалуй, твой замысел удался. В смысле, некоторое чудо со мной всё-таки произошло, мне стало гораздо легче.

Девчонка счастливо улыбнулась, но быстро одёрнула себя и сделала обратно сочувственно-тоскливое выражение лица.

– Я даже подумал: вот ты мне говорила, что я должен срочно «ей позвонить или написать». Я ведь правда могу написать маме письмо. Всё там ей высказать.

– Это замечательная идея… Стой, как тебя зовут? Я до сих пор так и не спросила.

– Никита. Хотя нет. Давай просто «Кит», – представился Кит именем, которым прежде его называла только мама. С которым он вырос, как Димка вырос с «Митей». Но ни Кит, ни Димка никогда не называли друг друга «мамиными» именами. Это – запретная зона.

– Кит. Классно. Меня Яной зовут. Ну, всё, метро.

Они остановились, и следовало попрощаться, но вернуться в своё съедающее одиночество было очень, очень страшно.

– Пока? – вопросительным тоном сказала Яна.

– До свидания, – ответил Кит.

– Прощай, – подытожила Яна и ушла. Кит почему-то остался стоять, хотя и ему нужно было в метро. Когда девчонка уже затерялась среди спускавшихся на станцию людей, он запоздало подумал, что стоило хотя бы обменяться контактами, а теперь ниточка, конечно, оборвётся, а завтра ему придётся вставать и ехать в университет, и всё-таки делать вид, что он нормальный, потому что во второй раз так не повезёт. Потому что трагедия, только что отступившая на второй план, снова стала трагедией во всю ширь и мощь: во всё его сердце, во всю его душу и голову, в него – целиком.

А Киту так хотелось не притворяться, а быть: быть нормальным, быть человеком, пока он ещё помнил, как это. Ему позарез нужна была эта сумасшедшая девчонка, которая верит в чудо и в то, что можно сделать чудо из попавшихся под руку средств. Совсем как мама.

Нужно было её (кого – её?) вернуть.

Но это уже не от него зависело.

Шестая. А.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«carpe diem» (лат.) – «лови момент»